Трава бога Ярилы

В Древней Руси богом солнца был Ярила, а у племён кельтов, населявших земли теперешних Франции, Англии, Германии и других европейских государств, — Беленус.

В честь последнего и названа белена. Это название перешло на Русь.

Человек, пожевавший белены, буйствует, ему что-то мерещится, кажется. В общем, вкусивший колдовской травы начинает яриться.

А слово «яриться» — как раз от Ярилы. Про такого человека, совершающего поступки против здравого смысла, говорят — взбеленился, белены объелся.

Теперь известно, что все части её пропитаны ядовитыми веществами, опасны и для людей, и для животных.

Белена — травянистое, двулетнее растение семейства паслёновых. 

В первый год развивается всего несколько листьев, собранных в прикорневую розетку. На второй год жизни белена набирает силу. Стебель ветвистый с опущенными клейкими листьями достигает порой полутора метров.

Но больше всего в это время привлекают внимание крупные цветки и плоды «кувшинчики». Если на верху стебля в пазухах листьев бутоны и цветки грязно-белые, по краю со зловеще-фиолетовой глубинкой, то этажом ниже — бурые кувшинки. В каждой — до 500 семян, похожих на маковые.

Найдут их девчонки и мальчишки, снимут крышку, высыплют на ладонь горстку зёрен — как в рот не взять? А если возьмут, то врачи могут и не успеть спасти, бывают смертельные отравления.

Белена чёрная — жестокая трава бога Ярилы — очень опасна. Резкий неприятный запах говорит: не трогайте! Умные животные обходят её стороной, а вот люди не обращают внимание на запах. Колдуны могли подсыпать в чай «макового зерна», сотворить зло.

Травознаи в свою очередь могли применять её как болеутоляющее средство. С давних пор белена чёрная на Руси считалась колдовской, выросшей из злого духа колдуна-дьявола, противника Ярилы. Сам Бог и превратил его в траву, но и будучи травой, тот продолжал яриться.

«Прости, красавица белена!»

Мне однажды довелось ощутить в растении не просто зелёный стебель с листьями, а нечто большее.

В середине мая я шёл краем ещё не вспаханного поля к реденькому лесочку, обрамляющему речку Сюнь, чтобы проверить, сохранились ли там куртинки чистотела и не пора ли его собирать.

Растущая возле межи белена предстала передо мной как-то неожиданно, всего на расстоянии нескольких шагов. Удивительно, почему я не заметил её издали? Или рассеянным было внимание, обласканное синью неба, солнечным сиянием, яркой зеленью луга, граничащего с серой монотонностью прошлогодней пашни, или принял её за какое-нибудь другое растение — тоже по рассеянности, потому я остановился ошеломлённый, даже чуть отпрянул назад. Ах, какая это была белена!

Не жалкое, малопривлекательное растеньице на сорном месте среди бурьяна, а с прямым стройным стеблем, устремлённым вверх, удивительно высоким — мне по самые плечи. Никогда прежде не видывал я в скромном семействе паслёновых подобной красавицы.

  Юная, входящая в самый цвет, она стояла, как девка на выданье, в горделивом сознании неотразимости своей красы и молодости, ладная да пригожая, вся — кровь с молоком. По-крестьянски сильным и сочным выглядело тело её стебля, нежный пушок покрывал бархатистую кожу продолговатых, крупнозубчатых листьев.

Удивление моё было вызвано тем, что белена обычно цветёт позднее, с июля по август, да и средний рост у неё 30—60 сантиметров. А эта акселератка, несмотря на припозднившуюся весну, вымахала вон какая и отцвести спешит, будто кто её торопит.

Долго я любовался роскошной беленой и собрался идти дальше, как вдруг вспомнил о тёще. На руках у неё опухают суставы, сильно болят, и боль могло бы утолить беленное масло, мне ведом секрет его приготовления.

Вот удобный случай запастись нужными листьями. Я шёл не на охоту, поэтому с собой ничего не взял, даже перочинный нож забыл в садовом домике, но откладывать на другой раз не хотелось. Отыскал сухую веточку, разломил её, намереваясь острым концом отсечь листья от стебля.

Белена встретила меня с враждебной настороженностью и, кажется, вздрогнула, когда я принялся скоблить концом расщеплённой ветки толстый черешок нижнего листа. Одним рывком оторвать его было непросто. Веточка не резала, а мозжила черешок на отдельные волокна, и я обрывал их по одному не без усилия.

Кое-как справился с первым листом, принялся за следующий. Листья неприятно прилипали к рукам, будто умоляли не трогать их, самой последней жилкой продолжали цепляться за стебель, но в тот момент я, занятый работой, ничего не замечал и ни о чём не думал.

Это чуть позднее я восстановил в памяти все подробности не без укора совести, надо было всё-таки сходить за ножом, чтобы не причинить растению излишних страданий. А тогда в горячке не видел побелевших от ненависти цветочных глаз с расширенными от ужаса тёмно-фиолетовыми зрачками, не слышал стона измочаленных черешков, не чувствовал содрогания в стебле.

Белена защищалась, как могла. Она пугала меня дурным запахом, брызжущим ядовитым соком — злыми слезами беспомощности и бессилия.

Когда я, набрав пучок ворсистых слипшихся листьев, отошёл прочь, вполне довольный состоявшейся удачной охотой, меня будто в сердце толкнуло что-то, и я оглянулся, повинуясь некоему безмолвному зову. Позади, на краю пашни, торчал до безобразия нелепый, почти нагой стебель белены с обречённо поникшими головками съёжившихся цветков. Видение это было воплощением самой скорби.

givica.givitca.ru/2010/09/13/prosti-krasavica-belena.htm