Испания, ты – древняя земля.
Историей веков пропитаны поля...
Итак, Равель, танцуем болеро!
Для тех, кто музыку на сменит на перо,
Есть в этом мире праздник изначальный -
Напев волынки скудный и печальный
И эта пляска медленных крестьян...
Испания! Я вновь тобою пьян!
Цветок мечты возвышенной взлелеяв,
Опять твой образ предо мной горит
За отдаленной гранью Пиренеев!
Увы, замолк истерзанный Мадрид,
Весь в отголосках пролетевшей бруи,
И нету с ним Долорес Ибаррури!
Но жив народ, и песнь его жива.
Танцуй, Равель, свой исполинский танец,
Танцуй, Равель! Не унывай, испанец!
Вращай, История, литые жернова,
Будь мельничихой в грозный час прибоя!
О, болеро, священный танец боя!
Николай Заболоцкий
Валенсия
Так вот, где сёстры-ласточки зимуют!
Соборов валенсийских лепота,
белиссимо, прочтённое с листа,
влечёт их ввысь и в роздыхе ликует.
В Валенсии – семнадцать в декабре
волна и воздух. И накат негромкий
ласкает плоть белопесчаной кромки
в размеренно-ритмической игре.
Мои четыре с половиной дня
в цепи тысячелетней кавалькады –
не Бог весть что… И всё-таки не надо
из памяти вычёркивать меня,
Валенсия! – Теперь-то я могу,
твоею смуглой нежностью задетый, -
пусть не омегой, - альфою и бетой
на средиземноморском берегу
играть с тобой в слова, в воспоминанья,
в те изваянья Сына из песка,
которые ничейная рука
у моря оставляет в назиданье:
искусство – то, что будет жить без нас,
без имени и даже без корысти
ревнителя пера, резца и кисти,
наследуя лишь детскость певчих глаз…
И вот летуньи наши где снуют,
сбежав на юг, - в твоей закатной хмари,
Валенсия! – О легкокрылой твари,
о беженке, заботится приют
монастырей твоих и колоколен.
И здесь, - средь кротко-женственных дерев,
лимонных, апельсиновых, - я волен
взывать «Сестра-касатка!» нараспев.
И право, так мне легче узнавать
всё то, что в силе многоцветной снилось,
и поутру в гостинице «Лос Силос»
тяжёлый штоф на окнах раздвигать…
Здесь, через площадь, - колизей быка.
Без бритвенных пассажей матадора
зевнёт зима. Но в марте, в день мажора,
рванётся на арену чёрный торо,
чтоб гибель, - чья же? - в бисере декора,
была прилюдна и насквозь легка…
Сергей Шелковый
ИСПАНСКОЕ ЛЕТО
Там чёрный бык стоит на берегу,
Сверля рога луны угрюмым взглядом;
Он мог бы целый мир согнуть в дугу,
И рай курортный сделать сущим адом,
Но никому до зверя дела нет,
Скучает бык — на весь обижен свет.
Он направляет острые рога
Туда, где чёрный океан вздыхает,
Где Африки дымятся берега,
И в небо, где кровавый Марс сверкает,
Туда, где гибралтарский лев зевнул,
И где цыплёнок Франции уснул.
Испания, когда-то пращур мой,
Согретый лаской твоего рассвета,
Считал тебя своей родной страной
И мирно жил в недобром тесном гетто,
Но пробил час, и пращур Раппопорт
Пошёл искать другой какой-то порт;
Галера понесла его куда-то...
Он сам не знал, — куда глаза глядят,
И прибыл он... давно забылась дата,
Сломались стрелки, стёрся циферблат;
Его потомок мир увидел божий
В черте оседлой на Руси пригожей.
Недаром ты, Испания, бедна —
Такого поискать ещё урода!
Бесстыжая, в истории одна
Не приняла избранного народа,
Несметного таланта и ума,
Ну, так пеняй же на себя сама!
Хотя, — сказал я, глядя на быка,
Вращающего жуткие глазищи,
В Испании культура велика,
И можно отыскать талантов тыщи,
К тому же есть фламенко и коррида... —
Но бык молчал, не подавая вида.
Дмитрий Смирнов
ХРАМ
Бетонный храм с бетонной колоннадой,
С бетонными рельефами внутри;
Бетонный дед сверлит бетонным взглядом
Бетонного Исуса и Мари,
И трудится электровентилятор
Над рядом электрических свечей,
С электромегафоном хадит патер,
В скрещеньи электрических лучей...
О вечный символ бутафорской веры,
Неумирающий бетонный рай,
Реликвия давно ушедшей эры,
Разрядом электрическим сверкай!
Дмитрий Смирнов
Я помню всё, но у души влюблённой
С календарём расходится отсчёт.
Свидание с ночною Барселоной -
Наш первый к чуду памятный скачок.
Забыть ли, как в машину мы нырнули
И как себя легко дарили нам
Огнистый веер барселонских улиц
И Гауди неповторимый храм?
Народ с детьми за столиками в полночь
В субботней праздности, и госпитальный двор,
Где скорую - с тобою!- щёлкнуть помощь
Мне благосклонно разрешил шофёр.
Нет, не могу я вылепить стихами
Всю твоего открытья красоту.
Восторгом озарённое дыханье
И блёстки наблюдений налету.
Чужая речь, чужое жизни лоно,
И мы у них в гостях на два часа...
Но не забыть - ночная Барселона
И всё впервые. И твои глаза.
Имануил Глейзер
Испания, ты первая любовь,
Во мне живёт прекраснейшее чувство !
Страна, к которой сердце рвётся вновь.
Я к Вам хочу, простите за безумство.
Я понимаю безнадёжность грёз,
Но в мыслях вновь лечу над Барселоной.
Ну вот оно – касание колёс !
Мне сорок шесть, впервые за кордоном.
Волнение и обострённость чувств,
Надежда, что не подведёт английский,
Таможня, паспорт, штампа хруст,
Буэнос диас, полуостров иберийский !
Столица Католонии, О ла !
Прекрасный город средиземноморья.
Мне трудно подобрать слова,
От восхищенья парафразы вторя.
Здесь улочек старинных тишина
И трафик автострад бурлящий,
Песчаных пляжей край лижет волна,
Колумб на стеле в горизонт смотрящий.
Творенья Гауди – фантазии триумф !
Миро и Пикассо холсты животрепещут.
Здесь в каждой мелочи испанский дух,
Дворцы, костёлы витражами блещут.
И в жизнерадостной толпе
Бредёшь неспешно по бульвару к морю,
И тысячи цветов везде,
Фиеста счастья и не место горю !
Вечерний колокольный звон
В раскрытое окно струится
И только одинокий саксофон
Душе не позволяет заблудится.
Юрий Артамонов
