Читает свящ.Павел Адельгейм.   Очень созвучно нашему времени.

На пиру у князя Владимира Красное Солнышко пляшет Поток-богатырь. Он продолжает плясать и по окончании пира, потом засыпает, а просыпается уже во времена Ивана Грозного. Там он видит много интересного, вновь засыпает и просыпается в 1871 году (когда было написано стихотворение), опять видит много интересного и засыпает, по замыслу автора, еще на 200 лет.

      

1
Зачинается песня от древних затей,
От веселых пиров и обедов,
И от русых от кос, и от черных кудрей,
И от тех ли от ласковых дедов,
Что с потехой охотно мешали дела;
От их времени песня теперь повела,
От того ль старорусского краю,
А чем кончится песня — не знаю.
2
У Владимира Солнышка праздник идет,
Пированье идет, ликованье,
С молодицами гридни ведут хоровод,
Гуслей звон и кимвалов бряцанье. 
Молодицы что светлые звезды горят,
И под топот подошв, и под песенный лад, 
Изгибаясь, ходят красиво.
Молодцы выступают на диво.
3
Но Поток-богатырь всех других превзошел:
Взглянет — искрами словно обмечет; 
Повернется направо — что сизый орел,
Повернется налево — что кречет;
Подвигается мерно и взад и вперед,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,
То вдруг станет, тряхнувши кудрями,
Пожимает на месте плечами.
4
И дивится Владимир на стройную стать,
И дивится на светлое око:
«Никому,- говорит,- на Руси не плясать
Супротив молодого Потока!» 
Но уж поздно, встает со княгинею князь, 
На три стороны в пояс гостям поклонясь,
Всем желает довольным остаться -
Это значит: пора расставаться.
5
И с поклонами гости уходят домой,
И Владимир княгиню уводит,
Лишь один остается Поток молодой,
Подбочася, по-прежнему ходит,
То притопнет ногою, то шапкой махнет,
Не заметил он, как отошел хоровод,
Не слыхал он Владимира ласку,
Продолжает по-прежнему пляску.
6
Вот уж месяц из-за лесу кажет рога,
И туманом подернулись балки,
Вот и в ступе поехала баба-яга,
И в Днепре заплескались русалки,
В Заднепровье послышался лешего вой,
По конюшням дозором пошел домовой,
На трубе ведьма пологом машет,
А Поток себе пляшет да пляшет.
7
Сквозь царьградские окна в хоромную сень 
Смотрят светлые звезды, дивяся,
Как по белым стенам богатырская тень
Ходит взад и вперед, подбочася.
Перед самой зарей утомился Поток,
Под собой уже резвых не чувствует ног,
На мостницы как сноп упадает,
На полтысячи лет засыпает.
8
Много снов ему снится в полтысячи лет: 
Видит славные схватки и сечи,
Красных девиц внимает радушный привет
И с боярами судит на вече;
Или видит Владимира вежливый двор,
За ковшами веселый ведет разговор,
Иль на ловле со князем гуторит,
Иль в совете настойчиво спорит.
9
Пробудился Поток на Москве на реке,
Пред собой видит терем дубовый;
Под узорным окном, в закутном цветнике,
Распускается розан махровый;
Полюбился Потоку красивый цветок,
И понюхать его норовится Поток,
Как в окне показалась царевна,
На Потока накинулась гневно:
10
«Шеромыжник, болван, неученый холоп!
Чтоб тебя в турий рог искривило!
Поросенок, теленок, свинья, эфиоп,
Чертов сын, неумытое рыло!
Кабы только не этот мой девичий стыд,
Что иного словца мне сказать не велит,
Я тебя, прощелыгу, нахала,
И не так бы еще обругала!»

11
Испугался Поток, не на шутку струхнул: 
«Поскорей унести бы мне ноги!»
Вдруг гремят тулумбасы; идет караул,
Гонит палками встречных с дороги;
Едет царь на коне, в зипуне из парчи,
А кругом с топорами идут палачи,-
Его милость сбираются тешить,
Там кого-то рубить или вешать.
12
И во гневе за меч ухватился Поток:
«Что за хан на Руси своеволит?»
Но вдруг слышит слова: «То земной едет бог, 
То отец наш казнить нас изволит!»
И на улице, сколько там было толпы,
Воеводы, бояре, монахи, попы,
Мужики, старики и старухи -
Все пред ним повалились на брюхи.
13
Удивляется притче Поток молодой:
«Если князь он, иль царь напоследок,
Что ж метут они землю пред ним бородой?
Мы честили князей, но не эдак!
Да и полно, уж вправду ли я на Руси?
От земного нас бога Господь упаси!
Нам Писанием велено строго
Признавать лишь небесного Бога!»
14
И пытает у встречного он молодца:
«Где здесь, дядя, сбирается вече?»
Но на том от испугу не видно лица:
«Чур меня,- говорит,- человече!»
И пустился бежать от Потока бегом;
У того ж голова заходила кругом,
Он на землю как сноп упадает,
Лет на триста еще засыпает.
15
Пробудился Поток на другой на реке,
На какой? не припомнит преданье.
Погуляв себе взад и вперед в холодке,
Входит он во просторное зданье,
Видит: судьи сидят, и торжественно тут
Над преступником гласный свершается суд. 
Несомненны и тяжки улики,
Преступленья ж довольно велики:
16
Он отца отравил, пару теток убил,
Взял подлогом чужое именье.
Да двух братьев и трех дочерей задушил -
Ожидают присяжных решенья.
И присяжные входят с довольным лицом:
«Хоть убил,- говорят,- не виновен ни в чем!»
Тут платками им слева и справа
Машут барыни с криками: браво!
17
И промолвил Поток: «Со присяжными суд
Был обычен и нашему миру,
Но когда бы такой подвернулся нам шут
В триста кун заплатил бы, он виру!»
А соседи, косясь на него, говорят:
«Вишь, какой затесался сюда ретроград!
Отсталой он, то видно по платью,
Притеснять хочет меньшую братью!»
18
Но Поток из их слов ничего не поймет,
И в другое он здание входит;
Там какой-то аптекарь, не то патриот,
Пред толпою ученье проводит:
Что, мол, нету души, а одна только плоть
И что если и впрямь существует Господь,
То он только есть вид кислорода,
Вся же суть в безначалье народа.
19
И, увидя Потока, к нему свысока
Патриот обратился сурово:
«Говори, уважаешь ли ты мужика?»
Но Поток вопрошает: «Какого?»
«Мужика вообще, что смиреньем велик!»
Но Поток говорит: «Есть мужик и мужик:
Если он не пропьет урожаю,
Я тогда мужика уважаю!»
20
«Феодал! — закричал на него патриот,-
Знай, что только в народе спасенье!»
Но Поток говорит: «Я ведь тоже народ,
Так за что ж для меня исключенье?»
Но к нему патриот: «Ты народ, да не тот!
Править Русью призван только черный;
То по старой системе всяк равен,
А по нашей лишь он полноправен!»
21
Тут все подняли крик, словно дернул их бес,
Угрожают Потоку бедою.
Слышно: почва, гуманность, коммуна, прогресс.
И что кто-то заеден средою.
Меж собой вперерыв, наподобье галчат,
Все об общем каком-то о деле кричат,
И Потока с язвительным тоном
Называют остзейским бароном.
22
И подумал Поток: «Уж, господь борони,
Не проснулся ли слишком я рано?
Ведь вчера еще, лежа на брюхе, они
Обожали московского хана,
А сегодня велят мужика обожать!
Мне сдается, такая потребность лежать
То пред тем, то пред этим на брюхе
На вчерашнем основана духе!»
23
В третий входит он дом, и объял его страх:
Видит, в длинной палате вонючей.
Все острижены вкруг, в сюртуках и в очках,
Собралися красавицы кучей.
Про какие-то женские споря права,
Совершают они, засуча рукава,
Пресловутое общее дело:
Потрошат чье-то мертвое тело.
24
Ужаснулся Поток, от красавиц бежит,
А они восклицают ехидно:
«Ах, какой он пошляк! ах, как он неразвит!
Современности вовсе не видно!»
Но Поток говорит, очутясь на дворе:
«То ж бывало у нас и на Лысой Горе,
Только ведьмы хоть голы и босы,
Но, по крайности, есть у них косы!»
25
И что видеть и слышать ему довелось:
И тут суд, и о Боге ученье,
И в сиянье мужик, и девицы без кос -
Всё приводит его к заключенью:
«Много разных бывает на свете чудес!
Я не знаю, что значит какой-то прогресс,
Но до здравого русского веча
Вам еще, государи, далече!»
26
И так сделалось гадко и тошно ему,
Что он наземь как сноп упадает
И под слово прогресс, как в чаду и дыму.
Лет на двести еще засыпает.
Пробужденья его мы теперь подождем;
Что, проснувшись, увидит, о том и споем, 
А покудова он не проспится,
Наудачу нам петь не годится.

---

Продолжение поэмы. Автор  Тамара Свистуновская:

 

...И проснулся Поток, и попал в наши дни.
Изумлен до предела: как в сказке -
Хоть налево взгляни, хоть направо взгляни, -
Самобеглые едут коляски,
И такой от них страшный и грохот, и дым,
Что струхнул он: земля б не разверзлась под ним.
Что бы ей не разверзиться, право,
Коль везде понарыты канавы.

Горы мусора видит Поток удалой
И, мгновенно свой ужас осиля,
Сам себе он сказал: - Город, правда, чудной,
Но, по крайности, все ж на Руси я.
А кругом него ходит престранный народ:
Мужики-то все сплошь без усов и бород,
А какие чудные девицы -
Ну не может Поток надивиться.

Да и где это видано: девки в штанах
И с открытыми взору пупками
На страшенно высоких идут каблуках
И свободно трясут волосами.
И к тому ж почти все они тут на ходу -
Ладно б, ели еще хоть какую еду, -
Но ведь только представить, в натуре:
Пиво пьют из бутылок и курят.

Ничего не успел и подумать Поток,
Как глядит: с страшным грохотом, с свистом
По дороге пронесся колясок поток.
А дорога вдруг сделалась чистой,
И коляски все прочие смирно стоят,
У обочины тут же построившись в ряд.
Вопрошает Поток: - Кто виновник?
- Слышь, то важный проехал сановник.

- Что такое?! - вскричал возмущенный Поток. -
Что за хам тут опять своеволит?
А ему отвечают: - Послушай, дружок,
Первый раз это видишь ты, что ли?
Ведь несчитано - ты у любого спроси - 
Подавили народа они на Руси,
Ты ж его ненароком заденешь -
Съест живьем. А бороться с ним - где уж.

У Потока тут кругом пошла голова.
- Есть у вас, - вопрошает он, - вече?
И прохожий, услышав такие слова,
Отвечает: - Вон там, недалече.
И Потоку подробно он все рассказал,
И Поток уже было туда зашагал,
Как прохожий добавил угрюмо:
- Только это не вече, а Дума.

Тут Поток видит отроков, отроковиц -
Дико воют, и скачут, и пляшут,
Всех пугая своим выражением лиц.
- Кто такие? - Да это же "Наши".
Государственной важности деют дела:
Иностранного, вишь, они травят посла.
Чем-то там он Кремлю не потрафил -
Пусть теперь отдувается нафиг!

И подумал Поток: "Если б в Древней Руси
Непотребство вершилось такое, -
Хоть, конечно, Господь от того упаси, -
Я бы действовал твердой рукою.
Я бы этих бесстыжих и наглых юнцов
Выдрал - розгами, плетью, в конце-то концов,
А девиц срочно выдал бы замуж -
Да и многим, смотрю я, пора уж!"

Каланчевской он улицей дальше идет,
Видит - вроде обычное зданье,
А у зданья толпится и входит народ
На судебное на заседанье.
И решил тут Поток: "На суде посижу
И, как дело ведется, как раз погляжу."
"Суд, - читает табличку, - Басманный."
- Ну, вот это совсем уже странно!

Это кто же придумал назвать этак суд?
Это ж было такое семейство -
Сплошь злодеи! - Он в зал поднимается тут,
Где вершится судебное действо.
Как послушал Поток - голова аж кругом:
Говорят юридическим все языком.
Адвокаты хотя тороваты,
Да не слушают тут адвокатов.

Подсудимые в клетках железных сидят,
Сторожит их угрюмая стража.
"Эту стражу, - подумал Поток, - всех подряд
Напустили бы лучше на "Наших".
Наконец, оглашает судья приговор -
Много более, чем запросил прокурор.
Ну, у всех перекошены лица,
Начинает народ расходиться.

Вопрошает Поток: - Это бунтовщики? -
Те вон, в клетку кого посадили?
- Нет, устраивать бунт они не дураки,
Но кому-то, знать, не угодили.
Ты, дружок, я смотрю, на суде в первый раз:
Выполняется здесь чей-то важный заказ.
"Да, - подумал Поток, - суд Шемякин
Был и то справедливей, однако."

Наконец-то добрался до Думы Поток.
Ну, а Дума теперь в новом вкусе,
И понять невозможно, какой же в ней толк, 
Коль не место она для дискуссий.
Лишь вошел - и услышал он в тот же момент:
- Посмотрите, вот будущий наш президент.
- Это я, что ль? - Поток вопрошает, - 
Как-то это меня устрашает.

Вдруг он видит: стоит, поведеньем хорош
И как будто не куцый умишком,
Средь поганых-то рож и собою пригож,
Но всем обликом - плюшевый мишка.
Вкруг него хоровод самых разных людей,
И - казалось, уже никогда и нигде
Не увидишь картину такую -
Все с восторгом поют аллилуйю.

И подумал Поток: "Да Господь сохрани
От такого бесчестья и срама.
Ведь успел я заметить, как дружно они
Обожали кремлевского хама,
А теперь вот другого спешат обожать.
Нет, бесспорно, такая потребность лежать
То пред тем, то пред этим на брюхе
На вчерашнем основана духе!"

С тем и вышел из Думы Поток; а народ,
Вечно занят своими делами,
Вкруг него деловито снует взад-вперед.
Стольный город залился огнями,
И подумал Поток, отправляясь ко сну:
"Вот засну я, проснусь, после снова засну.
Только как мне на столько заснуть бы,
На Руси изменились чтоб судьбы."