Из книги "Беседы на Русской земле. Схиархимандрит Иоаким (Парр)"
Я расскажу вам еще одну историю. Я стал монахом на Святой Горе Афон, в Ильинском скиту. Недалеко от этого скита есть место, где живут пустынники, называется оно Капсала. Там, наверное, около сорока келий, которые располагаются в лесу, в каждой из них живет примерно по четыре-пять монахов. Однажды я служил всенощную под праздник Воздвижения Креста Господня. Когда я вышел на каждение в храм, я увидел благообразного, очень просто, но аккуратно одетого старого монаха. Все, кто был в храме, подходили и брали у него благословение. Я подумал, что это священник. Во время канона он зашел в алтарь и попросил выслушать его исповедь. Я согласился. И когда он начал исповедоваться, выяснилось, что он епископ. Чуть позже я предложил ему послужить вместе, но он отказался и сказал, что больше не служит, так как по приезде на Святую Гору принял великую схиму и теперь он просто монах, хотя и в епископском сане.
На следующий день после Божественной литургии и трапезы он попросил разрешения остаться в монастыре на пару дней. Мы начали беседовать, и я попросил его рассказать о себе. Епископ ответил:
— У меня жизнь такая же, как у всех остальных. Я грешник, продолжаю грешить и пытаюсь остановиться.
Тогда я его спросил:
— Как получилось, что вы, епископ, оказались на Афоне?
И он рассказал следующее.
Я учился на богословском факультете в Афинах и был лучшим студентом на курсе. Во время выпускных Церемоний Александрийский патриарх, который в этот День обратился к выпускникам с приветственной речью, затем выдал дипломы об образовании, попросил греческого архиепископа: «Я хочу, чтобы этот молодой священник преподавал в моей семинарии. Церковь Александрии погибает, нам нужны образованные люди, чтобы помочь Церкви». Они провели переговоры, и на три года я уехал в Александрию. Однако вместо трех я провел в Александрии десять лет, и меня рукоположили во епископа. Прошли годы, и однажды зимним дождливым и туманным вечером, после того как я прочитал очередную лекцию в Университете Аристотеля, по дороге домой на своей машине я попал в аварию. «Скорая» отвезла меня в реанимацию. Когда я пришел в себя, врачи мне сказали: «Вы были в тяжелой аварии. Мы должны проверить, не поврежден ли у вас головной мозг». Тогда я попросил позвать ко мне священника. Оказалось, что в той же больнице лечится какой-то монах-святогорец, который и пришел меня навестить. Он был низкорослый и какой-то очень грязный. Я начал исповедоваться ему, а он вдруг стал говорить, что мне надо перестать быть таким напыщенным человеком, ехать на Святую Гору и становиться настоящим монахом. Я должен был, утверждал он, перестать разъезжать по всему миру и делать вид, что я очень важная фигура. Я очень на него разозлился и выгнал вон из палаты. Но этот случай надолго врезался мне в память. С одной стороны, я разозлился настолько, что у меня даже заболело сердце. С другой стороны, я понимал, что то, о чем говорил этот монах, является правдой, которую я не хотел слышать.
Через некоторое время меня выписали, и мною уже заинтересовался Вселенский патриарх. Он пригласил меня на одно мероприятие, где я должен был обратиться к присутствующим с приветственной речью. Но как только я начал выступление, у меня случился сердечный приступ.
Я упал, перевернул стол, и меня снова увезли в реанимацию. В больнице я периодически терял сознание, и докторам пришлось основательно со мной повозиться. И, находясь между жизнью и смертью, я взмолился: «Матерь Божия, если Ты меня сейчас спасешь, я Тебе обещаю, что поеду на Святую Гору Афон и всю оставшуюся жизнь посвящу покаянию». Матерь Божия меня спасла, а я на Святую Гору не поехал. Я пришел к патриарху и сказал:
— Владыко святый, я обещал Божией Матери уехать на Святую Гору. Отпустите меня. Патриарх говорит:
— Да ты просто бредил — мало ли что в таком состоянии наобещаешь! Ты жив, так что не переживай.
Я начал умолять патриарха, но тот ответил:
— Ты должен быть послушен Церкви. Церковь тебя сделала епископом, слушайся и трудись. Каждый год я приносил патриарху свои прошения, но он меня все не отпускал. И вот однажды, когда я, видимо, уже основательно ему надоел, он сказал:
— Я даю тебе еще три года, отработай их, а потом поедешь на Святую Гору.
Через три года я поехал. О монашестве я не знал ничего. Я был толстым епископом с мягкими, нежными руками. Я носил красивые итальянские ботинки на тонкой подошве и шелковую рясу. И в таком виде в один прекрасный день я ступил на землю Афона. В Дафни меня встретили монахи и спросили:
- Владыка, к кому вы приехали?
Я им ответил:
— Я ищу одного монаха, — и я описал им того маленького, грязного чернеца, который посетил меня когда-то в больнице.
Монахи стали расспрашивать меня:
— Как его зовут? Где он живет?
Но я ничего о нем не знал и только снова описал им, как он выглядит. А мне говорят:
— Все так выглядят на Святой Горе.
Я расстроился, мне нужно было найти монаха, который меня сюда направил.
Тогда один из братии мне сказал:
— Если такой старец существует, то он, наверное, живет в самом дальнем углу Святой Горы, в Карулии. Поднимись на гору, возможно, что там ты найдешь своего старца.

Я пошел. Пока я взбирался на гору, я весь вспотел, камни прокалывали мои итальянские ботинки, и я так устал, что думал, что умру по дороге.
Однако монахи мне все говорили:
— Иди дальше, старец там, иди дальше. И вот наконец кто-то мне сказал, что я почти дошел. Передо мной стояла маленькая келья с одним закрытым ставнями окном. Ее окружала каменная стена, а вид, открывавшийся с горы, был такой, что хотелось уметь летать.

Стояли на обочине два человека и о чем-то беседовали. Проходил мимо пьяница и сказал сам себе:

- Наверное, они сейчас договариваются вместе пойти в погребок, чтобы выпить вина.

И пьяница, забыв обо всех своих делах, поспешил в трактир. Проходил мимо беседовавших блудник и подумал:

- Вот люди, не боясь огласки, сговариваются среди белого дня на плотские утехи. А чем же я хуже?

Изменив свой маршрут, блудник направился в притон разврата.

Прошел мимо праведник и говорит себе:

- Вот люди нашли время и ведут добрую беседу, оставив суету. Я же, грешный, уже третий день не выберу часа, чтобы навестить заболевшего соседа.

И праведник, отложив все свои заботы, поспешил поддержать добрым словом больного.

 Так праведные люди во всем видят доброе, а для рабов порока весь мир – соблазн ко греху.

Иоанн Крестьянкин 

Александр Мень — священник Русской православной церкви, богослов, проповедник, автор книг по богословию и истории христианства и других религий.

Жил в микрорайоне  Семоз не далеко от Троице Сергиевской Лавры .

Был убит 9 сентября 1990 года

В нынешнем апостольском чтении вы слышали слова апостола Павла о времени: «Дорожите временем, ибо дни лукавы». Так он коротко сказал… Дни лукавы, жизнь коротка, и поэтому об этом надо помнить, это надо чувствовать всем сердцем и понимать, как драгоценно то время, что нам отпущено. Некоторые люди думают, что размышлять о быстротечности времени — значит думать о печальном, о том, что нагоняет на нас тоску и мрачные мысли. Но это совсем не так. Наоборот, каждую минуту приближает нас время к вечности, каждую минуту оно с нас спрашивает: «Что ты сделал для нее?»

Ведь мы здесь гости в этом мире. Мы гости на короткое, на очень короткое время: пришедшие из тайны и уходящие в тайну. Но Господь открывает нам, что эта короткая жизнь имеет для нас огромное значение, потому что она есть школа вечности. Здесь наша душа, наша личность, наша совесть — все, что есть в нас божественного, все это здесь растет и воспитывается.

И как страшно человеку, который промотал свое время, потратил его на бездну пустяков, на вещи ничтожные и жалкие. Он оборачивается, и оказывается — жизнь уже прошла в мелочных заботах, в пустой, бесплодной болтовне, в каких-то вещах, о которых даже, может быть, не стоило и думать. Время проходит.

Время нельзя повернуть ни на одну секунду, и поэтому апостол умоляет нас: «Берегите время, не тратьте его зря, не Проводите его в праздных словах, ненужных делах. Помните, что драгоценна каждая минута. Каждый час может стоить человеку вечной жизни». Когда мы думаем об этом, мы иначе относимся к жизни, к своему долгу, и своим трудам, ко всему, что нас окружает. Относимся бережно, зная, что не сегодня-завтра нас могут призвать к ответу. Представьте себе, что сейчас, сегодня все мы можем погибнуть. Половина из нас уже идет к закату жизни, согнутые тяжелыми болезнями. Остальные так легко могут умереть в один миг.

Еще раз повторяю: это не повод для уныния — мысль о правильной жизни, об ответственности, — с чем мы придем и с чем предстанем, что мы успели и смогли сделать в этой жизни из того, что требовали от нас наша совесть, наш долг. Какой становится прекрасной жизнь, когда ты чувствуешь ответственность, какой она становится действительно насыщенной. Память о том, что за нами придут, должна быть ободряющей, укрепляющей нас, не дающей нам расслабиться, разболтаться, впасть в уныние, безделие, мелочность, ничтожество. Вот почему в старину был обычай у людей держать череп человеческий в доме, чтобы он напоминал о смерти, и даже надпись такую делали: «Memento mori!» — «Помни о смерти!» Помни для того, чтобы жить правильно, жить собранно, жить в познании, в любви, в трудах, понимая, что нам это дано ненадолго.

Сколько вокруг валяется камней! Миллионы, миллиарды, мы топчем их, проходя — не замечаем. А золото находят в малых крупицах. И один грамм его стоит огромных денег, потому что его мало. Так вот время — оно так же, как золото, драгоценно. Поэтому пусть у каждого из вас будет твердое правило — относиться к нему благоговейно.

Если трудишься — трудись, если молишься — молись, если отдыхаешь — отдыхай. Но ничего не должно делать бессмысленно, бестолково.

Монах пришёл как-то к своему наставнику и говорит:
— Отче, сколько раз хожу я к тебе, каюсь в грехах, сколько раз ты наставлял меня советами, но я не могу исправиться. Какая мне польза приходить к тебе, если после наших бесед я снова впадаю во грехи свои?
Авва ответил:
— Сын мой, возьми два глиняных горшка — один с мёдом, а другой пустой.
Ученик так и сделал.
— А теперь, — сказал учитель, — перелей несколько раз мёд из одного горшка в другой.
Ученик снова послушался.
— Теперь, сынок, посмотри на пустой горшок и понюхай его.
Ученик посмотрел, понюхал и говорит:
— Отче, пустой горшок пахнет мёдом, и там, на донышке осталось немного густого мёда.
— Вот так, — сказал учитель, — и мои наставления оседают в твоей душе

 Если ты ради Христа усвоишь в жизни хоть часть добродетели, то Господь, по милости своей восполнит их недостаток и спасёт твою душу для жизни в раю. Ибо и земная хозяйка не сыплет перец в горшок, который пахнет мёдом. Так и Бог не отринет тебя, если сохранишь в душе хоть начала праведности.

Картина художника Павла Рыженко 

Однажды Наполеон попробовал русского сбитня (напиток на меду), который приготовил один старик-ярославец, мастер своего дела. Питье пришлось по вкусу, и старику было приказано принести сбитень и на другой день. Сопровождал его француз-переводчик, служивший приказчиком в лавке и поступивший на службу в армию Наполеона.
Вдвоем дошли они до Кремля и увидели, что императору не до сбитня. Он был крайне взволнован: ходил по площади, его лицо нервно подергивалось, кулаки крепко сжимались. Что-то произошло…
— Но я видел войско и странного полководца, — ни к кому не обращаясь, повторял Наполеон настойчиво и с раздражением.
Свита изумлялась. Но не тому, что видел он, а тому, что они-то сами ничего не видели. И полагали: просто у императора воображение болезненно расстроилось. Москва догорала. Стала опустелой, похожей на кладбище. Французы ощущали недостаток во всем. И страх перед будущим довел вождя до того, что он поддался обману зрения. Надо, чтобы доктора обратили внимание и употребили все средства: верховный вождь должен быть бодр и здоров.

Меж тем произошло необычайное. Наполеон захотел полюбоваться окрестностями Москвы

и поднялся на колокольню Ивана Великого. Солнце глянуло с небес. Посмотрев в сторону Воробьевых гор, он вдруг встрепенулся и испуганным голосом обратился к приближенным:
— Вы видите там, на юго-западе, движется армия? С двух сторон подходят великие армии? Это русские…
— Ваше величество, мы не видим никаких армий.
Он гневно топнул ногой о деревянный помост:
— Три армии! Да, да! Они еще далеко, но приближаются и скоро будут в Москве.
Он весь трепетал, стучал зубами и порывисто говорил:
— Три великие армии! Три, три! Как же вы не видите? Кажется, они не идут по земле, а несутся по воздуху, как ангелы. И впереди вождь. Вы видите вождя?!
— Нет, ваше величество, там никого нет.
— Проклятье! — простонал Наполеон и стал торопливо спускаться вниз. Бледный, растерянный, он все время повторял: — Но я видел их… И этот предводитель весь в черном. Монах? Седые волосы, седая борода, с крестом в руках. Он осенял войска крестом… Это необычайно! Кто этот черный вождь?

"Пока Творец не начал испытания,
 Ищи в себе подобие Творца!"

ИЗ ИНЕТА 

Святому старцу во время болезни брат влил в пищу вместо меда льняное масло, которое очень вредно. Однако же старец ничего не сказал, но ел молча и в первый, и во второй раз, и нисколько не укорил служившего ему брата, не сказал, что он небрежен, и не только не сказал этого, но даже ни одним словом не опечалил его. Когда же брат узнал, что он сделал, и начал скорбеть, говоря: «Я убил тебя, авва, и ты возложил этот грех на меня тем, что промолчал». Тот с кротостью отвечал:

— Не скорби, чадо: если бы Богу угодно было, чтобы я ел мед, то ты влил бы мне меда.

Так, подобно старцу, поступает тот, кто во всем признает Провидение Божие: он ни в ком не хочет видеть злонамеренности, никого не подозревает, но истинно признает, что все случающееся с ним бывает по Провидению и воле Божией.