«Я ЦЕЛОВАЛА ЕГО ОКОВЫ…» История любви декабриста Ивана Анненкова и француженки Полины Гебль.

История любви декабриста Ивана Анненкова и француженки Полины Гебль, казалось, давно известна. Александр Дюма-отец написал о ней роман «Учитель фехтования», и уже на нашей памяти был снят фильм «Звезда пленительного счастья». Но Дюма, как и подобает романисту, многое придумал и добавил «от себя», а в фильме Владимира Мотыля Ивану Анненкову и его Полине уделено не так много внимания: это лишь одна из сюжетных линий. Так что на самом деле в этой известной истории много неизвестного.

С точностью можно сказать, что и по прошествии почти двухсот лет Полина Гебль продолжает оставаться эталоном преданности и непоколебимой верности. Любовь к свою мужу, Ивану Анненкову, она пронесла через всю жизнь. Несмотря на высокое положение в обществе, Анненков был декабристом, и после неудачной попытки переворота в стране его сослали в Сибирь на 20 лет. Полина же последовала за ним, и всё это время была рядом. Она рожала детей, вела хозяйство и жила лишь короткими встречами с горячо любимым мужем.

Семья Ивана Анненкова была невероятно богата даже по меркам московского барства того времени. Ванечка рос и воспитывался дома, под надзором иноземных гувернёров и учителей. А достигнув пятнадцати лет, в 1817 году стал посещать лекции в Московском университете. Но курс он так и не закончил и в 1819 году поступил юнкером в Кавалергардский полк. В ту пору Иван Анненков уже приобрёл себе славу богатого светского шалопая, предававшегося постоянным пирушкам, интрижкам с красавицами и карточной игре. Казалось, он вообще пропал, когда стал участником дуэли: его вызвал гусар Владимир Ланской, приревновавший к нему свою невесту, княжну Урусову. Приняв вызов, Иван Анненков стrелялся и уbил своего соперника…

За участие в дуэли со смертельным исходом полагалась смертная каzнь. При смягчающих обстоятельствах (всё же вызвали его, а не он) Анненкову грозило многолетнее заключение в крепости, в лучшем случае - разжалование в солдаты. Но его лишь продержали три месяца на гауптвахте и отпустили. Причиной такой снисходительности к Анненкову было благоволение императора Александра I, которому очень нравилось, как умел танцевать этот молодой красавец-кавалергард. Когда на балу доходил черёд до мазурки, императору специально напоминали об этом, и он, оставив своих партнёров по картам, шёл специально полюбоваться на Анненкова, который обычно танцевал мазурку в паре с великой княжной Александрой Фёдоровной.

Летом 1825 года Анненков был назначен в «полковые ремонтеры» – ему поручили произвести закупку лошадей для Кавалергардского полка. В июне, будучи проездом в Москве, в модном магазине фирмы Дюманси на Кузнецком Мосту он и увидел служившую там Полин Гебль. Полин к тому времени прожила в России уже около года и достаточно хорошо разбиралась в реалиях местной жизни, чтобы тешить себя иллюзиями относительно перспектив романа с русским дворянином. Московские француженки ей все уши прожужжали о том, что русские дворяне легко вспыхивают, бывают щедры и милы некоторое время, но потом столь же легко бросают своих избранниц, совершенно не интересуясь, как они живут потом, когда их репутация загублена.

Полин Гебль, или как писали в её русском паспорте, Полина Поль, была двумя годами старше Анненкова и неизмеримо опытнее его. У себя на родине ей рано пришлось столкнуться с неприятными сторонами жизни и стать самостоятельным человеком. Отец Полин был офицером императорской армии и после революции попал в тюрьму, из которой чудом вышел живым, с клеймом изгоя. Но во время испанского похода в 1809 году полковник Гебль пропал без вести, и мать Полин в 27 лет осталась вдовой с четырьмя детьми. Лишь благодаря личному участию Наполеона семье полковника Гебль была положена хорошая пенсия. Кроме того, Полин и её сестру приказано было принять в пансион для сирот кавалеров ордена Почётного легиона, а братьев Полин, как подрастут, отправить в военное училище Сен-Сир.

Относительное благоденствие семейства и учёба сестёр в пансионе продолжались недолго – Полин исполнилось пятнадцать, когда империя, созданная Наполеоном, прекратила своё существование, а вместе с нею пропали и пенсия, и пансион, и училище. Тогда и было принято решение уехать куда-нибудь подальше, и, узнав, что торговый дом Дюманси набирает работников для большого склада товаров и магазина в Москве, Полин подписала контракт и приехала в Россию.

Поначалу все попытки ухаживания за Полин, предпринятые Анненковым, были тщетны. И даже когда он обещал жениться, она не дрогнула: прежде чем пойти под венец, Полин желала быть представленной его матушке. Со временем ухаживания молодого человека, наконец, нашли отклик в душе француженки, но окончательно их соединила почти детективная история. Дело в том, что «полковые ремонтеры», имевшие на руках большие суммы казённых денег, были одной из главных мишеней шулерских шаек, промышлявших на ярмарках. И как оказалось, вслед за Анненковым на ярмарку выехала целая компания таких шулеров…

Модные магазины, вроде того, в котором работала Полин, были своего рода светскими клубами, а потому до ушей Полин долетели обрывки разговоров карточных игроков, которые хотели обобрать Анненкова. В назначенный для игры вечер Полин зазвала поручика в гости, а шулера зря прождали Ивана Александровича всю ночь – тот остался ночевать у Полин. Это свидание и стало точкой отсчёта их отношений.

Они уже собирались пожениться и вовсю готовились к свадьбе, когда их застало известие о кончине императора Александра I, которое, как заметила Полин, озаботило её любимого. Несколько дней подряд в доме у Анненкова сходились молодые офицеры, вели между собой странные разговоры, из которых Полин поняла, что Иван состоит членом какого-то тайного общества, и внезапная смерть императора почему-то грозит ему бедой. Вскоре Анненков засобирался в Петербург – он выехал 2 декабря, но в спешке забыл портфель, в котором были деньги, и с первой станции вернулся за ним. Как потом оказалось, это была последняя возможность обнять любимую на воле.

Иван Александрович уехал в Петербург, а Полин, будучи уже беременной, осталась в Москве ждать от него вестей. Однако вместо писем от Анненкова пришли известия о восстании в Петербурге. О судьбе же своего любимого Полин ничего не знала и жила, терзаемая этой неизвестностью.

Первые сведения о положении Анненкова после восстания привёз в Москву знакомый Ивана Александровича, который видел его в Главном штабе после ареста. Полин готова была немедленно ехать в столицу, чтобы искать его, но для этого у неё не было возможности. Деньги, которые оставил ей Иван Александрович, были прожиты, и Полин, будучи беременной на последних сроках, вынуждена была снова пойти работать к Дюманси. Тут ещё следует сказать, что мать Анненкова так и не приняла будущую невестку и потому не желала видеть ни её, ни родившуюся вскоре внучку. Если бы Полин и Иван были повенчаны, то она, как мать его ребёнка, по закону могла бы претендовать на часть имущества семьи, а дочь стала бы прямой наследницей. Но так как это не произошло, госпожа Анненкова делиться своими деньгами не торопилась.

В июне 1826 года Полин, наконец, получила известие о судьбе любимого: всем обвиняемым по делу тайного общества были вынесены приговоры, и Иван был осуждён как государственный преступник. Решением суда его, лишив дворянства и всех чинов, приговорили к ссылке на каторжные работы сроком на 20 лет с последующим выходом на поселение.

Полина Гебль не была родственницей Анненкова, а потому на официальное свидание надежды было мало. Но она так надоела чиновникам своею назойливостью, что о ней доложили императору. Николай же приказал оставить француженку в покое и разрешить ей одно свидание. Когда же слуга Анненкова сообщил ей, что барин пытался покончить с собой, повесившись на полотенце, Полин написала ему письмо, в котором сообщила, что никогда не оставит его одного, и обязательно добьется того, чтобы ей разрешили следовать за ним. А потом написала императору:

«Позвольте просить, как милости, разрешения разделить ссылку моего гражданского супруга… Я всецело жертвую собой человеку, без которого я не могу далее жить. Это самое пламенное моё желание… Молю на коленях об этой милости...» Её прошение удовлетворили, даже выдали пособие на дорогу. Но вот брать с собой ребёнка император запретил: маленькую дочку пришлось оставить у почти «свекрови» Анны Ивановны.

Когда Полин приехала к родственнику Ивана Александровича, Николаю Анненкову, состоявшему адъютантом при великом князе Михаиле Павловиче, тот сообщил ей, что арестантов уже повезли в Сибирь. «В этот момент, - как вспоминал Николай Анненков, - она походила на сумасшедшую: растрепанная и одетая в мужской халат мужа, который почти не снимала - так и приехала во дворец великого князя…» А спустя несколько недель, получив высочайшее дозволение следовать в Сибирь, на Нерчинские заводы, где отбывал наказание Анненков, она отправилась в путь. Разрешение и пособие на дорогу Полин получила во многом благодаря тому, что Анненков, «будучи спрошен, изъявил желание вступить с означенной госпожой Поль в законный брак».

Провожать Полин пришло множество народу, но как все ни старались поддержать её, она была сама не своя: в Москве оставалась дочь. Везти её в Сибирь было безумием. Рыдающую Полин усадили в карету, и в ночь на 23 декабря 1827 года она выехала из Москвы. В лёгоньких повозках эта женщина проделала трудный и длинный путь через всю Сибирь и добралась в Читу лишь 5 марта 1828 года – подгадав точно ко дню рождения Ивана Александровича.

Их первая встреча была тяжёлой. Полина увидела, как Анненкова ведут по улице вместе с другими заключёнными в окружении солдат. Он окликнул её, но охрана не дала ей приблизиться. Через несколько дней Ивана Александровича в кандалах привели к возлюбленной. И здесь уже радости их не было предела. «Я бросилась на колени и целовала его оковы», - напишет она в своих воспоминаниях.

В Сибири Полин приняла православие и стала зваться Прасковьей Егоровной, а после того, как их повенчали в читинской церкви, уже во всех бумагах писалась Полиной Анненковой. Перед венчанием жениха и шаферов – таких же каторжан Свистунова и Муравьёва – расковали, а по завершении церемонии снова заковали в кандалы. Новобрачный пробыл с супругой не более получаса, а на длительное, двухчасовое свидание его привели только на другой день. Так они и стали жить-поживать...

Прасковья Егоровна очень скоро стала весьма популярна среди жён декабристов – сказалась выучка. Она умела стирать, штопать, шить, отлично готовила. Так что, несмотря на то, что они с Иваном Александровичем были беднее остальных, жилось ему гораздо лучше, чем всем прочим. Достаточно сказать, что казённой пищи Анненков не ел вовсе – еду ему присылала жена. Деятельная француженка завела корову, разбила огород. Русские дворянки старались как могли, но за Полиной им было не угнаться. Она первая во всей Чите устроила у себя в доме настоящую кухонную плиту, и дамы сходились к ней брать уроки кулинарии – учились варить суп, печь пироги, делать жаркое. Но воспитание сказывалось: бывало, они брезговали брать в руки сырое мясо или ощипывать ещё теплую курицу.

В том же, 1828 году Прасковье Егоровне удалось добиться того, чтобы их дочери дали фамилию отца. Для этого ей снова пришлось писать императору, и он был снисходителен. Все следующие дети Анненковых рождались уже в законном браке - Полин беременела и рожала 18 раз, но только шестерым детям удалось выжить. Жена с детьми везде следовала за мужем, когда его переводили в новое место. И там всё приходилось начинать заново…

Иван Анненков отбыл на каторге 10 лет и был выпущен на поселение. Потом ему разрешили поступить в статскую службу, и они с Прасковьей Егоровной осели в Тобольске, зажили скромно, но душа в душу. За те 30 лет, что они прожили в Сибири, Прасковья ни разу не пожалела о своём решении и уже будучи в преклонном возрасте, вспоминала: «Надо сказать, что много было поэзии в нашей жизни. Если много было лишений, труда и великого горя, зато много было и отрадного. Всё было общее – и печали, и радости, и трудности…»

Анненковы вернулись из ссылки в 1850-х годах, но так как жить в столичных городах им было запрещено, то поселились они в Нижнем Новгороде, где Иван Александрович несколько раз был избираем предводителем уездного дворянства и служил при губернаторе Муравьёве, также бывшем декабристе. Имущество, оставшееся от матери, им пришлось добывать путём судебной тяжбы, ибо родственники сумели-таки оформить опеку над частью наследства Анненковой, которая под старость лет совершенно разорилась. Ивану Александровичу удалось отстоять выплату в 100 тысяч рублей для себя и такой же суммы для старшей дочери, а кроме того, ему перешли несколько имений. Кстати, старшей дочери Анненковых к моменту их первой встречи после долгой разлуки было уже 33 года и она давно была замужем.

Прасковья Егоровна умерла первой, в сентябре 1876 года, но вместе с её смертью кончилась жизнь и для Ивана Александровича: повредившись рассудком, он гнал прочь людей, приехавших выразить сочувствие, чудил в церкви при отпевании. Впав в безумие, он прожил на попечении детей чуть больше года, после чего и сам в январе 1878 года покинул этот мир. Иван Александрович был похоронен в нижегородском Крестовоздвиженском женском монастыре, рядом со своей женой, так горячо его всю жизнь любившей и бывшей ему самым верным и преданным другом. Дети Анненковых прожили на Родине, а вот их внуки после революции покинули страну и осели в эмиграции, опубликовав за границей воспоминания о бабушке, дедушке и их огромной любви, прошедшей через множество испытаний.