Одна из историй, рассказанных британским неврологом в своей книге "Человек, который принял жену за шляпу".
Автор работал тогда в католическом Приюте в штате Нью-Йорк. Шёл 1975 год. Пациент Джимми страдал амнезией. Он забывал всё, что происходило с ним. Полностью стёрлись послевоенные годы. Джимми служил моряком на войне, но после того как был списан на берег, жизнь для него стала пустой, бессмысленной. Он запил. Диагноз -- "чистый" синдром Корсакова. Джимми забыл всё, что было между концом войны и текущим днём, а так же забывал всё, что происходило с ним дальше. Тем не менее он мог постепенно "обживаться" в приюте, хотя находился в постоянном состоянии тоски, продолжая ощущать бессмысленность жизни. В результате амнезии пациент считал себя юношей, хотя был уже стариком. Врач, видя его умственные способности, записал его на интеллектуальные игры. Джимми решил все головоломки и обыграл всех стариков приюта, а затем вновь впал в уныние. Занятия машинописью также мало помогли. В какой-то момент врач спросил сестёр-монахинь, прислуживавших в приюте, есть ли вообще душа у его пациента. Ведь личность во многом состоит из памяти о прожитой жизни. Но монахинь такой вопрос удивил, они посоветовали посмотреть на Джимми в церкви.
А надо сказать, что, хотя Сакс не пишет об этом напрямую, похоже, что Джимми был неверующим или не особо верующим. "Он полюбил одну из сестёр и мгновенно узнавал её голос и звук шагов. При этом он всегда настаивал, что они вместе учились в школе, и его изумляло, когда я говорил ей "сестра". -- Чёрт возьми, -- восклицал он, -- чего не бывает! Ни за что бы не подумал, что ты сестрица, в Бога уверуешь!" Возможно, с подачи этой сестры, Джимми и стал ходить в церковь. (Опять мои предположения.)
Далее цитаты.
"Я последовал их совету, и увиденное глубоко взволновало меня. Я разглядел в Джимми глубину и внимание, к которым до сих пор считал его неспособным. На моих глазах он опустился на колени, принял Святые Дары, и у меня не возникло ни малейшего сомнения в полноте и подлинности причастия. <...> В тот момент не было и не могло быть никакого беспамятства, никакого синдрома Корсакова, -- Джимми вышел из-под власти испорченного физиологического механизма, избавился от бессмысленных сигналов и полустёртых следов памяти и всем своим существом отдался действию, в котором чувство и смысл сливались в цельном, органическом и неразрывном единстве.
Я видел, что Джимми нашёл себя и установил связь с реальностью в полноте духовного внимания и акта веры. Наши сёстры не ошибались -- здесь он обретал душу. Прав был и Лурия, [А. Р. Лурия -- советский невролог, с которым Ганс Сакс переписывался по этому случаю. -- А.А.] чьи слова вспомнились мне в тот момент: "Человек состоит не только из памяти. У него есть чувства, воля, восприимчивость, мораль... И именно здесь <...> можно найти способ достучаться до него и помочь".
<...>
[Итак, Джимми теперь ходит в церковь, слушает музыку, посещает театр и ухаживает за садом. Больше он не испытывает тоски. -- А.А.]
Расчёт, головоломка или настольная игра давали пищу его интеллекту и в этом качестве могли удержать его внимание на короткое время, но, покончив с ними, он опять распадался на части, проваливался в бездну амнезии. В созерцании же природы или произведения искусства, в восприятии музыки, в молитве, в литургии духовные и эмоциональные переживания полностью поглощали его внимание, и это состояние исчезало не сразу, оставляя после себя столь редкие для него умиротворение и задумчивость.
Я знаю Джимми уже девять лет, и с точки зрения нейропсихологии он совершенно не изменился. До сих пор он страдает от тяжелейшего синдрома Корсакова, не может удержать в памяти изолированные эпизоды больше чем на несколько секунд, и жизнь его полностью стёрта амнезией вплоть до 1945 года. Но в духовном отношении он порой полностью преображается, и перед нами предстаёт не раздражённый, нетерпеливый и тоскующий пациент, а воистину человек Кьеркегора, глубоко чувствующий красоту и высшую природу мира и способный воспринимать его эмоционально, эстетически, нравственно и религиозно.
Впервые встретившись с Джимми, я заподозрил, что болезнь свела его к состоянию юмовской пены, бессмысленной зыби на поверхности жизни. Мне казалось, что у него нет шансов превозмочь бессвязность и хаос этой экзистенциальной катастрофы. Эмпирическая наука вообще считает, что такое преодоление невозможно, но эмпиризм совершенно не учитывает наличия души, не видит, из чего и как возникает внутреннее бытие личности. Случай Джимми может преподать нам не только клинический, но и философский урок: вопреки синдрому Корсакова и слабоумию, вопреки любым другим подобным катастрофам, как бы глубок и безнадёжен ни был органический ущерб, искусство, причастие, дух могут возродить личность".