Дальше идут исключительно цитаты с ссылками, включая ссылки внутри самих цитат. Свои комментарии добавил в квадратных скобках. Выделение также моё.

http://simposium.ru/ru/node/702

О псовой охоте
Submitted by von Maygraben on Чтв, 09/16/2010 - 21:34
Переводчик:
Agnostik
Источник текста:
http://www.worldwideschool.org/library/books/lit/historical/TheSportsman...
Перевод сделан с английского текста, взятого с этого адреса: The Sportsman, языком эллинов, увы, не владею. Это мой первый опыт перевода столь крупного текста, что оказалось для меня довольно сложной задачей. Более точно этот опыт следует назвать не переводом, а пересказом.
Первая проблема - терминология. Английское net-keeper, в буквальном переводе, хранитель сетей, переведено как насетник. Обязанности насетника близки к обязанностям net-keeper'а. Road net переведено как тропник. Large net или haye - переведено как обклад. Русские названия охотничьих снастей подобраны в соответствии с описанием и назначением этих снастей у Ксенофонта. Boar-spear (кабанье копье) переведено как рогатина, иногда, чтобы избежать повторов, просто копье. Вторая проблема - обилие местоимений в английском тексте. В русском переводе бесконечные он, их, они, им затуманивают смысл предложений. Поэтому, там, где это мне показалось уместным, я вставил указания на действующих лиц: охотник, собака, дичь.
Везде где можно, я пытался сохранить строй английской фразы. Занятие это, как показала практика - бесперспективное. Многие места, которые для меня оказались трудными или туманными, я перевел с использованием догадок о смысле этих сложных фраз. Например, загадочная фраза «where harbrough nis to see», в которой два из четырех слов отсутствуют в словаре, я перевел исходя из контекста фразы как “не видно ни зги”.
Поэтому я не могу, гарантировать, что мой перевод идеален. Если вы нашли ошибку в переводе, или можете предложить лучший вариант, просьба писать мне на адрес: webmaster@simposium.ru
Примечание не переведены, хотя в русском тексте я оставил номера сносок. Во-первых, по большей части это ссылки на источники; во-вторых, варианты другого чтения исходного текста, что повторять при двойном переводе лишено смысла. Частично содержание примечаний учтено при переводе. Не переведены клички собак, хотя бы потому, что имена собственные не переводятся.
В конце VI главы содержится отрывок из поэмы Шекспира "Венера и Адонис". Что стоит на этом месте в оригинальном тексте, я не знаю. Но поскольку, образцом служил английский текст, я нашел соответствующий отрывок в русском тексте поэмы (перевод с английского В. Ладогина) и вставил его в свой перевод.
Вполне понятно почему это произведение Ксенофонта до сих пор не было переведено на русский язык: кроме достаточно нудного описания установки сетей и способов загона зверя, оно содержит еще лишь единые на все времена сетования на упадок современных нравов. Впрочем, как бытописательная литература, произведение Ксенофонта весьма интересно.


[Включаю для пояснения конец VI главы без Шекспира]
http://www.worldwideschool.org/library/books/lit/historical/TheSportsman/chap7.html
[43] After which he will pick up his nets, both small and large alike, giving every hound a rub down, and return home from the hunting-field, taking care, if it should chance to be a summer's noon, to halt a bit, so that the feet of his hounds may not be blistered on the road.
[41] Lit. "anything which earth puts forth or bears upon her bosom."
[42] Or, "Many and many a cast back must he make."
[43] The famous stanzas in "Venus and Adonis" may fitly close this chapter.
[Дальше идёт тот самый отрывок.]
Охота 2300 лет тому назад.
Submitted by agnostik on Птн, 07/08/2011 - 21:12
Переводчик:
Медведков Н.
Источник текста:
Русский охотник. №4 1892 г.
Kynegetikos (охотник) — самое древнее сочинение по предмету охоты и уже из–за одного этого заслуживает той известности, какой оно пользуется среди образованных охотников заграницей; у нас же вряд–ли встретишь из тысячи интеллигентных охотников, одного, знакомого хотя по наслышке с этой маленькой книжечкой.
Не говоря уже о крайне интересном содержании «Охотника» Ксенофонта, переносящего нас в те времена, когда вся Европа представляла собой не менее обширное поле для охотничьих подвигов, чем теперь центральная Африка, это сочинение замечательно еще отношением ее гениального автора к охоте, как и искусству, имеющему большое воспитательное значение.
Ксенофонт, один из любимейших учеников и лучших истолкователей нравственных принципов философии Сократа, смотрел на охоту, как на средство, закаляющее характер человека и научающее его «kalos noein kai legein kai preten» (благородно мыслить, говорить и действовать), а новейшие якобы последователи Сократа (напр. гр. Толстой) считают охоту «злою забавой», низводящей человека на степень животного. Sic transit gloria mundi!
Но я предоставляю Ксенофонту говорить самому за себя и за столь любимое им искусство охоты.
Переводчик.
………[1]
{1 Я пропускаю З—16 стихи первой главы, потому что в них говорится о заслугах названных лиц, — заслугах, не имеющих с охотой ничего общего. Пр. перев.}

Одна из историй, рассказанных британским неврологом в своей книге "Человек, который принял жену за шляпу".
Автор работал тогда в католическом Приюте в штате Нью-Йорк. Шёл 1975 год. Пациент Джимми страдал амнезией. Он забывал всё, что происходило с ним. Полностью стёрлись послевоенные годы. Джимми служил моряком на войне, но после того как был списан на берег, жизнь для него стала пустой, бессмысленной. Он запил. Диагноз -- "чистый" синдром Корсакова. Джимми забыл всё, что было между концом войны и текущим днём, а так же забывал всё, что происходило с ним дальше. Тем не менее он мог постепенно "обживаться" в приюте, хотя находился в постоянном состоянии тоски, продолжая ощущать бессмысленность жизни. В результате амнезии пациент считал себя юношей, хотя был уже стариком. Врач, видя его умственные способности, записал его на интеллектуальные игры. Джимми решил все головоломки и обыграл всех стариков приюта, а затем вновь впал в уныние. Занятия машинописью также мало помогли. В какой-то момент врач спросил сестёр-монахинь, прислуживавших в приюте, есть ли вообще душа у его пациента. Ведь личность во многом состоит из памяти о прожитой жизни. Но монахинь такой вопрос удивил, они посоветовали посмотреть на Джимми в церкви.
А надо сказать, что, хотя Сакс не пишет об этом напрямую, похоже, что Джимми был неверующим или не особо верующим. "Он полюбил одну из сестёр и мгновенно узнавал её голос и звук шагов. При этом он всегда настаивал, что они вместе учились в школе, и его изумляло, когда я говорил ей "сестра". -- Чёрт возьми, -- восклицал он, -- чего не бывает! Ни за что бы не подумал, что ты сестрица, в Бога уверуешь!" Возможно, с подачи этой сестры, Джимми и стал ходить в церковь. (Опять мои предположения.)
Далее цитаты.
"Я последовал их совету, и увиденное глубоко взволновало меня. Я разглядел в Джимми глубину и внимание, к которым до сих пор считал его неспособным. На моих глазах он опустился на колени, принял Святые Дары, и у меня не возникло ни малейшего сомнения в полноте и подлинности причастия. <...> В тот момент не было и не могло быть никакого беспамятства, никакого синдрома Корсакова, -- Джимми вышел из-под власти испорченного физиологического механизма, избавился от бессмысленных сигналов и полустёртых следов памяти и всем своим существом отдался действию, в котором чувство и смысл сливались в цельном, органическом и неразрывном единстве.
Я видел, что Джимми нашёл себя и установил связь с реальностью в полноте духовного внимания и акта веры. Наши сёстры не ошибались -- здесь он обретал душу. Прав был и Лурия, [А. Р. Лурия -- советский невролог, с которым Ганс Сакс переписывался по этому случаю. -- А.А.] чьи слова вспомнились мне в тот момент: "Человек состоит не только из памяти. У него есть чувства, воля, восприимчивость, мораль... И именно здесь <...> можно найти способ достучаться до него и помочь".
<...>
[Итак, Джимми теперь ходит в церковь, слушает музыку, посещает театр и ухаживает за садом. Больше он не испытывает тоски. -- А.А.]
Расчёт, головоломка или настольная игра давали пищу его интеллекту и в этом качестве могли удержать его внимание на короткое время, но, покончив с ними, он опять распадался на части, проваливался в бездну амнезии. В созерцании же природы или произведения искусства, в восприятии музыки, в молитве, в литургии духовные и эмоциональные переживания полностью поглощали его внимание, и это состояние исчезало не сразу, оставляя после себя столь редкие для него умиротворение и задумчивость.
Я знаю Джимми уже девять лет, и с точки зрения нейропсихологии он совершенно не изменился. До сих пор он страдает от тяжелейшего синдрома Корсакова, не может удержать в памяти изолированные эпизоды больше чем на несколько секунд, и жизнь его полностью стёрта амнезией вплоть до 1945 года. Но в духовном отношении он порой полностью преображается, и перед нами предстаёт не раздражённый, нетерпеливый и тоскующий пациент, а воистину человек Кьеркегора, глубоко чувствующий красоту и высшую природу мира и способный воспринимать его эмоционально, эстетически, нравственно и религиозно.
Впервые встретившись с Джимми, я заподозрил, что болезнь свела его к состоянию юмовской пены, бессмысленной зыби на поверхности жизни. Мне казалось, что у него нет шансов превозмочь бессвязность и хаос этой экзистенциальной катастрофы. Эмпирическая наука вообще считает, что такое преодоление невозможно, но эмпиризм совершенно не учитывает наличия души, не видит, из чего и как возникает внутреннее бытие личности. Случай Джимми может преподать нам не только клинический, но и философский урок: вопреки синдрому Корсакова и слабоумию, вопреки любым другим подобным катастрофам, как бы глубок и безнадёжен ни был органический ущерб, искусство, причастие, дух могут возродить личность".

«Если подымается свист и гам по поводу властолюбия и завоевательной похоти России, знайте, что какая-либо западноевропейская держава готовит бессовестнейший захват чьей-либо чужой земли».

Иван Сергеевич Аксаков, публицист (1876 г.)
(источник: http://www.pravoslavie.ru/smi/87886.htm)

Смирнов Г. В. Корабли и сражения. Послесл. Г. И. Щедрина: Научно-художеств. Лит-ра / Рис. В. И. Барышева, К. Г. Фадина. – М.: Дет. лит., 1987. – 176 с., ил.

1900 – спущен на воду броненосец «Князь Потемки-Таврический», построенный на Чёрном море по прототипу крупнейшего в то время броненосца «Три святителя». На «Потемкине», благодаря применению более прочной цементированной хромоникелевой стали, удалось снизить вес бронирования и за счёт этого усилить среднюю артиллерию.
В этом же году русский кораблестроитель Э. Гуляев опубликовал доклад «О некоторых специальных идеях о системе постройки военных судов, которые обеспечивают им защиту от мин и таранов более действенную, чем это достигается при современном судостроении». Название говорит само за себя.

Ещё в середине прошедшего века броненосный винтовой фрегат перечеркнул боевое значение парусных деревянных линейных кораблей и тем самым вызвал появление нового класса – эскадренных броненосцев. Но пока этот класс не выработался и не составил основного костяка боевых эскадр, ни о каком соответствующем ему типе крейсера не могло быть и речи. Вот почему во второй половине XIX века мы видим в мировом кораблестроении весьма противоречивые взгляды на роль и место броненосного крейсера. Лишь к началу нового столетия, когда сложился, наконец, тип башенного эскадренного броненосца, возникла необходимость создать, если так можно выразиться, «эскадренный крейсер», который так же соответствовал бы эскадренному броненосцу, как некогда парусный фрегат соответствовал парусному линейному кораблю. Такой крейсер, предназначенный для разведки и дозора при эскадре, должен дыл дыть сильным, быстроходным броненосным кораблём большого водоизмещения и с большой дальностью плавания, способным вести бой с равноценными кораблями противника, не прибегая к поддержке эскадренных броненосцев.

В апреле 1900 года в списки флота США был зачислен девятый подводный корабль Джона Голланда – 35-летнего ирландца. (Первым было одноместное судно с педальным приводом и буксируемой миной. Морское ведомство США в ответ на предложенный им проект написали: «Как ни совершенна конструкция судна, вряд ли найдётся человек, который согласится бы управлять им». Вторая лодка изобретателя была первым подводным кораблём с двигателем внутреннего сгорания.) По слова изобретателя созданием подводных лодок его побудила заняться горячая ненависть к Англии. Вооружение «Голланда №9» состояло из пушки, совместным действием сжатого воздуха и пороха метавшей снаряды с 45-кг пироксилина на 1,5 километра. Дж. Голланд предложил и российскому флоту построить десять «Голландов №9» по цене $190 000 за штуку. Но русской морское ведомство отказалось покупать лодки за границей, предпочтя вложить средства в развитие отечественного подводного кораблестроения.

Спущены на воду: броненосный крейсер «Баян» (Россия) – водоизмещение 7726 т, мощность двигателя 16 500 л. с., скорость 21 узел, броня пояса 203 мм, палубы 52 мм, вооружение: 2 – 203-мм, 8 – 152-мм, 20 – 75-мм, 8 – 47-мм, 2 – 37-мм орудия, 2 десантные пушки, 2 торпедных аппарата.
Бронепалубный крейсер «Новик» (Россия) – водоизмещение 3080 т, мощность двигателя 17 000 л. с., скорость 25 узлов, броня палубы 51 мм, вооружение: 6 – 120-мм, 6 – 47-мм, 2- 37-мм орудия, 1 десантная пушка, 2 пулемёта, 5 торпедных аппаратов.

В последние десятилетия XIX века французский инженер Густав Зеде работал над проектом подводной лодки «Сирена». Инженер ухитрился разместить в корпусе лодки мощную батарею электрических аккумуляторов. Это позволило увеличить скорость подводного хода, в результате возросла эффективность горизонтальных рулей. Во время испытания пороховых ракет Зеде погиб в лаборатории, и его заменил инженер Ромазотти, который довёл дело до конца, достроив «Сирену», переименованную в «Густав Зеде».
Эта лодка занимает выдающееся место в истории подводного кораблестроения, ибо главная задача, поставленная перед конструкторами, заключалась в отработке техники стрельбы торпедами из подводного положения. Вооружение «Густава Зеде» состояло из одного носового торпедного аппарата, закрывавшегося конической крышкой, и восьми 450-мм торпед. Испытания этого оружия проходили с неизменным успехом и в 1901 году завершились эффектным финалом. 3 июля лодка скрытно проникла на рейд Аяччо на Корсике и, всплыв в 100 саженях от броненосца «Шарль Мартель», выпустила в него торпеду, попавшую в борт линкора. Эта неожиданная атака произвела огромное впечатление на всю французскую эскадру. «Волосы стали у меня на голове дыбом при виде вынырнувшей лодки, – вспоминал потом один адмирал, который был до этого принципиальным противником подводных лодок. – Ничего подобного я себе не мог даже вообразить и теперь вполне понимаю, что броненосцы уже не единственные господа моря».
Блестящие результаты испытаний «Густава Зеде» среди части специалистов породили убеждение, что будущее за так называемыми «истинными» подводными лодками, то есть такими, которые и на поверхности, и под водой приводились в движение с помощью электрических аккумуляторов. Другие понимали, что малый радиус действия таких лодок, обусловленный ограниченной ёмкостью аккумуляторов, никогда не даст им оторваться от берега и выйти на просторы морей и океанов.
Подводная лодка должна погружаться и идти под аккумуляторами лишь во время атаки, считали эти специалисты. Дальние переходы она должна совершать в надводном положении, идя под паровой машиной. Французская печать, широко обсуждавшая будущее подводного флота, горячо возражала против таких, как их называли, ныряющих подводных лодок.
Спущены на воду: эскадренный броненосец «Бородино» (Россия) – водоизмещение 13 516 т, мощность двигателя 15 800 л. с., скорость 17,6 узлов, броня пояса 178 мм, палубы 51 мм, вооружение: 4 – 305-мм, 12 – 152-мм, 20 – 75-мм, 20 – 47-мм орудия, 2 десантные пушки, 4 торпедных аппарата.
Бронепалубный крейсер «Богатырь» (Россия) – водоизмещение 6645 т, мощность двигателя 19 500 л. с., скорость 23 узла, броня палубы 70 мм, вооружение: 12 – 152-мм, 12 – 75-мм, 8 – 47-мм, 2 – 37-мм орудия, 2 десантные пушки, 2 пулемёта, 6 торпедных аппарата.

В 1901–1902 годах на подводные лодки обратил внимание и Британский флот. Не тратя времени на выработку собственного типа, адмиралтейство остановило свой выбор на лодке Голланда. И по странный иронии судьбы мятежный ирландец, некогда строивший свою лодку для уничтожения английских броненосцев, дал основной образец для лодок британского флота.

В 1902 году американский изобретатель С. Лэк построил подводную лодку «Протектор», уделив главное внимание мореходности и дальности плавания. Американский морской департамент дал лодке высокое заключение, но покупать отказался.

В 1902 году французский инженер Р. Эквилей, узнав, что Круп приобрёл верфь «Германия» близ Киля, поспешил предложить этой фирме разработанный им проект маленькой чисто электрической подводной лодки. В этой лодке было мало оригинального, и хотя её показывали кайзеру и чинам германского флота, она не произвела на них большого впечатления, поэтому Круп ничем не рисковал, когда дарил России эту лодку, названную им «Форелью». Он знал: этот широкий жест окупится с лихвой, ибо русскими деньгами будет оплачен первый германский подводный опыт.

Спустили на воду эскадренный броненосец «Републик» (Франция) – водоизмещение 14 868 т, мощность двигателей 19 626 л. с., скорость 19,1 узла, броня пояса 279 мм, палубы 70 мм, вооружение: 4 – 305-мм, 10 – 193-мм, 13 – 65-мм, 10 – 47-мм орудия, 2 торпедных аппарата.

Ещё в конце прошедшего века Россия заказала серию крейсеров второго ранга в верфях Германии и Дании. Появление этих небольших, изящных и стремительных кораблей произвело фурор в европейских военно-морских кругах, ибо «новики» (по названию первого корабля серии – «Новик») оказались первыми действительно удачными крейсерами для службы при эскадрах. Они побудили англичан увеличить водоизмещение своих последних крейсеров третьего ранга до трёх тысяч тонн, а их скорость – до 22 узлов. Головной корабль этой серии – «Аметист», спущенный на воду в 1903 году, – вошёл в историю кораблестроения как первый крейсер с паротурбинной установкой. Показав на испытания высокую по тем временам скорость – 23,63 узла, – он сыграл роковую роль в судьбе крейсеров третьего ранга: после этого англичане, а за ними и кораблестроители других стран прекратили постройку таких крейсеров и начали разработку «скаутов» – быстроходных разведчиков при эскадрах.
Примерно в это же время пришёл к своему логическому завершению и класс бронепалубных крейсеров 2 ранга, давших основу для создания многочисленных лёгких крейсеров первой мировой войны. Что же касается крейсеров 1 ранга, то они не получили развития, ибо оказались не в состоянии соперничать с броненосными крейсерами, которые вели своё начало от броненосных фрегатов адмирала А. Попова…
За ведущими морскими державами потянулись в деле постройки броненосных крейсеров и все остальные.

В 1903 году сошёл со стапелей бронепалубный крейсер «Аврора» (Россия).
В этом же году вступила в строй первая русская подводная лодка – «Дельфин» (позже участвовала в первой мировой войне). При одинаковом с голландовским «Фултоном» водоизмещении и размерах «Дельфин» превосходил его по глубине погружения, вооружению, мощности двигателей и скорости подводного хода. Другие характеристики: водоизмещение 113/124 т, мощность двигателей 300/120 л. с. (надводное и подводное положения), скорость 10 узлов и 5–6 узлов под водой, глубина погружения 50 м, вооружение 2 торпедных аппарата.
Спустили на воду: эскадренный броненосец «Кинг Эдуард VII» (Англия) – водоизмещение 16 500 т, мощность двигателей 18 440 л. с., скорость 18,9 узла, броня пояса 239 мм, палубы 51 мм, вооружение: 4 – 305-мм, 4 – 234-мм, 10 – 152-мм, 14 – 76-мм, 14 – 47-мм орудия, 2 пулемёта, 5 торпедных аппаратов.
Броненосный крейсер «Гуд Хоуп» (Англия) – водоизмещение 14 100 т, мощность двигателей 30 000 л. с., скорость 24 узла, броня пояса 152 мм, палубы 76 мм, вооружение: 2 – 234-мм, 16 – 152-мм орудия, 12 – 12-фунтовых пушки, 2 торпедных аппарата.
Бронепалубный крейсер «Аметист» (Англия) – водоизмещение 3000 т, мощность двигателей 12 000 л. с., скорость 23,5 узла, броня палубы 51 мм, вооружение: 12 – 102-мм, 8 – 47-мм орудия, 2 пулемёта, 2 торпедных аппарата.

Ещё в 1897 году английский изобретатель Ч. Парсонс впервые установил паровую турбину своей конструкции на небольшом судне «Турбиния», которое показало феноменальную скорость – 34 узла. Затем новый двигатель опробовали на эсминцах, а потом на лёгком английском крейсере «Аметист». К 1903–1904 годам британская промышленность была готова дать флоту компактный, лёгкий и мощный двигатель.

2 января 1904 года, за 24 дня до начала русско-японской войны, Балтийскому заводу была заказана постройка лодки усовершенствованного по сравнению с «Дельфином» типа («Касатка»).

Весной того же года в связи с началом русско-японской войны Круп, Голланд и Лэк предложили России разместить заказы на строительство подводных лодок. В результате Круп получил заказ на три лодки – «Карп», «Карась» и «Камбала». Лэк на пять «Кефаль», «Плотва», «Палтус», «Бычок» и «Сиг», Голанд на шесть – «Щука», «Стерлядь», «Пескарь», «Белуга», «Лосось» и «Судак». Фирмы сразу же доставили в Петербург свои опытные образцы. Лэк прислал «Протектор», переименованный в «Осётр», Голланд – «Фултон», получивший новое название – «Сом». Круп прислал небольшую лодку «Форель» (построенную по технологии французского инженера Р. Эквилея), которую он на радостях от получения заказа уступил бесплатно. Из всех трёх фирм только Круп строил лодки на своих верфях в Киле. Голланд строил в Петербурге, а Лэк разместил заказ в США, а собирал в Либаве. Русские подводники консультировали крупповских инженеров, позже учили плавать немецких моряков. К концу войны во Владивостоке (добирались по железной дороге) находилось пять подводных лодок иностранного производства и четыре отечественных («Касатка», «Скат», «Налим» и «Фельдмаршал граф Шереметьев»).

Неопределённость в отношении к подводным лодкам нашла отражение в судостроительных программах морских держав в период до Первой мировой войны: подводные эскадры этих лет являли миру картину необычайной пестроты и разнообразия. И пожалуй, рекорд хаотичности в создании подводного флота принадлежит Франции.
За тринадцать лет, предшествовавших первой мировой войне, французское кораблестроение дало флоту 6 экспериментальных подводных лодок и 104 серийных 22-х различных типов! С началом войны все ресурсы французской промышленности были брошены на удовлетворение нужд сухопутной армии, и постройка подводных лодок практически прекратилась.
Что касается Германии, то она как будто задалась целью во всём действовать противоположно Франции. Так, если французы начали заниматься лодками одними из первых в 1880-х годах, то немцев побудил заняться подводными лодкам русский заказ, выданный Крупу в 1904 году. Если до первой мировой войны во Франции было построено множество разнотипных лодок из-за «министерской чехарды», то в Германии лодки долгое время вообще не строились из-за противодействия одного-единственного министра – адмирала Тирпица, поклонника дредноутов. Если Франция после начала боевых действий прекратила постройку подводных лодок, то Германия усиленно начала строить их в середине войны. И если боевые действия французских подводников не оказали особого влияния на ход мировой войны, то атаки немецких подводников весной 1917 года едва не поставили Англию на грань катастрофы…
На воду спущены: эскадренный броненосец «Дойчланд» (Германия) – водоизмещение 13 200 т, мощность двигателей 17 511 л. с., скорость 18,8 узла, броня пояса 241 мм, палубы 76 мм, вооружение: 4 – 280-мм, 14 – 170-мм, 20 – 88-м, 4 – 37-мм орудия, 6 торпедных аппаратов.
Эскадренный броненосец «Коннектикут» (США) – водоизмещение 17 770 т, мощность двигателей 20 442 л. с., скорость 18,8 узла, броня пояса 279 мм, палубы 64 мм, вооружение: 4 – 305-мм, 8 – 205-мм, 12 – 179-мм, 20 – 76-мм, 12 – 47-мм, 4 – 37-мм орудия, 4 торпедных аппарата.

29 апреля 1905 года русская подводная лодка «Сом» обнаружила два японских миноносца, они шли курсом, позволявшим атаковать. При погружении лодки для выхода в атаку один из миноносцев открыл по ней огонь, что однако, не помешало «Сому» на глубине 12 метров пойти навстречу противнику. Всплыв через некоторое время на поверхность, лодка обнаружила поспешно уходящие на юг вражеские корабли, которые вскоре скрылись в тумане.
Долгое время считалось, что эта встреча была единственным боевым эпизодом русских подводных лодок в русско-японской войне. Но несколько лет назад советский исследователь А. Григорьев обнаружил документы ещё об одной атаке. Её произвёл лейтенант С. Янович на маленькой лодке «Кета» с подводным водоизмещением всего 16 тонн. Этот кораблик, переоборудованный по проекту Яновича из педальной лодки С. Джевецкого, тоже был доставлен во Владивосток по железной дороге. Неся дозор неподалёку от Николаева-на-Амуре, Янович обнаружил два японских миноносца, приближавшихся к устью реки. Янович стал сближаться с противником для выхода в атаку, но ещё до выхода на дистанцию залпа «Кета» села на мель. Тем не менее вражеские корабли поспешили ретироваться.
Появление первых боеспособных лодок вызвало огромную тревогу во время русско-японской войны, причём их боялись как японцы, так и русские. Один из журналов того времени писал: «Моральное действие выстрела миной с подводной лодки, конечно, потрясающе. Это хорошо и ярко определилось при гибели «Петропавловска» и аварии «Победы». Последняя, получив неожиданную подводную пробоину и предполагая, что она атакована японскими подводными лодками, около получаса отстреливалась мелкокалиберной артиллерией в воду. Ещё более яркий пример с японским броненосцем «Хатсусе», наткнувшимся на мину, выставленную нашим заградителем «Амур». Всё сопровождение броненосца, как по команде, открыло бешеный огонь с обоих бортов в воду, продолжавшийся сорок пять минут, подозревая атаку русских подлодок, которых, к сожалению, в Порт-Артуре не было. Несколько лодок находилось во Владивостоке, чьё присутствие, несомненно, удерживало японцев от более энергичной его блокады». [с. 126]

2 октября 1905 года в Британии заложен линейный корабль «Дредноут». Ещё в 1899 году, командуя средиземноморской эскадрой, лорд Дж. Фишер (в 1904 году назначен первым морским лордом адмиралтейства) убедился, что из корабельных орудий можно вести прицельный огонь не только на дистанциях 2,3–2,8 километра, но и на 5,5–7,5 километра. Правда, это удавалось лишь тогда, когда стрельба корректировалась по всплескам от снарядов. Если же огонь вёлся одновременно из орудий нескольких калибров, то такая корректировка становилась невозможной. Поэтому Фишер пришёл к выводу: от средней артиллерии на кораблях следует отказаться Вообще и устанавливать на них как можно больше орудий самого крупного калибра. К этому году разговоры о таких кораблях уже велись в военно-морских кругах многих стран, и это хорошо объясняет рекордную быстроту, с которой сооружался «Дредноут».

В 1905 году в Японии сошёл на воду «Цукуба» – первый настоящий «эскадренный крейсер». Он нёс четыре 305-мм орудия главного калибра – столько же, сколько несли тогдашние эскадренные броненосцы! Но тут чутьё изменило японцам: продолжая развивать счастливо найденный ими тип, они построили несколько таких же крейсеров с более мощными орудиями среднего калибра. Но эти корабли устарели в самый момент своего рождения: соответствуя эскадренным броненосцам 1890–1905 годов, они не представляли никакой ценности для эскадры, состоящей из дредноутов…

В этом же году профессор Массачусетской школы кораблестроения в США В. Ховгард сформулировал задачи, которые должен выполнять идеальный «эскадренный крейсер» будущего. Задачи эти сводились вот к чему: быстрое сосредоточение и охват флангов противника в бою; навязывание противнику боя и удержание боевого контакта с ним до подхода главных сил; преследование отступающего противника; разведка боем; самостоятельные действия в удалённых районах; поддержка лёгких крейсеров.
В сущности, это должен был быть эскадренный броненосец по вооружению и бронированию, увеличенный в размерах, для того чтобы развивать более высокую скорость. Предсказанные американцем корабли появились через десять лет, но в 1905 году английским кораблестроителям, которые проектировали первый «эскадренный крейсер» под стать «Дредноуту», ещё претила мысль, что крейсер может быть крупнее броненосца. Поэтому они выбрали другой путь: повышать скорость ходя не за счёт увеличения водоизмещения, а в основном за счёт ослабления бронирования.

Немцы, экономя средства, стремились создать универсальный лёгкий крейсер, который должен был и производить разведку для линейных эскадр, и вести борьбу с лёгкими силами противника, и уничтожать вражескую торговлю, и лидировать флотилии эскадренных миноносцев, и нести в мирное время службу стационеров в иностранных водах, а при случае выступать в роли минных заградителей и носителей самолётов. Поэтому по скорости хода они не должны были уступать эсминцам, по артиллерии и бронированию – равноценным кораблям противника. Сверх того они снабжались устройствами для постановки мин, платформами для самолётов, большими погребами для боеприпасов, ёмкими цистернами для топлива и механизмами, пригодными для длительных плаваний.
Линия развития английских лёгких крейсеров была не такой простой и прямолинейной, как немецких. Англичане после 1905 года разработали два отдельных типа лёгких крейсеров. Первый тип – скаут – логическое завершение бронепалубных крейсеров 3 ранга. Второй тип – крейсер для действий на протяжённых коммуникациях – потомок бронепалубных крейсеров 2 ранга. Скауты имели водоизмещение, не превышающее 4800 тонн, при их проектировании главный упор делался на достижение высоких скоростей хода. Крейсера для действий на коммуникациях несли более солидное артиллерийское вооружение и больший запас топлива, что требовало водоизмещения большего, чем 4800 тонн.
Быстрое увеличение мощности силовых установок в то время позволило создать линкоры и линейные крейсера со скоростями хода 25–30 узлов. Для эскадр из таких кораблей скауты и «города» (немецкие лёгкие крейсера носили названия немецких городов) по своей тихоходности уже не годились, поэтому английские кораблестроители разработали так называемые лёгкие крейсера для Северного моря. Будучи компромиссом между скаутами и «городами», эти корабли должны были развивать гораздо более высокую скорость, необходимую для совместных действий с эсминцами.
Спущены на воду: броненосный крейсер «Цукуба» (Япония) – водоизмещение 13 800 т, мощность двигателей 20 500 л. с., скорость 20,5 узла, броня пояса 178 мм, палубы 51 мм, вооружение: 4 – 305-мм, 12 – 152-мм, 12 – 120-мм, 2 – 76-мм орудия, 3 торпедных аппарата.
Лёгкий крейсер нового типа «Сентинел» (Англия) – водоизмещение 2900 т, мощность двигателей 17 500 л. с., скорость 25 узлов, броня палубы 16 мм, вооружение: 9 – 102-мм, 1- 76-мм орудие, 2 торпедных аппарата.

В начале 1906 года учёный отдел Главного морского штаба Российской Империи произвёл опрос участников русско-японской войны и собрал ценный материал для проектирования линейных кораблей возрождаемого русского флота. Но в связи с революционными событиями осуществление проекта было отложено.
В июле 1906 года в Германии был заложен «Нассау» – головной корабль первой серии германских дредноутов. Первые сведения о нём вызвали в Англии вздох облегчения: немецкие линкоры выглядели не очень-то внушительно по сравнению с английскими. Хотя на «Нассау» было двенадцать орудий против десяти на «Дредноуте», они были размещены так неудачно, что в бортовом залпе могли участвовать только восемь, как и на «Дредноуте». А если учесть, что калибр германских орудий был 280 мм по сравнению с английским 305-мм, то сравнение складывалось явно не в пользу немцев.

3 октября 1906 года произошло событие, разом перечеркнувшее боевую ценность всех прежних эскадренных броненосцев: в этот день вступил в строй британского флота линейный корабль «Дредноут», инициатором создания которого был первый морской лорд адмирал Фишер… Из десяти 305-мм пушек в нос и корму могли стрелять шесть орудий, а по каждому борту – восемь. Кроме того из вооружения на «Дредноуте» было 24 – 76-мм орудия и 5 торпедных аппаратов. От орудий меньшего калибра отказались вовсе. Вся ватерлиния была защищена бронёй толщиной 279 мм, палуба – 68 мм. Но больше всего специалистов поразили не пушки и броня «Дредноута», а его необычайно высокая по тем временам скорость – 21–22 узла, почти на 20% выше, чем у тогдашних типовых эскадренных броненосцев. Для достижения такого прироста скорости требовалось увеличить мощность машин с 18 000 л. с. до 23 000. Выжать такую мощность из поршневых машин, достигших к концу XIX века своего максимального совершенства, было практически невозможно, и англичане решились на смелый шаг: «Дредноут» стал первым линейным кораблём, на котором установили принципиально новый двигатель – паровую турбину. В конечном счёте именно техническая подготовленность позволила англичанам опередить другие нации в создании линкора нового типа. Корабль нового типа опрокинул все расчёты иностранных адмиралтейств и аннулировал значение прежних эскадренных броненосцев и всех прежних «эскадренных крейсеров», не исключая и последних японских. Другие данные: водоизмещение 20 700 т.

Русский кораблестроитель Э. Гуляев спроектировал «непотопляемый и неопрокидываемый броненосец», в котором впервые была предусмотрена разработанная им подводная защита. Гуляев предлагал вокруг корпуса броненосца соорудить «добавление» шириной 5–6 метров, которое отдаляло бы зону взрыва мины или торпеды от жизненных частей корабля. Внутри такие «добавления» должны были разделяться продольными и поперечными переборками на множество водонепроницаемых отсеков, которые частично заполнялись углем и жидким топливом, что способствовало ослаблению силы взрыва. Проведённые впоследствии многочисленные эксперименты, в которых исследовалось действие взрыва на корпус корабля, подтвердили правильность принципов подводной защиты, выдвинутых Гуляевым.
Оказалось, что наиболее опасен заряд, в момент взрыва прикасающийся к подводной части корпуса. В этом случае взрывная волна пробивает наружную обшивку корабля и поток расширяющихся взрывных газов, увлекая за собой воду и обломки обшивки, врывается внутрь корабля. Если отсек за обшивкой пустой, то обломки пробивают следующую продольную переборку, а газы, расширяясь в разные стороны, повреждают поперечные стенки. Если же за наружной обшивкой находится слой жидкости, то пробоина получается меньше, так как жидкость хорошо поглощает энергию взрыва и быстро гасит его разрушительную силу.

В 1906 году был модернизирован бруственный броненосец «Пётр Великий» (Россия), построенный в 1872 году.
Спущены на воду: эскадренный броненосец «Лорд Нельсон» (Англия) – водоизмещение 16 750 т, мощность двигателей 17 445 л. с., скорость 18,9 узла, юроня посяа 305 мм, палубы 76 мм, вооружение: 4 – 305-мм, 10 – 234-мм, 15 – 76-мм, 16 – 47-мм орудия, 2 пулемёта, 5 торпедных аппаратов.
Эскадренный броненосец «Евстафий» (Россия) – водоизмещение 12 810 т, мощность двигателей 10 600 л. с., скорость 16 узлов, броня пояса 244 мм, палубы 76 мм, вооружение: 4 – 305-мм, 4 – 203-мм, 12 – 152-мм, 16 – 75-мм, 10 – 47-мм орудия, 2 десантные пушки, 3 торпедных аппарата.
Броненосный крейсер «Рюрик» (Россия – в 1892 году был первый «Рюрик») – водоизмещение 16 930 т, мощность двигателей 20 670 л. с., скорость 21 узел, броня пояса 155 мм, палубы 38 мм, вооружение: 4 – 254-мм, 8 – 203-мм, 20 – 120-мм, 4 – 47-мм орудия, 18 пулемётов (!), 2 торпедных аппарата, 500 мин (!).

В декабре 1907 года русский Главный морской штаб объявил конкурс на разработку проекта первых русских дредноутов. Технические условия на составление проекта были разработаны комиссией, возглавлявшейся сначала Н. Е. Титовым, а потом академиков А. Н. Крыловым.

В 1907 году Крупом была построена для России подводная лодка «Карась». Отметим, что первая подводная лодка германского флота “U-1”, построенная позже, практически ничем не отличалась от «Карася».

В конце года германское морское министерство решило, что подводная лодка основного типа должна развивать на поверхности 15 узлов, для чего потребовались и дизели мощностью 850 л. с., которые в то время ещё не были разработаны.

Спущен на воду линейный крейсер нового образца «Инвинсибл» (Англия) – водоизмещение 17 250 т, мощность двигателей 41 000 л. с., скорость 25,5 узла, броня пояса 152 мм, палубы 76 мм, вооружение: 8 – 305-мм, 16 – 152-мм, 1 – 102-мм, 1 – 76-мм орудие, 5 торпедных аппаратов.

К 28 февраля 1908 года на конкурс русского Главного морского штаба поступило более пятидесяти проектов от восемнадцати участников. В конечном итоге предпочтение было отдано проекту Балтийского завода, разработанному под руководством знаменитого кораблестроителя И. Г. Бубнова. За короткую 47-летнюю жизнь этот выдающийся конструктор спроектировал 48 типов кораблей и написал более 30 научных трудов, что дало основание А. Н. Крылову писать о нём: «Заслуги Ивана Григорьевича Бубнова делают его имя незабвенным в летописях нашего кораблестроения, и польза его трудов будет ещё долго сказываться при постройке как военных, так и коммерческих судов».

Спущены на воду: линкор (по типу «Дредноута») «Мичиган» (США) – водоизмещение 16 000 т, мощность двигателей 16 500 л. с., скорость 18,5 узла, броня пояса 305 мм, палубы 76 мм, вооружение: 8 – 305-мм, 22 – 76-мм орудия, 2 торпедных аппарата.
Броненосный крейсер «Вальдек Руссо» (Франция) – водоизмещение 14 100 т, мощность двигателей 40 000 л. с., скорость 23,9 узла, броня пояса 152 мм, палубы 57 мм, вооружение: 14 – 194-мм, 20 – 65-мм орудия, 2 торпедных аппарата.
Лёгкий крейсер нового типа «Эмден» (Германия) – водоизмещение 3650 т, мощность двигателей 14 000 л. с., скорость 24,5 узла, броня палубы 51 мм, вооружение: 10 – 105-мм орудия, 2 торпедных аппарата.

В первом проекте русского линкора были некоторые недостатки в расположении машинных отделений и в защите рулей, но в ходе конкурса Бубнов серьёзно усовершенствовал проект и к 9 апреля 1909 года закончил разработку рабочих чертежей. «Силуэт линейного корабля «Гангут» поражал своей простотой, – пишет советский историк И. Цветков. – На его верхней палубе не было ничего лишнего: четыре башни, расположенные на одном уровне, две боевые рубки (в носу и на корме) и две дымовые трубы. Это выгодно отличало новые линейные корабли от иностранных кораблей того же класса». И действительно, самобытная система бронирования, разработанная по идеям академика А. Н. Крылова, должна была обеспечить не только плавучесть, но и остойчивость. Для поддержания необходимой плавучести в бою вся ватерлиния была защищена толстой бронй – 225 мм в средней части и 125 мм в оконечностях. А чтобы корабль от боевых повреждений не потерял остойчивости и не перевернулся, весь надводный борт и верхняя палуба были защищены тонкой бронёй, не пробиваемой фугасными снарядами (с учётом опыта русско-японской войны).
Артиллерия главного калибра на «Гангуте» состояла из двенадцати 305-мм орудий, размещенных в четырёх трёхорудийных башнях, разработанных по собственной инициативе Металлическим заводом. В применении этой новинки русский флот опередил все другие флоты, кроме итальянского. По сравнению с двухорудийными эти башни давали по 15% экономии веса на каждое орудие, а высокая степень автоматизации заряжания и наведения позволяла делать залпы с интервалом 30–40 секунд. Линкор приводили в движение четыре гребных винта и турбины мощностью 42 000 л. с.

Закладка русских линкоров – «Гангута», «Полтавы», «Петропавловска» и «Севастополя» – состоялась в один день – 16 июня 1909 года, причём первые два начали строиться в Новом Адмиралтействе, а вторые – на Балтийской заводе. Постройка рассчитана на 5-6 лет.

Спуск на воду подводной лодки «Минога». Рассматривая этот корабль как опытный, конструктор И. Бубнов внёс в его конструкцию несколько радикальных новшеств: впервые в практике кораблестроения на «Миногу» были применены концевые сферические переборки; запас плавучести был увеличен втрое по сравнению с «Дельфином»; впервые вместо решётчатых были применены трубчатые торпедные аппараты и пулемёт на ходовом мостике. Кроме того, Бубнов постарался устранить недостаток первых лодок русского типа – продольные колебания корпуса при погружении и подводном ходе, вызванные разносом балластных цистерн. Но для истории подводного кораблестроения самым важным было последнее ключевое решение Бубнова: на «Миноге» был установлен дизель. Эта новинка завершила более чем вековые поиски надёжного и экономичного двигателя для подводного кораблестроения и положила начало классическому типу дизель-электрической подводной лодки, эволюция которого не завершилась и по сей день.

Спущены на воду: линкор (по типу «Дредноута») «Нассау» (Германия) – водоизмещение 18 900 т, мощность двигателей 20 000 л. с., скорость 20 узлов, броня пояса 292 мм (палуба не бронирована), вооружение: 12 – 279-мм, 12 – 150-мм, 16 – 86-мм орудия, 6 торпедных аппаратов.
Линейный крейсер «Фон-дер-Танн» (Германия) – водоизмещение 21 000 т, мощность двигателей 79 800 л. с., скорость 28 узлов, броня пояса 250 мм, палубы 50 мм, вооружение: 8 – 280-мм, 10 – 150-мм, 16 – 88-мм орудия, 4 торпедных аппарата.
Подводная лодка «Минога» (Россия, позже участвовала в первой мировой войне) – водоизмещение 123/152 т, мощность двигателей 240/140 л. с., скорость 11 узлов и 5 узлов под водой, глубина погружения 30 м, вооружение: 2 торпедных аппарата, 1 пулемёт.

(по: Аванта+, т.5, ч.3)

В декабре 1908 года стало известно, что глава Боевой организации эсеров Евгений Азеф одновременно тайно работал в полиции. Конечно, для Бориса Савинкова, находящегося тогда в эмиграции, и его товарищей эта новость стала тяжелейшим ударом. «Я считал, – писал Борис Викторович, – что честь террора требует возобновления его после «дела Азефа». Возобновлённый террор смывал пятно с Боевой организации, с живых и умерших её членов».
В августе 1909 года Борис Савинков написал книгу «Воспоминания террориста», которая заканчивалась бодрой фразой: «Я стал готовиться к новой террористической кампании». Савиков создал новую Боевую организацию из двенадцати человек. Однако она так и не начала террор: слишком сильна была подавленность после «дела Азефа». Во всём теперь подозревали «руку полиции» Эсер С. Слёзов писал: «Если бы партии удалось свалить самого Царя, партийные люди прежде всего заподозрили бы тут провокацию…».
Борис Савинков переключился на литературную деятельность. В том же 1909 году под псевдонимом В. Ропшин он напечатал повесть «Конь бледный». Её герои – террористы. Они напряжённо размышляют о праве человека проливать чужую кровь. Среди эсеров повесть вызвала бурное возмущение как «пародия на террор». Начались разговоры о том, чтобы исключить автора из партии.
Но за Бориса Савинкова заступился его товарищ Егор Сазонов, отбывавший каторгу в далёкой глуши Горного Зерентуя. Он утверждал, что в повести нет ни одного невыстраданного слова, и требовал, чтобы его исключили вместе с автором «Коня бледного». В конце концов Савинкова оставили в партии, хотя его творчество продолжало вызывать негодование многих революционеров. [206]

Ататюрк // 100 человек, которые изменили ход истории, № 61

В начале краткая биография до 1909 года. Родился Мустафа в семье Али Риза Эфенди и Зубейды Ханым в Салониках (ныне Греция) в 1881 году. Из детей в этой семье до взрослого возраста дожили только он и его младшая сестра. Точная дата рождения не известна. (19 мая Ататюрк выбрал впоследствии как дату начала борьбы за независимость.)
В семь лет Мустафа пережил смерть отца. Семья поселилась у дяди Хусейна Эфенди в пригороде Салоников, а некоторое время спустя Зубейда Ханым вторично вышла замуж. Среднюю школу в Салониках мальчик бросил по собственному желанию для того, чтобы поступить в военную школу. Здесь за блестящие успехи в математике, истории и иностранных языках Мустафа получил второе имя «Кемаль» («Совершенный»).
По окончании военной школы, а затем и военного училища в городе Манастыр, Мустафа Кемаль Эфенди восемнадцати лет поступил в Стамбульское военное училище, где зачитался французскими просветителями и откуда был выпущен с отличием в звании лейтенанта. В Стамбульской военной академии, куда он поступил потом, Мустафа Кемаль создал тайное общество «Ватан» («Родина»), чьи члены открыто критиковали политику правительства и призывали к революционному перевороту. На третьем курсе общество было раскрыто, а Мустафа Кемаль провёл несколько месяцев под арестом.
В двадцать четыре года Мустафа Кемаль Эфенди был выпущен из академии в чине штабс-капитана и поступил в османскую армию. Но из-за случая с обществом «Ватан» его направили в Дамаск, где шли бои с ливанскими горцами-друзами секты исмаилитов. Молодой офицер обратил на себя здесь внимание командования успешным систематическим уничтожением деревень, служивших партизанскими базами. В этом же году состоялась попытка покушения на султана Абдул-Гамида II (неизвестным мне лицом). Султан был возведён на трон тридцать лет назад при условии подписания конституции. Но два года спустя конституция была отменена, а султан установил личный режим правления. В этом же году в результате очередного восстания на острове Крит остров получил независимость. Его первым премьер-министром стал один из руководителей восстания, уроженец острова Элефтериос Венизелос (сорока одного года; окончил тридцать девять лет назад юридический факультет Афинского университета, но занимался, в основном, политикой).
Двадцати пяти лет Мустафа Кемаль Эфенди создаёт новое тайное общество «Родина и свобода» вместе с другими молодыми офицерами, недовольными политикой султана Абдул-Гамида II. В 1907 году, благодаря хорошей репутации в войсках, Мустафу Кемаля повысили в звании и перевели на службу в Манастыр, где ему пришлось руководить подавлением восстания на Балканах.
За это время на смену революционно настроенным, но спонтанно действовавшим военным курсантам выступила достаточно мощная политическая организация – «Единение и прогресс». Это общество объединило целый ряд различных подпольных формирований, многие из которых были известны как организации «младотурок». В 1908 году, когда Мустафа Кемаль Эфенди вступил в эту партию, ей руководил бывший его соученик по военной академии Энвер Бей. (Исмаил Энвер Эфенди, в двадцать два года получив свой первый офицерский чин, отправился служить в Салоники, где стал членом партии «Единение и прогресс».) Правда, в этом же году (?) после критики утопической программы партии Мустафа Кемаль покинул её ряды. Вскоре, когда один из офицеров-членов партии поднял восстание с требованием возвращения конституции, Энвер Бей поднял свои войска в Восточной Македонии в его поддержку. Члены «Единения и прогресса» откликнулись на начало революции, тогда как Мустафа Кемаль продолжал нести обычную службу, считая, что восстание имеет слишком мало шансов на успех. Но посланные султаном на подавление бунта дивизии перешли на сторону младотурков. В результате была возвращена конституция и введён парламент, места в котором, как и в новом правительстве, получили младотурки.
В текущем 1909 году, воспользовавшись организационными неурядицами в правительстве (младотурки всё ещё делили места, и преданные султану силы ещё оставались), Абдул-Гамид II организовал переворот с целью свержения нового правительства. Несколько дней Стамбул оставался во власти преданных султану войск. Мустафа Кемаль Эфенди в то время служил начальником штаба движения для подавления контрреволюционного восстания. Абдел-Гамид II был отстранён от власти и отправлен в ссылку, а на трон под именем султана Мехмеда V был возведён его брат. Так закончилось правление тридцать четвёртого султана, а в Османской империи установилась конституционная монархия.

***
(из словаря)
Congo Free State established in 1885, with Leopold II of Belgium as absolute monarch; became the Belgian Congo colony in 1908.

М. Л. Гаспаров Еврипид Иннокентия Анненского / Еврипид Трагедии. В 2-х т. Т.1. Перев. С древнегреч. Иннокентия Анненского / Изд. Подгот. М. Л. Гаспаров, В. Н. Ярхо. – М.: Ладомир, Наука, 1988, 644 с. (Серия «Литературные памятники»); СС. 591–600.

Иннокентий Анненский был щедро вознагражден посмертной славой за прижизненную безвестность. Но слава эта все же неполная. У него было четыре дарования: он был лирик, драматург, критик и переводчик Еврипида. Прочная слава пришло только к его лирике; переводы Еврипида упоминаются с почтением, но мимоходом; критику его хвалят, но с усилием; а о четырех драмах на античные темы стараются не вспоминать. (Пятое его дарование – педагогика – почти вовсе не известно.) Отчасти причиною этому – разделение труда: исследователи поэзии Анненского мало читают по-гречески, а филологи-классики мало интересуются стихами Анненского.
Между тем Еврипид Анненского едва ли не важнее для понимания Анненского, чем для понимания Еврипида. Если лирика – это парадный вход в его творческий мир (парадный, но трудный), то Еврипид – это черный ход в его творческую лабораторию. Так часто бывает с переводами. Когда поэт пишет собственные стихи, бывает нелегко отделить в них главное для поэта от неважного и случайного. Когда поэт вписывает в чужие стихи что-то, чего не было в подлиннике, – будь то образ, мысль или интонация, – то ясно, что он делает это потому, что без этого он не может. Анненский, извлеченный из его Еврипида – из переводов и сопровождающих статей, – был бы более концентрированным Анненским, чем тот, которого мы видим на полутораста страницах его собственных стихов.
<…>
Он [Анненский] был сверстник Надсона, Гаршина и Короленко, брат своего брата народника, воспитанный в самой публицистической эпохе русской культуры. Собственными усилиями, скрытыми от глаз современников, он сделал из себя того образцового человека fin de siècle, каким мы его знаем. Внутренний ориентир у него имелся, «сердце лани», полное страха перед жизнью, не выдумано: он был смолоду больной, всегда под угрозой разрыва сердца, неврастеник с осязательными галлюцинациями. Но внутреннего ориентира недостаточно: «языком сердца говорить» не так просто, как казалось романтикам, этот язык тоже нужно сперва выучить. Нужен был ориентир внешний. Таким ориентиром для него стали французские «парнасцы и проклятые» – и Еврипид. [С. 591]
<…>
В работе над этим новым языком у него было два ряда упражнений – более легкие и более трудные. Более легкими были переводы из французских поэтов: здесь нужно было преодолевать сопротивление материала в себе, изламывать привычный надсоновский (в лучшем случае фетовский) язык по чужим образцам. Более трудными были переводы из Еврипида: здесь нужно было преодолевать сопротивление материала перед собой, переделывать по тем же новейшим западным образцам язык античной трагедии, еще гораздо менее податливый. (Каким подспорьем для Анненского при этом был леконтовский прозаический перевод Еврипида, тогда знаменитый, а теперь забытый, – этого пока еще никто не исследовал.) Французов Анненский переводил на имеющийся русский язык, преображая его; Еврипида он переводил на новый, преображенный русский язык, без опоры на традиции, как первопроходец.
<…>
Каждый поэт знает: всякий художественный перевод делается не просто с языка на язык, но и со стиля на стиль. (Для филологов-классиков это сказал Виламовиц.) Анненский добавлял к этому: и с чувства на чувство. В классических книгах каждое новое поколение уже не видит чего-то, что видели отцы, но видит что-то, чего отцы не видели.
<…>
«Мы читаем в старых строчках нового Гомера, и “нового”, может быть, в смысле разновидности “вечного”» (писал он в статье «Что такое поэзия?»). И не только «мы», люди конца XIX в., но и греки V в. читали Гомера не так, как современники, и Еврипид видел в тех же мифах не то, что Эсхил, и поздний Еврипид – не то, что ранний Еврипид («Поэт “Троянок”»). Так и он, Анненский, через какие-нибудь 50 лет после Гоголя, Гейне, Достоевского, Тургенева, чувствует в их строчках что-то новое, необычное, странное: его очерки о классиках XIX века в «Книге отражений» – это прежде всего пересказы их текстов на новом языке чувств («языке сердца», сказал бы романтик). Такой же пересказ представляет собой его Еврипид – и в стихах, и в манерных ремарках, и в статьях-комментариях.
<…>
Все поэты всех времен для него заняты одним и тем же: переводят на свои мысли и чувства загадку мироздания. А слова второстепенны: они никогда не выражают вполне мысль поэта. Интонация важнее слов. Лучшее, что можно делать с языком, – это писать прерывистыми фразами, чтобы в разрывы предложений просвечивало, [С. 592] угадываясь, невыраженное и невыразимое. Отсюда – те многоточия, которые так пестрят на каждой странице Анненского и так темнят (по выражению Ф. Ф. Зелинского) «дикционную физиономию» его европейского подлинника: превращают железную связность греческой мысли в отрывистые вспышки современной чувствительности.
В статье «Памяти И. Ф. Анненского» Ф. Ф. Зелинский приводит два ярких примера такого «соблазна расчленения». Первый – слова Медеи об обманутом ею Креонте («Медея», 371 сл.): в подлиннике – «Он же дошел до такого неразумия, что, имея возможность, изгнав меня из земли, этим (заранее) уничтожить мои замысли, – разрешил мне остаться на этот день, в течение которого я обращу в трупы троих моих врагов – отца, дочь и моего мужа» (подстрочный перевод самого Зелинского; «нечего говорить, что в поэзии этот перевод невозможен», соглашается Зелинский, смело отождествляя «поэзию» со вкусами своего времени и круга). У Анненского:

О слепец!
В руках держать решенье – и оставить
Нам целый день… Довольно за глаза,
Чтобы отца и дочь и мужа с нею
Мы в трупы обратили… ненавистных. [С. 593]

<…>
[Другие примеры Зелинского и Гаспарова опускаю. Далее о изменениях, произведенных Анненским в тексте Еврипида.]
В пример из «Ипполита» вкрадываются слова «в безмолвии ночей я думою томилась…» – от романтической поэтики, где ночь всегда безмолвна, а дума томительна.
<…>
… у Анненского переводческие добавления служат эмоциональности образа, – причем, конечно, эмоции античного человека переосмысливаются на современный лад. В «Умоляющих» (ст. 54 – 56) хор говорит Эфре: «и ты ведь, царица, родила супругу сына, сделав милым ему свое ложе» – естественная для [С. 594] античности мысль «продолжение рода – прежде всего, любовь – потом». Анненский переводит: «сына и ты когда-то царю принесла ведь на ложе, где вас сливала ласка» – любовь сперва, деторождение потом.
<…>
Конечно, сами эти тексты [трагедий, дошедшие до нас] представляли собой лишь часть сложного зрелища – музыкального, плясового, словесного, – называвшегося греческой трагедией. Но до нас сохранились и вошли в мировую культуру только сами тексты, став самодовлеющим словесным целым; ряды строчек и имена говорящих. Вписывая в этот текст свои ремарки, Анненский вносит в него психологическую атмосферу – разумеется, такую, какую чувствует он, человек начала XX века, потому что восстановить психологию афинского зрителя V в. до н. э. мы не в силах.
<…>
Мы видим: Анненский, во-первых, усиленно вписывает в текст «паузы», во время которых в душе персонажей происходит нечто невысказанное, и, во-вторых, «тон», «иронию», «горькую усмешку» и прочее, означающее, что персонажи если и говорят, то не совсем то, что думают. На прямолинейный греческий текст, в котором все слова значат ровно то, что они значат, накладывается густая сетка режиссерских указаний на какое-то иное, скрытое за ними значение. Опять-таки происходит жестокая борьба за смысл между переводчиком и оригиналом, и в этой борьбе побеждает переводчик. Еврипид оказывается неузнаваемо перелицованным – так, что все, кто читал его по-гречески, убиваются, а кто не читал, умиляются вот уже сто лет. Работа над ремарками, была последним этапом шлифовки перевода Анненского: в переводах, доведенных им до печати, их много, а в оставшихся черновыми – почти нет.
<…>
… «одна решительная черта» отличает античность Анненского от античности настоящей – это «отсутствие маски с теми последствиями и влияниями, которые снятие ее оказывает на весь драматический стиль. Ибо маска принуждает диалог быть только типическим и всю психологию вмещает в немногие решительные моменты перипетий драмы, тогда как отсутствие маски обращает все течение драматического действия в непрерывно сменяющуюся зыбь мимолетных и мелких, полусознательных и противоречивых переживаний. Но уже Еврипида заметно тяготит статичность маски; кажется, он предпочел бы живую и неустанно подвижную мимику открытого лица, как он понизил свои [С. 595] котурны и сделал хор, некогда носителя незыблемой объективной нормы, выразителем лирического субъективизма» [из книги Вяч. Вс. Иванова «О поэзии Иннокентия Анненского»]. То, к чему (по мнению Иванова) стремился Еврипид, доделал, осуществил за него Анненский.
<…>
Кроме таких режиссерских вмешательств в текст, какими были ремарки, поэт пользуется и обычными типографскими: в репликах появляются курсивы и, как правило, приходятся на неожиданные, порой случайные слова, побуждая читателя остановиться и задуматься. Тому же служат абзацы в длинных монологах (особенно – разрывающие строку): они часто ставятся не там, где кончается один логический кусок и начинается другой, а немного раньше или немного позже. Тому же служат анжамбманы – когда точка (или многоточие) приходится не на конец стихотворной строки, а тоже немного раньше или позже. В греческой трагедии фразы и части фраз укладывались в строки с монументальной четкостью, у Анненского они причудливо изламываются по переносам, и каждый такой излом опять-таки диктует читателю эмоциональную интонацию, не зависящую от смысла слов. Наконец, тому же служит сам стиховой ритм: Анненский один из первых русских модернистов разработал дольник, прерывистый размер с неровным ритмом, все время держащий в напряжении читательский слух. Использовался он преимущественно в хорах, но не только: пролог «Ифигении в Авлиде» наполовину написан анапестами, Анненскому этот однообразный размер претил, и он подменил его дольником, к удивлению своих посмертных редакторов. Большинство русских поэтов начала века учились дольнику по Гейне, Анненский – по античным лирическим размерам; Мережковский переводил хоры греческих трагедий еще условными и привычными хореями и амфибрахиями, Анненский – столь же условными, но непривычными дольниками, и разница была разительна.
<…>
[О словаре перевода.] Корабли он называет триэрами (через «э»), потому что это красиво, хоть и знает, что триеры с тремя рядами весел появились в Греции много позже героического века. Пророк у него – «профет» (в «Ионе»), возлияния – «фиалы» (в «Оресте»), вождь – «игемон», для надгробной жертвы он изобретает слово «медомлечье»; и тут же суд у него назван «процессом», покрывало «вуалью», шлем «каской», Геракл восклицает «О Господи!», а Ифигения называет Агамемнона и Клитемнестру «папа» и «мама». Когда-то Гнедич, чтобы почувствовать уникальность Гомеровой «Илиады», создал для ее перевода небывалый язык, где соседствовали славянизмы «риза» и «дондеже», древнеруссицизмы «сулица» и «гридня», диалектизмы вроде «господыня», грецизмы вроде «скимн» и «фаланга», неологизмы вроде «охап» или «избава». То же самое старался сделать Анненский для перевода греческой трагедии; только общим знаменателем словаря Гнедича должна была быть высокость, а словаря Анненского – красивость. [С. 596]
<…>
… и даже реминисценции из Пушкина («Скажу ясней: тоска меня снедает», «Орест», 398). Но, воспитавшись на Достоевском, он хорошо понимает, что житейский прозаизм на нужном месте острее ранит читателя, чем выисканная красота: поэтому Елена об Оресте по-бытовому просто спрашивает: «Давно ли он в постели-то, Электра?» (ст. 88, и т. п. почти на каждой странице), а в кульминационном месте «Ифигении в Авлиде» Клитемнестра кричит Агамемнону: «Пожалуйста, спокойнее!» (ст. 1133: перевод совершенно точен, но посмертные редакторы упорно исправляли это на приподнятое «Остановись!»).
<…>
В предисловии к «Медее» Анненский рассуждает о том, что, глядя на канатоходца, зритель внутренне хочет, чтобы он сорвался и разбился; вот основа восприятия трагического. (Коллег-филологов это шокировало.)
<…>
В филологии XIX в. противостояли две национальные школы, немецкая и французская (а третья, английская, смотрела на них свысока). Немецкая была [С. 597] более исследовательской, французская – более оценочной; немецкая старалась вписывать античную поэзию в контекст античной культуры, французская – в контекст культуры современного читателя. Анненскому-поэту была ближе, конечно, французская школа, Анненскому-филологу – немецкая. Он выходил из положения так, как делается часто: в основу работы молча клал французские книги (Патэна, Дешарма, Фаге), а ссылался чаще на немецкие (даже на случайные второстепенные диссертации). [С. 598]
<…>
В 1906 г. Он выпускает первый том своего полного «Театра Еврипида», но не спешит с его продолжением.
<…>
Он приневоливает себя к работе: собирается зимой 1909 г. «уйти в затвор» для окончания своего Еврипида и в следующем году выпустить наконец второй том. Этого не случилось: на пороге этой зимы, 30 ноября 1909 г., он умер от разрыва сердца по дороге на заседание Общества классической филологии, где должен был делать доклад о Еврипиде.
Новая жизнь не состоялась, старая не удалась. Для товарищей-филологов он не был ученым, а только талантливым лектором и популяризатором с досадными декадентскими вкусами. Для символистов он был запоздалым открывателем их собственных открытий: Брюсов и Блок в рецензиях высокомерно похваливали «Тихие песни» как работу начинающего автора, не догадываясь, что поэт гораздо старше их обоих.
<…>
Конечно, смерть его была отмечена в «Аполлоне» целым букетом некрологов, а у поэтов-акмеистов он стал культовой фигурой, но трудно представить что-то менее похожее на Анненского, чем их собственные стихи.
<…>
В советское время, как ни странно, Анненскому повезло. Конечно, он был недопустимо пессимистичен, но хотя бы не дожил до революции и не успел ей ужаснуться, поэтому его разрешено было издавать и изучать: это один из немногих поэтов, для которых мы имеем хотя бы частичный словарь языка и каталог метрики. Однако его Еврипида этот интерес не коснулся. [С. 599]
<…>
Есть портрет Анненского, обычно прилагаемый ко всем его изданиям: фотография, на ней директор гимназии, человек без возраста, в сюртуке и с закрученными усами. Есть другой, который вспоминают гораздо реже: рисунок Бенуа, на нем лицо тяжелеющего старика, усталое, одутловатое, с нависающими веками. Незавершенный «Театр Еврипида» выпал из рук именно этого второго Анненского. Он устарел для самого своего создателя. Устарел, но остался уникален. Это – поневоле сохраненные, без охоты дописываемые тетради упражнений, на которых когда-то Анненский стал Анненским: из многословия его Еврипида рождался изумительный лаконизм «Тихих песен» И «Кипарисового ларца». Читатель всех времен не любит заглядывать в лабораторию поэта: ему приятнее представлять, будто тот рождается божественно законченным, как Афина из головы Зевса. Но те из нас, кто по-настоящему благодарны Анненскому за созданные им стихи, – те будут благодарны и этим страницам русского Еврипида за созданного ими поэта. [С. 600]

Новый претендент на самый "смешной" перевод, который, видимо, посчитали вполне серьёзным, раз отдали мне на проверку. Как обычно, публикую только после отчисления студента.
На перевод было дано начало первой главы "Рождественской сказки" Диккенса. Называлась глава, если память не изменяет, Marley's Gost. Теперь перевод (грамматику сохраняю, "скряга" -- это Скрудж).

Мерлинское преведение

Мерлей умер, для начала.
Это, без сомнения, так.
Справка о смерти была подписана священником, конторским служащим, предприятием и начальником морга. Скряга написал это.
И имя скряги было хорошо изменено на то которое он выбрал и поставил рукой.
Старый Мэрлей был мёртв как дверной гвоздь.
Помните! Я не имею ввиду сказанное, что я знаю, признано, что есть особая смерть о дверном гвозде.
Я в силе склонить себя и наградить гробным гвоздём -- мёртвым куском металла в торговле?
Но наши старые-мудрые предки улыбаются и мои грешные руки не будут беспокоить это, или сделает граф.
Ты будешь, поэтому, повторять выразительно, что Мэрлей был мёртв как дверной гвоздь.

[Похоже "старые-мудрые предки" включая самого Диккенса не только улыбаются, но и сожалеют о своём английском, непонятном иностранцу. А ещё мне подумалось, что некоторые люди могут неплохо заменить машинный перевод. Что это? Очередной признак тоталитаризма? Человек-машина?]

(16 сентября)
Plut.Nic.28-29 (перев. Т. Миллер)

28. В совместном Собрании сиракузян и союзников народный главарь Эврикл предложил объявить день захвата Никия в плен праздником и отмечать его принесением жертв и отдыхом от трудов, праздник же именовать Асинарией в честь реки. День этот пришелся на двадцать шестое число месяца карнея, который у афинян называется метагитнионом. С афинянами же Эврикл предлагал поступить так: рабов и союзников продать, самих же афинян и перешедших на их сторону сицилийцев послать под охраной в каменоломни, за исключением стратегов, которых надлежит казнить. Сиракузяне одобряли его мнение, и слова Гермократа, что хорошо использовать победу важнее, чем победить, были встречены возмущенным криком, а Гилиппу, который настаивал, чтобы стратеги живыми были увезены в Лакедемон, граждане, уже раздувшиеся от гордости своими победами, ответили бранью. Впрочем, еще во время войны сиракузяне тяготились грубостью Гилиппа и его лаконской манерой командования; как сказано у Тимея, ему ставили в вину скупостьи алчность, эту наследственную болезнь, из-за которой его отец Клеандрид, бравший взятки, принужден был покинуть отечество. Да и сам Гилипп со страшным позором удалился в изгнание, когда на него донесли, что он похитил и спрятал под крышей своего дома тридцать талантов из той тысячи, что Лисандр отправил в Спарту. Подробнее об этом говоррится в жизнеописании Лисандра.

Тимей сообщает, что Демосфен и Никий не были казнены по приказу сиракузян, как утверждают Филист и Фукидид, но, предупрежденные Гермократом, воспользовались отсутствием караульных и покончили с собою, пока еще шло Народное собрание. Тела их были выброшены к воротам и лежали там, доступные взорам всех любопытствовавших. Мне приходилось слышать, что в Сиракузах, в одном из храмов, до сих пор показывают искусно отделанный золотом и пурпуром щит, якобы принадлежавший Никию.

29. Множество афинян погибло в каменоломнях от болезней и скверной пищи: им давали в день две котилы ячменя и котилу воды, но немалое их число, -- те, кто был похищен или выдавал себя за раба, -- было продано. Их продавали в рабство и ставили на лбу клеймо в виде лошади. Да, были и такие, кому вдобавок к неволе привелось терпеть еще и это. Но даже в такой крайности им приносило пользу чувство собственного достоинства и умение себя держать. Владельцы либо отпускали их на свободу, либо высоко ценили. А некоторых спас Еврипид. Дело в том, что сицилийцы, вероятно, больше всех греков, живущих за пределами Аттики, чтили талант Еврипида. Когда приезжающие доставляли им небольшие отрывки из его произведений, сицилийцы с наслаждением вытверживали их наизусть и повторяли друг другу. Говорят, что в ту пору многие из благополучно возрватившихся домой горячо приветствовали Еврипида и рассказывали ему, как они получали свободу, обучив хозяина тому, что осталось в памяти из его стихов, или как, блуждая после битвы, зарабатывали себе пищу и воду пением песен из его трагедий. Нет, стало быть, ничего невероятного в рассказе о том, что в Кавне какому-то судну сначала не позволяли укрыться в гавани от пиратов, а затем впустили его, когда после расспросов удостоверились, что моряки помнят наизусть стихи Еврипида.

А. П. Лопухин, Библейская история Ветхого Завета. (орфография моя)

"Эти праздники не только служили воспоминанием великих событий в истории израильского

народа, но каждый из них имел свое особое значение. Первый из них -- Пасха -- отмечал начало

жатвы... Пасха была в первом месяце священного года; чрез семь недель наступала Пятидесятица,

а в седьмом месяце наступал праздник Кущей. Пасха служила для израильтян воспоминанием

начала их избавления от рабства и вступление в состояние свободного народа...
Пасха, бывшая самым торжественным из трех годовых праздников, совершалась в течение семи

дней, начиная с вечера, которым заканчивался четырнадцатый день Нисана или Авива, первого

месяцы священного года. Она установлена была в ночь пред исходом израильтян из Египта, и хотя

в совершении ее со временем произошли некоторые изменения, но в общем она совершалась так

же, как и в первый раз при ее установлении. Пасха имела глубочайшее прообразовательное

значение. В своем первоначальном смысле это была в одно и то же время и жертва, в которой

невиннейшее из животного царства приносилось во искупление за виновных во грехах, и радостное

празднество по случаю избавления, -- празднество вместе с тем историческое, и потому пасха

вкушалась с горькими травами и престным хлебом (в воспоминание горечи египетского рабства и

спешных сборов к избавлению от него) и в положении спешащих в путь странников. В совем

высшем значении она была явным прообразом искупительного дела Христа, который как "Пасха

наша, был заклан за нас" (1 Кор., 5:7), и притом заклан в самое время совершения обрядовой

Пасхи, как "непорочный и чистый Агнец" (1 Петр., 1:19)".

По Ветхому Завету Пасха была установлена во время Моисея при бегстве из Египта (последняя

казнь египетская). Тем не менее, после смерти Моисея Пасха не праздновалась до последнего

времени Иудейского царства, когда она стала регулярной. Учитывая существования

ханаанейского культа, приближающегося к обрядам традиционной Пасхи, можно предположить

своего рода "замещение" первого второй в Иудейском царстве в ходе общего противостояния

монотеизма местным верованиям. Евреи, как известно, будучи народом пришлым, постоянно

уклонялись к богам Ханаана, принимая местные обычаи и постепенно привыкая к ним.

Установление Песаха в память об Исходе давало кардинально новый смысл земледельческому

празднику, позволяя вместе с тем не искоренять ставшие естесвенной частью народной жизни

привычки. И возрождение Адониса, олицетворявшееся в весеннем расцвете природы,

преобразуется в возрождение еврейского народа, освобождение его от египетского рабства и

становление его как народа избранного.

Обрядовость еврейской пасхи лежит в основе не только христианского праздника, но и таинства

Причащения, являющегося Малой Пасхой.
10 Нисана (приблизительно лунный март-апрель) избирали однолетнего агнца без порока.

Следует заметить, что день в еврейском священном календаре начинается с захода солнца.
14 Нисана -- "пейсах". Во дворе святилища происходило заклание агнца, его кровью кропили

жертвенник, а затем пекли мясо. Печь надо было не переламывая костей.
Вечером этого же дня (то есть перед самым наступлением 15-го числа), дома -- "первая чаша".

Вино мешалось с водой по греческому образцу, отец семейства, воздав хвалу Богу, пил свою чашу.

Затем пило всё семейство, после чего со славословием Бога ели агнца с пресным хлебом,

горькими травами и густым соусом из фиников, смокв, винограда и уксуса. Доесть его надо было

до конца дня. Вся эта спешка должна напоминать евреям о спешке исхода из Египта (сама пасха и

является у них символом исхода), а горькие травы -- о горечи египетского рабства. После еды

блюда убираются, ставится чаша с вином и водой, отец рассказывает детям историю и символику

праздника.
Затем вновь вносятся блюда (вся прочая еда). Но перед принятием пищи поют первую часть

аллилуйи (пс. 110--114).

Аллилуия.
Славлю Тебя, Господи, всем сердцем моим в совете праведных и в собрании.
Велики дела Господни, вожделенны для всех, любящих оные.
Дело его -- слава и красота, и правда Его пребывает вовек.
Памятными соделал Он чудеса Свои; милостив и щедр Господь.
Пищу дает боящимся Его; вечно помнит завет Свой.
Силу дел Своих явил Он народу Своему, чтобы дать ему наследие язычников.
Дела рук Его истина и суд; все заповеди Его верны,
Тверды на веки и веки, основаны на истине и правоте.
Избавление послал Он народу Своему; заповедал на веки завет Свой. Свято и страшно имя Его!
Начало мудрости -- страх Господень; разум верный у всех, исполняющих заповеди Его. Хвала Ему

пребудет вовек.

Аллилуия.
Блажен муж, боящийся Господа и крепко любящий заповеди Его.
Сильно будет на земле семя его; род правых благословится.
Обилие и богатство в доме его, и правда его пребывает вовек.
Во тьме восходит свет правым; благ он и милосерд и праведен.
Добрый человек милует и взаймы дает; он даст твердость словам своим на суде.
Он во век не поколеблется; в вечной памяти будет праведник.
Не убоится худой молвы; сердце его твердо, уповая на Господа.
Утверждено сердце его; он не убоится, когда посмотрит на врагов своих.
Он расточил, раздал нищим; правда его пребывает во веки; рог его вознесется во славе.
Нечестивый увидит это, и будет досадовать, заскрежещет зубами своими, и истает. Желание

нечестивых погибнет.

Аллилуия.
Хвалите, рабы Господни, хвалите имя Господне.
Да будет имя Господне благословенно отныне и вовек.
От восхода солнца до запада да будет прославляемо имя Господне.
Высок над всеми народами Господь; над небесами слава Его.
Кто, как Господь, Бог наш, Который, обитая на высоте,
Приклоняется, чтобы призирать на небо и на землю;
Из праха поднимает бедного, из брения возвышает нищего,
Чтобы посадить его с князьями, с князьями народа его;
Неплодную вселяет в дом матерью, радующеюся о детях? Аллилуия!

Когда вышел Израиль из Египта, дом Иакова из народа иноплеменного,
Иуда сделался святынею Его, Израиль -- владением Его.
Море увидело, и побежало; Иордан обратился назад.
Горы прыгали, как овны, и холмы, как агнцы.
Что с тобою, море, что ты побежало, и с тобою, Иордан, что ты обратился назад?
Что вы прыгаете, горы, как овны, и вы, холмы, как агнцы?
Пред лицем Господа трепещи, земля, пред лицем Бога Иаковлема,
Превращающего скалу в озеро воды и камень -- в источник вод.
Не нам, Господи, не нам, но имени Твоему дай славу, ради милости Твоей, ради истины Твоей.
Для чего язычникам говорить: "где же Бог их?"
Бог наш на небесах; творит все, что хочет.
А их идолы -- серебро и золото, дело рук человеческих.
Есть у них уста, но не говорят; есть у них глаза, но не видят;
Есть у них уши, но не слышат; есть у них ноздри, но не обоняют;
Есть у них руки, но не осязают; есть у них ноги, но не ходят, и они не издают голоса гортанью

своею.
Подобны им да будут делающие их и все, надеющиеся на них.
Дом Израилев! уповай на Господа: Он -- наша помощь и щит.
Дом Ааронов! уповай на Господа: Он -- наша помощь и щит.
Боящиеся Господа! уповайте на Господа: Он -- наша помощь и щит.
Господь помнит нас, благословляет нас, благословляет дом Израилев, благословляет дом Ааронов;
Благословляет боящихся Господа, малых с великими.
Да приложит вам Господь более и более, вам и детям вашим.
Благословенны вы Господом, сотворившим небо и землю.
Небо -- небо Господу, а землю Он дал сынам человеческим.
Не мертвые восхвалят Господа, ни все нисходящие в могилу;
Но мы будем благословлять Господа отныне и вовек. Аллилуия.

Я радуюсь, что Господь услышал голос мой, моление мое;
Приклонил ко мне ухо Свое, и потому буду призывать Его во все дни мои.
Объяли меня болезни смертные, муки адские постигли меня; я встретил тесноту и скорбь.
Тогда призвал я имя Господне: Господи! избавь душу мою.
Милостив Господь и праведен, и милосерд Бог наш.
Хранит Господь простодушных: я изнемог, и Он помог мне.
Возвратись, душа моя, в покой твой; ибо Господь облагодетельствовал тебя.
Ты избавил душу мою от смерти, очи мои -- от слез и ноги мои от преткновения.
Буду ходить пред лицем Господним на земле живых.

После этого читали краткую молитву и переходили ко "второй чаше". Умывали руки и доедали

агнца. Так как следующий день начинался вечером, то надо было ничего не оставлять до

наступления вечера. Насколько растягивалась подобное празднество, я не знаю. Но теоретически

вполне возможно, что "вторая чаша" могла наступать уже с наступлением утра, после сна.
После еды вновь умывали руки и пили третью чашу -- "чашу благословения". Отец семейства

благословлял Бога за Его благодать.
Конец праздника назывался "Галлел". Пили четвертую чашу и пели вторую часть аллилуйи (пс.

115--118).
С четырнадцатаго по двадцать первое Нисана шли Опресноки.
Информация взята из моего конспекта по архиеп. Аверкию, "Четвероевангелие: Руководство к

изучению священного Писания Нового Завета".

Я веровал, и потому говорил: я сильно сокрушен.
Я сказал в опрометчивости моей: всякий человек ложь.
Что воздам Господу за все благодеяния Его ко мне?
Чашу спасения приму, и имя Господне призову.
Обеты мои воздам Господу пред всем народом Его.
Дорога в очах Господних смерть святых Его!
О, Господи! я раб Твой, я раб Твой и сын рабы Твоей; Ты разрешил узы мои.
Тебе принесу жертву хвалы, и имя Господне призову.
Обеты мои воздам Господу пред всем народом Его, Во дворах дома Господня, посреди тебя,

Иерусалим! Аллилуия.

Хвалите Господа, все народы, прославляйте Его, все племена;
Ибо велика милость Его к нам, и истина Господня вовек. Аллилуия.

Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его.
Да скажет ныне дом Израилев: ибо вовек милость Его.
Да скажет ныне дом Ааронов: ибо вовек милость Его.
Да скажут ныне боящиеся Господа: ибо вовек милость Его.
Из тесноты воззвал я к Господу, и услышал меня, и на пространное место вывел меня Господь.
Господь за меня, не устрашусть: что сделает мне человек?
Господь мне помощник: буду смотреть на врагов моих.
Лучше уповать на Господа, нежели надеяться на человека.
Лучше уповать на Господа, нежели надеяться на князей.
Все народы окружили меня, но именем Господним я низложил их.
Обступили меня, окружили меня; но именем Господним я низложил их.
Окружили меня, как пчелы, и угасли, как огонь в терне; именем Господним я низложил их.
Сильно толкнули меня, чтоб я упал; но Господь поддержал меня.
Господь -- сила моя и песнь; Он соделался моим спасением.
Глас радости и спасения в жилищах праведников: десница Господня творит силу!
Десница Господня высока, десница Господня творит силу!
Не умру, но буду жить и возвещать дела Господни.
Строго наказал меня Господь; но смерти не предал меня.
Отворите мне врата правды; войду в них, прославлю Господа.
Вот врата Господа; праведные войдут в них.
Славлю Тебя, что Ты услышал меня и соделался моим спасением.
Камень, который отвергли строители, соделался главою угла.
Это -- от Господа, и есть дивно в очах наших.
Сей день сотворил Господь: возрадуемся и возвеселимся в оный!
О, Господи, спаси же! О, имя Господне! Благословляем вас из дома Господня.
Бог -- Господь, и осиял нас; вяжите вервями жертву, ведите к рогам жертвенника.
Ты -- Бог мой: буду славить Тебя; Ты -- Бог мой: буду превозносить Тебя.
Славьте Господа, ибо Он благ, ибо вовек милость Его.

Блаженны непорочные в пути, ходящие в законе Господнем.
Блаженны хранящие откровения Его, всем сердцем ищущие Его.
Они не делают беззакония, ходят путями Его.
Ты заповедал повеления Твои хранить твердо.
О, если бы направлялись пути мои к соблюдению уставов Твоих!
Тогда я не постыдился бы, взирая на все заповеди Твои;
Я славил бы Тебя в правоте сердца, поучаясь судам правды Твоей.
Буду хранить уставы Твои; не оставляй меня совсем.
Как юноше содержать в чистоте путь свой? -- Хранением себя по слову Твоему.
Всем вердцем моим ищу Тебя; не дай мне уклониться от заповедей Твоих.
В сердце моем сокрыл я слово Твое, чтобы не грешить пред Тобою.
Благословен Ты, Господи! научи меня уставам Твоим.
Устами моими возвещал я все суды уст Твоих.
На пути откровений Твоих размышляю, и взираю на пути Твои.
Уставами Твоими утешаюсь; не забываю слова Твоего.
Яви милость рабу Твоему, и буду жить и хранить слово Твое.
Открой очи мои, и увижу чудеса закона Твоего.
Странник я на земле; не скрывай от меня заповедей Твоих.
Истомилась душа моя желанием судов Твоих во всякое время.
Ты укротил гордых, проклятых, уклоняющихся от заповедей Твоих.
Сними с меня поношение и посрамление, ибо я храню откровения Твои.
Князья сидят и сговариваются против меня; а раб Твой размышляет об уставах Твоих.
Откровения Твои -- утешение мое, советники мои.
Душа моя повержена в прах; оживи меня по слову Твоему.
Объявил я пути мои, и Ты услышал меня; научи меня уставам Твоим.
Дай мне уразуметь путь повелений Твоих, и буду размышлять о чудесах Твоих.
Душа моя истаевает от скорби: укрепи меня по слову Твоему.
Удали от меня путь лжи, и закон Твой даруй мне.
Я избрал путь истины, поставил пред собою суды Твои.
Я прилепился к откровениям Твоим, Господи; не постыди меня.
Потеку путем заповедей Твоих, когда Ты расширишь сердце мое.
Укажи мне, Господи, путь уставов Твоих, и я буду держаться его до конца.
Вразуми меня, и буду соблюдать закон Твой и хранить его всем сердцем.
Поставь меня на стезю заповедей Твоих, ибо я возжелал ее.
Приклони сердце мое к откровениям Твоим, а не к корысти.
Отврати очи мои, чтобы не видеть суеты; животвори меня на пути Твоем.
Утверди слово Твое рабу Твоему, ради благоговения пред Тобою.
Отврати поношение мое, которого я страшусь; ибо суды Твои благи.
Вот, я возжелал повелений Твоих; животвори меня правдою Твоею.
Да придут ко мне милости Твои, Господи, спасение Твое по слову Твоему.
И я дам ответ поносящему мнея: ибо уповаю на слово Твое.
Не отнимай совсем от уст моих слова истины; ибо я уповаю на суды Твои;
И буду хранить закон Твой всегда, во веки и веки.
Буду ходить свободно; ибо я взыскал повелений Твоих.
Буду говорить об откровениях Твоих пред царями, и не постыжусь.
Буду утешаться заповедями Твоими, которые возлюбил.
Руки мои буду простирать к заповедям Твоим, которые возлюбил, и размышлять об уставах Твоих.
Вспомни слово Твое к рабу Твоему, на которое Ты повелел мне уповать.
Это -- утешение в бедствии моем, что слово Твое оживляет меня.
Гордые крайне ругались надо мною; но я не уклонился от закона Твоего.
Вспоминал суды Твои, Господи, от века, и утешался.
Ужас овладевает мною при виде нечестивых, оставляющих закон Твой.
Уставы Твои были песнями моими на месте странствований моих.
Ночью вспоминал я имя Твое, Господи, и хранил закон Твой.
Он стал моим, ибо повеления Твои храню.
Удел мой, Господи, сказал я, соблюдать слова Твои.
Молился я Тебе всем сердцем: помилуй меня по слову Твоему.
Размышлял о путях моих, и обращал стопы мои к откровениям Твоим.
Спешил и не медлил соблюдать заповеди Твои.
Сети нечестивых окружили меня; но я не забывал закона Твоего.
В полночь вставал славословить Тебя за праведные суды Твои.
Общник я всем боящимся Тебя и хранящим повеления Твои.
Милости Твоей, Господи, полна земля; научи меня уставам Твоим.
Благо сотворил Ты рабу Твоему, Господи, по слову Твоему.
Доброму разумению и ведению научи меня; ибо заповедям Твоим я верую.
Прежде страдания моего я заблуждал; а ныне слово Твое храню.
Благ и благодетелен Ты, -- научи меня уставам Твоим.
Гордые сплетают на меня ложь; я же всем сердцем буду хранить повеления Твои.
Ожирело сердце их, как тук; я же законом Твоим утешаюсь.
Благо мне, что я пострадал, дабы научиться уставам Твоим.
Закон уст Твоих для меня лучше тысяч золота и серебра.
Руки Твои сотворили меня и устроили меня; вразуми меня, и научусь заповедям Твоим.
Боящиеся Тебя увидят меня, и возрадуются, что я уповаю на слово Твое.
Заню, Господи, что суды Твои праведны, и по справедливости Ты наказал меня.
Да будет же милость Твоя утешением моим, по слову Твоему к рабу Твоему.
Да придет ко мне милосердие Твое, и я буду жить; ибо закон Твой -- утешение мое.
Да будут постыжены гордые, ибо безвинно угнетают меня; я размышляю о повелених Твоих.
Да обратятся ко мне боящиеся Тебя и знающие откровения Твои.
Да будет сердце сое непорочно в уставах Твоих, чтобы я не посрамился.
Истаевает душа моя о спасении Твоем; уповаю на слово Твое.
Истаевают очи мои о слове Твоем; я говорю: когда Ты утешишь меня?
Я стал, как мех в дыму; но уставов Твоих не забыл.
Сколько дней раба Твоего? Когда произведешь суд над гонителями моими?
Яму вырыли мне гордые, вопреки закону Твоему.
Все заповеди Твои -- истина; несправедливо преследуют меня; помоги мне.
Едва не погубили меня на земле; но я не оставил повелений Твоих.
По милости Твоей оживляй мнея, и буду хранить откровения уст Твоих.
На веки, Господи, слово Твое утверждено на небесах;
Истина Твоя в род и род. Ты поставил землю, и она стоит.
По определениям Твоим все стоит доныне; ибо все служит Тебе.
Если бы не закон Твой был утешением моим, погиб бы я в бедствии моем.
Вовек не забуду повелений Твоих, ибо ими Ты оживляешь меня.
Твой я -- спаси меня; ибо я взыскал повелений Твоих.
Нечестивые подстерегают меня, чтобы погубить; а я углубляюсь в откровения Твои.
Я видел предел всякого совершенства; но Твоя заповедь безмерно обширна.
Как люблю я закон Твой! весь день размышляю о нем.
Заповедию Твоею Ты соделал меня мудрее врагов моих; ибо она всегда со мною.
Я стал разумнее всех учителей моих; ибо размышляю об откровениях Твоих.
Я сведущ более старцев; ибо повеления Твои храню.
От всякого злого пути удерживаю ноги мои, чтобы хранить слово Твое.
От судов Твоих не уклоняюсь, ибо Ты научаешь меня.
Как сладки гортани моей слова Твои! лучше меда устам моим.
Повелениями Твоими я вразумлен; потому ненавижу всякий путь лжи.
Слово Твое -- светильник ноге моей и свет стезе моей.
Я клялся хранить праведные суды Твои, и исполню.
Сильно угнетен я, Господи; оживи меня по слову Твоему.
Благоволи же, Господи, принять добровольную жертву уст моих, и судам Твоим научи меня.
Душа моя непрестанно в руке моей; но закона Твоего не забываю.
Нечестивые поставили для меня сеть; но я не уклонился от повелений Твоих.
Откровения Твои я принял, как наследие на веки; ибо они веселие сердца моего.
Я приклонил сердце мое к исполнению уставов Твоих навек, до конца.
Вымысли человеческие ненавижу, а закон Твой люблю.
Ты -- покров мой и щит мой; на слово Твое уповаю.
Удалитесь от меня, беззаконные, и буду хранить заповеди Бога моего.
Укрепи меня по слову Твоему, и буду жить; не посрами меня в надежде моей;
Поддержи меня, и спасусь; и в уставы Твои буду вникать непрестанно.
Всех, отступающих от уставов Твоих, Ты низлагаешь, ибо ухищрения их -- ложь.
Как изгарь, отметаешь Ты всех нечестивых земли; потому я возлюбил откровения Твои.
Трепещет от страха Твоего плоть моя, и судов Твоих я боюсь.
Я совершал суд и правду; не предай меня гонителям моим.
Заступи раба Твоего ко благу его, чтобы не угнетали меня гордые.
Истаивают очи мои, ожидая спасения Твоего и слова правды Твоей.
Сотвори с рабом Твоим по милости Твоей, и уставам Твоим научи меня.
Я -- раб Твой; вразуми меня, и познаю откровения Твои.
Время Господу действовать: закон Твой разорили.
А я люблю заповеди Твои более золота, и золота чистого.
Все повеления Твои, все признаю справедливыми; всякий путь лжи ненавижу.
Дивны откровения Твои; потому хранит их душа моя.
Откровение слов Твоих просвещает, вразумляет простых.
Открываю уста мои, и вздыхаю; ибо заповедей Твоих жажду.
Призри на меня и помилуй меня, как поступаешь с любящими имя Твое.
Утверди стопы мои в слове Твоем, и не дай овладеть мною никакому беззаконию.
Избавь меня от угнетения человеческого, и буду хранить повеления Твои.
Осияй раба Твоего светом лица Твоего, и научи меня уставам Твоим.
Из глаз моих текут потоки вод оттого, что не хранят закона Твоего.
Праведен Ты, Господи, и справедливы суды Твои.
Откровения Твои, которые Ты заповедал, -- правда и совершенная истина.
Ревность моя снедает меня, потому что мои враги забыли слова Твои.
Слово Твое весьма чисто, и раб Твой возлюбил его.
Мал я и презрен; но повелений Твоих не забываю.
Правда Твоя -- правда вечная, и закон Твой -- истина.
Скорбь и горесть постигли меня; заповеди Твои -- утешение мое.
Правда откровений Твоих вечна: вразуми меня, и буду жить.
Взываю всем сердцем моим: услышь меня, Господи; и сохраню уставы Твои.
Призываю Тебя; спаси меня, и буду хранить откровения Твои.
Предваряю рассвет, и взываю; на слово Твое уповаю.
Очи мои предваряют утреннюю стражу, чтобы мне углубляться в слово Твое.
Услышь голос мой по милости Твоей, Господи; по суду Твоему оживи меня.
Приблизились замышляющие лукавство; далеки они от закона Твоего.
Близок Ты, Господи, и все заповеди Твои истина.
Издавна узнал я об откровениях Твоих, что Ты утвердил их на веки.
Воззри на бедствие мое, и избавь меня; ибо я не забываю закона Твоего.
Вступись в дело мое, и защити меня; по слову Твоему оживи меня.
Далеко от нечестивых спасение, ибо они уставов Твоих не ищут.
Много щедрот Твоих, Господи; по суду Твоему оживи меня.
Много у меня гонителей и врагов; но от откровений Твоих я не удалюсь.
Вижу отступников, и сокрушаюсь; ибо они не хранят слова Твоего.
Зри, как я люблю повеления Твои; по милости Твоей, Господи, оживи меня.
Основание слова Твоего истинно, и вечен всякий суд правды Твоей.
Князья гонят меня безвинно; но сердце мое боится слова Твоего.
Радуюсь я слову Твоему, как получивший великую прибыль.
Ненавижу ложь и гнушаюсь ею; закон же Твой люблю.
Седмикратно в день прославляю Тебя за суды правды Твоей.
Велик мир у любящих закон Твой, и нет им преткновения.
Уповаю на спасение Твое, Господи, и заповеди Твои исполняю.
Душа моя хранит откровения Твои, и я люблю их крепко.
Храню повеления Твои и откровения Твои; ибо все пути мои пред Тобою.
Да приблизится вопль мой пред лице Твое, Господи; по слову Твоему вразуми меня.
Да придет моление мое пред лице Твое; по слову Твоему избавь меня.
Уста мои произнесут хвалу, когда Ты научишь меня уставам Твоим.
Язык мой возгласит слово Твое; ибо все заповеди Твои праведны.
Да будет рука Твоя в помощь мне; ибо я повеления Твои избрал.
Жажду спасения Твоего, Господи, и закон Твой -- утешение мое.
Да живет душа моя, и славит Тебя, и суды Твои да помогут мне.
Я заблудился, как овца потерянная: взыщи раба Твоего; ибо я заповедей Твоих не забыл.

Энциклопедия для детей. Т. 6. Ч. 1. Религии мира -- 3-е изд., перераб. и доп./ Гл. ред. М. Д.

Аксёнова. -- М.: Аванта+, 1997.

М. Горелик, Иудаизм в истории: через века и страны / ibid.

Ежегодно на протяжении тысячелетий во время праздника Песах история Исхода как бы заново

проигрывается. В тексте праздничного сказания, которое называется "Пасхальная Агада",

говорится о том, что Исход -- событие не только историческое, которое случилось с предками

сидящих за столом людей, оно происходит сейчас, с каждым поколением, с каждым человеком

заново. [С. 351]

Зиновий Коган, Обряды и праздники / ibid.

ПЕСАХ (Пасха) -- "праздник свободы" -- отмечается в месяце ниссане. Он связан с давними

событиями иудейской истории -- с тем временем, когда Бог вывел евреев из Египта, из рабства на

свободу.
В пасхальный вечер приглашают к ужину одиноких людей и бедняков. Ни один еврей не должен

чувствовать себя забытым и покинутым. В память о хлебе предков, которые покинули Египет,

едят МАЦУ -- хлеб, выпеченный из неперебродившего теста. Нужно съесть не меньше трёх

кусочков мацы. За праздничной трапезой говорят о главном событии праздника. "Вот бедный

хлеб, который ели наши отцы в земле Египетской. Каждый, кто голоден, пусть придет и ест,

каждый, кто нуждается, пусть присоединится к празднованию Пасхи. Ныне мы тут, а в будущем

году -- в земле Израиля. Ныне мы рабы, в будущем году -- свободные люди".
Спустя 30 дней после окончания Песаха праздник наступает снова для тех, кто не смог отметить

его в урочное время. [С. 398]

table border="0" style="width: 400px; border: 1px solid #EEEEEE;">Поздравляем!!! Ваша страна ИспанияСтрана великолепных гор, лазурного моря и голубого неба, радости и удовольствий.Пройти тест

Эрих Церен, Библейские холмы: Пер. с нем. Н. В. Шафранской / Предисл. и прим. Д. П. Каллистова; Послесл. А. А. Нейхардт. -- М.: Правда, 1986. -- 480 с., ил.

Раскопками античных городов занялись во второй половине XVIII века, археология как наука возникла уже в XIX веке, на который приходятся открытия Шампольонаи Шлимана. К рубежу веков уже обозначились основные направления раскопок: Ассирия, Египет, Эллада. Идут споры по Шумеру (была версия, что шумерский язык -- это вавилонская тайнопись, но американская экспедиция раскопала в Ниппуре целую библиотеку, показавшую самостоятельность этого языка); Роберт Кольдивей находит Вавилон; археологи нового поколения уже не столько ищут артефакты по заказу музеев, сколько планомерно восстанавливают этапы развития древних городов; созданы академии, организующие новые экспедиции. Ведутся поиски затеряных городов Мезоамерики; раскопки на территории Палестины заманчивы, но проблематичны; в Месопотамии археологи больше зависят от благосклонности местных шейхов, чем от разрешения турецких властей; наиболее удачны исследования в Египте, именно за ними следит европейская пресса, именно они более всего окрашены мистикой и романтикой. Ведущую роль в археологии играют европейские страны: Великобритания, Франция, Австро-Венгрия и особенно Германия.

1900 -- американская экспедиция покидает Ниппур
1901/1902 -- французская экспедиция находит в Сузах (Иран) законы Хаммурапи
1901 -- экспедиция Австро-Венгрии, возглавляемая профессором Эрнстом Зеллином, работает в Таанаке (Палестина), где находит архив переписки мейстных владетелей с фараоном. Переписка велась на аккадском языке, бывшем тогда международным, но не родным ни для одной из сторон.
В этом же году раскопан заупокойный храм Джедефра, сына Хеопса (Египет)
1902-1908 -- германская экспедиция, возглавляемая Людвигом Борхардтом, работает в пирамиде Сахура.
1902 -- германская экспедиция, возглавляемая Робертом Кольдевеем и Вальтером Андре (27 лет), выезжает из Вавилона в Борсиппу (пригород Валвилона), а затем в Фара (Месопотамия), где обнаружен шумерский Шуруппак. В дальнейшем Р. Кольдевей возвращается обратно, но этом же году он вместе с Карлом Хуманном, Отто Пухштейном и другими учеными работает в Знджирли (Сирия, у Антиохии). Затем Р. Кольдевей вновь возвращается в свой Вавилон.

1902-1909 -- британская экспедиция Р. А. С. Макалистера в Телль-Джезере (Палестина) находит древний Гезер.
"Макалистер обнаружил большие подземные туннели с высокими сводами, которые -- еще при помощи каменных орудий -- были вырублены в скале на глубине около 30 метров. Там он обнаружил подземный родник. Этот родник, очевидно, спасал от жажды жителей города во время осады. Когда же пришли сюда дети Израиля, никакая осада не была страшна крепости. Так говорит книга Иисуса Навина.
В Гезере было обнаружено несколько культурных слоев: начиная от каменного века и до начала нашей эры. Только в V слое появляются предметы из бронзы, в III слое -- из железа. Древнейшая земля, древнейшая история человечества! Нашли змею из бронзы! Не тот ли это "медный змий", которого Моисей когда-то "сотворил" для спасения своего народа".
"В процессе раскопок Макалистер нашел нечто особенное. Глубоко в щебне открылся узкий ступенчатый проход в пещеру, стены которой на определенной высоте были выровнены. На фризах начерчены какие-то каракули. Косые и поперечные линии образовывали своеобразную шахматную доску. На стенах пещеры группы точек составляли какие-то рисунки. Кроме того, виднелись и изображения животных: коров, буйволов и оленей.
Этим рисункам, очевидно, было несколько тысяч лет; подобные же рисунки каменного века находили и в Западной Европе. <...> В пещере лежало 14 мужских скелетов. Вероятно, это была братская могила воинов, погибших в бою. Нашли также скелет девушки, которой было примерно 16 лет. Сохранилась только верхняя часть туловища. Ниже ребер тело было отсечено. Тазовые кости и ноги исчезли. В пещере не нашли даже их следа.
В другом месте, под фундаментом одной из стен, Макалистер обнаружил скелеты двух мужчин. Около их ног стояли кувшины, вокруг была разбросана другая посуда. Рука одного из мужчин сжимала чашу, в которой, очевидно, когда-то была пища.
Около останков этих трупов лежал расчлененный скелет. Он принадлежал юноше в возрасте примерно 17 лет. Тело его также было отсечено ниже ребер: нижняя часть и конечности отсутствовали.
Снова возникла неожиданная параллель с Европой, на этот раз с Австрией. На погребальном поле конца каменного века в Галльштадте европейские археологи зафиксировали тот же необычный способ погребения, причем более чем в 12 случаях".

1903 -- Вальтер Андре (германская месопотамская экспедиция) проводит пробный раскоп в Шенкерехе, на месте шумерской Ларсы, Р. Кольдевей работает в Калат Шергате (Месопотамия, древний Ашшур).
1903/1904 -- германская экспедиция во главе с Гуго Винклером работает в Сидоне.
1903-1905 -- Г. Шумахер во главе германской экспедиции работает в Телль-эль-Мутеселиме (Палестина), где находился древний Мегиддон.

1903-1911 -- германские экспедиции Георга Штейндорфа и Уве Хольшера работают у пирамид Египта.

1903-1914 -- германская экспедиция, возглавляемая Вальтером Андре, копает в Калат Шергате, где находит дворцы и гробницы Ашшура. За это время выявляется план застройки города.

1904 -- француз Пьер Лакье публикует первые точные переводы египетских нагробных текстов. Германская экспедиция Л. Борхардта работает в пирамиде Наусерра (Египет).

1905-1927 -- американец Рейзнер исследует пирамиду Микерина (Гиза, Египет).
"Пирамида и сооружения вокруг нее не были закончены при жизни фараона. Уже его сын наспех достраивал культовые постройки. При этом и внутренней части пирамиды коснулись, видимо, некоторые перемены.
Египтологи предполагают, что это связано с изменением религиозных взглядов, сложившихся после смерти фараона".

1906 -- Гуго Винклер с германской экспедицией открывает в Богазкёе (Турция) Хаттусу -- столицу хеттской державы (сенсация!).

1906-1934 -- американцы Лутго, Мейк и Ленсинг исследуют пирамиды Аменемхета I и Сенусерта I (XII династия) у Лишта (Нижний Египет).

1907 -- профессор Эрнст Зеллин из Австро-Венгрии копает в Аин-эс-Султан (Палестина) древний Иерихон.

1907-1914 -- германская экспедиция Людвига Борхатдта обнаруживает в Телль-эль-Амарне (Верхний Египет) Ахетатон -- столицу фараона-реформатора Эхнатона (сенсация!) -- "того царя, который хотел поклоняться только солнцу и навсегда покончить с древней религией Египта".

1908 -- Курта Зете (Германия) начинает публикацию текстов пирамид.

1908-1910 -- американцы Г. А. Рейснер и К. С. Фишер совместно с Г, Шумахером (Германия) проводят раскопки в Самарии (Палестина).
"Построенная в IX веке до н. э. на пустынном месте Самария, как это показали раскопки, представляла собой мощную царскую крепость со стенами толщиной до 5 метров. В роскошном дворце, украшенном инкрустациями из слоновой кости, цари Израиля господствовали со времени раздела царства Давида (после смерти Соломона) и вплоть до гибели Северного царства. Здесь, во дворце Самарии, археологи также нашли таблички с надписями.
Это были маленькие глиняные таблички IX века до н. э. с написаннымичернилами текстами, которые можно было еще читать, -- самые древние израильские письменные документы, найденные до сего времени в Палестине. К сожалению, их содержание разочаровало ученых; речь шла о своего рода "накладных" на вино и масло, поставлявшиеся царскому двору. Но, конечно, эта письменность сама по себе представляла огромный интерес для лингвистов нашего времени.
Археологов же весьма заинтересовал бассейн, вырытый в северной части царского дворца в Самарии..."

1909 -- профессор Эрнст Зеллин (Австро-Венгрия) возвращается к раскопкам в Аин-эс-Султане (Палестина) -- древнем Иерихоне.
"Само собой разумеется, что главное внимание было направлено на тщательное исследование таинственных стен. Архитекторы измерили эти удивительные городские стены и стали искать те слабые места кладки, которые могли разрушиться.
Толщина наружной стены приблизительно 1,5 метра, внутренней даже 3,5 метра. Расстояние между этими циклопическими стенами примерно от 3 до 4 метров.
Неужели же такие стены могли упасть?
<...>
Результаты исследования показали, что стены в Иерихоне упали на самом деле. Это подтверждали огромные трещины и обвал больших частей внешних стен наружу, а внутренних -- внутрь.
<...>
Решением этого вопроса интересовались не только знатоки библейской хронологии, но также геологи, историки и, конечно, археологи. И здесь надо прямо сказать, что мнения по этому важному вопросу расходятся.
Одни ученые считают, что речь должна идти о сильных сотрясениях земли в XV веке до н. э., другие же убеждены, что это случилось в XIII или XII веке до. н. э., то есть как раз в то время, когда, согласно Библии, дети Израиля перешли через Иордан и увидели, как разрушались стены Иерихона.
С тех пор очень многие пытались объяснить, что представляли из себя стены Иерихона. Библейская легенда известна. Именно она и побудила английских, американских, австрийских и немецких ученых вступить в спор о том, могли ли эти стены упасть именно в тот момент, когда дети Израиля переходили Иордан. Зеллин и Ватцингер решительно отвергли предлагаемую ранее датировку этого события, выдвинув новые соображения, отвечавшие в какой-то степени потребностям теологии.
Между тем нам представляется, что не так уж важно, упали ли стены Иерихона на сто либо даже на двести лет раньше или на сто лет позже. Так или иначе, но Иерихон попал в руки детей Израиля благодаря измене. А поскольку в этом нетрудно увидеть "божественное предначертание", то нельзя обвинять хрониста в том, что он приписал его действию и таинственное землетрясение, которое, конечно, еще более выразительно передает волю бога, чем простая измена.
<...>
Немцы покинули холм Иерихона (высотой 30 метров), состоящий из перемешанных с землей черепков и обломков кирпича. <...> Потом холм над бывшим "городом пальм" снова погрузился в ленивый сон".

1909-1911 -- английская экспедиция, возглавляемая М. Паркером, работает в Иерусалиме.
"Паркер искал южнее древних храмов священную сокровищницу Израиля. Производить раскопки на территории самих храмов было нельзя, так как здесь, на скале, стояло мусульманское святилище.
Поэтому археологи были вынуждены работать в шахтах и подземный ходах, как шахтеры. Хотя пропавшая без вести сокровищница и не было найдена, но приглашенные сюда специалисты -- такие, как Х. Винсент, -- использовали представившуюся возможность для исследования подземных ходов, пещер и погребений дохристианского времени".

Прочитал недавно, наконец, роман "Госпожа Бовари". Не дам связного мнения, просто перепечатаю свои мысли, записаные в блокнот. Добавлю к ним только то, что мне (в силу аналитичности мышления, что ли) сложно воспринимать всякий импрессионизм. Мне скучно удивляться, что в комнате вдруг оказался стол, если персонаж уже как две странице по этой комнате ходит. Умберто Эко поместил план монастыря в "Имени розы" -- это хорошо! А как даже выглядел (не то что планировку-меблировку) дома Бовари я представить не могу. И уж тем более план городка. Итак:

"Мы с тобой явились на свет слишком рано и в то же время слишком поздно. Нашим делом будет самое трудное и наименее славное: переход" (Г. Флобер в частном письме, 1850-до романа)
"Надо остерегаться всего, что похоже на вдохновение..." (частное письмо)
"Автор в своём произведении должен быть подобен Богу во вселенной -- вездесущ и невидим" (тоже из предисловия)
"Нет прекрасной мысли без прекрасной формы и ноаоборот" (ibidem)
"До идолов дотрагиваться нельзя -- позолота пристаёт к пальцам" (уже из романа)
Что первым замечают разные люди в Эмме?
Шарль -- лицо, руки.
Родольф -- зубки, глазки, ножка.
Леон -- нога.
Что отвечают Эмме на ее "Ты любишь меня?"
Шарль -- она его не спрашивает ни разу, он сам постоянно повторяет "Я люблю тебя".
Родольф -- "Люблю ли? Обожаю!"
Леон -- "его губы впились в неё" (молча).

Положительные персонажи:
доктор Ларивьер -- только положительные эмоции в описании. Причем только у него во всём романе. Говорят, что персонаж писался с отца автора.
папаша Руо, Жюстен (мое мнение)
священник Бурнизьен -- вызвал в своё время возмущение властей, а мне показался вполне удовлетворительным. Если, когда Эмма пришла к нему исповедоваться, он отвлекался на совершенно мирские (пошлые) темы -- так к нему, наверное, с такими как у Эммы проблемами никто и не приходил. В этом городе могли только о капусте и рассуждать. Несколько пародийна сцена священника и аптекаря у гроба. Тем не менее, она впелне естественна, да и спор вызывал постоянно аптекарь (на нашего дачного председателя сильно похож).

"Госпожа Бовари" -- это не повествование о том, что однажды произошло, а повествование о том, что происходит вообще.
Говоря словами Сократа, "Что я понял — прекрасно; чего не понял, наверное, тоже; только, право, для такой книги нужно быть делосским ны¬ряльщиком".

Следующее для чтения:
"Саламбо" -- "пурпурная книга" (Карфаген),
"Воспитание чувств" (1848 -- исторически продолжение Франции после "эпохи Бовари"),
"Искушение святого Антония",
"Бувар и Пекюше".

Приятного чтения!

Я расскажу вам, что случилось с одним моим одноклассником. Его семья переехала в наш город с Урала, когда я был в седьмом. Конечно, родители сразу определили сына в школу, несмотря на то, что уже прошла половина учебного года. Мы только вышли после новогодних каникул в школу, когда появился он. В каждом классе есть ребята, которые любят командовать. И пока школьники не умеют быть достаточно самостоятельными, чтобы понять это, такие ребята всегда командуют успешно. В седьмом классе мы еще не понимали, что часто делали то, что они хотели от нас. Одним из таких у нас был Вадим. На первой же перемене Вадим подошел к новенькому, и мы окружили их, ожидая чего-нибудь интересного.
- Как тебя зовут? – спросил Вадим.
- Денис, – тихо ответил новенький.
- Ты откуда такой взялся?
- Мы с Урала с папой и мамой приехали.
- Мяч набивать умеешь? – Вадим продолжил традиционный опрос, который проводил с каждым новеньким, и который почти ни один новенький не выдерживал.
- Нет, мы в футбол во дворе вообще не играли.
- А модель самолета из картона сумеешь склеить?
- Нет…
- Да что ты умеешь-то? Чем вы у себя в деревне занимались? Медведей стреляли?
- Не было у нас никаких медведей. И Коркино – не деревня, а город, – почти обиделся новенький.
- Город? А что у вас в городе есть?
- У нас шахты есть.
- Значит, копать умеешь.
- Я на лыжах хорошо хожу.
- Это удачно. Подождем следующей физ-ры и посмотрим там, врешь ты или нет.
- Не вру я!
- Вот и выясним. Тогда и скажем, будем с тобой дружить или нет.
И вот настал урок физкультуры. Денис принес лыжи своего деда, на которых тот ходил еще, когда был после войны на заработках в Сургуте. Лыжи были старые: толстые, широкие, с кожаными завязками вместо металлического крепления. У носков был нарисован кабан.
Мы все выстроились на лыжне, рыжая староста проверяла нас на готовность, а Вадим что-то шутил соседу о старых лыжах новенького. Но вот все уже были готовы и учитель, сделав последние предупреждения, чтобы все держались осторожно, объявил о старте.
- Вот и новенькому будет шанс показать себя, – закончил он.
Все побежали. Денис быстро оказался одним из первых, хотя Вадим не давал перегнать себя. Вадим не зря так быстро согласился на проверку новенького лыжами. Он и сам хорошо ходил. (Он даже обижался, когда кто-нибудь говорил, что он ходил на лыжах – он бегал на них.) Через некоторое время школьники растянулись по лесу с большими разрывами. Денис видел не очень далеко перед собой спину Вадима, а вот следующие за Денисом были через довольно большой промежуток.
Вадим скрылся за поворотом, а когда Денис подошел поближе, то увидел перед собой склон, а за ним развилку. Вадима уже не было видно. «Пойду по свежей лыжне», – решил мальчик. «А которая свежая – разберусь, когда подбегу поближе». Но когда он, разогнавшись по склону, уже подъезжал к развилке, справа раздался глухой скрип. Повернув голову, мальчик заметил в лесу справа от него тень больше человеческого роста. У нас в лесу и тогда уже давно не водились никакие опасные животные, а из крупных животных доживала свой век семья лосей. Но новенький об этом еще не успел узнать. Испугавшись, он побежал по левой тропинке, которая шла вдоль оврага. Не успел он пробежать и пары шагов, как вдруг что-то, ярко-зелёного цвета, похожее на змею, бросилось поперёк лыжни. Конечно, змей зимой не бывает, и Денис знал об этом. Но из-за резкого движения на земле, мальчик дернулся, нога его подвернулась, и сам он переворачиваясь всем телом через голову, покатился в овраг.
Упал он не очень больно, но лыжи сломал. От падения на глазах выступили слезы и сразу же замерзли в ресницах. Он робко позвал. Ответа не было. Денис позвал в другой раз, уже громче. Ответа всё равно не было. Собрав лыжи и палки в охапку и утерев варежкой глаза, мальчик попробовал вылезти. Но не тут-то было. Склоны оврага обледенели настолько, что лезть наверх нельзя было и надеяться. Пришлось пойти по склону оврага в поисках более пологого склона. Дно оврага было очень заснежено, и ноги вязли в снегу. Денис аккуратно положил лыжи так, чтобы можно было потом вернуться за обломками. Бросать вещи просто так было нельзя. Дальше пошел налегке.
В одном месте овраг поворачивал: здесь гигантская старая сосна росла наверху оврага. Вершила этого дерева объединялась с вершинами остальных деревьев леса, а ее корни спускались до самого дна, приподнимая ствол над землей. Казалось, что можно попробовать вылезти наверх по этим корням. Но не успел он что-либо сделать, как послышался лай собак, а еще через мгновение испуганный мальчик увидел свору, бежавшую в его направлении. Собак Денис не боялся, но здесь он был один, а в лае своры слышалась та животная самоуверенность, какая обычно возникает от радости ощущения большого количества собратьев. Денис залез под корни дерева, – оказалось, там была довольно глубокая пещерка, в которую мальчик поместился целиком. Чтобы углубить нору Денис начал расчищать ее от снега и песка. Внутри оказалось довольно тепло. Копая, он не видел собак, но по лаю понимал, что они бегают уже вблизи. Рычание послышалось совсем близко, мальчик от страха подобрал ноги, мечтая закопаться целиком в землю, наотмашь выкинул горсть песка, пытаясь отпугнуть зверя.
Конечно, здесь можно живо представить себе и маленького мальчика, прячущегося в корнях дерева, который думает, что его не видно, а у самого ноги торчат наружу. Можно представить и собак, которые еще только заинтересовались этим странным явлением, тогда как ребенку казалось, что они обязательно хотят его съесть. Можно представить, как какой-то бородатый старик, появившийся с другого конца оврага, кидает в собак палкой и криком отгоняет их. Всё это и сейчас Денису кажется довольно занимательной историей, так отпечатавшейся в его памяти о детстве. Но тогда он действительно очень сильно боялся, он на самом деле не знал, как выйти из оврага и как избавиться от собак. И уж конечно, голос старика показался Денису избавлением ото всех бед!
Собственно говоря, старик был тем, кого сейчас в нашей милиции называют БОМЖ. Как их тогда называли, я не помню. В школе и дома нам строго запрещали разговаривать с незнакомыми, а особенно с пьяными незнакомыми. Но этот не был пьян, а самое главное – он отогнал собак! Денису и в голову не пришло, что от него следует держаться подальше. Он бросился к старику как к родному деду, схватился за край его пальто и так висел, пока собаки не пробежали мимо.
О страшных событиях и чужих бедах рассказывается проще, а слушается легче, чем о радостных событиях и чужих радостях. О чём разговаривал Денис со стариком, он рассказал гораздо быстрее, чем о встрече с собаками. Он даже назвал мне имя старика, но я его забыл. Помню только, что внешне БОМЖ был похож на Деда Мороза, ведь наши деды тогда все брились, а этот носил бороду. Я мог бы, конечно, придумать подробные описания того, как старик неохотно односложно отвечал на все слова мальчика, того как Денис помог развести ему костер и отдал монетки, которые нашел у себя в кармане, того как Денис боялся идти дальше и как, наконец, старик указал ему дорогу и проводил до выхода из оврага. Можно было бы додумать то, что не смог вспомнить и подробно описать то, что Денис Юрьевич лишь мельком упомянул в «Ерше» на прошлой встрече выпускников. Но боюсь, что это было бы скучно читать. Думаю, каждый смог с самого начала догадаться, что никого собаки не съели, и что всё закончилось хорошо. А те, кто любит представлять радостные концовки, пусть вообразит самостоятельно всё, что я описал в этом абзаце. Добавлю только от себя, вмешавшись в их мысли, что там обязательно должен быть Вадим, потому что, прибежав первым, и не дождавшись своего соперника, которого можно было бы встретить ехидной насмешкой, Вадим побежал его разыскивать и оказался первым, кто встретил Дениса, когда тот выбрался из оврага. В школе оба мальчика оставались друзьями.

январь-март, 9 г.

Хлебников Велимир. Проза / Сост. А. В. Диенко; Худож. М. В. Осипова. – М.: Современник, 1990. – 128 с.

Курган Святогора

I
Отхлынувшее море не продышало ли некоего таинственного, не подслушанного никем третьим, завета народу, восприявшему в последний час, сквозь щель времового гроба, восток живого духа, распятого железной порой воителя? Народу, заполнившему людскими хлябями его покинутое, остывающее от жара тела первого воителя ложе, осиротелый женственно морем?

Благословляй или роси яд,
Но ты останешься одна.
Завет морского дна –
Россия.

Точно. Своими ласками передала нам Вдова лик первого и милого супруга. Щедро расточаемыми ласками создала кумир целящий. Так мы насельники и наследники уступившего нам свое ложе северного моря.
Мы исполнители воли великого моря.
Мы осушители слез вечно печальной Вдовы.
Должно ли нам нести свой закон под власть восприявших заветы древних островов?
И широта нашего бытийственного лика не наследница ли широт волн древнего моря?

II
Конечно, правда взяла звучалью уста того, кто сказал слова суть лишь слышимые числа нашего бытия. Не потому ли высший суд славобича всегда лежал в науке о числах? И не в том ли пролегала грань между былым и идутным что волим ныне и познания от «древа мнимых чисел»?
Полюбив выражения вида √-1, которые отвергали прошлое, мы обретаем свободу от вещей.
Делаясь шире возможного, мы простираем наш закон над пустотой, то есть не разнотствуем с богом до миротворения.

III
Буй волит видеть свой лик в буйовичах.
И не злой ли ворожбой висит над нашей славобой тень северного моря, не узнающая в сыне своего отца? И не признающая в сыне сына?
И не в нас ли воскликнула земля: «О, дайте мне уста! Уста дайте мне!» И дали ли мы ей уста?
И не в несчетный ли раз одетая в грусть, телесатая равниной Вдова спрашивает: «Вот тело милого супруга. Но где его голос? Так как вижу милые уста, зачарованные злой волей соседних островов, молчащие или вторящие крику заморских птиц, но не слышу голос милого». Да. Русская славоба вторила чужим доносившимся голосам и оставляла немым северного загадочного воителя, народ-море.
И самому великому Пушкину не должен ли быть сделан упрек, что в нем звучащие числа бытия народа – преемника моря, заменены числами бытия народов – послушников воли древних островов?
И не должны ли мы приветствовать именем «первого русского, осмелившегося говорить по-русски» – того, кто разорвет злые, но сладкие чары и заклинать его восход возгласами: «Бу́ди! Бу́ди!»

IV
Мы ничего не знаем, ничего не предсказываем, мы только с ужасом спрашиваем: ужели пришло время, ужели он?

V
Вот он шумит своими ветвями, и не окружим ли мы его порослью молодых древ?

VI
Всякое средство не волит ли быть и целью? Вот пути красоты слова, отличные от его целей. Древо ограды дает цветы и само.

VII
И останемся ли мы глухи к голосу земли: «Уста дайте мне! Дайте мне уста!» – Или же останемся пересмешниками западных голосов?

VIII
И хитроумные Евклиды и Лобачевский не назовут ли одиннадцатью нетленных истин корни русского языка? В словах же увидят следы рабства рождению и смерти, назвав корни – божьим, слова же – делом рук человеческих.
И если живой и сущий в устах народных язык может быть уподоблен доломерию Евклида, то не может ли народ русский позволить себе роскошь, недоступную другим народам, создать язык – подобие доломерия Лобачевского, этой тени чужих миров? На эту роскошь русский народ не имеет ли права? Русское умнечество, всегда алчущее прав, откажется ли от того, которое ему вручает сама воля народная: права словотворчества?
Кто знает русскую деревню, знает о словах, образованных на час и живущих веком мотылька.
И не значит ли, что боги унесены из храма, если безбоязненно в ряды молящихся замешиваются иноверцы? И выполняют требы?

Пренебрегли вы древней дланью,
Благословившей вас в купели,
И живы жертвенные лани,
Мечи жреца чтоб не тупели…

IX
И не должно ли думать о дебле, по которому вихорьмнимец емлет разнотствующие по красоте листья – славянские языки, и о сплющенном во одно, единый, общий круг, круге-вихре – общеславянском слове?

X
Конечно, Жена, телесатая северной равниной, приемлет нежного супруга, алча ласк первого, и не этим ли таинственно ваяет его лик, силой женской чары, в лик первого и милого мужа – морского моря?
Так изменяемся мы, уподобляясь первому, чтобы заслужить великих милостей у облеченной в равнину Вдовы.
И когда родимые второму морю пройдут пред восхищенным взглядом светлыве горы, восставляя свой ледяной закон и рокот, не следует ли предаться непорочной игре в числа бытия своего, чаруя ими себя, как родом новой власти над собой, и прозревая сквозь них великие изначальные числа бытия-прообраза? И сии славоги, гордо плывучие на смену чужеземным снегам… Так как не на хлябях ли морских рождаются самые большие ледяные горы, каким не бывать на суше? – Не наполнят ли они нашу душу трепетом и гордостью ве́щей?
И не станем ли мы тогда народом божичей, сами зоревея вечностью, а не пользуясь лишь отраженным?
Отбратимте наши очи к лучам земных воль; если же мы воспользуемся заимствованным светом, то на нашу долю останется навий свет, добрые же лучи останутся на потребу соседним народам.
Мы не должны быть нищи близостью к божеству – даже отрицаемому, даже лишь волимому.

XI
И если человечество всё еще зелень, трава, но не цвет на таинственно стебле, то можно ли говорить, пророча, о<б> осени, желтыми листьями отрываясь от сил бесконечного? Или же, слыша песнь, следует посмотреть на небо; не жаворонок ли первый? И даже мертвое или кажущееся таким не должно ли прозреть связью с бесконечным в эти дни?

XII
О, станем же верны морскому супругу Жены, нашему прообразу, совооруженному с нами латами – море, конем – тысячелетний рокот, щитом – водянистость существа. Он же вдохнул в нас дыхание инойпоры, поры иных могачей, богачественной иной мощью. Вдова ваяет в нас лик:пред ее волей мы должны преклониться.
конец 1908

Хлебников Велимир. Проза / Сост. А. В. Диенко; Худож. М. В. Осипова. – М.: Современник, 1990. – 128 с.

***

Пусть на могильной плите прочтут: он боролся с видом и сорвал с себя его тягу. Он не видел различия между человеческим видом и животными видами и стоял за распространение на благородные животные виды заповеди и ее действия «люби ближнего, как самого себя». Он называл неделимых благородных животных видом своими ближними и указывал на пользу использования жизненного опыта пришлой жизни наиболее древних видов. Так, он полагал, что благу человеческого рода соответствует введение в людском обиходе чего-то подобного установлению рабочих пчел в пчелином улье, и не раз высказывал, что видит в идее рабочей пчелы идеал свой лично. Он высоко поднял стяг галилейской любви, и тень стяга упала на многие благородные животные виды. Сердце, плоть современного порыва человеческих сообществ вперед, он видел не в князь-человеке, а в князь-ткани – благородном коме человеческой ткани, заключенном в известковую коробку черепа. Он вдохновенно грезил быть пророком и великим толмачом князь-ткани, и только ее. Вдохновенно предугадывая ее волю, он одиноким порывом костей, мяса, крови своих мечтал об уменьшении отношения ε/ρ, где ε – масса князь-ткани, а ρ – масса смерд-ткани, относительно себя лично. Он грезил об отдаленном будущем, о земляном коме будущего, и мечты его были вдохновенные, когда он сравнивал землю с степным зверком, перебегающим от кустика до кустика. Он нашел истинную классификацию наук, он связал время с пространством, он создал геометрию чисел. Он нашел славяний, он основал институт изучения дородовой жизни ребенка. Он нашел микроб прогрессивного паралича, он связал и выяснил основы химии в пространстве. Довольно, сему да будет посвящена страница, и их несколько.
Он был настолько ребенок, что полагал, что после пяти стоит шесть, а после шести – семь. Он осмеливался даже думать, что вообще там, где мы имеем одно и еще одно, там имеем и три, и пять, и семь, и бесконечность – ∞
Впрочем, он никому не навязывал своего мнения и, считая его своим лично, признавал священнейшее право всякого иметь мнение противных свойств.
(О пяти и более чувствах.)
Пять ликов, их пять, но мало. Отчего не: одно оно, но велико?
Узор точек, когда ты заполнишь белеющие пространства, когда населишь пустующие пустыри?
Есть некоторое много, неопределенно протяженное многообразие, непрерывно изменяющееся, которое по отношению к нашим пяти чувствам находится в том же положении, в каком двупротяженное непрерывное пространство находится по отношению к треугольнику, кругу, разрезу яйца, прямоугольнику.
То есть как треугольник, круг, восьмиугольник суть части плоскости, так и наши слуховые, зрительные, вкусовые, обонятельные ощущения суть части, случайные обмолвки этого одного великого, протяженного многообразия.
Оно подняло львиную голову и смотрит на нас, но уста его сомкнуты.
Далее, точно так, как непрерывным изменением круга можно получить треугольник, а треугольник непрерывно превратить в восьмиугольник, как из шара в трехпротяженном пространстве можно непрерывным изменением получить яйцо, яблоко, рог, бочонок, точно так же есть некоторые величины, независимые переменные, с изменением которых ощущения разных рядов – например, слуховое и зрительное или обонятельное – переходят одно в другое.
Так, есть величины, с изменением которых синий цвет василька (я беру чистое ощущение), непрерывно изменяясь, проходя через неведомые нам, людям, области разрыва, превратится в звук кукования кукушки или в плач ребенка, станет им.
При этом, непрерывно изменяясь, он образует некоторое одно протяженное многообразие, все точки которого, кроме близких к первой и последней, будут относиться к области неведомых ощущений, они будут как бы из другого мира.
Осветило ли хоть раз ум смертного такое многообразие, сверкнув, как молния соединяет две надувшихся тучи, соединив два ряда переживаний в воспаленном сознании больного мозга?
Может быть, в предсмертный миг, когда все торопится, все в паническом страхе спасается бегством, спешит, прыгает через перегородки, не надеясь спасти целого, совокупности многих личных жизней, но заботясь только о своей, когда в голове человека происходит то же, что происходит в городе, заливаемом голодными волнами жидкого, расплавленного камня, может быть, в этот предсмертный миг в голове всякого с страшной быстротой происходит такое заполнение разрывов и рвов, нарушение форм и установленных границ. А может, в сознании всякого с той же страшной быстротой ощущение порядка А переходит в ощущение порядка В, и только тогда, став В, ощущение теряет свою скорость и становится уловимым, как мы улавливаем спицы колеса лишь тогда, когда скорость его кручения становится менее некоторого предела. Самые же скорости пробегания ощущениями этого неведомого пространства подобраны так, чтобы с наибольшей медлительностью протекали те ощущения, которые наиболее связаны положительно или отрицательно с безопасностью всего существа. И таким образом были бы рассматриваемы с наибольшими подробностями и оттенками. Те же ощущения, которые наименее связаны с вопросами существования, те протекают с быстротой, не позволяющей останавливаться на них сознанию.
24 ноября 1904

http://www.mk.ru/blogs/MK/2009/01/28/society/391741/

Ушел из жизни Джон Апдайк
В США 27 января скончался американский классик, автор знаменитой тетралогии о Кролике.

Автор фото: www.interproza.ru В США в возврасте 76-ти лет скончался выдающийся американский писатель, обладатель Пулицеровской премии Джон Апдайк. Причиной смерти стал рак легких. Апдайк умер в городке Беверли Фармс в штате Массачусетс.

Апдайк родился в Пенсильвании в 1932 году. Он учился в Гарварде и Оксфорде, а с 1954 публиковался в журнале New Yorker. Автор более 50 книг, свою писательскую карьеру он начал в 1950-х годах. Первая книга – стихотворный сборник "Деревянная курица" – была издана в 1958 году, за ней в 1959 году выходит сборник "Та же дверь", а потом – в 1960-м году – свет увидел первый из четырех романов о Кролике – "Кролик, беги". Это рассказ о типичном американце, который пытается восстать против рутины, но, в конце концов, смиряется с монотонностью своего существования. Роман о Кролике журнал Time включил в сотню лучших произведений англоязычной художественной литературы с 1923 по 2005 года. Также два романа тетралогии принесли прозаику две Пулитцеровских премии.

Благодаря тонким наблюдениям, содержащимся в романах, Апдайк не только рисовал портрет cреднестатистического aмериканца, но и дал картину общественно-политического развития США начиная с 60-х годов.

В 1968-м году выходит роман "Супружеские пары" и сразу становится бестселлером. Местом действия снова оказывается маленький городок в Новой Англии, который захлестывает волна сексуальной революции. Свои основные темы (религия, секс) Апдайк продолжает развивать и в таких романах, как "Месяц воскресений" (1975) и "Версия Роджера" (1976). Романы, а также критика современного общества и его нравов принесли ему славу христианского писателя. Однако те произведения, где он иронически писал об эмансипации – например, "Иствикские ведьмы" (1984) о трех современных "ведьмах" – женщинах в разводе, – были приняты публикой весьма сдержанно. И тем не менее пьеса стала основой для нескольких экранизаций и бесчисленного множества театральных постановок.

Среди других его знаменитых романов "Заговор" (1978), "Кентавр" (1963), "Пары" (1968) и "Версия Рождера" (1986). В 2000 году он издал постмодернистский роман "Гертруда и Клавдий". В 2006 году Апдайк написал роман "Террорист", художественное исследование о человеке, принявшем ислам и пытающемся взорвать тоннель Линкольна.

Джона Апдайка относят к числу наиболее выдающихся американских писателей XX века. Считается, что писатель выступал голосом поколения, родившегося во времена Великой Депрессии и взрослевшего во время Второй мировой войны.