Женские имена встречаются в старинной европейской поэзии не так уж и часто. Но в японской литературе мы встретим целое созвездие поэтесс – в списке «шести бессмертных поэтов» блестящая Оно-но Комати, в изборнике «Сто стихотворений ста поэтов» почти четверть имен - женские.
Да и в прозу японки внесли свой вклад – «Повесть о принце Гэндзи» Мурасаки Сикибу, или «Записки у изголовья» Сэй-сёнагон переведены на многие языки и почитаются японцами до сих пор. Расцвет женской поэзии пришелся на Хэйанскую эпоху (IX-XII в) – «золотой век» японской культуры.
Хэйанские утонченные аристократы довели поклонение красоте до совершенства. Человек, не способный почувствовать оттенки прекрасного, не мог считаться «масурао» - благородным человеком.
Красота японки того времени – скорее произведение искусства, чем физические данные. Брови выщипывались, и рисовались тушью, значительно выше их естественного положения, именно эти, нарисованные, брови воспеваются японским поэтом Отомо Якомоти:
Когда, подняв свой взор к высоким небесам,
Я вижу этот месяц молодой,
Встаёт передо мной изогнутая бровь
Той, с кем один лишь раз
Мне встретиться пришлось!
Лицо покрывалось белилами, волосы укладывались в сложную прическу со множеством шпилек. Парадный костюм замужней женщины назывался «дзюнихитоэ» - двенадцать одежд, и его особая изысканность заключалась в умелом подборе цветов.
Вот выдержка из дневника Мурасаки Сикибу:
«На дамах постарше были короткие накидки - желто-зеленые или же темно-алые с пятислойными обшлагами из узорчатого шелка. От яркости шлейфов с изображением морских волн рябило в глазах, пояса - украшены богатой вышивкой. Нижние одеяния в три или же пять слоев были окрашены в цвета хризантемы. Молодые дамы одели короткие накидки с пятислойными обшлагами цвета хризантемы различных оттенков: белыми снаружи, затем темно-синими, желто-зелеными, белыми в зеленую полоску, бледно-алыми, переходящими в густо-красный с белой прокладкой между ними. Цвета были подобраны со знанием и вкусом»
Очень важным было так же умение подобрать ароматы, соответствующие случаю. Таким образом, красота женщины была скорее выражением ее вкуса и утонченности. Удачные браки дочерей служили залогом процветания семьи. Счастливыми считались семьи, в которых было много дочерей. Воспитанию девочки уделялось огромное внимание. Девушка из благородной семьи должна была играть на кото – японской цитре, рисовать, красиво писать, знать наизусть лучшие образцы японской поэзии и, конечно, сама уметь сложить танка в полном соответствии с каноном. Только должное воспитание давало девушке шанс удачно выйти замуж.
Умение слагать стихи занимало центральное место в системе образования девушки.
Вся жизнь императорского двора была пронизана поэзией – сами императоры и императрицы писали стихи, под покровительством императорского дома проходили поэтические турниры. О человеке судили по тому, насколько хорошо он ориентировался в японской и китайской поэзии, и как он сам слагал танка - пятистишья.
Хэйанская аристократка вела жизнь затворницы. Она не только почти не выходила на улицу, но и внутри дома передвигалась очень мало. Женщина обитала во внутренних покоях дома, которые были отделены от других помещений многочисленными ширмами и занавесями. Кроме того, непосредственно перед ней ставился переносной занавес «китё». Лишь под прикрытием занавеса она могла полюбоваться садом. Общаться непосредственно с ней могли лишь самые близкие прислужницы, все остальные должны были разговаривать с ней лишь через ширму.
Не имея возможности увидеть женщину, мужчина судил о женщине по ее стихам и красоте подчерка. Самыми совершенными красавицами считались прославленные поэтессы.
Танка служили средством общения женщины с внешним миром. Вдохновившись стихами красавицы, мужчина старался завести знакомство с одной из прислужниц девушки. С ее помощью мужчина передавал письмо своей избраннице. Надо ли упоминать, что письма писались в поэтической форме. Письма поклонников обсуждались родными и прислуживающими ей дамами, и наиболее достойному посылалось ответное письмо, причем на первых порах отвечала не сама девушка, а одна из придворных дам.
После дальнейшего обмена письмами, мужчина мог нанести визит своей возлюбленной. Сначала он мог общаться с девушкой только через прислужницу, потом он получал возможность беседовать с ней самой через занавес. Мужчина обычно сидел на галерее, а женщина – за опущенными занавесями, к которым еще приставлялся переносной занавес.
После заключения брака женщина обычно оставалась жить в доме своих родителей, а мужчина навещал ее. Мотив ожидания один из основных в женской поэзии. Песня принцессы Нукада,
сложенная в тоске по государю Тэндзи
Когда я друга моего ждала,
Полна любви,
В минуты эти
У входа в дом мой дрогнула слегка бамбуковая штора, -
Дует ветер...
Вернувшись домой, мужчина обязательно отправлял гонца с письмом. Женщина должна была ему ответить, быстро и красиво написав стихотворное послание, выбрав подходящую по цвету бумагу. Не могла разобрать,
Наяву то было иль нет? –
В смутной утренней мгле
Мне привиделся будто случайно
Цветок «Утренний лик»
Мурасаки Сикибу.
В Хэйанскую эпоху было распространено многобрачие, мужчина мог навещать нескольких женщин. Брак не считался чем-то постоянным, и мог легко разрываться.
Упрек к покинувшему ее возлюбленному звучит в словах Оно-но Комати: Он на глазах легко меняет цвет,
И изменяется внезапно.
Цветок неверный он,
Изменчивый цветок,
Что называют - сердце человека.
А вот стихотворение Идзуми Сикибу: Каждую встречу
На нить драгоценную жизни
Спешу нанизать.
Так могу ли думать без страха,
Что разом все оборвется?
Она же пишет:
«Однажды, когда меня забыл один человек, я отправилась в Кибунэ и, увидев светлячков, летающих над рекой Митараси, сложила… Когда думы печальны,
Даже тот светлячок над рекою
Кажется мне душой моей – тело покинув,
Она искрой мерцает во мраке»
Женщины могли служить при императорском дворе, они, как и мужчины, имели ранги и должности. Придворная дама должна была уметь при случае сочинить танка. Вот отрывок из «Записок у изголовья» Сэн-сёнагон:
«Кстати сказать, в тот день, когда строили [снежную] гору, к нам явился посланный от императора -- младший секретарь императорской канцелярии Тадатака. Я предложила ему подушку для сидения, и мы стали беседовать.
- Нынче снежные горы вошли в большую моду, - сообщил он. - Император велел насыпать гору из снега в маленьком дворике перед своими покоями. Высятся они и перед Восточным дворцом, и перед дворцом Кокидэн, и возле дворца Кегокудоно...
Я сразу же сочинила танку, а одна дама по моей просьбе прочла ее вслух: Мы думали, только у нас
В саду гора снеговая,
Но эта новинка стара.
Гора моя, подожди!
Дожди ее точат, о горе!
Склонив несколько раз голову, Тадатака сказал:
Мне стыдно было бы сочинить в ответ плохую танку. Блестящий экспромт! Я буду повторять его перед бамбуковой шторой каждой знатной дамы. С этими словами он ушел»
Перед знаменитыми поэтессами преклонялись, в них влюблялись, им завидовали и строили козни.
Вот история об Оно-но Комати.
«Один из придворных завидовал таланту Комати, и решил обвинить ее в плагиате. Ночью он выкрал у нее только что написанное стихотворение и старательно вписал его в древнее поэтическое собрание, а наутро объявил, что Комати не пишет стихи, а ворует их у древних авторов. Ропот недовольства и недоумения пронесся среди собравшихся придворных. Комати же лишь рассмеялась в лицо завистнику. А потом, намочив пальцы водой, брызнула на страницу древней книги. И что же? Стихи, написанные давно, не пострадали, а с нового, вписанного накануне, потекла черная тушь...»
Придворные дамы часто вели дневники. Один из самых знаменитых – дневник Мурасаки Сикибу.
Вот выдержка из него, из которой хорошо видна роль поэзии в повседневной жизни:
«Выглядываю из комнаты и в конце коридора вижу сад: туман еще не рассеялся и на листьях лежит утренняя роса, но Митинага уже на ногах и велит слугам очистить ручей от сора. Сломив цветок патринии из густых зарослей к югу от моста, он просовывает его мне в окно поверх занавески.
- А где же стихи? - спрашивает он.
Он - прекрасен, а я чувствую себя так неловко - лицо мое заспано. Пользуясь просьбой, скрываюсь в глубине комнаты - ведь тушечница моя там. И вот -
Увидела цветок патринии,
И знаю я теперь:
Роса способна
Обижать.
- О, как быстро! - говорит Митинага с улыбкой и просит тушечницу. Прозрачная роса
Не может обижать
Патриния себя окрашивает
Лишь цветом,
Которым пожелает»
Неудивительно, что такая благодатная почва дала свои всходы в виде прекрасных стихов японских поэтесс эпохи Хэйан
Гравюры Эйзен
