Док Чехофф
Сегодня Чехову 154 года, но он живёт в нас
Константин Рылёв
Для меня чеховский миф исчез после замечательной, но малоизвестной «Книги о Чехове» Михаила Громова и особенно после чеховских писем. Задолго до перевода скандальной монографии Дональда Рейфилда. В сущности, почти всё, что «открыл» Рейфилд, можно найти в письмах. Надо только читать внимательно. Настоящий Чехов гораздо интереснее и привлекательнее, чем мифологический.
Классики, в силу тотального навязывания их произведений ещё в школе, становятся чем-то хорошо знакомым, но крайне абстрактным: вроде героев компьютерной игры. Граф Т. (он же Л.Н. Толстой) и Ф.М. Достоевский в новом пелевинском романе: супербоевики, владеющие массой приёмов и разными видами оружия. Нечто вроде Шварца (Арнольда) или Рэмбо.
В моём старом рассказе «Чеховиада» подобное вытворяет Антон Павлович. В этом рассказе была сцена с фантазией-импровизацией.
Молодая смотрительница-экскурсовод в доме-музее Чехова в Гурзуфе показала мне любимую вещицу писателя — трость-стул, который в собранном виде напоминал пулемёт Дегтярёва. Глядя в светло-зелёные глаза девушки, я перешёл на экскурсоводческий тон:
— Любил Чехов по вечерам с тростью-стулом-ДП гулять. Погуляет-погуляет, посидит на стульчике, а потом соорудит из него пулемёт и... огонь по соседу — художнику Выезжову. После первых выстрелов художник обычно на террасе не показывался. Прятался в доме. И ложился в этот день, зная упорный характер Антона Павловича, не зажигая лампочки. От досады писатель выбирал другую цель и, ухлопав одного-двух (максимум пятерых) случайных прохожих, успокаивался. Раскладывал пулемёт в стул, усаживался на него и писал какой-нибудь смешной рассказ. Местные жители боялись потревожить его покой, а потому шествовали мимо, как правило, на цыпочках. Если же он рассеянно поднимал голову — бледнели и шёпотом произносили: «Здрас-с-с-те». Палыч им приветливо кивал. Почитали его в Крыму необычайно».
Смотрительница настолько была поражена этим эпизодом, что в ответ поделилась своей «запретной темой»: неизвестными широкой общественности письмами Чехова с сексуальными впечатлениями о японках…
Когда рассказ готовили к печати, я захотел, чтобы наш художник нарисовал иллюстрацию: Чехов в очочках, плаще, перепоясанный пулемётными лентами, как Рэмбо. В руках — ДП. Но рассказ еле влез на полосу — от картинки пришлось отказаться.
Спасатель
Читать далее...
Удивительно позитивная и одновременно пронзительно-печальная проза Довлатова давно стала классикой и, как почти всякая классика, «растаскана на пословицы и поговорки». За двенадцать лет жизни в эмиграции он издал в общей сложности двенадцать книг, которые вышли в США и Европе.
