Ну не гений ли я?
В шесть лет я хотел стать поваром. В семь - Наполеоном. Да и позднее мои
притязания росли не меньше, чем тяга к величию.
В дневнике Стендаля приведены слова некоей итальянской маркизы, отведавшей
мороженого в знойный летний вечер: "Как жаль, что это не греховное
удовольствие!" Так вот, когда мне было шесть лет, есть прямо на кухне было
серьезным прегрешением. Входить в эту часть дома мне было запрещено родителя-
ми. Помню, часами, глотая слюнки, я улучал момент, чтобы проникнуть в святая
святых, место безумных наслаждений. И, наконец, прорывался туда, преследуемый
криками служанок... И, рискуя и задыхаясь, хватал то ломтик сырого мяса, то
жареный гриб, испытывая такую радость и невыразимое счастье, что одно это
усугубляло вину.
Все остальное мне позволяли. А вот входить на кухню - ни-ни. Я писался в
постель чуть ли не до восьми лет - только ради своего удовольствия. В доме я
царил и повелевал. Для меня не было ничего невозможного. Отец и мать разве
что не молились на меня. На день Инфанты я получил среди бесчисленных
подарков великолепный костюм короля с накидкой, подбитой настоящим
горностаем, и корону из золота и драгоценных камней. И долго потом хранилось
у меня это блистательное (хотя и маскарадное) подтверждение моей избранности.
Помню: служанки бдительно следили, чтобы запрет не нарушался, и чуть что -
прогоняли меня... И вот я стою как вкопанный в полутьме коридора, одетый в
свое королевское платье, в одной руке - скипетр, в другой - вздрагивает
хлыстик: вот я их сейчас отхлещу, этих скотин, будут знать, как смеяться надо
мной! Такие сцены разыгрывались, как правило, ближе к полудню - в тот
томительный летний час, когда в спертом воздухе рождаются миражи. Я прячусь
за приоткрытой дверью кухни и слышу, как скачут за мной галопом эти
женщины-животные с красными руками, вижу их могучие крупы, встрепанные гривы.
Из полуденного зноя и смутного шума обеденных приготовлений ко мне доносится
кисловатый дух женского пота, виноградных ягод, топленого масла, выдранного
из кроличьих подмышек пуха, почек и майонеза - предвосхищающих аромат еды - и
все вместе сливается в какое-то подобие конского запаха. Белок разбитого
яйца, сверкающий как луч солнца, пробивается сквозь клубы дыма и тучи мух и
блестит точь-в-точь как пена, что сбивается на губах исхлестанных в кровь
лошадей после долгого пыльного бега. Как уже говорилось, я был избалованным,
испорченным ребенком...
Моя борьба:
ПРОТИВ ------------------ ЗА
простоты ------------------ сложность
однообразия ------------------- разнообразие
уравниловки ------------------ иерархию
коллектива ------------------- индивидуальность
политики ----------------------- метафизику
музыки -------------------- архитектуру
природы --------------------- эстетику
прогресса -------------------- постоянство
механичности --------------------- мечту
абстракции ----------------------- конкретность
молодости --------------------------- зрелость
оппортунизма --------------------- фанатизм
шпината -------------------------- улитки
кино ------------------------ театр
Будды -------------------- маркиза де Сада
Востока --------------------------- Запад
солнца --------------------------- луну
революции --------------------- традицию
Микеланджело ------------------- Рафаэля
Рембранта -------------------------- Вермеера
диких предметов ---------------------- ультрацивилизованные
африканского -------------------- предметы современного
искусства ----------------------- искусства 1900 года
философии ------------------- Возрождение
медицины ---------------------- религию
призрака ---------------------------- магию
женщин ---------------------------- Гала
мужчин ----------------------------------------- меня самого
скептического Времени --------------------------- мягкие часы
гор ------------------------------------- Веру
Я совершенно обнажен
и один в своей комнате в ХэмптонМэнор, Вирджиния. Подойдя к большому зеркалу,
я могу глаза в глаза разглядеть этого Сальвадора Дали, коим я являюсь,
единственного, кого я близко знаю в течение тридцати шести лет. Вот мои прек-
расные волосы цвета вороного крыла, которые я так люблю. У меня даже нет
мозолей на подошвах. Мои руки, ноги, тело те же, что и у славного подростка,
каким я был. Только мой живот стал слегка выпуклым, но это совершенно меня не
волнует. Мне не предстоит ни путешествие в Китай, ни даже развод. Тем более я
не думаю покончить с собой или броситься в пропасть, безнадежно вцепившись в
мягкую плаценту - теплый шелк парашюта. Я не намерен ни с кем драться на дуэ-
ли. Я желаю лишь: любить Гала, мою жену, и научиться стареть - это такое тон-
кое искусство, такое невозможное для других.