Эт мое: Теперь пишу только для себя,хотя раньше тож писала для себя,но все равно была помешана на комментах,а щас пох=)!!!!!!!!Все что мне нравиться и все что в голове,все здесь!!Вам все равно,да и пох=)

Из дневника(как это знакомо,на самом деле):

Когда ты не звонишь, я обижаюсь.
Вернее, в начале я стараюсь не придавать этому большого значения. Подумаешь! Не очень то и хотелось!
И потом, ну о чем можно поговорить по телефону? Стандартный вопрос – как дела? Ты все равно ответишь не так, как есть на самом деле. Спросить как настроение? Даже если оно не веселое, я ведь в этот момент не смогу его улучшить. А если твой голос прозвучит напряженно, и это будет связано исключительно с работой, я непременно разнервничаюсь, и начну строить всевозможные догадки на тему твоего огорчения.
Если прервется связь, и мы снова не свяжемся, я, конечно, практически смогу себя убедить, что это от тебя не зависело. Всему виной мобильные операторы, или старые телефонные автоматы, или городская связь.
А вдруг это не так?
Вдруг что-то случилось, или ты сейчас не расположен слушать о моих сегодняшних проблемах. Вдруг это был просто звонок вежливости, или от скуки, или по привычке.
Я конечно могу позвонить сама – но это совсем рисковано! И самый худший вариант – ты не возьмешь трубку! На это может быть миллион причин, самых банальных. Или возьмешь, и скажешь, что занят и сейчас не можешь говорить. А самое ужасное – сброс вызова! Вот это уже совсем не хорошо!
Какой кошмар! Я, взрослая, умная, молодая женщина (не побоюсь этого слова), с высшим образованием и современными подругами, забиваю себе голову такой ерундой!
Когда ты не звонишь, я жду звонка.
Я очень хочу услышать твой голос. Пусть он будет грустным или уставшим. Пусть ты не скажешь того, что я хочу услышать. Пусть мы успеем обменяться всего несколькими предложениями. Но это много значит.
Значит, что ты подумал обо мне, и даже, может быть, улыбнулся.
Когда ты не звонишь, я скучаю.
Но делаю все, чтоб ты об этом не узнал.

Страшна невысказанность,
                        невыговоренность,
когда под кожей саднят осколки,
а их ни выцарапать,
                   ни выковырять,
ни образумить -
              нельзя нисколько.
Внутрь замурованные события
кричат отчаянно:
                "Мы - забытые.
Мы из истории можем выпасть -
выпусти!
        выпусти!"
Комком у горла встают страдания:
"Мы -
    словно сдавленные рыдания.
Мы так надеемся
               на нашу высвобожденность:
выскажи нас!
            выскажи нас!"
Все рёбра взламывая,
                    взвывают замыслы:
"Внутри нам тесно.
                  Там истерзались мы".
Слова прекрасные,
                 но не пророненные
кричат:
       "Мы заживо похороненные".
Поступки смелые,
                но отложенные
кричат:
       "Мы заживо замороженные".
И все ошибки,
             грехи припрятанные
внутри колотятся,
                 как припадочные:
"То, что не высказано, -
                       забудется,
а что забудется,
                 то снова сбудется".
Грызёт раскаянье:
                 "Мне надо вырваться,
Я было крошечным,
                 теперь я выросло!"
Печаль,
       не высказанная вовремя,
В потёмках воет:
                "Хочу на волю я!"
И плачет радость
                совсем нерадостно:
"Все ваши чувства -
                  они обкрадываются,
когда вы думаете,
                 что ум показываете,
тем,
    что и радости не высказываете".
И шепчет нежность:
                  "Меня стесняются,
друг с другом грубостью объясняются.
Зачем вы прячете,
                 друг друга мучая,
не только худшее,
                 но и лучшее?
Страшны скрываемые болезни
и неминуемо убивают,
но даже нежность смертельна,
                            если
её скрывают..."
Начните исповедь,
                 хотябы исподволь.
Вы попытайтесь
              начать,
                     попробовать.
Когда всецелой бывает исповедь,
то получается,
             что это проповедь.
А мы стесняемся,
                как напраслины,
не только страшного,
                    но и прекрасного.
Любви стесняемся,
                 молодечествуя,
и прячем даже любовь к Отечеству.
Но я верю в такую искренность:
в ней очевидная недоказанность, -
когда простейшая трусость высказаться
играет
      в тонкую недосказанность...