Фик на тему СПН. Называется "Все будет хорошо".
Матерщина (два раза), богохульство (одна штука).

читать дальше

Настроение сейчас - трам-пам-пам

А это спойлер к 15-ой серии 3-го сезона "Сверхъестественного"
Перевод мой.

втыкать сюда

По мотивам анекдота о том, как натянуть презерватив на глобус.
Задумывалось как юмористическая зарисовка, получилось не дюже смешно.

Бейн чувствует себя так, словно трое суток подряд провел в шахте, добывая спайс. Столько трудов и возни - и все ради того, чтобы отыскать в засекреченном военном архиве два пыльных фолианта, о ценности которых до сих пор знали, похоже, одни лишь крысы. А сейчас, после многокилометровых вентиляционных шахт и головоломок системы безопасности, он желает только одного - рухнуть в постель и спать, и чем дольше - тем лучше.
Он снимает с плеча сумку, достает книги, бережно прижимает их к себе, затем бесцеремонным пинком отправляет сумку в угол.
Занны нигде не видно, но ее присутствие ощущается поблизости, ей строго-настрого запрещено выходить без разрешения.
Не просто поблизости, а совсем рядом. Бейн бесшумно подходит к своей кровати и резко сдергивает одеяло. Занна лежит полуголая, свернувшись клубком, острые колени-локти-лопатки, кажется, она уже успела задремать. Сонная растерянность в ее глазах сменяется паническим страхом, когда она видит его лицо.
- Ты что здесь забыла?!
- Я...ничего. Но я думала..., - она кривит губы, тщетно пытаясь изобразить на лице фирменное выражение "бедная сиротка".
- Ах, ты думала, - рычит он, без лишних церемоний вытаскивая ее из постели. - А чем ты думала, позволь спросить, головой или жо...
Ее отбрасывает в сторону, но она быстро приходит в себя и переходит из защиты в наступление.
- Ты чего, не хочешь или боишь...ся.. - выпаливает она и, еще не договорив, жалеет об этом.
Надо же, какая грамотная разводка. Сам же научил, на свою голову.
- Полагаешь, я всю жизнь мечтал увидеть в своей постели малолетнего аппрентиса в одних трусах?!
Он легко и без усилий, не сделав ни единого движения, впечатывает ее лицом в стену. Несильно, чтобы не покалечить. Она прикрывает ладошкой разбитый нос, сквозь пальцы сочится кровь, она сдерживается из последних сил, но горячие слезы против ее воли текут из глаз. Оседает у стены, уткнувшись лицом в колени.
- Я тебя ненавижу.
Нет, это она не вслух, ума хватает.
В Силе ощущается первозданный хаос.
Ну что за наказание - воспитывать девчонку с такими недетскими талантами и отвратительным взрывным темпераментом. Хотя будь она другой, не видать ей ученичества, как своих ушей без зеркала.
Они уже полтора года вместе. У них нет постоянного места обитания и пока нет своего транспорта. Они перебираются с места на место, из одной системы в другую; чтобы не вызывать лишних подозрений, нигде не живут дольше, чем три-четыре недели кряду. Иногда они выдают себя за дядю и племянницу, гораздо реже - за отца и дочь, и если не навлекают на себя любопытные взгляды, то это лишь благодаря отвлекающим иллюзиям, маскировке и поддельным документам. Сходства между ними практически никакого. Здоровенный лысый мужик со скошенным лбом, медового цвета глазами и обманчиво тупым выражением на лице, и тихая девочка умилительного вида, белокурая и кудрявая. Перелеты, переезды, городские трущобы, съемные квартиры. В перерывах между набегами на холонет, библиотеки и притоны в поисках всевозможной информации - постоянные тренировки и занятия. Занна учится на удивление быстро, два раза ей повторять не требуется. Она уже вполне сносно обращается с оружием, бесподобно мухлюет при игре в саббак, умеет подделывать кредитные карты и воровать.
А еще она взрослеет и выкидывает такие фокусы, как нынешний. Через пару лет она сможет очаровать даже вонскра.
Хорошо, что хоть этому ее учить не надо.
Занна встает и медленно, не поднимая головы, уходит в свою комнату.
Ну все, теперь Сила закипит крупнокалиберными пузырями и распадется на элементарные составляющие. Наверное.
Бейн укладывается на кровать, еще хранящую тепло мелкой, закидывает руки за голову и закрывает глаза.
В соседней комнате Занна рыдает в подушку. Беззвучно, чтобы учитель не услышал. И так же беззвучно повторяет старое заклинание - Чтоб ты сдох, чтоб ты сдох, чтоб ты сдох.
Знакомо. Когда-то давно он так истово и от всей души желал того же своему отцу, что его желание воплотилось в жизнь. Но тем, что убило спившегося психопата, вряд ли проймешь лорда ситов.
В итоге он встает и идет в соседнюю комнату.
- Ты бы думала потише, а? Спать мешаешь, - говорит он, остановившись на пороге - говорит беззлобно, почти примирительно.
Занна отрывает лицо от подушки и поворачивает голову в его сторону. Глаза у нее красные и злые - ух, смертная обида - но, к его немалому удивлению, совершенно сухие; губы искусаны, по щеке размазана засохшая кровь.
На Бейна внезапно снисходит вдохновение.
- Хочешь, чтобы я умер? Похвальное желание, - произносит он. - Но для этого тебе придется потрудиться. И научиться очень и очень многому. И пахать, как проклятой. И тогда, так уж и быть, я действительно сдохну. И, надеюсь, умирая в страшных мучениях, я буду тобой гордиться. Ну что, достаточная мотивация поучиться чему-нибудь? - вкрадчиво заканчивает он свою проникновенную речь.
Несмотря на сарказм в его голосе, ненависть в ее взгляде постепенно гаснет. В итоге она кое-как слезает с дивана и покаянно бурчит себе под нос: - Нет, учитель. То есть, да, учитель. То есть...Простите.
Что и требовалось.
Завалившись обратно в кровать, он берет в руки одну из добытых книг и бездумно ее листает; перед тем, как окончательно заснуть, он видит в полудреме Гитани, предавшую его Гитани, чьи кости уже полтора года гниют где-то среди лесов Руусана. А он почему-то до сих пор отчетливо помнит ее дикие зеленые глаза и ее ядовитые поцелуи, едва не стоившие ему жизни, как помнит и то, какими горячими и сладкими были на вкус ее губы.
А еще он знает, что Занна сидит сейчас на кровати и играет с виброножом, который с недавних пор держит под подушкой (надо бы отдать ей кристаллы для лайтсейбера, пусть займется делом), мстительно мечтая о том, как убьет учителя, пока тот спит.
Поэтому он усмехается во сне, демонстративно поворачивается спиной к двери и проваливается глубоко в небытие, уже без всяких сновидений.

Миссия должна быть выполнима/Раненые звери
Время действия - 40 лет после битвы при Явине, война между Конфедерацией и Галактическим Альянсом.

Звездный Разрушитель класса Империал II, носящий имя "Анакин Соло" (линкор производства верфей Куата, 1600 метров в длину, 8 турболазерных батарей, 37000 человек экипажа) дрейфует на границе Внешнего Кольца.

В личных покоях царит темнота, и темноту слегка разбавляет призрачный холодный свет звезд - с иллюминаторов убраны защитные экраны. Красотой космоса можно любоваться вечно, и он каждую бессонную ночь любуется ею - до тех пор, пока его не начинает мутить от этой удручающей красоты.
Он сидит в кресле, откинувшись назад, положив руки на подлокотники - темная фигура в черном мундире гвардии Галактического Альянса остается неразличимой в сумраке. Он практически все время сидит так, когда остается один или, как сейчас с ней - с глазу на глаз. И иногда Тахири кажется, что делается это не из любви к театральным трюкам - его, похоже, действительно раздражает свет, неосознанно заставляя искать убежище в привычной среде обитания - в темноте.
- Знаешь, о чем пойдет речь?
- Догадываюсь, - глухо отвечает Тахири.
Она, как всегда, игнорирует глупую, но распространенную человеческую привычку носить обувь. Она даже по металлическим палубам корабля разгуливает босиком, плюя на предписания и соображения безопасности. И сейчас стоит босая, скрестив руки на груди - темно-серый силуэт на фоне угольно-черной панорамы открытого космоса.
- Может, включишь свет?
Ярко вспыхивают лампы, встроенные по периметру комнаты, но один угол по-прежнему остается в тени.
Тахири инстинктивно жмурится.
Ей до сих пор стоит некоторого труда называть его "учитель", она называет его прежним именем - Джейсен - совершенно бездумно, по старой памяти. Он, кажется, не имеет возражений по этому поводу. Пока.
- Ты устроила отвратительную самодеятельность, - в его голосе нет ни намека на гнев или раздражение, лишь констатация факта - Да, кстати. Я забрал у Ее Величества королевы-матери Хейпса твой "Стелс". Можешь пользоваться.
Тахири знает подоплеку этой истории, знает, почему он две недели практически не появлялся на людях. С переменным успехом зализывал раны. Все, какие получил за последнее время - душевные, физические.
Но она лишь кивает в ответ. - Спасибо.
- Пожалуйста. Ты действовала по-идиотски. Я был о тебе лучшего мнения.
- Каюсь, - говорит она без малейшего раскаяния в голосе. - Но если бы мне удалось арестовать твоих родителей, двумя проблемами было бы меньше.
- И что же плохого тебе сделали мои родители? - интересуется он. Тахири толком не видит его лица, но знает, что сейчас его рот кривится в паскудной усмешке.
- Ничего не сделали, - отвечает Тахири. - Ровным счетом ничего. Я действовала по ситуации, а ситуация позволяла...до определенного момента.
- Знаю, видел кое-какие записи. Больше никакой инициативы без моего ведома. У меня есть кое-что для тебя.
Глаза Тахири темнеют.
- У тебя будет достаточно времени, чтобы исправить мое мнение о себе, - продолжает он.
- Я не подведу тебя, - говорит она.
- Не подведешь, - спокойно произносит он, в его голосе нет угрозы, но Тахири легко достраивает в уме логику того, что осталось несказанным. Она не боится, но исходящую от него опасность все равно чует - физически, как запах озона после грозы - каким-то неведомым звериным чутьем, которое не имеет ничего общего с джедайскими способностями. Возможно, за это чутье ей надо благодарить йуужань-вонгов. Возможно - бесценный жизненный опыт.
- Можно, я не буду припадать к твоим сапогам и клясться в верности? - спрашивает она. - Это будет глупо выглядеть.
- Как хочешь, - холодно произносит он. Он плохо понимает шутки последние тринадцать лет.
- Думаешь, подловил меня? - не вопрос, утверждение.
- Да, - отвечает он.
Ситы не всегда врут. Иногда ситы для разнообразия говорят правду. Чаще всего тогда, когда их правду никто не хочет слышать.
Она ни с того, ни с сего вдруг ощущает холод металла сквозь ковровое покрытие на полу, в коленях появляется противная дрожь, а кровь в висках начинает выстукивать неведомый дикий ритм. Сила тут не при чем. В Силе по-прежнему безмятежность и покой, это что-то происходит с ней самой. В очередной раз.
Ей девять, и она, шлепая босыми ногами по каменному полу, бежит по коридору храма массасси, в котором располагается Академия джедаев. Сейчас раннее утро, и она твердо намерена разбудить Анакина, вытащить его из-под одеяла и рассказать о том, что ей приснилось. Потому, что кроме него никто не станет слушать ее болтовню в пять утра, даже очень-очень важную, настолько важную, что еще два часа до подъема никак не подождать. И еще потому, что никому, кроме него, она свои сны рассказывать не будет.
Ей тринадцать. У нее порезан лоб, когда раны заживают, на их месте навсегда остаются рваные шрамы, похожие на белых червей. Она легко может от них избавиться, прибегнув к помощи пластической хирургии, но не делает этого - потому что это уже ничего не изменит ни на миллиметр, она так и останется наполовину йуужань-вонгом с воспоминаниями формовщицы Нен Йим. Она знает язык и обычаи йуужань-вонгов. Во всех подробностях. Она джедай, но натура йуужань-вонга против ее воли вклинивается в любое ее действие. Она убивает, и спокойствие, с которым она это делает, пугает ее.
Ей четырнадцать, и они с Анакином целуются, запертые в шкафу на борту разгерметизированной космической станции. Они все-таки совсем еще дети. Они даже планов на будущее толком не строят. Война продолжается.
Ей пятнадцать. Из тех, кто в составе ударной группы отправился с заданием на Миркр, в списках пропавших без вести значатся двое, в списках живых - шестеро. Тахири среди них. Анакина больше нет, и ее жизнь навсегда делится на "до" и "после".
Ей двадцать восемь. Все, что осталось от Анакина Соло - имя, которое носит Звездный Разрушитель класса Империал II. И сейчас она стоит лицом к лицу с лордом ситов и называет его "учитель". И она сделает все, что он прикажет. Потому что ей кое-что нужно от него. Смертельно необходимо.
Старая как мир схема.
Он встает с кресла и подходит к ней на расстояние вытянутой руки. Он выше почти на голову. Тахири смотрит ему в глаза, незнакомые, светлые. Его покалечило практически одновременно с ней, и было это несказанно давно. А то, что радужка меняет цвет под действием Темной стороны - так это лишь побочный эффект, внешнее проявление. Бесплатный приз.
Он подходит к ней вплотную и, притянув к себе, целует в губы, запрокинув ее голову, почти ожидая сопротивления. Он выполняет давнее обещание, данное брату.
Она неожиданно отвечает на его поцелуй. Проходит целая вечность, пока они стоят так - слишком близко, непривычно близко, прижавшись друг к другу, затем Тахири отстраняется и смотрит ему в глаза. Медленно вытирает рот тыльной стороной ладони.
А затем сплевывает себе под ноги.
Он улыбается.
- Когда выполнишь задание, можешь взять себе ситское имя.
Он говорит, а она слушает. Затем кивает. Как будто могло быть иначе.
Она выберет себе имя, как и полагается. Оно все равно уже выбито где-то на пыльных камнях, которые по-прежнему стерегут стражи разграбленных коррибанских гробниц. Она станет ситом, хотя позор и слава Ордена, и сам факт его существования ей не интересны, ей нужны лишь знания. Практические знания. И тогда она реализует задуманное, даже если ей для этого придется костьми лечь.
И она к этому готова.
Она разворачивается и идет к двери
- Подожди.
Она застывает на месте, не оборачиваясь.
- Да?
- Почему ты сказала моей матери, будто думаешь, что Анакин одобрил бы твои действия?
- Чтобы вывести ее из равновесия и заставить совершить какую-нибудь глупость во время поединка. Она действительно была вне себя.
- Я так и думал. Старый прием. Старый, но действенный.
- А вовсе не потому, что я действительно так думаю, - вдруг продолжает она. - Анакин ни за что не поддержал бы меня. И не одобрил того, что я сделала. Он бы меня убил.
Дарт Кейдес молчит. И у него есть четкое ощущение, что своего брата он все же знал лучше, чем его знала Тахири.

Досталась в наследство тоска по далеким мирам
И с именем вместе - чужая вина и беда
Вселенная молча взыскующе смотрит в глаза
И ей безразлично, кто будет платить по счетам.

Тому, кто не верит значенью истертых слов
Не будут указом запреты на гнев и страх
И больше не кажется присказкой - "ситхова кровь"
Когда эта кровь стучит у тебя в висках

Пугали пророчества маской вместо лица
И ситским плащом, и безумием вечной тьмы.
Сбылась только несокрушимая воля идти до конца.
И бонусом к ней - неизбывное чувство вины

Звезду за звездой накрывала тенью война
Чужая планета, последний рубеж пути.
И кто б с тобой рядом в том смертном бою ни стоял
Судьбу свою каждый встречает один на один.

А дальше - неважно, что в Силу, что в небытие
Легенды гласят, но они только бинт для ран.
След прожитой жизни, теряясь в кромешной тьме
Останется эхом в далеких-далеких мирах.


ЗЫ: последствие книги "Звезда за звездой". Памяти Анакина Соло.

Рассыпался ледяными осколками
Тонкий лед под каблуками сапог
Осень, следуя бессмысленной логике
Подводила свой последний итог.

Осень выкрасила алыми пятнами
Злую просинь неба над головой
И рука до хруста сжала внезапно
Оказавшуюся рядом ладонь.

Расскажи, как умирает день на закате
Как ни разу не сбываются сны
Как за золотую осень расплатой
Станет белая горячка зимы.

Ударить в спину – хуже, чем солгать.
Предателям прощения нет.
И не было страшнее греха…
Но с этих пор немало минуло лет.

А здесь все так же льется с неба вода.
Под сапогами хлюпает грязь.
Я поклялась, что я - никогда…
Я после, как всегда, отреклась.

А можно и иначе назвать,
И не предательство – расчетливый шаг.
Оно у нас в крови – предавать.
И не из страха – просто просит душа.

И не меняет идеалы дурак.
И сами идеалы – пафосный бред.
И в наших непростых системах координат
Таких понятий попросту нет.

Тебе не довелось предавать
И радоваться – нет, не твое?
Блажен, кто может это сказать.
При том, конечно, если не врет.

отсканированная
ходить сюда

Лезвие дернулось
Вычертив рану
В ближнем бою
Ей не было равных.

Бой без пощады -
Все, что умела.
Путь без начала
Ярость без цели

В сторону. Поздно.
Самую малость.
Сталью по горлу.
Отвоевалась.

С неба течет вода
Тысячу лет подряд.
Никто никому никогда.
Все, что извне – ад.

Раз уж придется терять -
Пусть по своей вине.
Да будет сплошное «я».
Все остальные – вне.

Грязью сочится земля
Не дожидаясь весны.
Есть лишь отдельное «я»
Нет никакого «мы».

Прочерчен условный край
Расставлены точки над «и».
Видимо, это рай –
То, горит внутри.

Привыкшие к мраку глаза
Режет бессмысленный свет.
Было б кому рассказать
Да никого нет.

Я как будто сейчас родилась.
Ливень бьет по лицу, обжигая
Вместе с кожей стихия злая
Отдирает вчерашнюю грязь.

Вертикальной стальной стеной
Ливень хлещет сквозь мирозданье
Разрушая непрочные грани
Между небом, землей и мной.

Запрокинув башку, на себя
Принимаю удар стихии,
Квинтэссенцию неисчислимых
Миллиардов молекул дождя.

И взглянув будто бы в первый раз
Поменявшими цвет глазами
Хохочу обезумевшей тварью
Что в потоках воды родилась.

Каждый шаг – как в окоп
После нас – хоть потоп
И любое мгновенье – последнее.
Хлещет жизнь через край
Выбирай, забирай,
Подавись откровеньями

Ты хотел – что ж, иди,
Ты искал – обрети,
Ты просил – ну вот и не спрашивай.
Жизнь ударит ключом
И еще, и еще
По башке по безбашенной.


Лютый холод внутри
Отвернись, не смотри
Пролегает по лезвию
Путь, что не по зубам,
Сквозь огонь и бедлам
Пополам с неизвестностью.

Сделать шаг, пройти сквозь море огня
Распахнуть пинком последнюю дверь
Вечность запредельная, жди меня
Там, где в точку сходятся параллели

Злое зарево бессмертной зари
Полыхает так, что больно смотреть.
Вечность абсолютная, помоги
Выжить тем, кто не готов умереть.

Мне бы смерти рассмеяться в лицо
Только дрожь в руках никак не унять
Если все за нас судьбой решено
Что ж так стремно этот дар принимать?

Нас учили – смерть – всего лишь этап.
Нас учили, что случайности нет.
Вечность неизбежная, что ж тогда
Не на все вопросы существует ответ?

А в расширенных от боли зрачках
Отражается бессмысленный мир.
Цепь случайностей без координат
Результат нелепой выборки цифр.

Вытру руки – станет алой трава.
Или просто отблески зари в облаках?
Вечность всемогущая... Тишина
Стынет ветром на разбитых губах.

Если в вихре танца мысли
Значит, в голове бедлам
Дуракам закон не писан
Раз написан, то не нам.
Вряд ли стоило стараться
Чтоб вернуться в точку ноль
Раз полет не в ритме вальса
Мы пешком пойдем с тобой
По замерзшим синим звездам
В непроглядной тишине
Мимо слов и перекрестков
Мимо солнц в чужом окне
Память нас похоронила.
Тоже, скажешь мне, печаль.
Не забыть, что это было.
Помнить. Помнить - и молчать.