Хочется написать про моменты, в которых ты чувствуешь, что живешь только раз. "Я слишком рано понял, что умру ©".

Например, о таких, как прогулка по заполярному городу в пик белых ночей, когда ночью вовсю светит солнце и задушевный разговор об огнетушителях... Комедия абсурда. Я всю жизнь умудряюсь оказываться черт знает где и с кем. В свой день рождения тусоваться на атомных ледоколах - это сильно.

Я всю жизнь испытываю трепетное отношение к т.н. "краям света". Будь то конец земли перед бескрайним морем, или конец материка, или острова, или окраины...

Интроверты хотят общаться... но не хотят.
Так и я.
Завела дневник, чтобы записывать мысли (незаписанная мысль - несуществующая) и делиться с другими. ха-ха, и все забросила. Буду исправляться.

МЕСТА В ПЕТЕРБУРГЕ

   Я хочу рассказать о местах Петербурга, моих местах, тех, что запомнились, дарили вдохновение. Они не входят в туристический маршрут, но их и окраинами назвать нельзя. Однако для меня они были своеобразной пограничной зоной, лимбом.
Я помню, понимаю и пою их, потому что когда я ходила и жила там – у меня такое чувство было, что я на краю света. Живу на краю света. И впрямь: за Матисовым островом уже ничего не было, одни только Адмиралтейские верфи.  Васильевский остров вроде как центр города, а на самом деле оторван, сам в себе. Что касается Обводного канала – так каждому известно, что дальше Обводного канала города нет – одни заводы, фабрики, трубы… Парк Политехнического института, если углубиться в историю, тоже ранее находился на краю города – в Лесном. Дальше парка простиралась деревня Гражданка.

   Итак,

 

КОЛОМНА

   

Коломна – это западная оконечность старого города, издавна затапливаемая водою при наводнениях. Так получилось, что именно с этим историческим районом Петербурга я познакомилась раньше всего остального.

   В первую очередь – это Матисов остров и отделяющая его от города речка Пряжка. Матисов остров назван по имени мельника Матиса, который заслужил покровительство Петра Первого: он в годы Северной войны следил за шведскими войсками.
На острове  располагаются: автомойка, четыре улицы, среди которых улица Александра Блока, с десяток жилых домов, массивные ворота, за которыми скрылись Адмиралтейские верфи, ещё одни, за которыми слышно монотонное гудение фольгопрокатного заводика (один в один гигантский улей электрических пчёл!), отель «Матисов домик» и знаменитая психиатрическая больница №2.

   За чертою Пряжки для меня начинался мир – вдаль уходила улица Декабристов
с регулярным включением по обеим её сторонам культурных достопримечательностей, по правую руку начинался Дровяной переулок, а чуть поодаль находилась улица со зловещим названием Мясная.  Английский проспект с его пустынной перспективой не производил жилого впечатления. Как точно здесь блоковское «тусклых улиц очерк сонный»! Обитель отдыха для местных жителей, зелёный островок – площадь Тургенева – снова переходил в пыльный, каменной струёю льющийся, проспект. Здесь не было ни одного садика, ни чахлого скверика, который бы оживил однообразную, высокую вереницу домов. Летом – раскалённый асфальт и промозглая сырость подворотен, зимою – снежная хлябь и противная морось. В одном из двориков стояла одиноко бетонная женская скульптура с насурьмяненными кем-то бровями и нарисованными щеками. Так стояла она и в зной, и в мороз, а вокруг неё последовательно сменяли друг друга времена года.  У меня была даже задумка отснять её в разных погодных условиях и сделать фотоальбом, пока эта фигура окончательно не разрушилась.

   Чем дальше от Пряжки, тем интереснее: по левую руку пойдешь – придёшь к ограде загадочного замка, а за ним ещё один дом-замок, а там и вовсе остров со старинными пакгаузами и аркой, а дальше – Нева.

   По правую руку пойдёшь – увидишь мавританские балкончики, эркеры, колонки и арабески синагоги, что так удачно встала у начала Лермонтовского проспекта. А ещё до этого увидишь высокий шпиль эстонской церкви. Петербург – город всех конфессий! Доминанта района – Никольский собор, за которым начинается восхитительная петля канала Грибоедова с маленькими горбатыми мостиками, тут и там мерещатся герои произведений девятнадцатого века, и становится не так тоскливо, как совсем уж на окраине, а если в придачу взять мороженое с кленовым сиропом… то кажется, что этот город можно любить и безо всякого страдальческого чувства и жалости. Можно любить его за настоящее жаркое, как в Ташкенте, лето (из-за низкого неба!), за воробьев, купающихся в лужах, за пышные кроны раскидистых деревьев, за ветер, приносящий с собою прохладный запах воды.

 

 

ВАСИЛЬЕВСКИЙ ОСТРОВ 

   

Васильевский остров, гавань, где ещё, как не здесь, так чувствуется оторванность от остального города? Ощущение края города, какого-то запределья усиливало особенное вечернее освещение улиц, домов (при условии движения на запад, а мне как раз и нужно было возвращаться домой на запад), создаваемое заходящим солнцем. Жизнь острова у гавани была неторопливой, дремотной, совсем не такой, как у метро или в оживлённых коридорах университета. Однако ещё совсем недавно на этих улицах не рекомендовалось появляться после девяти вечера – местные хулиганы просто не пропустили бы. Так же следует помнить о дурной славе послевоенного Васильевского острова.  Описанная Эдуардом Кочергиным жутковатая процессия безногих и безруких людей – изувеченных войной,  шествующих по Среднему проспекту, чтобы похоронить своего товарища, вставала иногда у меня перед глазами на пустынных и безлюдных улицах острова.

   Помню, меня поразили дома «на ножках» у Приморской. Как такие громады не падают? Ещё всегда поражало здание церкви Умиления Господней, в котором до сих пор тренируются водолазы. Церковь эта стоит за забором и являет собою препечальнейшее зрелище: без креста, с мрачным ржавым куполом – вспоминаю, как страшный сон! А сам Васильевский остров, будто разлинованный старательным школьником, всегда напоминал мне печень. В центре острова располагается Смоленское кладбище, одно из старейших кладбищ Петербурга. Мне нравилась его тишина, которая начиналась сразу же за оградой, отделяющей мир мёртвых от оживлённого проспекта.  Никогда не была я у часовни Блаженной Ксении Петербургской; меня интересовали лишь любопытные надгробия, и странно, что не лень мне было идти туда в перерывах между парами. Вот что значит отсутствие рекреационных зон!

    Ещё одним любимым объектом у меня был Василеостровский хлебозавод. Какие ароматы витали в воздухе рядом с этим благословенным предприятием! То были настолько щедрые и сдобные ароматы, что у меня сама собою сложилась поэма «Хлебозавод». Приведу из неё несколько строф:

Но… что за благодатный запах?
Что за сладчайший фимиам?
И, словно пёсик на двух лапках,
Я устремляюсь к тем дверям,

Что вход в благословенный небом
Дом, врата в душистый рай!
Как хочешь, так и понимай,
Мой рай – это где пахнет хлебом.

Рогалик, маком обсыпной,
Резвясь, являлся предо мной.
Литые, только из печи,
Меня манили калачи!

Баранки, плюшки, пироги
Меня просили: «Помоги!
Сними нас с противня, пока
Нам не поджарили бока!»

   Запах хлебозавода начинал чувствоваться уже с десятых линий и заканчивался, таял в районе Косой линии. О ней следует поговорить особо. Косая линия вела к угрюмой, чёрной от копоти промзоне, в которой находятся Балтийский завод,  автосервисы, цеха под аренду и прочие неприглядные строения. Прежде эта местность называлась Чекуши.  Автобус, следуя по маршруту №153, совершал там несколько остановок, собирая работяг и других трудящихся, и выруливал к Морскому вокзалу. То, что Петербург морской город – это факт. Но где сегодня можно выйти к морю простому обывателю?  Разве что в Петергофе, пробравшись сквозь дачный посёлок с гордым названием «Просвещение», или в Стрельне – словом, на юго-западе города.  Или на Канонерском острове, но туда так просто не пойдёшь от нечего делать. Конечно, можно лицезреть, как разливается Нева, со стрелок малых островов… В старой части Петербурга залив надёжно скрыт многочисленными секретными предприятиями и заводами, и даже популярное место прогулок влюблённых парочек и любителей пива – Морская набережная – теперь огорожено дамбой! А ведь раньше можно было сидеть на берегу, вглядываться вдаль и узнавать Кронштадт, Петродворец, и находить меж камней старинные кирпичи с клеймами изготовителей. Неужели теперь, чтобы увидеть море в портовом городе, нужно залезть на какой-нибудь двадцать пятый этаж?!

 

  ОБВОДНЫЙ КАНАЛ

   

   Да, и в моём окне на весь квартал Обводный царствовал канал. На самом деле,
я испытываю равнодушие к этой нелепой водной артерии, не несущей ныне никаких функций, кроме того, что по её берегам несется поток бесконечных автомобилей,
а к каменным стенам мостовых опор жмутся утки, подкармливаемые сердобольными прохожими. Мифы и таинственный флёр окутали собою мелкий, никому не нужный водоём. Воспетый поэтами, он останется в вечности даже закованный в трубу и стёртый с лица земли. Характер Обводного - это не неистовство полноводной и дикой Невы, не величавая торжественность Фонтанки, не прихотливость извилистых линий канала Грибоедова, не тёмные воды Мойки-Муйи с перекинутыми над нею достопамятными литературными мостами. Обводный канал, бесчувственный, безмолвный – был сотворён, не рождён, - катит свои тихие волны вдоль заводов, краснокирпичных (кроваво-коричневых?) зданий, дымящих труб, каких-то руин, газгольдера, вокзалов, Варшавского и Балтийского, огромного квартала «Красного Треугольника», мимо прядильных фабрик и комбинатов, золотой луковицы церкви Богоявления до дельты Невы, где он растворяется в алом пламени закатывающегося солнца. Он там красивее, наверное, чем у Боровой.

   Много лет я по разным причинам бывала на его берегах. Сначала – по пути к Балтийскому вокзалу, откуда я регулярно ездила домой, затем – направляясь на работу, на улицу Розенштейна. После этого я с завидным постоянством снимала жильё
в непосредственной близости, один раз даже – с видом на канал, как раз на газгольдер и первую в Петербурге электростанцию «Общества электрического освещения 1886 года», где работал сам Кржижановский.

   С Обводным каналом связано множество легенд, мол, в его водах находили и расчленёнку (а где не находили?), и топились тут с удовольствием всякие маргиналы. Особенно популярная легенда повествует о том, что каждый год, оканчивающийся на тройку, самоубийцы прыгали в воду в районе Борового моста (якобы из-за проклятия карельского колдуна, когда устье реки Волковки пришли завоёвывать шведы). Мне думается, что всё это враки. Сейчас канал настолько обмелел, что, упав с моста, можно просто отбить себе задницу. В лучшем для самоубийц случае – наглотаться отравленной воды и умереть в страшных мучениях.

   В наше время Обводный канал, конечно, не такой, каким он был в начале двадцатого века – собирающим на своих негранитных ещё берегах пьяниц и прочих бродяг, и даже не такой, каким показан он в фильме Алексея Учителя – как будто он состоит весь только из психиатрических лечебниц и рюмочных - то было недоброе для Ленинграда-Петербурга время. Теперь же по адресу набережная Обводного канала располагаются современный автовокзал со сплошным остеклением фасада, новый торговый комплекс с расположенной в нём эффектной станцией метро, креативное пространство «Ткачи», неизвестно как долго просуществующее… всё остальное в том или ином виде как-то облагораживается. В окна домов, сколь бы ветхими они ни были, вставлены стеклопакеты – ещё бы, ведь скоростная магистраль!  Только люди остались прежними на этих берегах – помятые, понурые и с баночками-бутылочками, несмотря на  всё старание властей навести на Обводном канале порядок!

 

                ПАРК ПОЛИТЕХНИЧЕСКОГО ИНСТИТУТА

   

Политехнический парк, сперва отвергаемый мною вследствие увиденного как-то раз в кустах обнажённого вуайериста, а затем любимый…  Летом в парке никого нет (чем и воспользовался упомянутый выше извращенец, желающий шокировать своим голым торсом одиноких прохожих), а в остальные времена года он полон студентов. В парке я была ещё давным-давно, в годы, когда мои приятели стихийно устраивали на любой подходящей скамейке распитие портвейна. Как оказалось впоследствии, мы бухали у памятника погибшим политехникам. Простите меня, дорогие!..
Я ничего не знала тогда про этот парк, кроме того, что простирается он далеко-далеко, до самой Гражданки. Теперь я перехожу его за десять минут. Парк красив, особенно зимой и осенью. Зимой над белым маревом покрытых инеем деревьев возвышается гидравлическая башня, похожая на башню сказочного замка. Осенью так приятно загребать ногами сухие листья - желтые, красные, пурпурные… клёнов здесь множество! А также полупрозрачные, сусального золота листы осины, ажурные веточки рябины и ещё одни, похожие на рыбьи хвосты.

   Сколько здесь было истории! Может быть, я прохожу мимо общежития, где в начале прошлого века организовывался заговор на царя, и полицейские облавы обрушивались на студентов? А каково идти мимо корпусов, где жили учёные с мировыми именами, прогуливаться теми же тропинками, видеть те же деревья, то же архитектурное окружение? Вот я прохожу мимо котельной, где, по преданию, сожгли тело Распутина. Неужели здесь? Стены красного кирпича надежно хранят тайны истории.

   Величественные стены института – белокаменные лайнеры – обветшали со временем, но и сегодня поражают монументальностью и гармоничностью пропорций.  Здесь грызут гранит науки! В парке – средоточие архитектурных стилей: церковь, что встречает нас сразу за оградой парка - в неорусском стиле; главные корпуса – неоклассицизм, причем нагромождение объемов северного фасада главного корпуса и вовсе напоминает мне романскую архитектуру.  Далее: краснокирпичные (фабричный стиль!) жилые дома для преподавателей и сотрудников, изящная, уникальная гидравлическая башня в стиле модерн, спрятавшийся в глубине парка двухэтажный Дом ученых, и, наконец, гидрокорпус в стиле конструктивизма. 

   Особенно я люблю проходить вечером по аллее главного корпуса, когда в парке уже темно, оранжевые фонари освещают проходы-тропинки, а из здания института льётся… музыка! Я, впервые услышав виртуозные фортепианные пассажи, подумала было, что это вечерний концерт в Белом зале, но это оказалась запись, транслируемая через динамики.  Как чудесно идти по заснеженному лесу, в котором звучит классическая музыка – оркестровая или фортепианная, сразу улучшается настроение и хочется присесть на скамеечку и слушать, слушать, наслаждаясь морозным сосновым воздухом…

   Парк Политехнического института – это молчаливый свидетель судьбоносных событий прошлого века, уголок старого Петербурга (кучер, в Лесное!) среди новых районов, застроенных типовыми многоэтажками. Десятиминутная прогулка под сенью его деревьев - как возможность отдохнуть душою и взглядом, перенестись на сто лет назад, вспомнить трагическую судьбу России и русских учёных. Дорога с работы домой через парк для меня – путешествие из девятнадцатого в двадцатый век. Или наоборот. Вот я покидаю современный район с его гипермаркетами и высотными домами (раньше здесь была деревня!),  иду по парку вдоль зданий начала двадцатого века, сажусь в метро. Метро, таким образом, является машиной времени, раз уж я через каких-то полчаса оказываюсь в мрачном, чёрном, тесном «Петербурге Достоевского»! Да-да, и поныне здесь бродят персонажи его романов: время и чиновники не властны над всеми этими Разъезжими, Коломенскими, Колокольными улицами, куда не проникает дневной свет, где тротуары столь узки, что по ним невозможно пройти втроем, где до сих пор люди снимают углы и комнатушки за неимением позволить себе лучшее.

   Вот я захожу в свой дом постройки девятнадцатого века, где на площадке третьего этажа некие униженные и оскорблённые оставили после себя пустые бутылки в окружении бычков, поднимаюсь на пятый этаж без лифта и попадаю в квартиру, бывшую некогда анфиладною.

   Я думаю, что город этот – странный конгломерат. Место, где ты вынужден жить, накладывает отпечаток на сознание, и зачастую нет гармонии, нет соответствия между твоим мироощущением и экстерьером. Так, люди со средневековым сознанием живут в небоскрёбах-муравейниках, а поколение хай-тек обитает на Петроградской стороне, в старой части Васильевского острова, в Коломне, имея у себя в соседях вполне гармоничных людей с советским сознанием, продолжающих строить коммунизм в коммунальных квартирах. Я живу в старом ямщицком районе, где раньше селились лишь торговцы и извозчики, эта часть города была построена для них! Быть может, если бы я родилась здесь, у меня не было бы такого противоречия в душе, не было бы отторжения, я бы не знала иного!.. Но я знаю иное.  Наверное, эти старые дома были когда-то только что построенными, чистыми, новыми, но сейчас это ветхие, пыльные декорации, меж которыми, как герои какой-то абсурдной пьесы, снуём мы.

 

Я буду, наверное, выкладывать сюда некоторые свои вирши (избранное!), т.к. никому их не читаю и не показываю обычно. У меня есть страничка на Стихире, но тот сервис мне не нравится. Не получается сопровождать картинками стихи. т.к. их надо уменьшать в размерах, а я не умею. Да и вообще - поэты, которые меряются количеством рецензий и положительных отзывов - не поэты, а рифмоплеты.

В следующем посте впервые публикую миниатюры - эссе о Петербурге.

 

Я люблю слушать радио. Конечно, не какой-нибудь "Максидром" или "Наше". Люблю радио, где говорят живые люди, идут передачи о культуре, приходят интересные гости. Когда дома включено радио, появляется ощущение, что ты не один, не одинок (особенно если это прямой эфир). Помню еще с детства - на кухне бормочет радио "Россия" по маленькому смешному радиоприемнику. Несмотря на всякие там рекламы и прочий мусор, какие все-таки передачи существуют хорошие, и для детей тоже - Детский остров и пр. Многие молодые думают, будто радио слушают только бабки какие-нибудь. А меня, помню, реально спасало радио "Россия" (по старому такому проигрывателю старинному), в частности передача "Серебряные нити", когда я жила одна (не считая крыс) в дворницкой-мастерской на Васильевском острове. Душеспасительная передача, чем-то по духу напоминающая передачи по ТВ для полуночников.

Еще в Питере есть удивительное радио "Град Петров". Радио православное, поэтому контент в основном ориентирован на верующих людей, но даже если вы не являетесь таковыми, в культурном плане это радио просто кладезь. Передачи про миры Толкиена и Льюиса, чтение сказок, встречи с архитекторами и художниками города...очень много всего интересного вещают. И просто - это радио очищает душу. Жаль, что меня пока никто не читает. "Град Петров" испытывает материальные трудности и рад любым пожертвованиям, которые можно совершить по телефону, в банке и т.п. На их сайте написано, каким образом можно это сделать. Есть угроза прекращения их вещания (вообще очень дорогое удовольствие это вещание), и иногда по утрам какая-нибудь интересная передача обрывается и звучит попсовое "тыц-тыц-тыц".

 

Несколько лет назад у меня появился mp3-плеер. Я закачала в него несколько альбомов, и с тех пор контент не менялся по двум причинам:

1. Лень

2. Беру куда-то плеер крайне редко

Я, как многие, не хожу по улицам в наушниках - мне почему-то нравится слышать шум города, да и элементарная бдительность - музыка отвлекает внимание, не слышно машин, которые внезапно могут въехать в тебя сбоку или сзади. Не слушаю так же музыку в метро - что происходит с мозгом, когда накладывается один шум на другой! (музыка не отменяет свист в тоннеле и лязг колес, а накладывается на них).

Для слушания плеера идеальна долгая дорога (в поезде, на худой конец в пустой маршрутке). Почему-то одни и те же альбомы меня не напрягают  (а это были Doors, Clannad и Cocteau Twins). Каждый раз с удовольствием слушаю невозмутимого или наоборот - бесноватого Моррисона, прекрасную  Мойю Бреннан и не менее прекрасную Лиз Фрейзер. Не надоедает...

 

Хочется, конечно, сделать свое персональное пространство - виртуальный журнал. Чтобы было все, как надо. И нужная музыка, и оформление, чтобы приходить сюда, как домой. И чтобы гости приходили. Мне нравится чувствовать индивидуальность человека, чьи-то дневники очень классные. Но - ужасно лень разбираться в настройках. Куда-то пропали фотки с моего Парижа. О том, чтобы добавлять музыку, я пока даже не мечтаю. Вообще-то я немножко ретроград. Я до последнего слушала музыку на кассетах! И чувствую разницу между CD и mp3. Спокойно жила раньше без компьютера, ходила с кассетным плеером, нигде не регистрировалась в соцсетях. (Само слово сети - ненавижу). Смешно было видеть людей, едва ли общающихся в реале, спещащих домой, чтобы потрындеть в контакте.

ха-ха. Вызов глобализации.

Все великие писали письма. Многочисленным адресатам, среди которых были родственники, друзья, сочувствующие и многие другие. И писали так, как будто знали - эти письма не пропадут, не сгорят, их опубликуют и будут читать тысячи последующих поколений. Благодаря письмам мы знаем - какими были людьми эти великие, не в своем творчестве, а в повседневной, человеческой жизни. Человек жив, пока о нем хоть кто-то помнит (добрым словом!).

А сейчас людям некому писать. Общение друг с другом становится каким-то поверхностным. Будем считать, что наши дневники (в наш-то век добровольной немоты, крайнего эгоцентризма) - это неотправленные письма несуществующему адресату. Они немножко помогут нам отменить смерть.

У природы на День дурака фантазии уже не хватает насчет шуток. Второй год подряд первого апреля нас присыпает снегом.

Покажу немного зимнего монохромного Парижа. Перед этим мы были в Германии и Брюсселе. Брюссель нас немножко "культурно" подготовил к Парижу. Ну, и язык французский. Передвигались между городами на скоростных поездах Талисс. Очень быстро и удобно.

Во Франции зима:

,

Поезд разгоняется до 300 км/ч (или больше):

С Северного вокзала мы пошли сразу в отель, хорошо, что недалеко идти было, попутно осматривая достопримечательности. Жили мы в квартале Марэ. (Кстати, что общего между Марэ и нашим Полюстрово? Оба означают одно и то же - "болотистая местность". Жаль, Полюстрово - не Марэ))) Это старый квартал, где сохранилась еще средневековая планировка улиц, там же рядом и еврейский квартал.

Вообще везде ходили пешком. (Наш новый чемодан, который купили в Париже для покупок и с ним гуляли, выдержал испытание Монмартром. Дороги везде были очень хорошие и ровные. )

Так вот, заселившись и оценив уютный, самый что ни на есть парижский номер на последнем этаже, мы отправились сначала до площади Вогезов. Маленькая она, конечно, и скромная.  После Гранд Пляс в Брюсселе не впечатлила.

Площадь Бастилии тоже как-то не осталась в памяти - там оживленные дороги, как-то все застроено, и мы пошли по наб. Сены к острову Ситэ.

Париж оказался монохромным и светлым городом:

Я видела его фотографии летом с ослепительно синим небом и пышными деревьями, но (мне кажется) оценить его красоту можно именно зимой, когда деревья еще голые, небо белое, а на улицах никого нет. Сена имела натурально зеленый цвет.. Почти все дома построены из светлого камня - не требуют реставрации штукатурки и с годами смотрятся только лучше. Сплошная гармония. Цвета - белый, охра, серый асфальт, жженая кость. На многое смотрю как художник и думаю, какими красками бы я это написала.

Париж был как с картин Марке:

Перед Натр-Дамом туристов, наверное, всегда много - и в зной и в мороз. Внутри было очень красиво и торжественно:

Перед самим собором стояла ёлка, правда уже без игрушек:

Потом мы перешли на другой берег Сены и пошли по бульвару Сен-Жермен. Пока сидели в ресторанчике, видели как парень на улице беспалево забивает косячок. Еще удивили бездомные (или они только работают?), лежащие со всем своим скарбом у бутиков, например, или магазинов. Иногда с совсем маленькими детьми. Как так происходит?

Я очень хотела зайти в культовые места - кафе, где собирались знаменитые писатели и поэты, но все они были забиты до отказа французами, что-то попивающими и лениво глядящими на улицу. (Стулья и столики стоят на улицах и посетители сидят лицом к пешеходам, машинам, неторопливо беседуют...)В любое кафе или ресторанчик можно зайти и просто цедить стакан вина. Помню, пока мы ужинали в ресторане (несколькими блюдами), парень и девушка чуть ли не школьного возраста выдули несколько аперитивов (официант только успевал подносить!), а потом взяли себе один бутербродик на двоих. О, нравы.

Вид из отеля:

Популярны электровелики. Их, наверное, берут напрокат:

,

Вообще, очень грамотно сделаны велодорожки - у них своя выделенная полоса. Никто никому не мешает. Полнейшая безопасность.

Центр Помпиду:

Просто улица:

Что-то строят, но все открыто для просмотра, без синих заборов. Любой желающий может посмотреть на ход стройки.

По карте кажется, что вот, сейчас ты придешь куда надо. А потом выясняется, что надо еще топать и топать. Все-таки большой город. А иногда бывало так, что мы шли почему-то в обратную сторону, а не в нужную, или вообще куда-то уклонялись от маршрута, хотя шли по карте. Магия, да и только!

Улица начала забирать в гору:

Немного быта:

Потом начались блуждания "кажется, мы здесь уже были". Воистину, магическое место. Мы кружили, пытаясь добраться до расхваленного кафе, и когда, наконец, нашли то место, его не оказалось по указанному адресу!

Популярны ставни:

Мы так и сообразили, как подняться к вершине Монмартра (где этот фуникулер? еще и чемодан, проклятый!), но видели вдали Сакре-Кер!

Решив, что этого достаточно, мы с облегчением понеслись вниз по улицам, где посидели в итальянском ресторанчике и где официант-бангладешец сказал, что русские девушки - самые красивые! И сам он хочет жениться на русской. А о француженках он отозвался не очень лестно. Мы были в Париже второй день, но уже поняли. что вернемся сюда снова. (продолжение следует)

Вчера купили мне деревянную блокфлейту. Несмотря на то, что я мультиинструменталист (фо-но, аккордеон, гитара, ложки))), на флейте пока не умею, но хочу научиться играть нехитрые ирландские мотивы. Блокфлейта - флейта гаммельнского крысолова - выдал поисковик. ..."Крысолов" - любимое мое у Марины Цветаевой.

Всем привет.
Я никогда не хотела заводить сетевой дневник или другие аккаунты в соцсетях. Но сейчас мне хочется познакомиться с людьми, которых бы я никогда не встретила в повседневной жизни, хотя и чудесных встреч в жизни было немало.
.