Опубликовано в журнале:
«Урал» 2008, №3
Публицистика
Сергей Парфенов
Смерть из пробирки
Что случилось в Свердловске в апреле 1979 года?
В Свердловске несколько кладбищ. Но только над одним, Восточным, висит, как меч, народное проклятие...
Нет, в родительский день здесь полно посетителей. Люди разбредаются по аллейкам и дорожкам. Прибирают погосты. Плачут, молчат, поминают усопших. Как везде.
Только в сектор № 15 никто не спешит. Тут, как правило, пустынно, царит мрачная тишина. Десятки обычных могил. Но многие забыты, плохо ухожены, заросли бурьяном. Отсюда ничего не выносится: старые венки, сухая и скошенная трава сжигаются, всякие раскопки и земляные работы строго-настрого запрещены. Сектор периодически осматривают сотрудники СЭС. Про загадочный “саркофаг” знают и высокие должностные лица, а на плане города, говорят, сей уголок кладбища даже помечен красным крестом.
Какую же тайну хранит сектор № 15 Восточного кладбища, да так, что и сегодня он вызывает страх?
Официальная версия
С раннего утра 4 апреля 1979 года в Чкаловском районе Свердловска (неподалеку от 19-го военного городка, где разместились сверхсекретные лаборатории НИИ вакцинных препаратов Министерства обороны СССР) стали твориться непонятные вещи. В службе “Скорой помощи” не умолкали звонки: ни с того ни с сего люди теряли трудоспособность, наступала слабость, резко, под 40, повышалась температура, у пациентов наблюдались надрывный кашель, противная рвота... Больных — кого из дома, кого с работы, а иных прямо с улицы — повезли в городскую больницу № 24. Вскоре здесь уже не было свободных мест (единственный терапевтический корпус мог принять только 100 человек), пораженных (чем — еще никто не знал) стали направлять в соседнюю, 20-ю больницу...
Рассказывает главный врач 24-й горбольницы Маргарита Ильенко:
— Стационара тогда у нас действительно не было, лечили в тесноте. И такой наплыв больных оказался совершенно неожиданным, часть из них мы поэтому повезли в “двадцатку”. И вдруг оттуда мне звонит главный врач Яков Клипницер:
— Слушай, Ильенко, у нас тут двое “твоих” умерли...
Я опешила:
— Как? А диагноз?
— Похоже на пневмонию...
Через некоторое время — снова звонок. Клипницер:
— Маргарита Ивановна, я в панике: еще трое скончались!
— Да от чего?
— Токсическая пневмония...
Честное слово, аж пот прошиб. Ведь если эта болезнь не затянута, нет других осложнений, “накладок”, то летальных исходов от пневмонии практически нет, что, думаю, любому подготовленному медику хорошо известно.
А тут почти мгновенная, тяжелейшая форма! Причем люди умирали от странного легочного кровотечения. И тогда меня вдруг осенило: господи, да это же какая-то инфекция!..
Но какая?
Анестезиолог Н.Б. в те “черные” дни заведовал реанимационным отделением больницы № 20, и он пояснил, что когда сюда, один за другим, поступило пять или шесть больных с предварительным диагнозом “воспаление легких”, то по однотипной клинике, по скорости ухода пациентов в морг врачи заподозрили неладное: наблюдаемые симптомы на воспаление не похожи, все нарастало моментально и переходило в отек легких, больные умирали даже на искусственной вентиляции, получая огромные дозы лекарств...
По его словам, медики со страхом ждали, что вот-вот и у них появятся опасные следы заболевания. Поэтому все врачи, сестры, одна даже будучи беременной, решили на всякий случай остаться на ночь в больнице — не тащить заразу домой. Однако прошли сутки, вторые — у персонала никаких проявлений заражения!
Вспоминает Роза Газиева, заведующая приемным отделением 24-й больницы:
— Мне, старшему терапевту, как раз выпало дежурить в ту страшную ночь. Людей везли и везли. Их негде было размещать, клали в коридорах. Иные, кто после оказания первой помощи чувствовал себя получше, пытались даже дойти до дома... Но их потом находили на улице — люди просто теряли сознание. А в корпусе сущая беда: сначала умер мужчина, потом еще один. В критическом положении оказалась женщина, я ее направила в реанимацию, сделала там искусственное дыхание — рот в рот. Бесполезно. Словом, за ночь — четыре трупа. Едва дождалась утра. Перепугалась — аж жуть...
И тут в воздухе зашелестело: инфекция, инфекция, инфекция. У Газиевой чуть ноги не отнялись, тотчас вспомнила про искусственное дыхание... Ведь дома трое маленьких детей, и сама еще молода — жить хочется. Но чувство самосохранения прорезалось позже, а тогда голова разрывалась на части: что происходит, почему умирают люди, как же остановить столь чудовищную, необъяснимую беду?
Когда в приемный покой пришла М. Ильенко, Газиева была готова реветь белугой. И утренний обход превратился в настоящий кошмар. В палатах — мертвые и живые лежат вперемешку...
— Я поняла, почему персонал оказался в шоке, — говорит М. Ильенко, — смотрю на больного, а он обречен. Но даже за две-три минуты до смерти человек глядит на врача совершенно спокойно, словно ничего не чувствует, хотя все его тело (причем откуда-то из-за спины) уже покрывается характерными трупными пятнами. Еще мгновение — кровь горлом, и жуткий конец...
Да, все признаки пневмонии были налицо. Но, как выяснится позже, медики наблюдали две фазы симптомов легочной формы сибирской язвы. Раннюю, которая проявляется в признаках обычных заболеваний: жар, слабость, тошнота, кашель, озноб. И позднюю, при которой у заболевшего резко поднимается температура, он испытывает затруднения с дыханием, боли в груди, рвоту и в итоге впадает в шоковое состояние.
Таких больных надо было срочно изолировать. И врачи принялись сортировать пациентов: здоровых — в “чистые” палаты, зараженных оставляли на прежнем месте, трупы, естественно, в морг...
Но к мертвым-то никто не подходит! Все уже боятся. И тогда М. Ильенко отважилась на вопиющее (с точки зрения педантичных администраторов) нарушение. Правдами и неправдами она собрала сантехников, плотников, разнорабочих и, сунув кому стакан спирта, кому трешку-пятерку, уговаривала прибрать мертвецов. Они ведь сраму не имут...
Но дальше — еще страшнее. Ушедших из жизни надо предать земле. Стали вызывать в больницу родственников. А те отказывались забирать тела своих близких. Напрочь! Иные же приедут, выбросят паспорт на стол и — с глаз долой. Мол, делайте что хотите, нам своя жизнь дороже...
Страх крепчал, а паника, известно, убивает в человеке все лучшее. Так что пришлось М. Ильенко еще и хоронить своих бывших пациентов.
Медики вспоминают: спустя два дня — наконец-то! — “наверху” проснулись. Довели диагноз: сибирская язва! Это, правда, ошарашило. Но раздумывать было некогда: ситуация круто менялась. На ноги была поднята вся медицина города. К ликвидации ЧП, его последствий подключились органы СЭС, ветеринарные службы, пожарные, военные, предприятия и организации Свердловска. Загадочная болезнь стала предметом крупных разбирательств в областных и столичных эшелонах власти. На Урал срочно прибыли высокопоставленные руководители Минздрава СССР, в том числе главный санитарный врач страны академик Петр Бургасов.
В упомянутые больницы прибыли характерные люди в штатском, военные. Персоналу задавали различные вопросы, любопытным вежливо, но твердо затыкали рот: молчите, это в ваших же интересах. И никакой внятной информации!
Медики 20-й и 24-й больниц получили приказ: всех людей, пораженных сибирской язвой, переместить в ГКБ № 40, в инфекционный корпус, где для госпитализации уже подготовили пятьсот коек. Людей перевезли. Больные попали под пристальное внимание медперсонала, лучших специалистов области. Госпитализированных пациентов лечили пенициллином, цефалоспорином, хлорамфениколом, антисибиреязвенным глобулином, кортикостероидами, растворами, регулирующими количество жидкости, искусственным дыханием. Но они... продолжали умирать. Почему?
Потому что заболевание, это было уже очевидно, протекало в легочной форме. А в этом случае болезнь развивается наиболее активно. Болезнетворные споры проникают в кровоток и быстро распространяются по всему организму пострадавшего. Клетки иммунной (защитной) системы, называемые макрофагами, поглощают споры и переносят их в себе к лимфатическим узлам. Здесь споры преобразуются в активно делящиеся клетки, и размножившиеся бациллы вырываются из тел своих “хозяев”, заполняя всю кровеносную систему зараженного человека. В кровотоках бациллы спасаются от гибельных атак макрофагов и других агентов иммунной системы созданием прочных капсул и одновременно сами атакуют иммунные клетки, впрыскивая в них убийственный яд.
Поясню: ядовитое вещество возбудителей сибирской язвы состоит из трех компонентов, каждый из которых по отдельности не представляет угрозы для человека. Но если по крайней мере два компонента попадают в здоровую клетку, она погибает. Один из этих компонентов порождает на теле красное пятнышко, оно превращается в пузырьки. Спустя несколько дней эти образования сливаются в безболезненную язву. А вот третий компонент ядовитого вещества бациллы, называемый “летальным”, прерывает жизнь человека через 2—4 суток после заражения.
Дело в том, что обычным пациентам, заразившимся, как окажется позже, “военной” язвой, назначались антибиотики, но они не решали проблемы лечения, поскольку лишь угнетали развитие микробов, но не могли нейтрализовать яд.
Многое проясняет инструкция органов СЭС “Порядок вскрытия и захоронения трупов людей, умерших от сибирской язвы” от 12 апреля 1979 года:
“Труп умершего от сибирской язвы обертывают в простыню, смоченную 20-процентным хлорно-известковым молоком или 10-процентным раствором 2/3 основной соли гипохлорита кальция, и затем укладывают в металлический гроб или гроб из плотно сколоченных досок, обитый внутри клеенкой, на слой хлорной извести толщиной 10 см; труп засыпают хлорной известью со всех сторон. Крышку гроба заколачивают гвоздями и больше не открывают.
Если есть возможность, гроб с трупом подвергают кремации (сжиганию). В случае невозможности кремации проводят захоронение на общих кладбищах. Гроб зарывают в могилу на глубину не менее 2 метров.
В местностях с высокостоящими подпочвенными водами гроб с трупом устанавливают в плотный, просмоленный изнутри и сверху ящик. Пространство между стенками гроба и ящика заполняют сухой хлорной известью, ящик заколачивают плотной просмоленной крышкой.
В тех случаях, тогда труп еще не удален из квартиры, его укладывают в гроб с соблюдением указанных выше правил и приступают к дезинфекции помещения. При этом обработку начинают с гроба, который орошают одним из дезинфицирующих растворов, рекомендованных для обеззараживания помещений.
Перевозка трупов сибиреязвенных больных к месту захоронения разрешается только с соблюдением указанных выше правил”.
Далее следуют подписи официальных лиц, ознакомившихся с данной инструкцией.
Дадим слово еще одному очевидцу. Бывший заместитель начальника производственного жилищно-коммунального объединения Свердловского облисполкома Евгений Колтышев в те дни возглавлял городское управление жилищно-коммунальных предприятий и непосредственно отвечал за проводы умерших в последний путь.
— Тогда в городе действовало всего шесть кладбищ. Крематорий только строился. Стали думать: где хоронить? Остановились на Восточном. Почему? Почва там удобная — глина, а значит, гроб с трупом попадал как бы в своеобразный “замок”, воде туда не пробиться. Захоронением занималась специально созданная бригада. Умершим от “язвы” памятники делались вне очереди, за погребение с родственников не брали ни копейки. Можете проверить — архивы на этот счет сохранились...
Не только архивы. Рабочим Андрею Ракову и Сергею Зайчикову тогда было по 30 лет. В подробности их не посвящали. Но даже им, немало повидавшим за время своеобразных “спецработ”, меры предосторожности, которые предписывала СЭС, казались чересчур подозрительными. В подобных бригадах, сами понимаете, слабонервные не работают. Но однажды, когда крышка гроба с трупом очередной жертвы сибирской язвы вдруг съехала и упала, могильщики кинулись врассыпную, и потом долго не находилось охотников поработать молотком.
Галина Ляшенко в 1979 году работала заведующей конторой обслуживания (погребальный ритуал) производственного комбината № 1:
— Что особенно врезалось в память? Сама обстановка вокруг сибирской язвы. Нервная, малопонятная. Страх, недомолвки, паника... И, конечно, огромное горе, трагедии семей. Только мне довелось хоронить не менее полусотни умерших. В основном это были мужчины среднего возраста. Как говорится, в расцвете сил...
А люди уходили из жизни по-разному. Грузчик с мясокомбината (это предприятие располагается в районе Вторчермета) вышел тем апрельским утром погулять с собачкой, надышался “свежего” воздуха — скоропостижная смерть. В другой семье скончалась дочь — обнаружилось белокровие, хотя до этого никаких жалоб и симптомов не было. Молодой парень стоял на крыше — гонял своих голубей, и вскоре угас на глазах. Радик Валиахметов, копальщик из бригады спецзахоронения, ушел на тот свет в 38 лет — сепсис крови. А хоронили несчастных, между прочим, с милицией, родственникам умерших строго наказывали не распространяться об обстоятельствах гибели их близких...
Несмотря на скупость информации, слухи о ЧП стремительно расползались по Свердловску и всей стране.
Я, студент Уральского государственного университета имени А.М. Горького, был косвенным свидетелем тех событий. И хорошо помню “черный” апрель, атмосферу дикого страха, массу тревожных слухов (вплоть до того, что ЭТО “рвануло” в 19-м военном городке и отраву протащило через весь Чкаловский район), ожидания самого худшего...
Наше студенческое общежитие стояло на улице Большакова. До опасного Вторчермета — рукой подать. К тому же мимо нашего жилища из очага поражения проходила трамвайная линия — многие из нас тут же от нее отказались, на занятия стали ездить в переполненных троллейбусах и на такси. Старались не есть мясо, колбасы, сосиски, котлеты, даже яйца и молоко, питались всухомятку, налегая в основном на концентраты, картошку и рыбу. Стали реже бывать на улице, задраивали окна и двери комнат, ограничивали контакты друг с другом.
И не только мы. Горожане торопились отправить своих детей куда-нибудь подальше от Свердловска. Пассажиры транзитных автобусов и поездов не выходили размяться, ничего не покупали у пригорюнившихся бабуль, которые по привычке торговали в “выгодных” местах всякой снедью. Бродячие собаки отстреливались. А местные СМИ, плакаты в общественных местах, давая информацию про навалившуюся напасть, печатали душеспасительные статьи специалистов о риске заражения от непроверенного мяса и больных животных, как надо себя вести, как уберечься от сибирской язвы и что это вообще такое, но, естественно, умалчивали о причинах и истинных размерах бедствия.
Многие, знаю, уже тогда не верили официальной версии. И основания для этого были. Скажем, при поступлении больных в 40-ю горбольницу у них интересовались, имеют ли они какое-либо отношение, в том числе и по работе, к 19-му военному городку? А ведь ограниченный круг свердловчан более-менее ведал, что за крепким армейским забором в секретном научном подразделении активно велись работы, связанные то ли с “химией”, то ли с какой-то секретной вакциной. Так не оттуда ли пришла косящая наповал болезнь?
“Нет, не оттуда”, — услышали горожане. Дело совсем в другом. Оказывается, территория Свердловской области “обоснованно считается эндемичной по сибирской язве”. Что это значит? По данным столичных ученых, занимавшихся анализом чрезвычайной ситуации, на Среднем Урале с 1936-го по 1968-й гг. в 34 городах и районах было зарегистрировано 159 вспышек сибирской язвы среди животных. Выявлен 371 стационарно неблагополучный пункт, из них в 48 эпидемии повторялись по 2—6 раз.
Еще одна справка. В ней делается вывод о том, что заболевания людей и животных в Свердловской области свидетельствуют о наличии почвенных очагов сибирской язвы, действующих в ряде случаев более 40—50 лет. Они, эти очаги, мозаично охватывают обширную территорию. А возникновению подобных вспышек способствуют неправильное захоронение павших животных, плохое содержание скотомогильников, ведение масштабных земляных работ без согласования с органами ветеринарного и санитарного надзора, резкие подъемы подпочвенных и грунтовых вод...
К тому же, по данным военных ученых, в те роковые дни “сибирской язвой заболел скот у гражданина В. Перевалова из села Аверинское Сысертского района, и в конце марта здесь начался массовый падеж животных”. Здесь, мол, и причина разразившейся трагедии.
Имеется, однако, загвоздка: из приведенной выше статистики о распространении сибирской язвы —159 вспышек! — вполне определенно следует, что раньше эта “чума” поражала скот и почему-то никоим образом не задевала людей. Почему же именно весной 1979 года она обошлась с ними столь неблагодарно и невероятно жестоко? Внятного ответа нет.
Впрочем, вот что рассказал мне еще в 1990 году, когда я начал заниматься этим расследованием, главный государственный ветеринарный инспектор по Свердловской области Валентин Ярославцев (он много лет проработал в этой должности и считается очень квалифицированным специалистом):
— Узнав о ЧП и поставленном диагнозе, мы немедленно подняли на ноги своих людей, провели тщательные исследования, сделали сотни анализов почвы, кормов, воздуха. Так что буду предельно краток: источника болезни и вспышки сибирской язвы по линии нашей службы мы не нашли, а выводы делайте сами...
Фальсификация?
Вот какой факт обращает на себя пристальное внимание. Едва ли не во всех документах, публикациях, справках (в том числе и в выступлениях военных), касающихся печальных событий 1979 года в Свердловске, постоянно мелькают ссылки, цитаты, цифры из статьи профессоров И.С. Безденежных и В.Н. Никифорова “Эпидемиологический анализ заболеваний сибирской язвой в Свердловске”, напечатанной в пятом номере “Журнала микробиологии, эпидемиологии и иммунобиологии” за 1980 год. И это едва ли не главный аргумент сторонников официальной версии таинственного ЧП.
Давайте-ка и мы перечитаем статью.
“Спорадическим заболеваниям сибирской язвой людей в одном из районов Свердловска предшествовала вспышка этой болезни среди сельскохозяйственных животных в индивидуальных хозяйствах... Заражение животных произошло, вероятно, через корма.
В марте—апреле заметно увеличился убой скота в индивидуальных хозяйствах, и мясо продавалось на окраинах города, в частном порядке. При этом не исключалась возможность продажи частным сектором мяса животных вынужденного убоя...”
Стоп. Здесь сразу же просится комментарий.
Во-первых, для столь серьезных и авторитетных ученых, выступающих в качестве экспертов и делающих далеко идущие выводы (заражение людей сибиреязвенной болезнью произошло через мясо домашнего скота), аргументы типа “вероятно”, “не исключалась возможность”, согласитесь, вряд ли приемлемы.
Во-вторых, надо совершенно не знать деревенского уклада жизни, психологии крестьянина — собственника по своей натуре, чтобы утверждать, будто в марте—апреле он решится без жалости, да еще в массовом порядке, пустить под нож свою домашнюю живность. Никогда! В деревне скот забивают с осени, с наступлением первых настоящих холодов, затем — в разгар зимы, но всегда с расчетом: и чтоб семью прокормить, и не допустить убытка — стадо должно воспроизвести себя.
Но цитируем дальше:
“Распределение больных по датам заболевания с учетом непродолжительности инкубационного периода позволило исключить инфицирование через мясо, поступавшее для питания населения в централизованном порядке. В этом случае следовало бы ожидать массовой вспышки заболеваний.
Из мяса, взятого на исследование в двух семьях, где имелись больные, был выделен возбудитель сибирской язвы. В обоих случаях мясо было куплено у частных лиц на неорганизованных рынках, штаммы возбудителя сибирской язвы, выделенные из мяса, не имели отличий от штаммов, выделенных от больных людей...”
Что же все это доказывает? По мнению И.С. Безденежных и В.Н. Никифорова, только одно — инфицированное мясо частников послужило причиной заражения людей.
Юрий Гусев, тогдашний директор Свердловского завода керамических изделий, еще один участник тех печальных событий:
— Этот кошмар начался для нас в апреле. А первого мая — в праздник! — еще четыре смерти. Рабочие ропщут. И мы уже, помню, на демонстрацию шли, как вдруг — решение горисполкома: завод надо остановить! На каком основании? Потом власти все-таки “ограничились” цехом грубой керамики, он был закрыт примерно на месяц. Но ведь от “язвы” пострадали и другие подразделения... Нет-нет, прямо на территории нашего предприятия никто не умер, не было ни одного трупа. Речь идет о поселке, прилегающем к заводу.
Я знаю, имеется версия: мол, рабочие пострадали из-за мяса, купленного нашим предприятием у частников. А это не так. В канун праздника мы действительно приобрели мясо, но в совхозе “Кадниковский” Сысертского района. С этим хозяйством у нас давние и хорошие отношения, заводчане помогают совхозу, в частности, в снабжении стройматериалами, в уборке урожая, а он — нам. Так что я заявляю со всей ответственностью: то мясо было проверено ветеринарной службой, на нем стояла печать, клеймо, есть положительное заключение СЭС. Так что извините, источник заболевания надо искать в другом месте. И причину тоже. Ибо завод тогда потерял более двух десятков работников. В мирное, заметьте, время...
Конечно, заражение от инфицированного мяса возможно. Но в деревне, где все на виду, ничего не скроешь. Представим: у кого-то занедужила телка. У нее должны тотчас проявиться признаки поражения сибирской язвой: слабость, цианоз, кровянистые выделения из кишечника, носа и рта. Что сделает крестьянин? Тут же побежит за ветеринаром, чтобы спасти скотину. А любой мало-мальски подготовленный специалист при данных симптомах страшную болезнь определит без ошибки. Тем более если в его присутствии телка будет забита: ведь вследствие антикоагулирующего действия сибиреязвенных бацилл кровь таких животных не свертывается, она становится густой, черно-красного цвета.
Но, допустим, найдется беспринципный и прижимистый хозяин, который во что бы то ни стало захочет скрыть заболевание скота от врачей, соседей и повезет тайком продавать зараженное мясо в город. Но ведь речь, утверждается, идет не об единичном случае, а о массовом падеже животных. Об эпидемии! Так что и этот аргумент не срабатывает.
Далее специалисты пишут:
“Были зарегистрированы единичные заболевания сибирской язвой среди людей, причем имели место кожные и кишечные формы инфекции. Сибиреязвенная природа заболеваний подтверждена результатами лабораторного обследования людей и животных”.
Снова непонятно. Что значит “единичные заболевания”? Семь десятков смертей (да и то по неполным данным, ибо “сибиреязвенные” захоронения есть не только на Восточном кладбище) — это что?
И почему столичные авторы назвали лишь два вида инфекции? Ведь сибирская язва у людей проявляется в трех основных клинических формах: кожной, легочной и кишечной. Последняя возникает в результате употребления в пищу мяса больных животных. При кожной форме местом проникновения возбудителя являются повреждения кожного покрова, главным образом открытых частей тела (лица, шеи, кистей рук, предплечий). Обе они, признаем, весной 1979 года действительно “имели место”.
Вот, в частности, мнение Якова Халемина, директора Свердловского научно-исследовательского кожно-венерологического института:
— Я был в те дни в 40-й больнице. Мне сказали: хотите взглянуть на пораженных сибирской язвой? Пошли в палаты. И у некоторых я действительно заметил на руках карбункулы — очаги поражения кожи характерного черного цвета...
Но почему же Безденежных и Никифоров даже не упомянули про легочную форму инфекции? Может, ее и не было? Была, в чем убеждают свидетельства медиков 20-й, 24-й и других больниц.
Странное умолчание светил от медицины, видимо, вызвано тем, что при легочной форме заражение происходит аэрогенным путем — во время работы с материалами, зараженными спорами сибиреязвенных бацилл. Болезнь протекает по типу тяжелой бронхопневмонии. Не здесь ли разгадка страшной трагедии 1979 года? Чтобы так заболеть, надо, грубо говоря, что-то в себя вдохнуть, допустим — микробы, находящиеся в воздухе в “подвешенном” состоянии!
Из беседы с Фаиной Абрамовой (в прошлом — доцент кафедры патологической анатомии Свердловского медицинского института):
— В 1979 году я уже была на пенсии, но меня тоже пригласили поработать патологоанатомом в 40-й больнице. Так что те печальные апрельские события я помню хорошо.
Однажды в субботу, это было в начале апреля, к нам доставили молодого крепкого мужчину, но в понедельник он неожиданно скончался. Меня попросили проконсультировать специалистов: дескать, очень уж сложная и непонятная болезнь...
Ладно. Проводим вскрытие. Сразу бросилось в глаза поражение лимфатических узлов и легких. Но кроме этого я обратила внимание на геморрагическое воспаление оболочек головного мозга, обнаружилась так называемая “шапочка кардинала”. Я говорю коллегам: а ведь это похоже на сибирскую язву. Явные признаки. Но и клиницисты, и инфекционисты, помню, осторожно усомнились: полноте, да с сибирской язвой мы давно покончили...
Тогда я спрашиваю: а в городе все чисто, нет ли где-нибудь очага инфекции? И кто-то не выдержал: нам, мол, дано указание приготовить палаты, ждем наплыва специфических больных. И мы решили провести тщательные бактериологические исследования, созвонились с отделом особо опасных инфекций облСЭС, отправили туда труп мужчины. Потом нам звонят: в микроскопических срезах полно микробов сибирской язвы!..
К тому времени выяснилось, что и в 20-й больнице есть смерти от поражения дыхательной системы. Но диагноз был поставлен другой, щадящий: пневмония. Нас вызвали к заведующему облздравотделом Николаю Бабичу, поскольку в Свердловск из Москвы уже прилетел профессор Владимир Никифоров. Собравшимся патологоанатомам, судмедэкспертам прямо объявили: да, это действительно сибирская язва, заражение идет через мясо. И мы поверили!
Работенка получилась адовой. Всех пораженных язвой людей свозили в одно место — в 40-ю больницу. По каждому подозрительному случаю в других районах города мы выезжали немедленно. В первые дни в целях безопасности медперсонал глотал антибиотики. Мне пришлось обрабатывать очень много трупов, 42 случая я знаю точно...
Что было потом, когда вспышку устранили? Случай-то, согласитесь, уникальный. В высших медицинских кругах (с ведома Петра Бургасова) по “горячим следам” ЧП решили подготовить и опубликовать монографию (причем в Свердловске). Запланировали кандидатскую диссертацию. Занимались ею я и Лев Моисеевич Гринберг, работавший тогда патологоанатомом в тубдиспансере.
Материалы были быстро собраны, мы поехали в Москву, там еще две недели работали. В итоге диссертацию была написана и как надо оформлена. А в приложении к ней — 80—90 цветных слайдов. Морфологическая картина была очень богатой. Убедительнее некуда! Но... больше о той монографии мы ничего не слышали! Дважды меня приглашали выступить с докладами о свердловском ЧП в Москве (к примеру, в Боткинской больнице), на областном семинаре патологоанатомов. Но оба раза в последний момент я слышала: ваши сообщения отменяются, сибирская язва уже не относится к числу особо опасных инфекций...
“На память” о тех днях у меня остались именные часы — подарок Свердловского облисполкома — и убеждение, что заражение людей в апреле—мае 1979 года происходило в основном аэрогенным путем.
Татьяна Козак, патологоанатом, подтверждает:
— Когда случилась эта беда, специалистов нашего профиля объединили при 40-й больнице. Едва был поставлен точный диагноз, всем врачам сказали, что заражение сибирской язвой происходило через мясо. Но мои личные наблюдения говорят о другом варианте: слишком многое не укладывалось в голове.
Во-первых, среди погибших было много алкоголиков, курящих, то есть людей с явно ослабленной иммунной системой.
Во-вторых, я помню двух инженеров — офицеров запаса, проходивших в те дни военные сборы в одной из воинских частей, размещенных в Свердловске. Оба скончались по той же причине.
В-третьих, умирали люди, совершенно не имевшие отношения к мясу. Да и путь заражения мы наблюдали не пищевой, а воздушно-капельный. Редчайший случай! Откуда он взялся? Я не знаю...
По этому поводу до сих пор ходит множество слухов. И отчасти, наверное, потому, что в свидетельствах о смерти вместо слов “сибирская язва” мы ставили шифр 022. А если что-то в нашей стране начинается с нуля, здесь начинаются государственные секреты...
И что же это означает?.. А то, что среди большинства населения, равно как и у отдельных специалистов, политиков, играющих не последнюю роль в своем деле, бытует стойкое убеждение, что ЧП свердловчанам “подарил” не кто иной, как НИИ вакцинных препаратов Министерства обороны СССР, с давних пор разместившийся в 19-м военном городке, в гуще жилого городского массива.
На память тут же приходят маловразумительные, туманные публикации в печати. Это зарубежные радиоголоса сразу и однозначно (уже на другой день после трагедии!) назвали ЧП в Свердловске выбросом “бактериологического оружия”, наши же средства массовой информации как-то неуклюже, неубедительно “оборонялись”, железно придерживаясь официальной позиции властей: в Свердловске вспыхнула элементарная сибирская язва, люди заразились через мясо, поэтому в городе пришлось провести ряд мер по дезинфекции территории, вакцинации (иммунизации) населения, скота, другие профилактические работы. А больше и говорить не о чем...
Возьмем “Литературную газету” от 6 августа 1980 года. Статья “Бифштекс по-английски и “уральская сенсация” (обратите внимание на рубрику — “Антисоветизм. Как это делается”).
О чем же в ней говорится? Пересказывать ее неинтересно, поэтому — главная суть. В связи с новой волной интереса к “свердловской истории” западные средства массовой информации разразились серией материалов о ЧП 1979 года. Поэтому автор “Литературки” присущими для той поры пропагандистскими методами попытался прищучить, уличить своих иностранных коллег в некомпетентности и антисоветизме, не утруждая себя, однако, привести какие-либо серьезные аргументы в пользу “сибиреязвенной” версии. По принципу “сам дурак”. Простенько и со вкусом.
Вирус из-за военного забора
Предлагаю еще один комментарий Маргариты Ивановны Ильенко:
— Нет, это была не обычная сибирская язва. Я же профессионал, старый и опытный медик. И уж меня-то на мякине не проведешь. Так вот, у больных, виденных мной, поражались легкие и дыхательные пути. Добавим удивительную скоротечность болезни. С чем же мы имели дело? Мне кажется, с каким-то специально, в определенных условиях выращенным микробом или вирусом. И очень жаль, что правда об этом утаивалась с самого начала. Ведь знай мы всю картину ЧП, многих последствий удалось бы избежать, как и ошибок, неправильных действий, страха. А главное — мы могли спасти десятки людей...
Главный врач НИИ охраны материнства и младенчества Тамара Киреева вспоминает:
— Мы получали списки улиц Чкаловского района, откуда нам категорически запрещалось принимать рожениц. Еще от нас забирали в 40-ю больницу сестер-анестезиологов, и по своим врачебным каналам специалисты знали, что туда поступали больные из “зоны” — в основном с поражением легких...
Спрашивается, а что это были за списки? Удивительная закономерность: особенно много пострадавших привозили с улиц Селькоровской (16 человек), Эскадронной, Ляпустина, Полдневой, Военной, Агрономической (речь идет о 24-й больнице)... А почему? Если внимательно посмотреть на карту Свердловска, то нетрудно заметить: все эти географические точки находятся... к югу от 19-го военного городка! А из предприятий Чкаловского района больше всех не повезло рабочим завода керамических изделий: ветер в первые дни апреля 1979 года дул преимущественно с севера на юг, прямо на их бедные головы...
Да, что-то слишком много нестыковок. Слишком много фактов, свидетельств, логических умозаключений, которые не совпадают с официальной точкой зрения на ЧП и подвигают нас искать виновника трагедии за колючим забором военного НИИ.
Помню: 17 февраля 1990 года в Свердловске произошло, пожалуй, беспрецедентное событие. Коллектив Сектора военной эпидемиологии (СВЭ) — одного из структурных подразделений НИИ микробиологии Министерства обороны СССР, созданного в 1986 году на базе научно-исследовательского института вакцинных препаратов того же ведомства, — распахнул двери своих лабораторий для гражданских лиц. В гости к военным ученым 19-го городка были приглашены народный депутат СССР В. Шмотьев, первый секретарь Свердловского горкома КПСС В. Кадочников, представители районных властей, ученые Уральского отделения АН СССР, экологи, журналисты. Сначала состоялся осмотр засекреченного объекта, а потом пресс-конференция. И, конечно же, разговор коснулся трагических событий 1979 года.
Задавался, например, такой вопрос:
— Что же представляет собой Сектор военной эпидемиологии, какие задачи он сегодня решает?
— Наш Сектор является научно-исследовательским учреждением Министерства обороны СССР, — ответил его начальник, кандидат технических наук полковник А. Харечко. — Научная тематика исследований предусматривает решение широкого комплекса вопросов в области противобактериологической защиты. Это разработка средств и методов дезинфекции местности, военной техники, вооружения и различного войскового имущества, средств индивидуальной и коллективной защиты людей от биологических аэрозолей, а также средств быстрого обнаружения вредных веществ в окружающей среде. Проводим также изучение механизма биоповреждений военной техники, то есть влияния различных природных микроорганизмов на конструкционные материалы, ибо в природе существуют и технофильные микробы, разрушающие металл, пластмассы...
— Как же расценивать деятельность Сектора в условиях изменившейся в последнее время военно-политической обстановки в мире? Не является ли подобная работа излишней?
— Нет, — горячо возразил Анатолий Трофимович. — Исследования в этой области в западных странах тоже ведутся в широких масштабах, правда, уже и в частных, а не только в государственных лабораториях. И если посмотреть уставы вооруженных сил этих государств, то они по-прежнему предусматривают меры противобактериологической защиты, так что прекращать нам эти работы в одностороннем порядке — неоправданная беспечность...
— Жители Свердловска до сих пор связывают вспышку сибирской язвы весной 1979 года с деятельностью учреждения, расположившегося на территории 19-го военного городка. Что вы можете сказать по этому поводу?
— Это мнение является глубоко ошибочным. Слухи, которые ходили по городу весной 1979 года о якобы имевшем место взрыве на территории нашего учреждения и выбросе во внешнюю среду возбудителя сибирской язвы, не имеют под собой реальной почвы. Прежде всего, никогда таких взрывов не было. В наших лабораториях просто нет веществ, материалов, процессов, которые бы могли привести к подобного рода катастрофе. Думаю, что эта абсурдная версия получила распространение потому, что большинство людей склонно верить в какие-то фантастические вещи, нежели в реальные и естественные объяснения. Сама необычность и трагичность ситуации требовали, видимо, таких же необычных, сенсационных причин ЧП. Немаловажную роль сыграли и режим секретности, пресловутые ведомственные интересы.
То, что эта тема вновь поднимается сейчас, как ни печально, можно объяснить наличием определенных групп и лиц, которые пытаются добиться признания и популярности, возбуждая в обществе негативное отношение к армии. Это деструктивная политика...
Итак, специалисты Сектора военной эпидемиологии утверждают: выброса возбудителей сибирской язвы с территории 19-го городка отродясь не бывало, какого-либо взрыва — тоже.
Полковник Харечко, как вы, наверное, заметили, очень ловко, даже с радостью, ухватился за эту диковатую версию. А ведь на ней никто и не настаивал! При чем тут взрыв? Выброс отравы мог произойти и “тихо” — через вентиляцию, например. До 1986 года Сектор, а раньше — НИИ занимался разработкой технологии и производством вакцинных препаратов для защиты войск и населения страны от ряда опасных инфекций. А где вакцина, там и штаммы вирулентных культур возбудителей, которые использовались в лабораториях. В том числе и сибирской язвы. Как позже признался один из военных, в закрытом военном учреждении есть несколько лауреатов Государственной премии СССР, которым присвоили эту почетную награду в 1981 году как раз за “сибирскую язву”.
Настораживает не только это. В первые же дни загадочной эпидемии медики обратили внимание: среди пострадавших — главным образом мужчины. На пресс-конференции, кстати, сотрудники СВЭ приводили статистику: в результате ЧП заболели 96 человек. Из них 25 процентов — женщины, 75 процентов — мужчины. Пострадал также один ребенок.
Ну, и о чем все это говорит? В первую очередь, о странной избирательности болезни. Она “косила” взрослое, наиболее трудоспособное население, а среди мужчин — возрастные группы от 31 до 40 лет (преимущественно). Чем все это объяснить? А может, вирус, случайно вырвавшийся на волю, был просто запрограммирован и уже действовал, как на поле боя?
Справка:
“Сибиреязвенные бациллы в бульонной культуре в запаянных ампулах сохраняются 40 лет, а споры — 58—65 лет. В сухом состоянии споры живут до 28 лет, в почве — десятилетиями. Они более устойчивы к действию дезинфицирующих веществ. Вегетативные формы при 65 градусах С погибают за 40 минут, при 60 градусах С — за 15, от кипячения — за 1—2 минуты.
Споры термоустойчивы, выдерживают кипячение на протяжении 15—20 минут. От автоклавирования при 110 градусах они погибают в течение 5—10 минут, разрушаются через два часа от воздействия 1-процентного раствора формалина и 10-процентного раствора едкого натра”.
Смотрите, что получается. На ликвидацию последствий ЧП были брошены немалые силы. Выше об этом уже говорилось. Но, кроме того, в район Вторчермета были мобилизованы (по-другому, вероятно, и не скажешь) автотранспортные и дорожно-строительные предприятия, служба благоустройства, студенты Свердловского мединститута и т.д. и т.д. В районе 19-го военного городка люди в серо-зеленых защитных костюмах брали пробы грунта. На месте бывших коллективных садов за “Керамикой” снимался верхний слой почвы. Многие улицы щедро покрывались толстым слоем асфальта. Пожарные мыли дезраствором крыши, тротуары, большие здания и дома, даже деревья...
При чем тогда зараженное мясо?
М. Ильенко говорит, что “когда вокруг все стали “шевелить” и поливать специальной жидкостью (которая, по идее, должна была убить остатки сибиреязвенных спор), ситуация опять ухудшилась. Ведь бацилла сибирской язвы прекрасно чувствует себя на растениях, дозу можно легко получить, например, при косьбе, при прополке сорняков и овощей, заготовке лекарственных трав. После этого к нам опять пошли больные, вторая вспышка унесла еще 18 жизней”...
В чем дело? Медики предполагают: к моменту массовых работ по дезинфекции территории Чкаловского района боевой аэрозоль (если принять версию об “утечке”) уже успел осесть, захорониться. А теперь снова был поднят в воздух. К примеру, на крышах керамического завода скопился толстый слой пыли, в которой тоже затаилась смертельная опасность. Достаточно было надеть обычные респираторы, и многие бы остались жить. Но ничего не подозревающие люди ворошили и глотали смертельную “смесь”, та поражала слизистую оболочку верхних дыхательных путей, легкие. Бронхопневмония — летальный исход, похоронный марш...
Цену жизни спроси у мертвых
Мне не дает покоя вопрос: отчего это вдруг военные стали такими общительными? Потянуло на откровенность? Конечно, людям в форме в начале 90-х уже приходилось считаться с общественным мнением. К тому же интерес к событиям 1979 года в Свердловске проявил народный депутат СССР Геннадий Бурбулис, который потребовал провести специальное парламентское расследование. А главное — Сектор с 1989 года перешел на хозрасчет. И он мог бы выпускать новейшие препараты, поставлять питательные среды для лабораторий, проводить сложнейшие химические анализы для медиков, стерилизовать инструменты и материалы, заниматься тематическими исследованиями, делать бактериологическую паспортизацию местности, вести комплексные экологические наблюдения. Оборудование в этом военном центре было такое, что гражданским учреждениям даже не снилось!
Но для этого нужны денежные партнеры, “чистая” биография и безупречная деловая репутация, доверие клиентов. Это, пожалуй, одна из причин, которая побудила провести “день открытых дверей” и упомянутую пресс-конференцию в 19-м военном городке.
Однако что там могли увидеть непрофессионалы? Верно писала в те дни газета “Правда”: “как контролировать наличие биологического оружия, если пара стаканов с бактериями сравнима по убойной силе с 5 тоннами нервно-паралитического газа или 100 тоннами цианистого калия? Для его хранения не нужны обширные склады, которые можно было бы обнаружить с помощью спутников...”
Поэтому ни до, ни после нее уверенности в том, что развитие событий весной 1979 года шло именно так, как утверждает официальная версия, по-прежнему не было. Военные, например, недвусмысленно намекали: ЧП — целиком на совести службы СЭС, это из-за ее ротозейства и халатности распространилась сибирская язва.
А я обращаю ваше внимание на еще один загадочный случай. В сентябре 1988 года врач-бактериолог особо опасных инфекций Свердловской облСЭС Ольга Школьник из смыва со стен корпуса и почвы веранды пионерского лагеря “Буревестник”, что в Сысертском районе (по розе ветров он находится аккурат к югу от Свердловска, Чкаловского района и 19-го военного городка) выделила две культуры возбудителя сибирской язвы.
Опасная находка была тут же отправлена в Иркутский научно-исследовательский противочумный институт Сибири и Дальнего Востока. Здесь кандидат медицинских наук П. Найманов провел изучение штаммов “бацелюз антрациз” 1950 и 1980. Культуры были подтверждены. Далее спорами каждого штамма заразили по 6 белых мышей и по две морских свинки.
От штамма 1950 на вторые и четвертые сутки пали все белые мыши (с выделением культуры). От штамма 1980 мыши сдохли на вторые и третьи сутки и тоже с выделением исходной культуры. Остальные животные были захлороформированы через десять суток с момента заражения.
Заключение: биологические свойства штаммов 1950 и 1980 являются типичными для вида антрациз и имеют остаточную вирулентность.
Речь снова идет о сибирской язве. Но как она попала в пионерский лагерь? Официальная версия: мол, ребятишки, играя, раскопали землю в районе старого скотомогильника и перетащили заразу в корпус. А если это военный “след” весенней вспышки 1979 года?
Говорят: исключено. Тогда с какой стати 26 сентября 1989 года О. Школьник была вызвана на прием к генералу Юрию Корнилову, бывшему в те годы начальником Управления КГБ по Свердловской области, где ее поблагодарили за бдительность, сказали спасибо за “находку” и попросили в дальнейшем проявлять сдержанность и гражданскую ответственность? Кстати, вскоре после этого “визита” Ольга Владимировна по надуманным причинам лишилась работы в отделе особо опасных инфекций...
Полковник А. Харечко убеждает нас, непутевых:
“Отработка режимов дезинфекционной обработки проводилась с использованием только непатогенных микроорганизмов. Любые работы с культурами вирулентных микробов в Секторе запрещены. Таких культур нет даже в музейной коллекции СВЭ. Что же касается самих дезинфекционных средств, таких, как перекись водорода, хлорсодержащие препараты, то они используются в таком количестве и в таких условиях, которые полностью исключают возможность их вредного воздействия на окружающую среду.
Необходимо добавить, что все работы в Секторе ведутся под постоянным контролем со стороны службы техники безопасности и охраны внешней среды. Все воздушные выбросы и сточные воды контролируются на наличие в них вредных химических веществ в соответствии с общесоюзными требованиями санитарии. Случаев превышения допустимых концентраций таких веществ в воздухе и сточных водах ни разу не было”.
Все хорошо, но одно смущает: а кто это видел и хоть раз лично убедился в сказанном? Гражданским лицам в режимный Сектор вход категорически воспрещен. Получается, что полковник А. Харечко что-то производит, сам себя контролирует, никого не пуская за военный забор, да еще и уговаривает: верьте мне, люди!
Не верится.
Ошибка академика Бургасова
А вот версия академика П. Бургасова: весной 1979 года в окрестностях Свердловска, в Сысертском районе — в частности, были зафиксированы случаи заболевания домашнего скота сибирской язвой. Здесь, мол, и корни разразившейся трагедии.
Далее он утверждает:
“Комиссия в составе старшего ветврача экспедиции Главветупра МСХ РСФСР Хромченко Н.Г., старшего ветврача ветотдела Кузнецова Н.В., депутата сельского Совета (он же управляющий отделением совхоза “Абрамцево”) Кадникова Н.В., директора Свердловской межрайонной ветлаборатории Кажичина Г.И., зав. отделом облветстанции Вознесенского Т.У. составила акт (13 апреля 1979 года — село Абрамово Сысертского района) о том, что в период с 10 по 13 апреля 1979 года были обследованы хозяйства жителей села и при этом установлено, что в 12 подворьях имел место падеж овец, коров, телок от сибирской язвы. Все трупы были сожжены.
Та же комиссия 25 апреля 1979 года составила акт о проведении мероприятий по сибирской язве в с. Абрамово Сысертского района. При этом установили (пункт 1): “Заболевание сибирской язвой среди животных с. Абрамово подтверждено экспертизой”.
Следователь прокуратуры Орджоникидзевского района г. Свердловска В.Н. Коротаев издал 16 мая 1979 года постановление по уголовному делу № 409806, возбужденному по фактам заболевания отдельных граждан и животных в Чкаловском районе г. Свердловска сибирской язвой. Суть документа следующая:
У гражданки Гориной М.И. (поселок Рудный, Чкаловский район) заболели неизвестной болезнью три из шести овец. Больных овец, без ведома ветнадзора, забили 28 марта, 7 и 8 апреля 1979 года. От забитой овцы 28 марта мясо Горина продала местным жителям, а от забитых 7 и 8 апреля — семье дочери.
Эпидемиологическим расследованием этого случая установлено, что сама Горина, два ее зятя и отец одного из них, занимавшиеся убоем овец, заболели кожной формой сибирской язвы, четверо купивших мясо и употребивших его в пищу заболели и погибли от кишечной формы (или сибиреязвенного сепсиса).
Свердловская область вообще относится к территориям, неблагополучным по сибирской язве. В этой связи весь обобществленный скот ежегодно прививается против сибирской язвы, кроме скота частных владельцев, который обычно становится жертвой эпизоотии. Весной 1979 года в сельских районах ощущался острый недостаток кормов, особенно у частных владельцев, которые всеми мерами доставали для добавки в корм мясокостную муку, которая при нарушении технологии производства оказалась зараженной спорами сибирской язвы. Заболевания скота нарушили “психологию крестьянина”, который, не дожидаясь падежа животного, забивал его тайком от ветнадзора и, пользуясь исключительным дефицитом мяса в городе, вывозил его для продажи.
Чкаловский район Свердловска является воротами подвоза продуктов из южных районов области, поэтому первыми “обогащались” такими покупками жители этого района. В семьях мясо, прежде всего, потреблялось взрослыми рабочими, поскольку дети, организованные в коллективы, основное питание получали в детских учреждениях. Население военного городка снабжалось мясопродуктами системой Военторга, и попадание непроверенного мяса в этот большой коллектив могло быть только исключением. Приближались первомайские праздники, и нетрудно представить, что заготовка “случайного” мяса в семьях, обеспеченных холодильниками, приняла широкие масштабы.
Следует подчеркнуть, что в качестве меры предупреждения распространения сибирской язвы среди населения города уже с 10 апреля на основных шоссейных дорогах были установлены милицейские посты, которые изымали ввозимое без контроля мясо и сжигали его.
Самой сложной проблемой профилактики явилась кампания изъятия и уничтожения мяса, хранившегося в холодильниках у населения. По этой причине появление больных и смертельные исходы продолжились до 18 мая. По датам заболевания регистрировались в следующие сроки: четвертого апреля — 5, пятого — 5, шестого — 5, седьмого — 7, восьмого — 7, девятого — 6, десятого — 10, одиннадцатого — 9, двенадцатого — 7, тринадцатого — 5, четырнадцатого — 4, пятнадцатого — 5, шестнадцатого — 1, девятнадцатого — 1.
До восемнадцатого мая зарегистрировано 20 больных. Всего было 96 больных, из них умерли 64 человека, имевшие кишечную (септическую) форму. Срочным вмешательством врачей, руководимых профессором Никифоровым В.Н., при интенсивном лечении удалось спасти 17 человек, обреченных на смерть”...
Памятуя о том, что в столь сложном расследовании всякий пункт требует многократного подтверждения, мы жестко и придирчиво оглядели с разных сторон каждый называемый факт. Мнение бывшего главного санитарного врача страны П. Бургасова заставило продолжить эту работу с еще большим тщанием, однако наши противоречия с академиком в оценке тех или иных событий стали оттого только острее.
Отстаивая официальную версию, которая утверждает, что заражение людей произошло через инфицированное мясо, купленное у частных лиц, П. Бургасов ссылается на выводы специальной комиссии, работавшей с 10 по 13 апреля 1979 года и установившей случаи падежа скота от сибирской язвы в 12 хозяйствах жителей села Абрамово Сысертского района. При этом обращает на себя внимание такая подробность, отмеченная в акте комиссии: все трупы были сожжены! Концы в воду?
И еще. Почему это авторитетная комиссия начала свою бурную деятельность лишь 10 апреля, когда народ уже вовсю умирал, а ЧП в районе 19-го военного городка набирало необратимый размах? Что же чему предшествовало? И разве не напрашивается вывод, что сперва погибли люди, а потом под это “подверстали” профилактические мероприятия?
Странным обстоятельством академик называет благополучие жителей самого военного городка, примыкающего к засекреченному объекту. Вот уж действительно все это было бы смешно, когда б не так печально! Заболевшие и умершие люди были и в 19-м городке, и в близлежащем 32-м, о чем Петр Николаевич никак не мог не знать. К тому же, утверждают жители этой закрытой “зоны”, в военном городке после ЧП в срочном порядке прошла массовая вакцинация населения. Хотя, к примеру, водитель А. Желнин, который 4 апреля тоже прошел диспансеризацию, уже через день был доставлен в госпиталь со всеми признаками сибирской язвы. Пять человек из этого городка интенсивно лечились и выкарабкались. Но в истории их болезни военные медики вписывали любые диагнозы, кроме верного. Секретный объект должен быть вне подозрений!
Заболевание скота П. Бургасов объясняет добавками в их корм мясокостной муки, зараженной спорами сибирской язвы. Однако В. Белоус, главный ветврач города Свердловска, сказал буквально следующее: “Костная мука вырабатывается на Свердловском мясокомбинате, с нею было все в порядке, и с Бургасовым я не согласен”. То же самое подтверждает главный государственный ветеринарный инспектор по Свердловской области В. Ярославцев: “В костной муке мы ничего не нашли, Бургасов говорит неправду”. Тут же попутно заметим, что костной мукой подкармливают животных не только частники, но и в общественных хозяйствах. И окажись мука зараженной, неминуемо случился бы массовый, повальный падеж скота во всей области, чего на самом деле не было.
Чкаловский район Свердловска академик П. Бургасов образно называет воротами подвоза продуктов из сельской местности. Однако, если взглянуть на карту, станет совершенно очевидным, что везти мясо из того же Сысертского района на Вторчермет, территорию в черте Свердловска, наиболее пострадавшей от эпидемии, крестьянину совсем не с руки: пришлось бы съезжать с прямой дороги, делать изрядный крюк — Химмаш для этих целей куда удобней, а там никто не заболел и не погиб!
Неубедительной представляется и версия о том, будто бы на заводе керамических изделий, где заболело и умерло более двух десятков человек, люди пострадали от употребления инфицированного мяса. Муссируется, правда, и другая, параллельная версия: заражение могло произойти от глины, которую завозят из других регионов страны. Однако экспертиза как мяса, так и глины ничего не выявила. Зато привлекает внимание другое: больше других пострадал трубный комплекс завода, имеющий мощную вентиляционную систему, которая осуществляет забор свежего воздуха со стороны 19-го военного городка. В период эпидемии, когда одно несчастье шло за другим, с завода уволилось около семисот человек, то есть примерно 30 процентов кадровых рабочих. Для предприятия это был удар не менее ощутимый, чем сама эпидемия...
Совершеннейшим домыслом П. Бургасов называет и утверждение о привлечении множества людей и технических средств, с помощью которых велись профилактические работы среди населения, крупномасштабная дезинфекция местности и расположенных на ней объектов. Но ведь это реалии, которые нетрудно подтвердить, справившись о том в соответствующих ведомствах, что мы и сделали.
В этих мероприятиях участвовали клинические ординаторы, сандружинники с предприятий, студенты 6-го курса Свердловского мединститута, пожарные. Мыли тротуары, строения — с крыши донизу. А людям говорили, что проводятся занятия по гражданской обороне.
— Уж если заражение пошло через мясо, тогда зачем понадобилась “подробная” дезинфекция? — спрашиваем у бывшего главного санитарного врача области Бориса Никонова.
— Ну, вы же понимаете, у людей существуют всякие естественные выделения...
Да, это, конечно же, понятно — про выделения, но чтоб вот так... выделять... до самой крыши — трудно себе представить!
Кстати, жители микрорайона Никаноровка не без сарказма подмечают, что купаться бы, наверное, в грязи им и поныне, если б не эпидемия 79-го, когда весь поселок спешно заасфальтировали. Факт!
Всякое чрезвычайное происшествие, особенно с человеческими жертвами, становится, как правило, предметом разбирательства в правоохранительных органах. Однако, как поведали в Чкаловском районном суде, ссылаясь на слова одного из следователей, ныне покойного, после семьдесят первого смертельного исхода дела были забраны в местное Управление государственной безопасности. И хотя комитетчики всячески отрицали это, рекомендуя искать нужные материалы в районной и областной прокуратурах, следов тех документов обнаружить так и не удалось. Зато я попутно узнал, что на следственных материалах был проставлен гриф “Секретно”.
Еще одна примечательная подробность. Первая беседа с главным государственным ветеринарным инспектором по Свердловской области В. Ярославцевым не состоялась по причине довольно престранной. Валентин Петрович огорченно посетовал: “За мной тоже ведут контроль, и я... несколько не волен. При обсуждении тех событий надо пригласить сотрудника определенного ведомства”. На том и разошлись.
В другой раз, уже через пять дней, В. Ярославцев любезно согласился ответить на все вопросы. Никакого сотрудника из “определенного ведомства” в кабинете не было. Зато на столе инспектора стоял магнитофон, который с первой же минуты бесстрастно фиксировал каждое слово.
Между прочим, Валентин Петрович удовлетворенно подчеркнул, что благодаря принятым его службой мерам заболевания животных прекратились 13—14 апреля. М-да... А люди заболевали еще и в мае — отчего?
“Не знаю”, — пожал плечами главный ветинспектор области.
Зато П. Бургасову все ясно. Мол, народ у нас — сплошные куркули, прятали зараженное мясо в холодильниках и чуть ли не тайно, по ночам, его жадно поедали. Вот-де и статистка об этом говорит. Да ни о чем она не говорит! В те дни в городе такая стояла паника, что кто бы стал кушать сомнительное, купленное с рук мясо, если именно оно — главная причина чкаловских смертей? Да на помойку его! Жизнь-то куда дороже...
Даже если допустить, что все 64 умерших съели отравленное мясо, купленное у частников, то почему не пострадали члены их семей? У них что, раздельное питание? Абсурд. И если эпидемия была действительно вызвана зараженным мясом, то почему КГБ так старательно скрывал все факты?
Наконец, после полученного военными из Москвы разрешения на беседу с журналистом состоялся разговор и в Секторе военной эпидемиологии в 19-м городке.
Никаких новых фактов из уст начальника Сектора А. Харечко услышать не пришлось.
Тем не менее суть разговора стоит привести.
— Я глубоко убежден, — сказал Анатолий Трофимович, — что именно ведомственные интересы, нежелание некоторых организаций и служб взять на себя ответственность за свои упущения в работе не позволили обратиться за помощью к нам. А возможности у Сектора немалые. И мы бы, смею вас заверить, не крыши мыли, а спасали б людей. Сложа руки мы не сидели, предлагали чрезвычайной противоэпидемиологической комиссии свою помощь. Но получили отказ. Нам не показали ни единой бумажки, которая помогла бы хоть как-то проанализировать ситуацию...
Над пропастью во лжи
Но со временем многое стало ясным. Да, военные всегда отрицали и сегодня отрицают свою вину. Наотрез. И понять их несложно. Тогда на чьей совести семь десятков смертей, мучения сотен горожан, пострадавших от сибирской язвы, массовый психоз населения и огромные средства, которые были затрачены на ликвидацию незапланированного ЧП?
Еще один сакраментальный вопрос: а могут ли в принципе быть подобные “утечки” и “проколы” в суперсекретной и надежной во всех отношениях Системе? А практические опыты на живых людях? Могут. В мире было зафиксировано не менее 10 подобных “выхлопов”.
В 1968 году на полигоне Форт Дитрик (штат Мэриленд, США), где находится Военно-медицинский исследовательский институт инфекционных болезней — головное подразделение Пентагона по программе бактериологического оружия, произошла утечка токсинов, в результате чего погибло 64 тысячи овец. На полигоне “Дагуэй Прувинграунд” (штат Юта) испытания также проводились на открытой местности, дабы получить наиболее естественные результаты, хотя рядом находится миллионный город Солт-Лейк Сити.
В середине 70-х гг. в нью-йоркском метро без предварительного оповещения, с подачи военных биологов была проведена противогриппозная вакцинация пассажиров сухими аэрозолями, в итоге десятки человек тяжело заболели.
Хорошо известно, что в 1788 году русский исследователь В. Андреевский во имя науки сознательно заразил себя спорами сибирской язвы, что привело к трагическому исходу, зато дало науке полную уверенность в том, что инфекция, поражающая животных и человека, — одна и та же. Но в 80-х гг. ХХ века молодой сотрудник новосибирского Государственного научного центра вирусологии и биотехнологий “Вектор” Н. Устинов, проводя эксперимент с возбудителем африканской лихорадки Эбола, вызывающей почти стопроцентную смертность в случае заражения через кровь, совершил роковую ошибку. Исследователь плохо обездвижил подопытную морскую свинку, та некстати дернулась, и укол с порцией вируса пришелся в руку человека. Беднягу спасти не удалось. Последнее, что он видел в своей жизни, — наглухо задраенный, как в подводной лодке, иллюминатор инфекционного изолятора и скрытые за стеклами скафандров беспомощные лица врачей. Могилу микробиолога пришлось заливать бетоном. Второго случайно заразившегося тут же сотрудника удалось излечить.
Однако Н. Устинов еще “послужил науке”. Из организма погибшего в микробиологическом институте в Степногорске (Казахстан) зимой 1989-1990 гг. его коллеги вывели новый штамм вируса геморрагической лихорадки Марбурга. Причем боевая эффективность новых биологических боеприпасов была изучена по полной программе в оружейной камере для подопытных животных: все 12 обезьян, естественно, мгновенно сдохли.
В 1979—1989 гг. над регионом Новосибирска прошли масштабные опыты по распылению аэрозолей, содержащих бактерию Bacillus thuringiensis в качестве “безвредного” имитатора опасных возбудителей. Аэрозоли распылялись с самолетов, снабженных гражданской маркировкой. Аналогичные эксперименты были осуществлены также на полигоне близ города Нукуса (Узбекистан) и над одним из регионов Кавказа.
В 80-х гг. Институт биологического приборостроения провел в московском метро специальные исследования путем распространения возбудителей инфекционных болезней (утверждается, правда, что вместо них была использована “мирная” бактерия Serratia marcescens).
В 1995 году диверсанты таджикской оппозиции, закачав в арбузы и персики мочу желтушных больных, перетравили в Курган-Тюбе почти весь ракетный дивизион 191-го мотострелкового полка 201-й миротворческой российской дивизии.
Как известно, вслед за трагедией 11 сентября 2001 года в США последовал новый кошмар: бациллы сибирской язвы! Их жертвы, получившие почтовые конверты со смертоносным содержимым, не осознавали грозящей опасности, поэтому медицинская помощь приходила с опозданием. В итоге от “почтовой” атаки погибли несколько американцев, еще шестерых удалось спасти. Поскольку споры проникают через бумагу и, более того, “перепрыгивают” из одного почтового отправления в другое, сибирской язвой заражались и те люди, которые лишь держали конверты в руках.
Подобный терроризм заставил ученых искать способы, как не допустить попадания яда сибирской язвы в клетки человека, разрабатывать новые эффективные вакцины и препараты, разрабатывать сверхчувствительные приборы, реагирующие на появление опасных бацилл.
Однако микробиологу со съехавшей крышей по-прежнему ничего не стоит получить несколько литров, к примеру, гремучего, высокопатогенного ботолотоксина буквально из подручных средств. А распространить заразный раствор — минутное дело.
В какой-то период, осмелев, мне стали звонить совершенно незнакомые люди, желая раскрыть те или иные подробности трагедии-79, поделиться воспоминаниями, фактами, иные даже слали письма с документами, показания очевидцев...
И вот однажды с почты привезли неприметный коричневый конверт с тремя листочками бумаги, развернув которые и начав читать, я едва не свалился со стула. Это были откровения одного из офицеров-микробиологов 19-го военного городка, жителя г. Свердловска. Несмотря на то, пишет он, что “в свое время я подписывал секретный приказ № 010, срок неразглашения военной тайны уже прошел, поэтому я решил вам кое-что рассказать”.
Вначале неожиданный информатор поведал о структуре и тайных пружинах функционирования Системы по производству невидимой смерти, дисклокации важных объектов, занимавшихся в СССР разработкой, испытанием и выпуском бактериологического оружия, упомянув, в частности, Киров, Усолье-Сибирское (под Иркутском), Чехов, Подольск, Загорск (Московская область), остров Возрождения (Аральское море), Омутнинск...
Про 19-й городок автор письма Н.П. сообщал следующее:
“Ученые нашей в/ч 47051 сначала пробовали, как и американцы, создать токсин ботулизма — не вышло. Чума получилась, но оказалась нестойкой. Занимались лизогенной конверсией (токсинообразованием). Думали даже над разработкой своеобразного “бинарного” оружия, чтобы каким-либо безвредным фактором задействовать условно-патогенную микрофлору. Наконец, при непосредственном участии П. Бургасова был выведен штамм сибирской язвы под № 836. Обычно его обозначали Б 836. (О нем, кстати, можно прочитать в “Журнале микробиологии, эпидемиологии и иммунологии” в статье самого П. Бургасова, чему мы, помнится, страшно удивлялись — это же грубое нарушение режима секретности!) График эпидемического процесса получался затем при опытах на Аральском море. Сохранность спор прогнозировалась в течение 200 лет. Словом, в процессе работы военные ученые добились наивысшего предела вирулентности: одна спора, попавшая на слизистые или проросшая на коже — абсолютно летальная доза.
Отмечу, что у каждого сотрудника, работавшего с культурами, имелась своя печать. В конце дня он опечатывал емкости, чемоданчик с культурами и вскрывал только утром в присутствии специальной комиссии. Профессионалы — супер! Даже лаборанты — высочайшего класса. Вы можете себе представить, как взять из хвостовой вены мыши десятую кубическую миллиграмма крови!?
Поэтому никто толком не знал, как произошел выброс. В помещении стояли 60-килограммовые ферментеры, где специалисты при определенной температуре получали необходимые культуры. В данном случае пострадавший город столкнулся не с каким-то гибридом чумы, не с микстом, а с сибирской язвой особого штамма — палочкой с перфорированной оболочкой из другого, стрептомициноустойчивого штамма Б 29. Похоже, небольшой выхлоп в атмосферу произошел из-за неисправности одного из защитных фильтров. Причем в это время рядом стояли большие емкости с готовыми спрессованными спорами. Если бы авария затронула и их, то по направлению выброса оказалась бы “выжженная земля”, погибли бы все позвоночные.
Дело в том, что при попадании даже нескольких спор человек погибает через 12—18 часов. Никакой “избирательности” вируса, как тогда писалось в газетах, не было, ее нам добиться не удалось. Разорвать генетические связи между вирулентностью и спорообразованием — тоже, против природы все-таки не попрешь. Зато были проблемы с распространением спор. Так как они очень мелкие, надо было абсорбировать их к каким-то летательным аппаратам или частицам, чтобы распространять в виде аэрозоля.
В самом 19-м городке после выброса никто, по моим данным, не умер. Во-первых, дважды в год всем сотрудникам части ставили прививку с вакциной СТИ. А потом, получив сыворотку на токсин штамма № 836 и смешав ее с вакциной
