В колонках играет - тишина ептНастроение сейчас - нормВ 1959 — 1960 годах действовал мораторий на ядерные испытания в СССР. Летом 1961 года советское правительство приняло решение о прекращении моратория. Начальнику Новоземельского полигона генерал-майору артиллерии Г.Г. Кудрявцеву (в дальнейшем генерал-лейтенант) была дана команда о прекращении подготовительных работ к подземным испытаниям и о готовности полигона с 1 сентября 1961 года к воздушным и подводным взрывам. Настолько неожиданным было для нас решение о возобновлении испытаний в воздухе и водной среде, что даже вице-адмирал П.Ф. Фомин, которому подчинялся полигон, узнал об этой новости на аэродроме в Архангельске, когда возвращался с Новой Земли.
На подготовку полигона к воздушным испытаниям оставался месяц. Разработку организационно-технической документации поручили офицерам Управления А.А. Пучкову, А.А. Ракову, С.Н. Саблукову, В.А. Тимофееву, Л.Л. Колесову и Н.Н. Жукову. Мне же нужно было подготовить проект постановления правительства о боевых стрельбах ракетного и торпедного оружия с ядерными боеприпасами, находящимися на вооружении армии и флота. Каждый вид Вооружённых Сил сам выбирал образцы для испытаний и их вносили в проект постановления. Отбор образцов оружия проходил в спорах, так что из-за них пришлось семнадцать раз перепечатывать короткий проект правительственного документа, в котором только перечислялись подлежащие испытаниям образцы вооружения, — беспокоила проблема гарантированной безопасности в случае отклонения ракеты от заданной траектории. В конце концов выбор был сделан и предложения Министерства обороны представили в правительство.
Составленной в кратчайшие сроки программой 1961 года предусматривалась большая серия испытаний на Новой Земле опытных мощных ядерных зарядов Минсредмаша (учение „Воздух“) и проведение четырёх учений трёх видов Вооружённых Сил — Военно-Морского Флота, Ракетных войск стратегического назначения и Сухопутных войск („Радуга“, „Коралл“, „Роза“ и „Волга“). Инициатором этих учений был Н.С. Хрущёв.
Испытания проводились под руководством комиссий. Во всех комиссиях первым заместителем председателя был вице-адмирал П.Ф. Фомин, а председатель от соответствующего вида Вооружённых Сил. Непосредственных испытателей на полигоне в этот период возглавлял капитан 1 ранга В.В. Рахманов. Его ближайшими помощниками были участники предыдущих испытаний О.Г. Касимов и В.П. Ковалёв.
9 сентября 1961 года на полигон прибыли министр среднего машиностроения Е.П. Славский и заместитель министра здравоохранения А.И. Бурназян. Их интересовал взрыв опытного термоядерного заряда на боевом поле Д-2 в районе губы Митюшихи, где ранее проводились воздушные взрывы (1957–1958 гг.). Председателем комиссии на учении „Воздух“ был генерал-майор Николай Иванович Павлов.
10 сентября самолёт Ту-95 взлетел с аэродрома Оленья с водородной бомбой на борту. Взрыв термоядерного заряда произошёл на повышенной высоте, так что через два часа на боевое поле высадились испытатели для съёма плёнок и показателей измерительных приборов. За ними на вертолёте последовало и начальство. Специалисты полигона определили мощность взрыва в 2,7 мегатонны. Так заработал полигон после моратория. Перед этим было опубликовано обширное заявление советского правительства о намерении „провести экспериментальные взрывы ядерного оружия“.
Одновременно начались и учения Министерства обороны. По этому поводу газеты сообщали, что в соответствии с планом боевой подготовки в сентябре — октябре 1961 года в Баренцевом и Карском морях Северным флотом совместно с Ракетными войсками и Военно-воздушными силами будут проводиться учения с фактическим применением различных видов современного оружия. Далее объявлялись опасные районы для плавания кораблей и судов.
„В соответствии с планом боевой подготовки в сентябре — октябре 1961 года в Баренцовом и Карском морях Северным флотом совместно с Ракетными войсками и Военно-воздушными силами будут проводиться учения с фактическим применением различных видов современного оружия. В связи с этим район Баренцова и Карского морей , ограниченный с запада — меридианом 42 00 , с севера — параллелью 77 30 , с юга и востока — линией, соединяющей точки: широта 70 30 , долгота 42 00 , широта 69 50 , долгота 55 30 , широта 72 20 , долгота 65 00 , широта 77 30 , долгота 74 00 , объявляется опасным для плавания советских и иностранных кораблей и судов и полётов самолётов в период с 10 сентября по 15 октября 1961 года.
Министерство обороны Союза ССР предупреждает всех владельцев советских и иностранных судов, кораблей и самолётов, что оно не будет нести ответственности, если корабли, суда и самолёты нарушат границу опасной зоны и потерпят какой-либо материальный ущерб“ („Правда“, август 1961 года).
Безусловно, планировалась не только проверка оружия, но и демонстрация силы, учитывая возрастающую напряжённость отношений между СССР и США.
На Новую Землю отправляли массу грузов, в том числе воинских. Особенно напористо действовали армейские части, перед которыми были поставлены боевые задачи. В связи с этим вспоминается один эпизод. Для испытаний по теме „Воздух“ необходимо было доставить на полигон радиолокационную станцию РТС-6. В Северодвинске станцию погрузили на первое судно, но под напором армейцев, которым не хватило места для своей техники, её выгрузили. Генеральную репетицию без этой станции председатель комиссии Н.И. Павлов проводить отказался. За этот сбой П.Ф. Фомин получил выговор от первого заместителя Главкома ВМФ адмирала А.Г. Головко. Генеральную репетицию перенесли с 1 на 5 сентября. Кончилось всё благополучно, и к 10 сентября полигон был полностью готов к испытаниям.
Боевые стрельбы начались с проверки оперативно-тактического оружия Сухопутных войск — ракетными стрельбами. Руководил им генерал-полковник Иван Михайлович Пырский. Боевое поле выбрали на восточном берегу губы Чёрной. Доставили в этот район инженерный батальон, который оборудовал мишенную обстановку, включая военную технику.
Стартовую позицию организовали в районе Рогачёво. Две ядерные боеголовки готовили на Новоземельском полигоне штатным личным составом Сухопутных войск. Ещё две боеголовки были в комплектации „ТБ“ (тренировочно-боевой). Их использовали для пристрелки 5 и 6 сентября.
При первом выстреле в соответствии с программой устанавливалась повышенная высота взрыва, а при втором — пониженная. Это давало возможность сравнить эффективности воздействия взрывов на разных высотах на одни и те же объекты.
Первый выстрел с атомной боеголовкой состоялся 10 сентября 1961 года. Ракета попала в центральную часть боевого поля, и полигон зафиксировал все параметры ядерного взрыва. Мощность взрыва оказалась несколько выше предполагавшейся. Стрельба была успешной во всех отношениях, в том числе и в части изучения поражающего воздействия на инженерное оборудование оборонительного рубежа и военную технику.
Вторую стрельбу провели через три дня после первой — 13 сентября. Взрыв имел мощность немного ниже номинальной и произошёл на заданной высоте. Мишенная обстановка после второго взрыва фактически перестала существовать. Из-за относительно низкой высоты взрыва на боевом поле появилось радиоактивное заражение, испытательное поле пришлось законсервировать и больше на нём испытаний не было.
Проведённая Институтом прикладной геофизики в сентябре 1977 года проверка радиационной обстановки в районе восточного побережья губы Чёрной, куда стреляли сухопутными ракетами, определила дозы радиации, практически равные фоновым значениям.
Учение „Волга“ показало эффективность оперативно-тактического ядерного оружия Сухопутных войск, надёжность ракет и их ядерных зарядов. Успешности проведения учения способствовало хорошее взаимодействие частей и подразделений Сухопутных войск с моряками. Так как боеголовки армейской и корабельной ракет схожи, то была подтверждена надёжность и боеголовки морской ракеты.
Вторыми вступили в боевые стрельбы ракетчики войск стратегического назначения. Их стартовая позиция находилась в районе Северного Урала, а боевое поле — Д-2 в районе Митюшихи, на котором до этого испытывались опытные заряды в бомбовом варианте. Учение носило условное наименование „Роза“. Для участия в нём на Новую Землю прибыли Главком РВСН маршал Советского Союза Кирилл Семёнович Москаленко и начальник 12 Главного управления МО генерал-полковник Виктор Анисимович Болятко. Заслушав доклад начальника полигона, они отбыли на командный пункт автоматики боевого поля, расположенный в 90 км от его центра.
В.А. Болятко вошёл в историю как организатор освоения армией и флотом ядерного оружия. Первого ядерщика Вооружённых Сил отличали перспективность и масштабность мышления, строгость в обращении со всем, что касалось нового оружия. Мне пришлось несколько раз докладывать генералу тактико-технические задания на разработку морских ядерных боеприпасов. В мелкие технические детали он не вникал, но дотошно интересовался, что нового в будущем образце и оказывал помощь в реализации перспективных идей. Другой пример видения им перспективы. Как-то Главком ВМФ С.Г. Горшков упрекнул П.Ф. Фомина: „Болятко и вы денег не считаете“, имея в виду строительство сильно защищённых и обустроенных баз ядерного оружия. Многолетняя безаварийная эксплуатация ядерных зарядов на этих базах подтвердила правильность решений инженера В.А. Болятко.
В первом натурном ядерном испытании на Новой Земле в 1955 году Болятко не участвовал, был занят подготовкой к испытаниям качественно новой водородной бомбы на Семипалатинском полигоне. Но уже весной следующего года прилетел на Северный полигон. Его волновала проблема безопасности испытаний многомегатонных термоядерных зарядов. Где их проверять? Виктор Анисимович организовал комиссию, которая обследовала ряд островов Ледовитого океана. Комиссия остановила свой выбор на песчаном острове в центральной части Новосибирских островов (между островами Котельный и Фаддеевский), названный Земля Бунге, в честь зоолога А.А. Бунге. Но экономические расчёты показали огромные затраты на его освоение. Лучшего места, чем уже освоенная Новая Земля, не нашли и Болятко стал одним из инициаторов преобразования новоземельского Морского научно-испытательного полигона в Государственный центральный полигон № 6 Министерства обороны.
В этот прилёт на Новую Землю В.А. Болятко интересовали пуски ракет с ядерными боеголовками. Перед первым боевым пуском возникли непредвиденные обстоятельства: за 20 минут до старта пропала связь полигона со стартовой позицией, на которой находился руководитель учения „Роза“ генерал-полковник Федор Петрович Тонких. Регламентом не был предусмотрен запуск ракеты в случае отсутствия связи, но заблаговременно было установлено время старта. Три начальника находились в разных местах: К.С. Москаленко — поближе к боевому полю (КП автоматики на Паньковой Земле), Ф.П. Тонких — на стартовой позиции в районе Воркуты, П.Ф. Фомин — на главном командном пункте полигона (Белушья). Фомин самостоятельно принял решение о заблаговременном включении электропитания аппаратуры боевого поля. Маршалу не понравилось, что команды идут без его участия, да ещё с отклонениями от графика. К счастью, связь восстановилась и дальше всё шло по плану.
Отклонение головной части ракеты от центра поля было повышенное. Взрыв произошёл на заданной высоте, исключающей существенное радиоактивное загрязнение местности. Заряд подтвердил свою принадлежность к боеприпасам мегатонного класса.
Испытания ракетно-ядерного оружия всегда доставляли много волнений. На ракетном полигоне в Северодвинске чаще всего беспокоит связь с тремя самолётами, оснащёнными аппаратурой спецконтроля и летающими в районе боевого поля. Именно по их данным выносится заключение о работоспособности боевой части у цели. На атомном полигоне, наоборот, беспокоит надёжность получения сигнала „протяжка“ (термин условный, перенесённый с телеметрического изделия на боевое) с места старта. Всё дело в недостаточно надёжной связи в северных широтах. Маршал Москаленко рекомендовал стрелять по абсолютному времени. Этим методом мы иногда пользовались, но он тоже имеет свои минусы. Ведь перенос времени старта, тем более с корабля, не такое уж редкое явление. Новоземельский полигон практиковал посылку офицера связи на стартовую позицию.
Через несколько дней состоялся второй боевой пуск ракеты. Отклонение боеголовки от точки прицеливания было небольшим. Мощность второго взрыва тоже оказалась несколько меньше чем в предыдущей стрельбе. В соответствии с заданием высота взрыва была относительно малой, поэтому, хотя огненный шар находился над землёй, в область взрыва втянулось большое количество грунта с поверхности земли.
На учении „Роза“ в качестве офицера связи полигон командировал в ракетную часть Г.А. Стеценко. Он консультировал руководителя учения по всем полигонным вопросам. При ракетных стрельбах труднее, чем при сбросах бомб с самолётов, состыковать запуск регистрирующей аппаратуры боевого поля с полётом головной части ракеты. Стеценко имел также задание обеспечить киносъёмку с вертолёта и с земли стартовой позиции и пусков ракет для отчётного кинофильма по этому учению. После старта последней ракеты экспресс-отчёт и киноплёнка были доставлены на Новую Землю.
Условия работы испытателей на боевом поле Д-2 оказались очень трудными из-за частых испытаний по теме „Воздух“, удалённости этого поля от основной базы полигона и, конечно, погодных неприятностей. Взрывы с большим энерговыделением состоялись: 10, 14, 18, 20 и 22 сентября 1961 года. Затем произошёл десятидневный перерыв по погоде. Не могли летать самолёты — носители авиабомб, вертолёты для доставки личного состава на боевое поле и самолёт-лаборатория для слежения за облаком взрыва. Такой же перерыв был и в середине следующего месяца. Напряжёнными стали первая и третья декады октября: 2, 4, 6, 8, 23, 25, 30 и 31 (дважды) — дни воздушных испытаний опытных зарядов.
Группы испытателей были сборными, в них входили офицеры полигона и сотрудники институтов Минобороны, Минсредмаша и АН СССР. Первыми на боевое поле после взрыва прибывали радиационные разведчики полигона, затем, в зависимости от радиационной обстановки на поле, двигались съёмщики плёнок и остальные специалисты, обслуживающие измерительную аппаратуру. Объём информации должен был позволить не только определить мощность изделия, но и дать картину протекания ядерных реакций в заряде.
Существовал ещё один внешний фактор, влиявший на работу полигона: всё время ждали погоду, чтобы взорвать самую мощную бомбу в 50 мегатонн — „подарок“ XXII съезду КПСС, который в это время уже работал. Мощнейший взрыв планировали последним, так как ожидался выход из строя приборных сооружений. К сожалению взрыв, произведённый 30 октября, не стал последним. Заключительную часть этой сессии, как её называли испытатели, продолжили в районе побережья Карского моря с упрощённой системой регистрации параметров взрыва с помощью аппаратуры, размещённой на самих самолётах-носителях, которых было несколько (объём информации о работе заряда в этом случае был намного меньше, чем при бомбометании по оборудованному боевому полю полигона).
Учения Северного флота под условным наименованием „Радуга“ — стрельба ракетой, оснащённой боеголовкой, с подводной лодки — проходили в сложной метеообстановке. Комиссию возглавлял находившийся на Новой Земле адмирал Николай Васильевич Исаченков.
Программой стрельб предусматривались два выстрела: с боеголовкой в комплектации „К“ (контрольная) и в штатной боевой комплектации. Ракеты и боеголовки готовились личным составом Северного флота. Контроль подготовки ракет осуществляла группа военных специалистов во главе с контр-адмиралом Н.Г. Кутузовым. Боеприпасы готовились в части, которой командовал капитан 1 ранга И.Т. Попов. Для стрельб флот назначил подводную лодку К-102 проекта 629. После приёма ракет лодка вышла в сопровождении обеспечивающего эсминца в центральную часть Баренцева моря.
Руководителем стрельбы был контр-адмирал Сергей Степанович Хомчик, имевший опыт стрельб ракетами с подводных лодок во время государственных испытаний этого комплекса. Подводная лодка К-102 хорошо известна испытателям ракетного оружия. Она впоследствии была переоборудована под ракету с подводным стартом, которая испытывалась на этой лодке.
Ракетой решили стрелять, невзирая на штормовую погоду. График работы боевого поля был настолько жёстким, что перенести стрельбу из-за непогоды в районе старта не могли. Пристрелочная стрельба с боевой частью в контрольной комплектации состоялась 19 октября, а боевая — на следующий день. Подлодка в эти дни не смогла уточнить своё место в море. Из-за сплошной облачности, иногда со снежными зарядами, определиться по небесным светилам было невозможно. Это не могло не повлиять на точность стрельбы.
Головная часть контрольной ракеты пришла на боевое поле с повышенным отклонением, поэтому высоту взрыва ВВ определили не с помощью оптических средств, что намного точнее, а используя радиолокационную станцию слежения. Учитывая, что полученное отклонение в случае ядерного взрыва позволяло бы определить его мощность и координаты, корректуру в исходные данные стрельбы не вводили. Действительно, ядерный взрыв состоялся с малым отклонением от первого неядерного взрыва.
Результаты боевой стрельбы ракетой с подводной лодки: дальность стрельбы — 530 км, высота взрыва — 1000 м, тротиловый эквивалент — примерно полторы мегатонны.
Отчёт по учению „Радуга“ на полигоне подписали офицеры 6-го Управления ВМФ А.А. Пучков, О.Г. Касимов, А.А. Раков, В.А. Тимофеев и Л.Л. Колесов. Представляли его на утверждение П.Ф. Фомин и Г.Г. Кудрявцев, а утвердил Н.В. Исаченков. Ракетчики составили свой отчёт по комплексу подводной лодки.
После снятия с вооружения ракет этого типа одна из них до сих пор стоит памятником на причале в Североморске, а макет боеголовки находится в музее в Челябинске-70.
Второе морское учение „Коралл“ — стрельба торпедами с подводной лодки — проводилось также под руководством Н.В. Исаченкова. Испытывались автономные специальные боевые зарядные отделения (АСБЗО) двух мощностей с торпедой, имевшей большую дальность стрельбы.
Торпеды готовил личный состав 216 арсенала, а боевые части к ним снаряжала одна из баз ядерного оружия Северного флота. Оружие принимала подводная лодка Б-130 (проекта 641), которой командовал капитан 3 ранга Н.А. Шумков. В сопровождении эсминца „Безотказный“ она перешла в район испытаний — губу Чёрную.
В учении участвовали начальники Минно-торпедного и Шестого управлений ВМФ вице-адмиралы Б.Д. Костыгов и П.Ф. Фомин. Непосредственно боевую стрельбу обеспечивал командир 4 эскадры СФ контр-адмирал Н.И. Ямщиков. Научными руководителями исследований явлений подводного и приводного ядерных взрывов были контр-адмирал Ю.С. Яковлев и капитан 3 ранга Б.В. Замышляев.
План учения предусматривал пристрелочную стрельбу двумя практическими БЗО (после прохождения дистанции торпеда всплывает), два контрольных выстрела с АСБЗО в комплектации „К“ (с обычным ВВ) и два выстрела торпедами со штатными АСБЗО. Один из них на глубине 25 метров, а второй — на поверхности воды. Дистанцию стрельбы приняли единой 12,5 километров.
Стрельбы проходили в такой последовательности:
21 октября 1961г. — две практические торпеды и одна с АСБЗО в комплектации „К“ — без делящихся материалов;
23 октября — торпеда с АСБЗО, укомплектованным ядерным зарядом, с подрывом на глубине 25 метров;
26 октября — торпеда с АСБЗО в комплектации „К“;
27 октября — торпеда с АСБЗО, укомплектованным ядерным зарядом, с подрывом на поверхности воды (приводный взрыв).
Во время одного из подготовительных выстрелов торпедами, состоявшегося с 21 по 27 октября, гидроакустическая аппаратура на корабле обеспечения неожиданно обнаружила прекращение хода торпеды по трассе стрельбы. По предложению торпедистов срочно провели траление трассы и как раз в этом районе обнаружили притопленный с вмятиной и содранной краской гидрографический буй, оставшийся видимо после предыдущих испытаний. Стало ясно, что небоевая торпеда ударилась о буй и затонула.
Первый подводный ядерный взрыв малой мощности был произведён 23 октября выстрелом с подводной лодки Б-130. Следующая боевая стрельба прошла через четыре дня, мощность приводного взрыва — средняя. Разница в мощностях объяснялась разными модификациями одного и того же заряда.
В результате этих стрельб проверено автономное специальное боевое зарядное отделение торпед калибра 533 мм на две мощности и на два вида взрыва.
Таким образом, в 1961 году состоялась проверка фактическими ядерными взрывами оперативно-тактического оружия Сухопутных войск, ракетного оружия средней дальности Ракетных войск стратегического назначения, стратегического и тактического оружия Военно-Морского Флота. Одновременно испытаны образцы опытных термоядерных зарядов Минсредмаша, включая рекордную 100-мегатонную бомбу, проверенную на половинную мощность. Макеты этой бомбы находятся в музеях Арзамаса-16 и Челябинска-70.
Серия испытаний ядерного оружия закончилась 31 октября 1961 года взрывом „супер-бомбы“ мощностью порядка 50 мегатонн по инициативе Н.С. Хрущёва.
Вот как описывает Е.А. Шитиков в очерке для „Военно-исторического журнала“ № 9(1994 г.) встречу вице-адмирала П.Ф. Фомина с академиком А.Д. Сахаровым после этого испытания.
„Никто не думал, что она может иметь какое-либо отношение к торпедному оружию. Однако свойственная периоду Н.С. Хрущёва гигантомания в ядерных вооружениях коснулась и морского оружия. Как ни странно, этому способствовал командир американской подводной лодки, находившейся в Баренцевом море, который наблюдал сверхмощный ядерный взрыв на Новой Земле. В одном из журналов у себя на родине он высказал мысль о возможности использования такого заряда в морских вооружениях. Наши дипломаты прислали вырезку из журнала с переводом в Москву. Вскоре она оказалась у Н.С. Хрущёва. Тот написал на ней резолюцию: „Министрам среднего машиностроения и обороны с привлечением М.А. Лаврентьева проработать этот вопрос“. Академик М.А. Лаврентьев в то время возглавлял Сибирское отделение Академии наук СССР. Почти одновременно с появлением резолюции Н.С. Хрущёва выступил со своим предложением академик А.Д. Сахаров: „После испытания „большого“ изделия меня беспокоило, что для него не существует хорошего носителя (бомбардировщики не в счёт, их легко сбить), т. е. в военном смысле мы работали впустую. Я решил, что таким носителем может явиться большая торпеда, запускаемая с подводной лодки“. Состоялась встреча А.Д. Сахарова с П.Ф. Фоминым. На ней присутствовал В.А. Тимофеев, который стал свидетелем того, как представитель Военно-Морского Флота в резкой форме раскритиковал предложение Сахарова. Сам Андрей Дмитриевич так описал в своих воспоминаниях реакцию П.Ф. Фомина: „Он был шокирован „людоедским“ характером проекта, заметил в разговоре со мной, что военные моряки привыкли бороться с вооружённым противником в открытом бою, и что для него отвратительна сама мысль о таком массовом убийстве“.
В соответствии с поручением Н.С. Хрущёва учёные произвели расчёты параметров поверхностных волн при различных мощностях взрыва, заглублениях зарядов, удалениях взрывов от побережья, а также с учётом рельефа дна. Расчёты были доложены правительству с учётом мнения представителей ВМФ, продолжавших категорически возражать против создания гигантской торпеды. В Кремле согласились с заключением флота о нецелесообразности разработки суперторпеды со сврехмощным зарядом.
Надо сказать, что после взрыва супербомбы среди учёных и политических деятелей вообще наступило отрезвление. Они поняли, что, чем больше мощность заряда, тем больше „пепла“, а не поражённых военных объектов. Например, среди всех головных частей корабельных баллистических ракет вплоть до сегодняшнего дня наибольшая мощность была у ракеты, принятой на вооружение в 1960 году, затем её резко уменьшили с учётом повышения точности стрельбы. Кстати, эта ракета с рекордной по весу и мощности головной частью стоит на одном из причалов в Североморске памятником тем, кто создавал и осваивал новое оружие“.
Как же отреагировали США на боевые стрельбы в СССР?
Напомним, что до этого американцы провели шесть испытаний ядерных зарядов с использованием ракет в качестве носителей. Первая ракета была класса „воздух — воздух“, её выпустили с самолёта 19 июля 1957 г. на высоте порядка 5,5 км с боеголовкой мощностью около 2 кт. Затем произвели два взрыва в интересах противоракетной обороны мощностью 3,8 Мт на высотах 77 и 43 км (1 и 12 августа 1958 г.). В том же году произведены ещё три взрыва мощностью 1,7 кт на высоте около 500 км с целью получения информации о прохождении электрически заряженных частиц в магнитном поле Земли для использования их в качестве помехи средствам связи.
После наших боевых стрельб американцы провели стрельбу ракетой „Поларис“ с подводной лодки. Она состоялась 6 мая 1962 г. из подводного положения ПЛ примерно в 250 км северо-восточнее острова Рождества в Тихом океане на дальность 1900 км. Взрыв мощностью 600 кт произошёл в океане на высоте 2500 м. В книге американских авторов указано, что отклонение от точки прицеливания составило 250 километров!
Стрельба с надводного корабля проводилась 11 мая 1962 г. в районе, находящимся приблизительно в 590 км от Сан-Диего, когда запустили противолодочную ракету „Асрок“ на дальность 3650 м с подводным взрывом малой мощности на глубине около 200 м.
Трижды (9 июля, 26 октября и 1 ноября 1962 г.) стреляли сухопутной ракетой „Тор“ в районе о. Джонстон с подрывом заряда мегатонного класса на высотах от 48 до 400 км с целью изучения поражающих факторов высотного ядерного взрыва. Эти стрельбы должны были продемонстрировать силу американского оружия.
У нас в 1962 году продолжались учения видов Вооружённых Сил с фактическими взрывами ядерных боеприпасов и испытания опытных зарядов, преимущественно большой мощности. Полигон напряжённо работал с августа по декабрь.
Дальняя авиация провела лётно-тактическое учение с бомбометанием двух типов серийных ядерных бомб. Руководил учением генерал-полковник Иван Лукич Туркель. Сбросы боевых бомб производились на испытательном поле в районе губы Митюшихи. Организационно-технические действия испытателей полигона укладывались в рамки регламента работ по теме „Воздух“. Бомбометание прошло без каких-либо замечаний. Трудности первых опытов по сбрасыванию ядерных бомб на Семипалатинском полигоне подробно описаны в воспоминаниях участников этих испытаний.
На Новой Земле производить бомбометание не проще, но лётчики, используя размещённые на боевом поле уголковые отражатели, с помощью радиолокационных прицелов бомбили достаточно точно, что позволяло полигону фиксировать параметры взрыва, включая процессы, происходящие в зарядном устройстве. Уголковые отражатели страдали от ядерных взрывов, и их приходилось часто устанавливать заново.
Одним из сложных было учение авиации Военно-Морского Флота под шифром „Шквал“. Вот что рассказал участник этого учения капитан 1 ранга В.А. Тимофеев:
„Испытывалась авиационная крылатая ракета с ядерным зарядом, предназначенная для стрельбы по кораблям. Руководил учением адмирал Владимир Афанасьевич Касатонов. Испытательную акваторию оборудовали в районе губы Башмачной, на её внешнем рейде. В качестве цели использовали артиллерийский щит, оснащённый уголковыми отражателями. По линии полигона были установлены приборные стенды и оборудованы два оптических пункта. Главком ВМФ С.Г. Горшков придавал большое значение этому учению. Он прибыл на полигон и подробно заслушал начальников всех служб и подразделений полигона и флота о подготовке к учению. В части авиационных дел важную помощь оказал Герой Советского Союза генерал-полковник Георгий Андреевич Кузнецов. Подготовка шла по плану, но неожиданно в августе из Карского моря через пролив Карские Ворота пошёл лёд. Ледоходом была снесена мишенная обстановка испытательной акватории. Северному флоту пришлось вторично оборудовать цель для крылатой ракеты, опять используя артиллерийский щит, оснащённый уголковыми отражателями, имитировавшими корабль“.
Авиаторам необходимо было действовать как в боевой обстановке. 22 августа 1962 года самолёт-носитель ТУ–16К взлетел с флотского аэродрома с боевой ракетой, имевшей ядерный заряд (ракета могла нести и заряд обычного взрывчатого вещества). Ядерную боевую часть готовил к применению личный состав авиационной части Северного флота.
Примерно за 400 км до подлёта к Новой Земле экипаж самолёта начал радиолокационный поиск цели и, найдя её, осуществил так называемый „захват“, то есть обеспечил целеуказание. На установленном расстоянии до цели произвели запуск ракеты. Аппаратура телеуправления работала устойчиво, ракета шла на цель. Нормально сработало и самонаведение. У цели произошёл низкий (приводный) ядерный взрыв. Полигон определил его мощность, которая оказалась в пределах допустимых отклонений от номинала. Командующий Северным флотом адмирал В.А. Касатонов чётко руководил авиационным учением. Как рассказал командующий авиацией Северного флота, лётчик, стрелявший ракетой, после этого боевого полёта с ядерным взрывом стал вообще бояться летать и его, опытного пилота и командира полка, пришлось перевести на другую работу. Уж очень сильно были напряжены нервы в период ожидания взрыва, когда приходилось подвергать цель радиолокационному облучению.
По результатам учения „Шквал“ стало ясно, что советский флот получил грозное оружие для борьбы с авианосцами. Поскольку на авиационной ракете и многих других образцах противокорабельного оружия устанавливался один и тот же ядерный заряд, то это учение косвенно подтвердило надёжность других боеприпасов с этим зарядом.
Ядерный взрыв на учении „Шквал“ был последним полномасштабным ядерным взрывом, связанным с водной средой. Радиационная обстановка в районе губы Башмачной оставалась спокойной. Там в 70-е годы построили посёлок для испытателей, участвовавших в подземных взрывах в скважинах (первое испытание в скважине Ю-3 состоялось 27 июля 1972 года).
Ракетные войска стратегического назначения провели важное учение „Тюльпан“ — стрельбу ракетой с ядерной боеголовкой по боевому полю Д-2. В течение многих лет полигон взаимодействовал с частями РВСН, размещёнными на востоке страны. Им было удобно стрелять ракетами дальнего действия по боевому полю на Новой Земле. Но одно дело стрелять инертными головными частями, а другое — со штатной боевой частью с мощнейшим ядерным зарядом.
Об этой боевой работе рассказывает её участник капитан 1 ранга Г.А. Стеценко:
„В 1962 году меня, в качестве офицера связи, направили в подразделение ракетных войск для участия в учении „Тюльпан“. Предстояло осуществить пуск новой баллистической жидкостной ракеты большой дальности из района Восточной Сибири по боевому полю севернее губы Митюшихи. Комиссию возглавлял генерал-полковник Федор Петрович Тонких. В её работе принимал участие генерал-лейтенант Михаил Константинович Никольский — главный инженер 12-го Главного управления Министерства обороны.
Мое место при пуске ракеты было на передающем радиоцентре. И вдруг по селектору меня вызвали на комиссию в бункер. Председатель сообщил мне, что связь с полигоном прервалась из-за сильных помех в атмосфере. Что делать? Сливать горючее, переносить сроки пуска сложно, небезопасно и дорого. А если пускать, то когда. Голоса комиссии разделились почти поровну: за пуск и за перенос сроков пуска. Вопрос ко мне: что происходит на полигоне? Тут-то и сработала флотская выучка. Для нас, моряков, ионосферные помехи в арктических широтах — давно привычные явления. Я был уверен, что наш связист Макаренко при первой же возможности выйдет на связь с ракетчиками. А для армейских офицеров это была новость, вызвавшая нервозность. Мне многократно приходилось участвовать в работе оперативных групп на полигоне. В зависимости от сложности вопроса их заседаниями руководили Фомин, Рахманов или Пучков. Я и доложил комиссии, что, по моему мнению, адмирал Фомин на полигоне продолжает действовать по согласованному плану. Зная его твёрдый характер и веря в его мудрость как руководителя, сообщил, где какие испытательные группы находятся и чем занимаются. Рекомендовал продолжить подготовку ракеты, быть в ждущем режиме на связи и осуществить пуск в назначенное время. После чего генерал Тонких отпустил меня на передающий радиоцентр. Связи с полигоном не было.
Возвращался я в казарму уже поздно вечером, когда меня перехватил генерал Никольский, расцеловал и повёл на заседание комиссии. Там я услышал текст телеграммы Фомина. Он сообщал, что ракета пришла на цель в расчётное время и почти точно попала в „колышек“, с чем и поздравил ракетчиков.
Успешное завершение стрельбы для ракетчиков было большой радостью. Оказалось, что мой скромный доклад на комиссии явился тем „золотничком“, который перевесил чашу весов в пользу решения пускать ракету“.
Обстановка при проведении учения „Тюльпан“ действительно была сложной. Расположенная в районе Читы воинская часть стреляла новой баллистической ракетой с термоядерным зарядом на тысячи километров, через всю страну. Это была самая опасная боевая стрельба. Ракетная техника в те годы ещё не была такой надёжной, как теперь. Достаточно вспомнить взрыв 24 октября 1960 г. баллистической ракеты, в результате которого погибли испытатели. А ведь та ракета была с инертной головной частью.
Уникальное учение „Тюльпан“ прошло перед Карибским кризисом октября 1962 года. Результаты учения были положительными.
Все боевые стрельбы 1961–1962 годов на Новоземельском полигоне прошли успешно, ни одного отказа ядерного оружия не было. Стрельбы подтвердили надёжность ядерных боеприпасов видов Вооружённых Сил СССР. Полигон на Новой Земле выдал полноценную информацию о результатах стрельб с воздушными, надводными и подводными взрывами в широком диапазоне мощностей.
Именно на ядерных полигонах была решена военно-политическая задача — достижение качественного паритета в ядерных вооружениях с США. Количественное выравнивание состоялось несколько позже, но уже при явном перенасыщении вооруженных сил США и СССР ядерным оружием.
Проведёнными учениями подтвердили правомерность для ядерного оружия системы раздельной отработки и испытаний носителей с зарядами без делящихся материалов на ракетных полигонах и ядерных зарядов с натурными взрывами на ядерных полигонах, что было особенно важно при переходе к подземным испытаниям.
В качестве негативного момента следует отметить, что при боевых стрельбах недостаточно учитывали радиационный фактор. Когда стреляли двумя ракетами одного типа, то задавали две высоты взрыва: для поражения малопрочных (большая высота) и прочных (малая высота) целей. При этом не учитывали разницу в радиоактивном заражении местности. Малых высот взрыва следовало избегать, как это делали при взрывах опытных ядерных зарядов.
Боевые стрельбы отечественного ракетно-ядерного оружия на Новой Земле и американского в Тихом океане стали кульминационной точкой в ядерном противостоянии между СССР и США.
Испытания ядерных зарядов, проведение учений с использованием носителей в ядерном оснащении показали высокую надёжность ядерного оружия. На флотах в частях были созданы коллективы по эксплуатации ядерных боеприпасов из профессионально подготовленных специалистов. Это позволило Министру обороны Маршалу Советского Союза Р.Я. Малиновскому в 1962 году впервые разрешить выдачу на корабли ядерного оружия для несения боевой службы и дежурства. Это положило начало освоению флотом нового вида оснащения. Этот вид деятельности флотских частей изучался, постоянно совершенствовались надёжность и безопасность эксплуатации оружия.
Принимались меры к повышению боевой готовности ядерных баз, совершенствовалась организация выдачи оружия на боевые корабли. Постоянно увеличивалось число и качество кораблей, заступающих на боевое дежурство с ядерным оружием.
На проводимых учениях соединений флота и пунктов выдачи оружия отрабатывались все элементы организации взаимодействия привлекаемых сил и средств.
С введением боевого дежурства и боевой службы кораблей с ядерным оружием на борту резко возросла общая боевая готовность флотов. В новых условиях повысилась значимость поддержания безопасности и безаварийности ядерного оружия, находящегося на кораблях флота. Деятельное участие в этом процессе приняло и 12-е Главное управление Министерства обороны, оказывая большую помощь Военно-Морскому Флоту в оснащении кораблей и морской авиации флота ядерным оружием.
Боевая служба и боевое дежурство кораблей с ядерным оружием на борту стали качественно новой ступенью в развитии системы эксплуатации этого оружия на флотах.
Ядерщикам часто задают вопрос: не разочаровались ли Вы в том, что посвятили свою жизнь ядерному оружию. Ветераны флота отвечают на него отрицательно — не разочаровались. А почему?
Во-первых, шла „холодная война“, которая в 50–60 годы вполне могла перерасти в „горячую“. В сознании старшего поколения глубоко засели уроки поражения от Германии в первые годы войны, поэтому действовало обострённое чувство настороженности и ответственности. Ведь США уже показали всему миру, что у них хватит воли применить в боевых действиях ядерное оружие. А в ядерном оружии СССР был догоняющей стороной. Так, в конце 1951 г. в США уже был ядерный арсенал, а в СССР — только пять бомб на заводе. В таких условиях США невыгодно было заключать с нами какой-либо договор по ограничению ядерного оружия. Только после выравнивания в середине 70-х годов ядерных сил, стало возможным начать на высоком уровне переговорный процесс по ограничению стратегических наступательных вооружений. Оперативно-тактическое ядерное оружие он не затронул.
В реально сложившейся обстановке гонка ядерных вооружений в СССР была оправданной. Поэтому в основе заинтересованности в работе над ядерным оружием была настоятельная объективная необходимость.
Вторым побудительным мотивом к добросовестному труду в области ядерных вооружений была интересная работа или, как выразился Э. Ферми, „хорошая физика“. В общении с ядерной энергией понимаешь всё могущество человеческого разума. Особенно это ощущаешь на испытаниях. При воздушном взрыве — чувство мощи стихии, при подземном — победу над ней. Непосредственное участие военных специалистов в научно-технической революции увлекало и порождало чувство самоуважения за то, что тебе поручили такую ответственную работу.
Третьим фактором влечения к ядерной тематике являлось общение с талантливыми людьми, которых среди ядерщиков было больше, чем среди других специалистов. Научный прорыв в физике и в оружии могли сделать только интеллектуалы.
Главным направлением деятельности современных ядерщиков остаётся проблема безопасности ядерного оружия. Для иллюстрации многогранности проблемы приведём виды опасности в полном цикле жизни оружия: ядерная, радиационная, ядерная взрывоопасность, взрывоопасность, групповая ядерная взрывоопасность, групповая взрывоопасность, пожароопасность, токсикологическая опасность. С половиной из них ежедневно сталкиваются эксплуатационники.
В настоящее время ядерное оружие из боевого средства становится прежде всего средством поддержания глобальной политической и военной стабильности в мире. Односторонний отказ России от ядерного оружия, если бы он произошёл, вёл бы только к ограничению её возможностей на мировой арене и стимулировал бы территориальные и другие притязания к ней. К тому же в сложившихся условиях ядерное оружие — самый дешёвый способ сдерживания агрессора. Мир ещё не стабилен: меняются приоритеты, интересы, а главное — намерения, возможности же страны изменить намного труднее.
Провозглашённый справедливый принцип „разумной достаточности“ не определяет сроки долгожительства ядерного оружия. Они ещё за горизонтом, поэтому служба в частях, оснащённых ядерным оружием, остаётся почётной и в новых условиях.
