119
ТЕХНОЛОГИИ

Спал я плохо. Мне снился боевик, в котором я выступал то ли шпионом, то ли пушером. Я постоянно от кого-то убегал, уезжал на машине, улетал на вертолете, и все это в отвратительных лубочных декорациях среднерусской полосы: сосны, березы, купола церквей, братки на «бэхах» или тонированных «девятках» (что, впрочем, одно и то же). Затем я пил розовое шампанское «Ruinart» и почему-то закусывал франкфуртскими сосисками. Я сто раз просыпался, пил воду, снова падал в кровать, но сон все длился и длился, как хреновый оте¬чественный сериал. В общем, комедия абсурда.
Первой в это воскресное утро позвонила Лена, и мы условились встретиться в четыре в «Павильоне». Поступило еще несколько предложений насчет вечера, но, поскольку я был сонный, они у меня в голове не отложились совершенно. Про свое вчерашнее приключение в «Шанти» Лена умолчала. Потом пришла пара эсэмэсок от какой-то Оксаны: «привет, это Оксана, Лешина знакомая, может, увидимся», и от Катьки «я сегодня освобожусь после четырех и перезвоню». Потом я выкурил сигарету, не вылезая из кровати, минут десять полежал с открытыми глазами, вспоминая, кто такая Оксана, и снова вырубился. В этот раз мне снилось, что у меня пять мобильных, которые звонят все одновременно, и я не знаю, какой хватать первым. В конце сюжета я допер, что звонит один телефон, притом в реальности.
— Да, — отвечаю я в полусне, но абонент на другом конце успевает отключиться. На дисплее
одиннадцать неотвеченных вызовов — все от Ритки, и еще пять эсэмэсок от нее же: от
«перезвони, как проснешься» до «ты где, скотина, видеть больше тебя не хочу». Судя по всему,
видеть реально не хочет, раз звонит по одиннадцать раз. Может, заехать к ней, типа,
извиниться? На часах половина двенадцатого. Воскресенье. Сегодня еще с Ленкой обедать,
вечером — с Катькой на день рождения Рыбалко... Короче говоря, Ритка мимо...
Я вспоминаю вчерашнюю эскападу в «Шанти» и снова закрываю глаза. Господи, ну почему я
всегда кому-то что-то должен, а? Почему я все время должен что-то придумывать и
изворачиваться таким образом, чтобы никого не обидеть, а? Исчезла легкость в отношениях,
врубаетесь? Вместо радости остались одни обязательства. Перед одной нужно извиниться,
второй перезвонить, третьей... Катьке, кстати, действительно нужно перезвонить...
Какого черта я вообще в «Шанти» поехал? Не хотел раздувать скандал, ага! Вместо одного
скандала чуть не получил грандиозные раз6орки. А главное — то, что вечер обернется
проблемами, было ясно еще в «Ми пьяче». Как начались все эти беспричинные наезды Ритки в
стиле «если бы ты был готов к серьезным поступкам» и «с тобой вообще нельзя серьезно
поговорить» — сразу надо было сваливать, сославшись на занятость.
Ничего не поделаешь... ладно, нужно, в самом деле, Ритке позвонить. Позвоню, скажу, что
весь день на стройке с партнерами по клубу. «А почему не отвечаешь на звонки? Что
неудобно? Эсэмэс отправить неудобно?». Не слышал, типа, у меня же стройка... какая-то туфта
получается... хотя?
На кухне достаю из шкафа миксер, ни разу не использовавшуюся мясорубку и блендер с
треснутой колбой. Включаю в розетку поочередно каждый прибор, пытаясь понять, какой из
них звучит ближе к той херне, которой стены сверлят. Лучше всех визжит блендер-инвалид. Но
этого мало. В итоге включаю все три девайса одновременно, и получается реально
строительная какофония. Как в клипе «Satisfaction» Benassi. Только телок не хватает с этими
машинками... как они называются-то? Сверла? Нет, не сверла. Кстати, надо бы выяснить, что на
стройке используется, а то запалиться недолго.
Лезу в Интернет, выясняю, что эти хреновины называются перфораторы. Перфораторы,
гы-гы-гы!
Я врубаю свои «перфораторы», закуриваю, открываю окно на кухне, чтобы добавить до кучи
шум от проезжающих машин, и набираю Риткин номер. После десятого звонка она отвечает:
— Пошел к черту, я тебя ненавижу! — и бросает трубку.
Здрасте, приехали! Не очень-то она вежлива с любимым мужчиной, у которого вчера шла носом кровь! Может, я вообще в больнице! Набираю еще раз, и, не дав ей ответить, с ходу кричу:


120
— Рита! В чем дело? Я на стройке с восьми утра, не слышал телефона. Что случилось?
— Что случилось? Ты совсем головой трехнулся? Вчера ты внезапно исчезаешь, посылаешь мне эсэмэску про кровь из носа, а сегодня к телефону полдня не подходишь! Я вся издергалась, думала, с тобой что-то случилось, а ты мне перезваниваешь и бодрым голосом спрашиваешь что случилось!
— Я... я сутра проверяю отделочные работы в клубе, тут такой шум от перфораторов, что ничего не слышно. Я на улицу вышел, чтобы поговорить, — увидев проезжающую машину, я высовываюсь из окна, практически по пояс. — Даже на улице от этих перфораторов никуда не денешься!
— А чего это у вас такой шум, если идут отделочные работы? — Рита слегка успокаивается.
— Плитку кладут, — пытаюсь придумать я.
— Да? Я где-то слышала, что перфораторами стены рушат!
Дались тебе эти перфораторы! Шум — значит стройка, какая разница, что шумит? Я вовремя вспоминаю историю открытия какого-то ресторана и выкручиваюсь:
— Тут сначала старую плитку сшибают, потому что она вообще никак с интерьером не
сочетается, а потом новую кладут...
— А как же вы ее покупали-то, если она не сочетается? — резонно интересуется Рита.
— Ну... понимаешь... короче, тут есть идиотка, жена одного из партнеров, она, типа,
интерьером пыталась заняться, привезла эту чертову плитку, и не в тему. У нас открытие через
неделю, а я сказал, что с такими туалетами клуб открывать не буду. — Я подхожу и выключаю
блендер, потому что даже сам себя не слышу. — Туалет в клубе — самое главное, ты же
понимаешь. В общем, приехал с утра и устроил им, как Виктор Вард: «Крапинки. Повсюду эти
чертовы крапинки».
— А кто этот Виктор? Я его знаю?
— Ты? — не представляю, что ей ответить. — Нет, не знаешь, питерский промоутер. Открывал «Онегин».
— А-а-а, я, кстати, была в «Онегине». — Ритка вздыхает. — А почему у тебя кровь вчера пошла? Нюхал опять?
— Нет, зайка, что ты! Сам не знаю почему, там так душно было... Голова закружилась, потом кровь пошла. — Я закашливаюсь. — Черт, я от этой пылищи уже охренел. Извини, зайка, просто я не хотел, чтобы твои гости меня в таком виде... ну, ты понимаешь. Подумают еще... всякое...
— А сейчас ты как? Нормально?
— Да так... вяловато как-то,— изображаю я голосом крайнее утомление. — Вчера кровь,
сегодня пыль. Ужас какой-то.
— Тебе нужно было сегодня дома отлежаться, — сочувственно говорит Рита.
— Если бы я мог, ха! — Я сплевываю на пол, забывая, что нахожусь на собственной кухне, а не на стройке. — Фак! Надоело все это, но ничего не поделаешь, сегодня в обед с партнерами встречаюсь. Ладно, проехали. Извини меня, в любом случае...
— Андрюш, прекрати... я очень за тебя переживаю... — Рита выдерживает паузу. — И очень люблю.
— Я в понедельник заеду за тобой, — подбрасываю я еще одно полено. — У тебя коробки есть или мне привезти? Или ты не помнишь, что с понедельника мы живем вместе?
— Мне в понедельник вечером нужно к родителям съездить, мать уже обзвонилась,—
разочарованно отвечает она. — Если не приеду, будет истерика.
«Класс какой!» — я выдыхаю, чтобы не выдать свою радость.
— Ну тогда во вторник!
— Тогда во вторник... Мы сегодня увидимся? — спрашивает Ритка без особой надежды на положительный ответ.
— Я бы очень хотел, но эти козлы... партнеры то есть. Боюсь, они меня сегодня изнасилуют.
— Что ты говоришь? Плохо слышно! Слышно все хорошо, не придумывай!

1 21
— Я говорю, что мы с моими идиотскими партнерами сегодня собираемся обсуждать бюджет открытия. Это надолго. Еще и пить придется. Они меня уже изнасиловали.
— Значит, не увидимся, — констатирует Ритка.
— Я тебе позвоню после трех, может, солью их раньше.
— Постарайся. Мне чего-то даже из дома выходить не хочется, настолько отвратно себя
чувствую.
— А что с тобой? — говорю я наигранно сердобольным голосом. — Ты врача вызывала?
— Heт еще. Наверное, продуло где-то. Лимфы на шее вздулись. С левой стороны.
— С левой? — Я думаю: к концу разговора выяснится, что у Риты еще и одну ногу отрезало. — А что там находится?
— Шея, — смеется Рита. — Андрюш, ты как маленький!
— Я в курсе, что шея. Может, там проходят какие-то важные вены или еще что? Я ж не врач!
— Ничего там не проходит, — отстраненно говорит она, — ничего...
— Ну что, Рит, я тебе перезвоню после трех? — предлагаю я.
— Перезвони, конечно. Если мобильный будет отключен — значит, я сплю. Или у меня
температура. Или еще что-нибудь. — Она явно бьет на жалость.
— Рит, ну что ты, в самом деле, ну не могу я сейчас взять и все бросить: строителей, партнеров, дизайнера, — говорю я обиженным тоном.
— Я понимаю. Ладно, пока! Позвони, если получится, — говорит она и отключается.
Я тупо таращусь в окно. Я ужасно устал от всего этого. Я хочу сменить обстановку, диспозицию, девушек наконец. И мне кажется, что от этой истории все уже окончательно устали. По крайней мере то, что Рита так ни разу не спросила, в каком месте Москвы я строю свой клуб, больше меня не удивляет. В самом деле, нет же в реальности никакого клуба... и интереса тоже нет...
«Знаешь, ты останешься ребенком до седых волос. Ты настолько несерьезен, что тебе кажется, будто все вертится вокруг тебя, и все это — игрушки», — перманентно слышал я от разных влюбленных/ не влюбленных/ заинтересованных девушек. «До седых волос» — хорошенькое дело. Вообще-то подобные высказывания в корне не соответствуют истине. Лоховская премудрость: «все из-за того, что ты рос в неполной семье», гораздо более в тему. Если начистоту, я и ребенком практически не был, если не считать тех лет в Питере. Был сыном разведенной женщины, затем сыном отца от первого брака, позднее — чуть-чуть студентом, а потом сразу стал взрослым. Я не знаю, что такое избалованность, зато знаю, как себя чувствуешь, когда просто не с кем посоветоваться. Сначала я пытался обсуждать что-то с матерью, но вместе с нелепыми советами получал стандартное: «я тебя предупреждала». С отцом всегда случалась такая же шняга: «я тебе предлагал вернуться в Америку, ты же упрямый». Сначала я думал, что у них такой специальный родительский прием, типа, не принимать участия в моих делах, игнорировать или предлагать самые нелепые, ничего не имеющие общего с действительностью варианты решения моих юношеских проблем. Я утешал себя тем, что просто они, очень сильно за меня волнуясь, придумали эдакую «зону безопасности» в виде США и всеми способами вынуждают меня вернуться туда. А там, в Штатах, все получится просто зашибись. И радостная, заботливая мама, спрашивающая меня, что я ел на обед, и отец с редкими наездами, с ужинами в дорогих ресторанах, традиционной передачей пачки кэша и вопросом «как там мать?», сопровождаемым взглядом в сторону... Спустя некоторое время, сопоставив вопросы матери с моими ответами, мне пришлось признать: сложно участвовать в судьбе ребенка на расстоянии, мама. Особенно когда ты из недели в неделю спрашиваешь, пойдет ли чадо в аспирантуру, однажды уже получив более чем подробный ответ: не пойду, почему именно не пойду и почему именно не пойду никогда. С другой стороны, гораздо хуже, если б мама спросила меня, как дела в институте, законченном к тому времени лет пять назад. В общем, вспомнив, что нужно оставаться снисходительным к тем, кто тебя породил, я решил больше не выяснять истинной степени заинтересованности родителей в моих делах и научился с разными интонациями отвечать «Да нормально» на три основных вопроса: «У тебя все в порядке?», «Как на работе?», «А что с личной жизнью?». Ну, чтобы не расстраивать маму. Она же переживает.

1 22

С отцом я пытался выстроить отношения в первый год после возвращения в Россию. Ну, типа, я ему звонил, предлагал встретиться, иногда звонил он сам, и у нас получалось пообедать или поужинать вместе. Иной раз он даже заезжал в университет. Но все мои расспросы о бизнесе, предложения как-то помочь ему в небольших делах, получить бизнес-практикум и первый опыт работы, натыкались на стандартное: «Послушай, чего тебе не хватает? зачем тебе лезть в это говно?». Нет, конечно, мы разговаривали обо всяких делах, он интересовался моими друзьями, спрашивал, что у меня с девушками, куда я хожу по вечерам и чем занимаю свободное время. Иногда он даже пускался в пространные рассуждения о моем будущем. Что будет, когда я закончу МГУ, чем бы я мог заниматься, и прочее. В конце каждой такой встречи я ловил себя на мысли, что в глазах отца светится облегчение. Сначала я думал, что это из-за денег. Типа, отец каждый раз ждал, что я попрошу прибавки к содержанию. Если по-честному, пару раз просил. Не больше. Но однажды теплым осенним вечером я понял настоящую причину его поведения. Каждый раз после наших встреч он облегченно вздыхал, понимая, что со мной НИЧЕГО НЕ СЛУЧИЛОСЬ. Вздыхал, когда после кофе я на традиционный вопрос: «ну, а вообще как дела в целом?», я так же традиционно отвечал: «да ничего вроде». Потому что дела действительно были НИЧЕГО. СО МНОЙ НИЧЕГО ТАКОГО НЕ ПРОИСХОДИЛО. Я не влипал в истории, не связывался с левыми людьми, от меня не беременели девушки из общежития, я не попадал на бабки, не хамил бандитам, не занимал деньги под его имя, не собирался жениться на ростовчанке, не вступал в левацкие партии, не принимал участие в стрит-рейсинге. Я не стал гомосексуалистом или наркоманом, а значит — НЕ СОЗДАЛ ЕМУ ЗА ЭТО ВРЕМЯ ПРОБЛЕМ. Значит, меня не придется вытаскивать из задницы, отдавать за меня долги, решать вопросы с быками или ментами, разруливать отношения с владельцем разбитой мной машины, страховой компанией, отцом ростовчанки, моим бойфрендом или дилером (хотя последнее не помешало бы). Все шло НОРМАЛЬНО. Именно это вызывало у отца облегчение.
Одно время все вышеизложенное меня ужасно злило. Раздражала и мать, нашедшая себе нового бойфренда и озабоченная своими с ним делами гораздо больше моих. С другой стороны, говорил я себе, она много для меня сделала, и злиться на нее по пустякам просто несправедливо. Вот почему я перенес злобу на отца. Я бесился, вспоминая, что именно из-за его поведения мать уехала в Америку, и семьи не стало. «Именно он, вечно удолбанный своей работой (а скорее всего, молодыми телками), все и разрушил, — говорил я себе. — Если б не этот алчный и похотливый козел, жили бы мы все вместе, и ровно. Без переездов, смен школ и круга общения, драк с неграми и прочего отстоя».
Вот почему у меня эти вечные проблемы с телками — их-то много, а толку мало. Такой уж я раздолбай, гены подвели. Именно из-за них у меня предрасположенность к беспорядочным половым связям, махровый эгоизм, поверхностное и потребительское отношение к женщинам — и вечный похуизм вдобавок.
Но, видимо, я человек отходчивый, потому что, потасовав все эти мысли некоторое время, я решил, что не такие уж они и плохие, мои родители. Просто так у них все вышло, никак то есть. А теперь и мать, и отец — каждый из них — пытаются реализовать то, что однажды/ дважды не выходило. Мысли о новой семье, новом доме, комфорте и всем таком... У каждого из них своя, новая жизнь. С собственными проблемами, переживаниями, недостатками и желанием в этот раз все сделать по-иному. Обычная иллюзия: ТЕПЕРЬ У НАС ВСЕ БУДЕТ ПО-ДРУГОМУ!.. А я, так уж получилось, оказался в их ситуации почти что крайним. Именно не лишним, а крайним. Говорят, типа, дети объединяют. А как я могу объединить двоих не желающих видеть друг друга людей? Следовательно, придется становиться взрослым. В конце концов, каждый решает свои проблемы сам. Да и реально не самые плохие у меня родители. Мать звонит, отец встречается, помогает. Они меня любят, каждый по-своему. Просто так получилось. И помочь решить мои незначительные проблемы они не в состоянии. Конечно, каждый из них хотел бы побольше со мной общаться, видеть во мне маленького мальчика, только вот мне нужно что-то другое. Не совет ребенку: «не ковыряй рану, быстрее заживет», а разговор взрослых людей со взрослым же человеком. Видимо, время изменилось. Точнее, не так. Время меняется, а у них его остается меньше, чем у меня.

1 23
Подумав, я понял, что ярлык «вечный избалованный ребенок, не знающий модели настоящей семьи, не умеющий строить долговременные отношения и не способный брать на себя ответственность», приклеиваемый мне время от времени разными девушками — штука весьма удобная. Точнее, я с ним не согласен в корне, но в целом подобная формулировка меня вполне устраивает. Снова услышав ее в очередной раз от очередной же подруги, я даже радовался. По крайней мере, в конце отношений всегда можно развести руками, грустно покачать головой и сказать: «Да, такая вот хуйня вышла. Ничего не поделаешь. You knew, bitch,
I was а snake».1
«Come, my lady, come, come my lady. You're my butterfly, sugar, baby», - мелодия «Linkin Раrк», установленная на моем мобильном, появляется ненавязчиво, как бы ниоткуда. Кто там еще? «Верасекретарь» — отражается на дисплее. «Сегодня же воскресенье — надо фото для светской хроники сдавать!» — проносится в моей пустой башке. Только Вера тут при чем?
— Привет, — отвечаю я.
— Привет, Андрей, это Вера.
— Ага, узнал.
— Неужели? — звонко смеется она.
— Конечно узнал!
Интересно, ты о наличии определителей номера когда-нибудь слышала?
— Андрей, я сижу в редакции, сегодня верстка началась, — сообщает она мне голосом автоответчика.
— Я в курсе, и чо? — интересно, она, типа, подколоть меня позвонила? — Если ты насчет фотосессии, то я сегодня забираю ее у Марины (кстати, про Марину-то я и забыл, осел!).
— Андрей, ничего забирать не надо, — тихо говорит Вера.
— Э... то есть как? Что-то я не врубаюсь? Мы наконец решили закрыть рубрику «зоопарк»?
— Нет. Просто... просто я сама вчера встретилась с Мариной... она звонила... и... — Вера
умолкает.
— И что Марина? Опять говорила про меня всякие гадости?
— Почему гадости? Сказала, что ты ей деньги за съемку не отдал, поэтому она ее нам не передаст.
— Вот сука! — вырывается у меня. — А ты что ей сказала?
— Я поняла, что у тебя, наверное, неприятности.
— Это точно, — хмыкаю я.
— Поэтому я сама с ней встретилась, отдала свои деньги и взяла съемку...
Вот это неожиданный подгон! Признаться, от кого кого, а от Верки я такого не ожидал.
— Слушай, респект тебе, зайка. Ты меня нереально выручила. Я у тебя в долгу, и все такое...
— Осталось только фотографии подписать. Когда тебя ждать? Еще одна засада!
— Слушай, — я понимаю, что в редакцию мне при всем желании не попасть. — А ты не могла бы мне их по Инету перекинуть?
— Не-а, — Верка явно ждала такого вопроса. — Я дома сижу, у меня Интернета нет, а в редакцию поеду только через два часа.
— У нас чего, на этой неделе всем Интернет отрубили? Как в Китае?
— А у меня его и не было никогда. Я дома не пользуюсь.
— А в редакцию ты через два часа... через два часа я не могу приехать... Блин, что же
делать-то?
— Может, ты ко мне приедешь? — ненавязчиво предлагает она.
— К тебе? — понятно теперь, зачем она эти фото у Маринки забрала. Нет, еще одну женщину мне сегодня не потянуть. — Вер, я бы рад, только у меня встреча через час. Я просто не успею. Все на разрыв, понимаешь?
1 «Ты же знала, сука, что я змея». Это фраза из басни про девушку, согревшую змею, которую рассказывал старый индеец Микки и Мэлори в к/ф «Прирожденные убийцы». После рассказа Микки убила старика-индейца выстрелом в голову, чем вызвала недовольство Мэлори.

124
— Да уж... И какие предложения?
— Так-так... — Я перебираю в голове всевозможные варианты, и, как обычно, останавливаюсь на самом безумном. — Вера, а ты сама их подписать можешь? Это же несложно, так?
— Сама?! — Она хохочет. — Да я больше половины изображенных там людей не знаю.
— Да? Тоже мне, головоломка, знание селебритиз! Ну, ты в Интернете посмотри... блин... извини, ерунду сказал, ты же без сети... Слушай, я реально не могу приехать. У меня стройка клуба, у меня... день рождения отца, у меня... зайка, у меня такая куча проблем... — говорю я ей совершенно искренне.
— Бедный, — она пытается изобразить сочувствие. — Ну и что ты предлагаешь?
— Давай... вместе напишем! По телефону.
— То есть? — кажется, Верка аж подпрыгнула на стуле.
— Ну ты, типа, будешь мне называть вечеринку и персонажей на фотографиях, а я назову, кто там стоит. Ты подпишешь и отдашь на верстку. Круто?
— Да... Миркин... ты, я вижу, совсем без башки. — Она постукивает чем-то по столу или по трубке. — Делать подписи вслепую — это уже финиш. Тебя же за это уволят!
— Вер, а мы... а мы никому не скажем, — говорю я доверительно. — Ну, пусть это останется нашим ноу-хау, таким прикольным секретом, а?
— Я даже не знаю, — судя по голосу, подписывать фото вслепую для нее означает вполне реальный экстрим. — Думаешь, у нас получится?
— Я тебя умоляю! Вот скажи, ты Ксению Собчак на фото узнаешь?
— Да, конечно.
— А Ульяну Цейтлину и Марику?
— Ну... вполне...
— А Новикова?
— Певца?
— Какого, к черту, певца? Ресторатора!
— А... кажется, видела пару раз.
— Тогда поехали. Это все, кого тебе необходимо узнать. Вся светская хроника крутится вокруг них. Плюс-минус.
— Поехали... сейчас открою файл. — Она щелкает клавиатурой и вздыхает. Судя по всему, Вера очень сосредоточена. — Всего пять сессий. Первая съемка с открытия какого-то бара, вся площадка в баннерах «Bacardi», семь фото...
— Ага, понял. Подписывай: открытие «Bacardi-бара» в ресторане «Il Fiori».
— Тут на первом фото высокий худой лысый парень, я с ним интервью в «Playboy» читала, и Цейтлина.
— Горобий? Тот вроде не худой. Погоди, в сети посмотрю...
Я набираю «клубы промоутеры интервью» и первой ссылкой мне выдает: «Министерство Правды. Интервью с Игорем Бухаровым». Я захожу по ссылке и, проскролив пару страниц, вижу интервью с московскими клубными деятелями: Петрушиным, Синишей и Андреасом.
— Все, нашел. Пиши: «Ульяна Цейтлина выясняет у Синиши расписание ближайших вечеринок в «Дягилеве»».
— Есть. На следующих фото Ксения Собчак, Анастасия Заворотнюк и Паша Воля из «Комеди».
— Слушай, да ты профессионал! Может, я тебе и подсказывать не буду?
— Да ладно! — Она явно польщена. — Этих-то я знаю, а вот дальше... дальше мужик лысый какой-то стоит в профиль... Бондарчук? Нет, не похож...
— А может, Куценко?
— Может, и Куценко...
— Ну ты чего, не можешь одного от другого отличить?
— Да они тут все похожие... вроде Бондарчук...
— Нифига себе похожие! Один снял «Девятую роту», а другой антикиллера играл. Разбираться надо в таких вещах!
— Да я ни то, ни другое не смотрела. Нет, точно не Бондарчук. И точно не Куценко...




1 25

— Так-так-так... Кто у нас еще лысый? А! Это Саша Соркин. Точно, он там был. Пиши —
Александр Соркин, ресторатор.
— Написала. Потом подряд идут три фото какой-то девушки с грустными глазами,
подстриженной «под мальчика». Или мальчика с глазами «под девушку», не уверена...
— Три подряд... — Я чешу затылок. — Это что за персонаж, которого я попросил три раза
щелкнуть? Девушка? Вряд ли... дай подумать...
Вроде бы девушка, а там... не знаю, в общем...
— Вспомнил! Это украинский дизайнер Шляхтич! Он тогда в Москву приезжал с показом. Точно, это он! Пиши: «Открытие года в Украинском fashion-бизнесе, молодое дарование — Шляхтич»!
— А «фешн» по-русски писать?
— Почему? Конечно по-английски. Мы же приличное издание. Где ты видела, чтобы слово «фешн» писалось по-русски?
— На следующем фото двое мужчин. Один с бородой и в очках, второй в очках, но без бороды.
— С бородой в галстуке?
— Ага.
— Это Гафин. Пиши: «Александр Гафин с приятелем».
— А кто это?
— Из «Альфа-банка».
— Может, подписать?
— С ума сошла? Это только безвестных лохов подписывают, которые первый раз спонсируют мероприятия. Например, «Лена Чипездрук, ЗАО "Нефтяной дом", организатор мероприятия»
— чтобы не обидеть. А Гафина и так все знают.
— На следующей стоит блондинка с огромными губищами и бюстом, лицо еще такое
презрительное, и какая-то телка рядом с собачкой на руках.
— А... это, значит, баронесса фон Шлезвиг-Гешнер.
— Записала. Кстати, а она чо, реально баронесса, по крови? И почему тогда у нее рожа такая крестьянская?
— Ее пра-пра-пра-пра-прадед был правой рукой Вильгельма Завоевателя. В 1 066 году, аккурат после завоевания норманнами Англии, Вильгельм пожаловал ее пра-пра-пра-пра-прадеду земли в Йорке, Сассексе и Люблино. С течением времени земли Йорка и Сассекса отошли английской короне, а Люблино осталось. Там в 1958 году и родилась наша будущая баронесса.
— Так она русская? А как она баронесса?
— Вот ты когда замуж выйдешь за принца Эфиопии, будешь принцесса.
— А... про подругу чо писать?
— Так и пиши.
— Как?
— Ну чего тут неясного! «Баронесса фон Шлезвиг-Гешнер и ее подруга с очаровательной
собачкой». Или: «ее очаровательная подруга с собачкой». Сути не меняет.
— Тут опять Цейтлина, Синиша, а потом фото, где две худые девки скачут, задрав руки вверх.
— Ага. Пиши: «Завсегдатаи московских ночных клубов, молодые львицы Маша и Карина до утра отплясывали под сет DJ Алексея Нуждина».
— А ты чего, их безо всяких ориентиров узнал?
— Неважно. Главное, чтобы они себя узнали.
— Так может, это не они?
— Какая разница! Мы олигархов в этом файле всех опознали? Кинозвезд всех? Телочек
вычислили? Рублевских красавиц, жен, любовниц наиболее значимых?
— Ну да...
— Ну так кому до этих двух девок есть дело, кроме них самих?
— А может... может, это новые любовницы каких-нибудь крутых нефтяников, а ты их Машей и Кариной назвал? Неудобно получится.

1 26
— А надо, значит, этим нефтяникам чаще в свет выводить своих телок. Не примелькались еще. Если я их не знаю, значит, никто не узнает. Вот как примелькаются, так и уточним, а пока будут Машей и Кариной...
— Андрюш, а ты не боишься промахнуться?
— Не боюсь. Это медиа, зайка! Как напишем — так и будет. Все равно больше половины наших читателей на такие вечеринки не попадают. Какая им разница — Маша с Кариной или Вика с Гулей?
— Логично...
— Я вот думаю, — хихикает Вера, — сколько нужно тусоваться, чтобы на самом деле вслепую подписывать фотосессии?
— Года два, но плотно, — отвечаю я, хотя дело, конечно, не в тусовках, а в технологиях.
Как показывает практика, в наше время все можно делать в удаленном доступе: строить клубы, выяснять отношения с девушкой, играть на бирже, подписывать контракты и фотосессии, объясняться в любви... Главное — это безлимитный тариф!
......................................................................................................