.

– Скажи, а ты умная женщина?

– Обычно за этим вопросом следует какая-то претензия... Ну, знаешь, как это пресловутое «Ты вообще нормальная, эй?!»

– Никаких претензий. Мне просто стало любопытно, считаешь ли ты себя таковой.

– Хм. Что ж, да. Пожалуй, я умная женщина.

– А вот как ты это поняла?

– В смысле?

– Ну в смысле, как ты это определила? На что опиралась? Ведь если тебя там про ногу спрашивают – ты смотришь на ногу. И тут же без труда понимаешь, кривая она или нет. А вот как с умом быть, его-то глазами не видно.

– Ну, знаешь, печень вон тоже не видно, но мне же не обязательно себя препарировать, чтобы ответить, что она у меня есть.

– А вдруг на самом деле нет? Почем тебе знать. Ты же не видела.

– И все-таки я предпочитаю придерживаться версии, что все мы состоим из одинакового набора органов. По крайней мере, в первоначальной своей комплектации.

– И все-таки, почему ты можешь считаться умной?

– Ну, не знаю даже… Во-первых, потому, что я в первую очередь засомневалась над ответом на этот вопрос – а это уже что-то.

Когда человек выдает что-то уж больно однозначно, не подвергнув это хотя бы первичному сомнению, он тем самым выдает, что как следует над вопросом не думал.
Умный же думает постоянно. Это такая привычка такая что ли.

Во-вторых, я знаю много разных штук.
Хотя нет, тут получается не совсем честно. Потому что я знала много разных штук. А потом школьная программа постепенно забылась, а новыми профессиональными знаниями я так не овладела.

Тем не менее, мне знакомы некоторые специфические термины вроде абберации и амбивалентности , вот только едва ли именно это дает мне повод считаться умной.

Тут скорее не так о количестве имеющихся в голове знаний, а о самом подходе к работе с ними, подходе к анализу информации, к формированию выводов.

Три человека могут одновременно изучать одно и то же явление, но при этом кто-то с умом, а кто-то – нет. И я, к слову, знала очень многих людей, достаточно хорошо разбирающихся в каком-то деле, но при этом не относящихся к категории умных.

Моей собственной абстрактной категории, разумеется. Но даже несмотря на это, мне все равно было бы трудно убедительно аргументировать, почему так.
Это как пытаться объяснить, почему я считаю борщ вкусным, а гороховый суп – нет. Практически невозможно.

Но при этом, согласись, что наличие ума у собеседника ощущается всеми нами примерно одинаково. И ощущается практически сразу. При этом ты можешь беседовать с человеком о каких-нибудь сосисках из супермаркета, а мнение это все равно сложится.

– Так, может, попробуем?

– Попробуем что? Побеседовать о сосисках? Я против.

– Против беседы?

– Против сосисок.

– Это еще почему?

– Потому что они продукт обмана. Они не несут никакой пользы, но заставляют продолжать себя хотеть. Ну вот подумай, что такое сосиска как продукт?

– Это мясо?

– Нет. Это сумбурное месиво из каких-то сомнительных ингредиентов, которые ты даже при этом не видишь.
По-хорошему, это такой себе сюрприз, игра на доверие. Не то, чтобы я не доверяю миру. Но просто, зачем лишний раз испытывать свою удачу и, что немаловажно, отечественный пищепром?

Если человек хоть раз пробовал несоленое отварное мясо, то он знает, какое оно на вкус. И сосиски, заметь, не имеют с ним ничего общего.
Невольно задумываешься, за счет чего?

Кто все эти маловразумительные коды и термины на обратной стороне упаковки, которые ты глотнешь в себя по велению прихоти. Голод можно утолить и несоленым мясом. А тебе хочется именно побаловать себя за счет вкусовых рецепторов. Позаигрывать с ощущениями, усилить эффект кайфа.

По сути, это такая же наркомания, как прием алкоголя или же какой-нибудь менее вредный, зато более травматичный, экстремальный спорт.

Я отвергаю сосиски, как нечто чересчур захламленное лишним. Прелесть еды для меня в ее легкости и простоте. Так что, если мы начнем говорить о сосисках, я не скажу ровным счетом ничего хорошего.
А о плохом я говорить попросту не люблю.

– Уж не знаю, как там на счет умности, но толика занудства в тебе определенно есть.

– Что само по себе уже доказывает наличие каких-то там мыслительных процессов.

– А как же на счет той пресловутой разницы между умностью и образованностью. Как ты думаешь, она есть?

– Ты имеешь в виду это разделение на «бытовой ум» и «книжный»? Мне очень нравится, если честно, что в английском языке для этого существуют даже отдельные термины.
И да, я думаю, что такое разделение есть.

Вот только я называю его находчивость и научная подкованность. Я бы даже, наверное, сказала, что это не разновидности ума. Это импровизация и логичность.

Чем человек логичнее, тем легче ему делать какие-то теоретические умозаключения, но тем же сложнее ему принимать быстрые решения в неожиданных ситуациях.

То, что мы называем «житейским умом» , по-хорошему, должно называться изобретательностью, способностью быстро абстрагироваться от стереотипов и находить нетривиальные решения. Обходить линейность и не упираться в условные ограничения.
Это, пожалуй, и есть то самое «он нигде не пропадет».

Научная аналитика и врожденная сообразительность, пожалуй, просто разные вещи. Необходимые для разных видов задач. Ну или же определяемые личными предпочтениями.
Едва ли бы я выбрала старшего научного сотрудника кафедры филологии для трехдневного похода в горы с рюкзаками.
Однако и научную работу с крутым лесником писать не стала бы.
Как-то так.

– То есть совмещение априори невозможно?

– В теории возможно все. А на практике все слишком уж неоднозначно, чтобы пытаться это как-то систематизировать.
Последнее время я часто думаю о том, что мы вообще, пожалуй, слишком много думаем. Почем зря. Точнее сказать: преимущественно ни о чем.

А лучше вместо этого сделать какую-нибудь пусть и незначительную, но при этом реальную вещь. Полы, например, помыть.

Это тут же вернет тебя в реальность, восстановит вашу естественную связь и позволит в очередной раз напомнить о той единственной, пожалуй, ценности в нашей жизни: ценности настоящего момента .

Вот у меня сейчас раннее утро, и а за окном сквозь предрассветный туман постепенно проявляются на горизонте сосны. Туман на них, как обрывки ваты, которой мы раньше по традиции украшали новогодние елки и щедро разбрасывали по коврам.

И в этой утренней вате постепенно просыпаются незнакомые мне птицы, копошатся, разминают крылья, а затем начинают о чем-то оживленно распевать.
Ты только представь себе эту тишину, туман, уютную летнюю зелень на фоне приятно серого неба. И эти поющие птицы.
Ну разве хочется тут еще о чем-то думать?
То-то же.

Но, тем не менее, ты думаешь.
И думаешь о том, что сама значимость этой пресловутой человеческой умности спорная.
Мы привыкли ее считать положительной характеристикой, достоинством, преимуществом. Но так ли это?
Вот знает, например, человек какую-то там теорию абстрактных струн, но по сути, что в этом хорошего?

Есть много людей умных, действительно образованных, но при этом не духовных, не душевных. Бездушных, одним словом.

И чувствуешь их как-то интуитивно. Точнее, как раз-таки не чувствуешь от них ничего.
Как будто внутри них, под этой всей складно говорящей оболочкой совсем ничего нет.
Тоскливо как-то.

А есть при этом такие, которые не знают ни карты, ни грамоты, но могут крепко обнять взглядом.
Приходишь к ним, просто садишься рядом. Молча. И они все понимают.
Как по мне, это куда важнее.