ЧАСТЬ 3. ФЕВРАЛЬ.
На альбоме стоял гриф: «Психотроника. Центр. изд. 1989-96». Всего лишь несколько десятков вырезок наклеено на пожелтевшую бумагу страниц. Больше всего публикаций в начале девяностых. И в эти годы под материалами стоят, в основном, две чередующихся подписи – О.Зайцев, В.Ларин. Иногда вместе, иногда врозь. По девяносто второй год включительно. А потом будто кнопку нажали – старшие уходят, и появляются совсем молодые ребята. Но они никогда не воспринимали эту тему всерьез...
Газетная утка. Откуда она взялась? Таня раскрыла блокнот и вернулась к первым страницам альбома. Кто все-таки инспирировал расследование? Кто был первый, кто все это начал?
Забудем ЕГО версию. Он был до глубины души потрясен идеей сверхоружия, он больше всех сделал в расследовании, взяв на себя черную работу. Сколько безумцев он опросил? Десятки? Сотни? Психолог он был никудышный. Даже определив человека как явно «двинутого», он видел в нем в первую очередь человека. Жертву. Вот она, «теория переноса» в реальной жизни. Шиза действительно заразна. А паранойя – вдвойне. Он ее и подцепил в легкой форме.
Кофе отдает какой-то дрянью. Вообще, чем так пахнет в этой комнате? Холодок по позвоночнику. Заболеваю, что ли? Где-то тут был аспирин.
Таня плеснула в чашку противной теплой воды из остывающего чайника и с трудом проглотила две таблетки. И в воде плесень. Кругом плесень... Нужно домой, в тепло, отлежаться пару дней. Ничего мне Гаршин не сделает. Действительно, поработаю дома. Часик еще альбом посмотрю – и пойду...
Так, что тут у нас? «Необходимо твердо уяснить: затормозить разработку психотронных генераторов нельзя. Вспомните историю мировой науки». Ну-ну. «В момент, когда плазменная лампа выходила на режим, оператор получал огромный импульс энергии и сам мог интенсивно воздействовать на людей». Так, а это что? «Кстати, некоторые из ученых, перешедшие под крышу частных фирм, унесли с собой и созданные в государственных лабораториях устройства. Их еще нельзя было назвать настоящим психотронным оружием, но усилить воздействие экстрасенсов на людей эти приборы уже были способны».
Таня листала альбом и выписывала в блокнот имена. Имена – вот, что важно. Пройти еще раз по всей цепочке, отыскать каждого, с кем встречались ребята тогда, в самом начале. Включая явных психов. Ох, дела...
«При этом, как я уже говорил, существовали методы создания на расстоянии искусственного инфаркта». И кому это надо? Дешевле по голове стукнуть.
«Им несложно на короткий период, одну-две недели, создать человеку иллюзию психического расстройства. Человек сам обратится к психиатрической помощи, а дальше – дело врачей. Несколько инъекций, и „объект“ станет действительно болен». Психиатров боитесь? Правильно делаете. А это что? Ну, конечно же! Помню. Как такое забыть...
"Итак, в январе 1991 года наша официальная физика объявила во всеуслышание через журнал «Наука и жизнь», что биополей и биоэнергетики в природе не существует.
Приблизительно в то же время, по нашим сведениям, с благословения той же АН СССР из специальных фондов была выделена невероятно огромная сумма в двадцать миллионов рублей. На продолжение и расширение исследований «микролептонных (спинорных, торсионных) излучений и их воздействия на организм человека»...". Да, милый, это вы точно заметили. Вот она, знаменитая «психотронная афера». Кто-то на эти двадцать миллионов купил себе квартирку в Париже. А ты здесь разоряешься – вот, например...
«Как могут быть в России десятки тысяч сумасшедших, одержимых сходной во всех деталях навязчивой идеей? Почему ареал распространения этих несчастных четко очерчен по городам с повышенной концентрацией „закрытых“ учреждений? Почему среди них подавляющее большинство соприкасалось в работе с документами высокой секретности? Или работало в „органах“, ушло оттуда и пыталось со своим прошлым навсегда порвать?». Ты же сам отвечаешь на свой вопрос, милый, и не хочешь этого услышать. И в спецслужбах, и в закрытых лабораториях обстановка располагает к «сдвигу». А навязчивая идея легко передается от одного безумца другому. Ты же расспрашивал об этом психологов не раз.
Или тебя просто заела реакция опытных журналистов? Наша братия не прощает ошибок молодым выскочкам. Что да, то да... Таня поежилась и обхватила себя руками за плечи. Кажется полегче. Ладно, продолжим.
За окном на город опускалась ночь. Безоблачное небо, яркая-преяркая луна. Красиво. Скоро Москва уснет, и на улицах воцарится покой. Может, пешком немного пройтись, воздухом подышать? Вечно сижу взаперти, так действительно и заболеть недолго... Озноб проходил. Таня читала старые вырезки. Все возможные имена и даты уже были зафиксированы. Теперь девушка выписывала в блокнот отдельные слова и обрывки фраз, классифицируя героев публикаций. Опытные экстрасенсы старой формации, эксперты с учеными степенями – почти никто из них не был Тане лично знаком. Но среди нынешних ее контактов немало учеников этих людей. Получить координаты будет несложно. И кто-то из стариков должен будет рассказать ей во всех подробностях легенду о Тимофее Костенко, сверхчеловеке... Я найду его первой. Раньше, чем ты, милый.
Таня достала сигареты. Кладя пачку на место, в сумочку, она незаметно для себя провела ладонью по туго набитой косметичке. Там, у самого дна, уютно пристроился иссиня-черный сгусток света и радости.
*****
...эти собаки независимы, свободолюбивы и скупы на выражение эмоций. Они не будут смотреть на любимого хозяина преданными глазами, как это делают пудели или английские сеттеры.

– Не берется, – пробормотал себе под нос Батя, жуя потухшую сигарету. – Нашими средствами не берется.
Он оторвался от схемы Техцентра и с усилием провел ладонью по лбу. Волосы у Бати были всклокочены, под глазами набрякли солидных размеров мешки. Старший группы Раз не спал уже двое суток.
– Нужно снести это хозяйство под корень, – сказал Мастер. – Все прежние легенды никуда не годятся. Погоня за тварями, случайное проникновение, разборка с охраной – забыть! Нужно так долбануть, чтобы от генераторов только пыль осталась.
– Снести... – Батя уставился в схему невидящим взглядом. – Снести... И понести заслуженное наказание... Пожизненное заключение...
– Нам не будет ничего! – Мастер прижал руки к груди. – То есть мне, как должностному лицу, будет орден. А рядовым участникам – досрочная пенсия, льготы в оплате жилья, бесплатный проезд, все, как полагается.
– Не свисти... – вяло попросил Батя, – он потянулся к столу за зажигалкой, но на полпути его рука свернула и схватила бутылку. Выплюнув окурок в сторону угла, где спали мертвым сном Шерлок и Пушкин, Батя прилип к бутылке и с громким сантехническим звуком втянул в себя остатки пива.
– Ну и что ты предлагаешь? Что, я эту кашу заварил, что ли? Почему все время моя голова в петле торчит? – начал заводиться Мастер.
– Ладно, не рычи. Давай организуем пробный маркетинг. Навернем Саймона. И посмотрим, что будет.
– Пойди, отдохни, а? Нам тут же гайки закрутят! Если мы уберем Саймона, у нас вообще не будет времени! Мы же не можем скрывать, что он убит, я доложить обязан! Если ты его днем шлепнешь, нам в ту же ночь придется атаковать!
– Жалко мальчика, а? – прищурился Батя.
– Ты мне больно не сделаешь, – сказал Мастер холодно. – Даже и не пробуй. Я его давно похоронил. Просто я стараюсь вести себя рационально. А ты трепыхаешься, личные мотивы ищешь.
– А это что, – Батя ткнул пальцем в карту, – не личное? Они же тебе жизнь изуродовали. Разве не так?
– А тебе? – спросил Мастер зловещим шепотом. – Ты, что ли, в стороне остался?
– Я. Жизнью. Доволен, – на каждое слово Батя кивал. – Только вот помирать молодым не хочется.
– Тогда делай, как я говорю.
– Не могу. Нужно прикрытие. Или диверсант, который пролезет в Техцентр в одиночку.
– Ты не положишь в одиночку столько народу! – всерьез разозлился Мастер. – В генераторную шастает целая толпа, человек двадцать! И никто, кроме нас, в Техцентр не пройдет! Там четко по периметру начинается барьер! Прямо по забору! Пять секунд на территории – и готово, лежишь в коме и дышишь носом! Ладно, ты можешь Бенсону не верить – но если у них половина личного состава постоянно ходит в шлемах – это тебе ничего не говорит?
– А другая-то половина без шлемов...
– А другой половине уже все равно! У них движения заторможены, как у тварей!
– Не понимаю, – сказал Батя. – Как они позволили заснять свою территорию?
– Значит, им не нужен режим секретного объекта. Не хотят лишнее внимание к себе привлекать. Аэрофотосъемку заказывала местная администрация, для своих целей. Попросили кое-кого – нам сделали копию...
– Вот ты и попроси, чтобы в следующий раз Техцентр разбомбили.
Мастер вполголоса выругался.
– Хорошо, – кивнул Батя. – Допустим, нормальный человек больше пяти секунд там не выдержит. Но мы ведь за свои полминуты тоже много не наворочаем. Прости, старик, но весь твой штурм – полнейшая бессмыслица. Ладно, пока мы всего этого, – он помахал ладонью над схемой, – не знали, можно было воображать, какие мы крутые. Но сейчас-то...
– Ну нельзя иначе! – взмолился Мастер. – Никак! Отец родной, ну почему же ты мне пять лет верил, а теперь перестал?!
– Да почему же нельзя? – Батя склонился над схемой. – А вот...
– Нельзя, – сказал Мастер, даже не глядя, что там Батя обнаружил. – Эта линия электропередач только для отвода глаз. Раньше она была нужна. А теперь вот тут – видишь? – в этом белом домике стоит реактор. Им, гадам, канализацию перекрыть в сто раз проще, чем вырубить электричество.
Батя раздосадованно крякнул.
– А если реактор... того? – спросил он осторожно. Мастер подавил смешок. «Батя ищет любую зацепку, лишь бы не лезть в пекло. Что ж, я его отлично понимаю».
– Ничего не того. Можешь Нильса спросить. Главное – не стрелять по зданию из пушек. А пушек нет. Хотя неплохо бы...
– Ладно, – отмахнулся Батя. – С обычным оружием там делать вообще нечего. Хоть тут у нас преимущество.
Мастер взял со стола бутылку и сделал большой глоток. Портер был сладкий, вкусный, цвета черного кофе. Действительно, пульсаторы многое упрощали. Отличная, гениальная разработка – оружие, бьющее сквозь любые стены! Ручная нейтронная бомба. Все живое падает замертво. Для тебя нет больше неприступных крепостей, тебе не страшен танк, вообще никто не страшен. От тебя не спрячешься. Правда, если верить Доктору, пульсаторы охотников перенастроено на другие частоты – но все равно, как показал случай с репортером, они эффективны. «Жаль тебя, мужик, но ты пострадал за правое дело. Теперь мы знаем: то, что хорошо для твари, сгодится и для человека. И особенно – для человека, который ходит по Техцентру без защитного шлема».
– Так, – задумался Батя вслух. – Бенни подходит к КПП, стреляет в стену, заходит внутрь, открывает ворота. Мы въезжаем, машины «свиньей», кинжальный огонь с движения, пять экипажей – вот сюда, на генераторную... Двадцать секунд. На пределе. Нет, не успеваем.
– Ты меня только довези, милый, – попросил Мастер. – Довези и расстреляй генераторную, чтобы все там внутри рухнули. Дальше я справлюсь один.
– То есть, как это – один? – спросил Батя шепотом.

По заснеженному полю брела, с трудом переставляя ноги, безвольно уронив руки, сутулая фигура. Не разбирая дороги, шатаясь, иногда чуть не падая, она лезла через сугробы, упорно держа путь в сторону городских огней.
Вокруг фигуры, степенно переваливаясь, как лайнеры в штормовом море, выписывали по полю сложный узор три «Рэйндж Ровера» редкой модификации, с двумя задними осями. У каждой машины из крыши торчал по пояс человек с ружьем.
Время от времени, когда фигура слишком приближалась к городской черте, железные кентавры разом обгоняли ее, разворачивались и втроем заходили ей в лоб. Фигура останавливалась и потихоньку начинала отступать, забирая то в одну, то в другую сторону. Кентавры теснили ее – и наконец она сдавалась, вяло поворачивала и шла обратно, до другого конца пустыря, где ее снова принуждали отступить.
Когда на фигуре сходились лучи сразу шести фар, она теряла очертания, расплывалась, становясь почти такой же серой, как многократно вспаханный ногами и колесами снег. Но когда ее «держала» только одна машина, в фигуре легко можно было узнать охотника. Подсумки с запасными аккумуляторами на поясе, широкая портупея с наплечным фонарем, сейчас отчего-то погашенным, жестко торчащий вверх бронированный воротник, защищающий шею... Правда, у человека не было шапки, но это казалось сущим пустяком по сравнению с отсутствием главных инструментов охотника – собаки и пульсатора.
У Хунты на подбородке запеклась кровь. Кривясь от боли, он сосал прокушенную губу и мягкими движениями руля подправлял машину на курсе.
– С-с-ствол... с-с-с-твол з-з-зади... – прошипел он.
– Я не дам ему поднять руки, – почти так же невнятно ответил сквозь зубы белый от напряжения Крот. – Зигмунд! – позвал он. – Ну скажи ты этим козлам, чтоб не жались так с боков! Пять метров, пять!
– Ноль второй, ноль третий, я ноль четвертый, – забубнил наверху высунувшийся в люк Зигмунд. – Отойти дальше от цели! Пять метров от цели до борта! Отойти, и все внимание на руки, на руки все внимание!
Сзади раздалось недовольное рычание – Джареф с Султаном, отпихивая друг друга, старались занять место по центру багажного отсека, чтобы лучше видеть, что творится впереди.
– Ф-фу-у-у! – заорал Хунта так страшно, что у Крота заложило уши, а в багажнике наступила мертвая тишина.
Машины Фила и Крюгера медленно разошлись в стороны. Крот, не сводя с фигуры глаз, пригнулся и ткнул пальцем клавишу рации на центральной консоли.
– Доктор, я Крот! – позвал он.
– Крот, я Доктор! – отозвалась рация неожиданно чисто и звонко. – Десять минут еще, мальчики! Десять минут продержитесь!
– Десять минут, Крот – да! – сенс отпустил клавишу и, по-прежнему глядя только вперед, запустил руку в пепельницу. Казалось, что гладкое ухоженное лицо Крота с каждой минутой худеет – глаза западали, скулы все сильнее натягивали кожу, у основания челюстей ходили желваки.
Хунта свободной рукой вытянул из кармана сигарету и ткнул ее Кроту под нос. Тот молча ухватил сигарету зубами и щелкнул зажигалкой.
Впереди показалась насыпь кольцевой автодороги. Под насыпью стояли еще два «Рэйнджа». Чтобы не слепить загонщиков, на машинах оставили только габаритные огни. Охотники высыпали наружу и сейчас щурились навстречу приближающимся фарам. Глаза собак превратились в круглые ярко-зеленые фонари.
– Ноль второй, ноль третий, к повороту! – приказал Зигмунд. – Внимание! До маневра тридцать...
– Танкист х...ев! – прорычал Хунта, выпячивая губу и осторожно пробуя ее языком. – Роммель долбаны-ый!
– Пять! – заорал Зигмунд. – Три! Два! Раз! Да-а-а!
Моторы взревели, машины рванули вперед, две навстречу третьей, с двух сторон охватывая ковыляющее существо широким полукругом. Оставляя добычу по правому борту, Хунта пристроился в хвост Филу, и едва тот начал круто забирать вправо, дал по тормозам и развернул джип. За кормой пронесся Крюгер, завершая левый поворот. Теперь все три «Рэйнджа», сохраняя прежний боевой порядок, оказались к цели носом.
– Вторая, стой! – рявкнул Зигмунд. Машины группы Два послушно замерли. Словно повинуясь той же команде, остановилась добыча.
Ничего уже в ней не было от прежнего Боцмана, крикуна и балагура, человека редкой личной храбрости и широкой души. Так, обмылок.
– Глаза вытекли... – сообщила рация голосом Фила. – Почему у них всегда глаза вытекают?
– Поверить не могу, что он Петровича убил, – отозвался в эфире Крюгер. – Вот, пытаюсь к нему относиться, как к твари, а не могу.
– Привыкнешь, – сказал наверху Зигмунд. – Все, мужики, забыли. Боцмана уже нет. Это просто еще одна тварь. Это она Боцмана съела. И Петровича тоже она.
– Сука ты, – сказал Крюгер спокойно. Будто диагноз поставил.
Тварь стояла, медленно поводя головой из стороны в сторону. Крот поморщился и сжал ладонями виски.
– С-с-скан-нирует? – поинтересовался Хунта участливо. Губа у него пухла на глазах.
– Слабенько, – пробормотал Крот. – Но противно. Будто, знаешь, по ушам веником.
– Н-ны з-знаю, – хмыкнул Хунта. – С-сыпогом быв-вало, а ву-ввеником – не-а.
– И ты сука, – заключил Крюгер.
Тварь начала разворачиваться спиной – поняла, наверное, что обойти машины ей все равно не дадут.
– В-втырая! – объявил Хунта. – Я гывырить ным-мыгу. С-сытаршый – Кх-хрюгер.
– Есть! – отозвался Крюгер. – Зигмунд, команду!
– Вторая, стой! – ожил мгновенно Зигмунд. – Порядок движения прежний. Начинаем на счет «да». Следим за руками! Повторяю, если кто забыл: пистолет у него на поясе справа, подвешен под курткой рукоятью вниз. Ноль третий, это твоя сторона, будь внимателен.
– Эй, Зигги! – позвал с дальнего кордона Абрам. – Смотри, не пукни!
– Заткнись, мудак! – приказал Крюгер. – Он делом занят, не то, что ты.
Тварь постепенно удалялась. Руки ее болтались, как плети, но не было никакой гарантии, что они вдруг не оживут. До обреза за спиной она не дотянется, но пистолет вытащить может вполне. А у любого охотника всегда в стволе патрон. Снять предохранитель и на курок нажать – дело нехитрое.
– Второй раз за всю историю, – пробормотал Крот. – Второй, да?
Хунта кивнул. После случая с Вальтером из Трешки твари, наверное, решили, что зомбировать охотников прямо на расчистке непродуктивно. Видимо, для превращения человека в полноценную тварь нужно время. Пока что прошло максимум полчаса – и вот, пожалуйста, едва ползет, руки поднять не может. Но все равно страшно.
«Неужели это Боцман? Нет! Зигги прав, это просто тварь, злобная тупая деревяшка, убившая Боцмана. И Петровича, который пошел за техниками, оставив Боцмана одного караулить дырку. Нельзя было так поступать, да обстановка безмятежная спровоцировала. Большой зал под землей, никаких углов, дырка – как на ладони. Накрылись бы там и техники вместе с Петровичем, если бы не Крот. Молодчина. Только Петрович из-под земли высунулся, а Крот как закричит: „Хоп! Боцману плохо!“. И Петрович обратно нырнул. За ним Китаец бросился с тремя двойками, но опоздал. Влетают они в этот зал проклятый, а там кровищи по щиколотку и навстречу что-то лезет такое, смутно знакомое. Порвали бы его в клочья, но Китаец, умница, первым взял себя в руки и заорал: „Доктора!“. Хорошо, у ребят на это имя рефлекс – с врачом не спутают. Ухватили собак за шкирки и начали отступать, подманивая тварь к выходу. А та про дырку будто забыла, идет, как привязанная. В точности, как тогда Вальтер...» Хунта, совсем еще зеленый, стажировался в Трешке, когда это случилось. Но, увидев то, во что превратился Боцман, прокусил губу, чтобы не закричать.
– Вторая, к маневру! – скомандовал Зигмунд. – Три! Два! Раз! Да-а-а!
Хунта нажал на газ. Машины тронулись.
– Сейчас тебя Доктор на молекулы разложит, – пообещал Крот твари. – Все про тебя узнаем. Только не сдохни раньше времени.
Зигмунд присел и оказался внутри машины.
– Как ты думаешь, – спросил он Крота, – сможет Доктор выяснить, как это получилось?
– Надеюсь, – сказал Крот, не оборачиваясь. – А то я второго такого раза не переживу.
– Тыжжело? – посочувствовал Хунта.
– Кышшмарно, – передразнил его Крот. – Вот сколько знаю вас, братцы-охотнички, столько и удивляюсь, какие же вы уроды бесчувственные. Все понимаю – только принять не могу. Знаю, что вы именно такими и должны быть, иначе охоты не получится, и нас всех съедят. Знаю, но страшно мне с вами... Чисто по-человечески страшно, понимаете, мужики? Как вы можете так...
– А ты не сука, Крот! – восхитился по радио Крюгер.
– Ты к нам несправедлив, – покачал головой Зигмунд и снова высунулся в люк.
– Знаю, – согласился Крот. – Но... Но очень хочется.
– Ноль второй, ноль третий, не сближаться! – крикнул Зигмунд. – Направление держать!
– Флотоводец! – сказал Хунта почти нормальным голосом. Словно выругался. – Адмыр-рал Нельсон!
Впереди, у дальнего кордона, наконец-то возник и начал плясать по сугробам отсвет фар.
продолжение

ЧАСТЬ 2. ЯНВАРЬ
Утром Саймон опять проснулся в чужом доме. Снова его черт знает, куда занесло. Большую часть времени он действовал вполне сознательно, но иногда возникали странные провалы в памяти, и заполнить их оказывалось иногда тяжело, а иногда и совсем невозможно. Это было немного обидно. Так что же произошло вчера? "Помню, как это было хорошо. Просто невероятно хорошо. Кто бы мог подумать, что именно этого мне так хотелось всю жизнь! Самым трудным было решиться. Но теперь, когда я не один, когда меня поддерживают, любят, помогают мне, сделать выбор оказалось легко.
Только жаль, что приходится таиться, все время быть начеку. Ничего. Когда закончится безвременье, когда в городе наступит порядок, оглядываться нужды не будет".
Саймон одним движением выпрыгнул из постели и, не обращая внимания на безвольно лежащее в ней тело, вышел в прихожую. Там оказалось большое зеркало, возле которого он приостановился и целую минуту с наслаждением рассматривал себя. «Хорош, ничего не скажешь. А буду еще лучше». Он огляделся, нашел телефон, поднял трубку и быстро отстукал номер. Прямым каналом связи он старался пользоваться именно так – из чужих квартир. Саймон отдавал себе отчет в том, насколько подозрителен Мастер, и не хотел рисковать.
В кабинете Генерала раздался звонок.
*****
Это собаки одного хозяина, испытанные защитники и телохранители. Но даже в отношении человека, к которому они привязаны, их поведение остается независимым.

Солнце зашло точно по графику, в шестнадцать сорок пять. Саймон с пульта оперативного дежурного отсигналил, что план на текущую ночь Штабом подтвержден – Вторая идет на расчистку офисного здания. Это был хорошо охраняемый коммерческий банк, и прошлой ночью там зверски убили двоих из секьюрити. Сначала на центральном посте охраны вырубились мониторы слежения. Потом съехала крыша у сигнализации на датчиках объема, которые показали движение во всех помещениях сразу. А затем двое, сидевшие в депозитарии, возле сейфов, открыли такую дикую пальбу, как будто в этом наглухо закрытом железном ящике материализовался призрак. Они расстреляли кучу патронов, и были найдены буквально порванными на куски.
Твари почти никогда не использовали для прорыва в город обитаемые помещения. «Дырки» открывались в заброшенных или строящихся домах, подвалах заводских цехов, складов, магазинов. Но именно в моменты, подобные этому случаю с банком, Мастер почти с содроганием ощущал невероятную мощь Проекта. Его огромную, непонятно откуда возникшую силу. На этом фоне пререкания с Генералом и попытки чего-то добиться от Штаба представлялись Мастеру в ином свете. Истинном – как он полагал, и чего откровенно боялся. Он не хотел ощущать себя приржавевшей гайкой в такой жуткой машине. Когда он начнет дребезжать посильнее, его отвинчивать не станут. Просто спилят вместе с куском болта.
И сейчас, размышляя, какая это титаническая работа – в считанные часы полностью обездвижить большую коммерческую фирму, – Мастер подавил желание громко заскрипеть зубами. Ни намека на происшествие в милицейских сводках. Охрана банка вывезена на Базу для промывания мозгов. Рядовой персонал вообще не в курсе. Здание полностью блокировано спецотрядом – внешне это выглядит как прорыв канализации. И этой же версии придерживается директорат. Им кое-что показали, но совсем не то, от чего потерял сознание начальник охраны. Даже и думать не хотелось, какую именно лапшу вешает им на уши липовая опергруппа. Естественно липовая – не настоящую же в такое место посылать.
Повреждения, которые наносят людям твари, мягко говоря, очень специфичны по внешним признакам. Есть также ряд характерных примет по месту и времени. И приняв сигнал с места происшествия, милицейский диспетчер оповещает специализированную группу. Он уверен, что свою. На самом деле она полностью состоит из людей Проекта и проводит на объекте рекогносцировку. А за ней подъедут охотники.
Жалкие крохи – это было все, что Мастер смог узнать об оперативных методах Штаба за пять лет, из которых три года он постоянно общался с Генералом. И до какого-то момента его такое положение вещей устраивало. Даже самые пытливые умы Школы оставались всего лишь человеческими. Школа была гнездом, пригревшим белых ворон. А Штаб – деревом, на котором гнездо свито. Поэтому дятлов в Школе не жаловали и сук, на котором сидят, не долбили. Все знали, что расчищаемое здание совершенно пусто, рядом стоит грузовик с надписью «Техпомощь» (он, собственно, и есть техпомощь из Техцентра). И ни души вокруг. И ни слова в газетах. И это нормально – а как это сделали, нам до лампочки. В конце концов, у любой спецслужбы есть тайны от своих людей. Мы же не дети, мы все понимаем. Мы – что-то вроде контрразведки, только круче. И лишних вопросов задавать не будем. У нас есть план здания, мы поставим вокруг сенсов и будем прикрывать их, пока они не найдут «дырку». Возможно, тварей в здании не окажется – тем лучше. А окажутся – их найдут либо собаки, либо те же сенсы. Тварей мы прикончим, вызовем техников, и они расстреляют «дырку» из своего громадного лучемета. И на этом месте, в радиусе, наверное, километра, никогда больше «дырка» не откроется. Почему? А кто ее знает, почему. Неважно. Потом мы вернемся в Школу и сдадим оружие. Те немногие, кто не берет собаку домой, отведут зубастиков на псарню. И мы разъедемся по своим делам, очень довольные тем, что сделали, и тем, сколько заработали. И к следующему дежурству мы здорово проголодаемся по нашей смертельно опасной ночной охоте.
Так говорил Будда, и так было, когда Мастер пришел в Школу. Так и оставалось – пока не накопились по мелочам косвенные данные, и не возникла мысль о том, что Проект куда больше, чем кажется. И пока не обнаружилось, что половина охотников на грани нервного срыва. А обстановка в Школе, такая игриво-легкая внешне, на самом деле накалена до предела. Только рассказывая Генералу об этом напряжении, Мастер умолчал о главном. Охотники больше не в силах оставаться гайками и болтами. Будда, не задававший лишних вопросов, был сумасшедший. Такой же обычный не слишком умный психопат, как многие работники спецслужб. Но охотниками Штаб набрал, в основном, вполне нормальных людей. Будда явно что-то себе воображал насчет истинной сущности Проекта, и ему этого хватало. А остальным – нет. Только поначалу они не подавали виду, а дальше – привыкли. Как привыкают, например, вести самолет по приборам, когда глазами не видно, а лететь можешь.
Но полгода назад атаки тварей стали массированными. Школа заработала в очень жестком режиме, люди устали и почувствовали, что дело худо. И к январю всплыло на поверхность «острое и агрессивное желание раз и навсегда разобраться, в чем же мы, господа, участвуем». Эту фразу вслух произнес Мэдмэкс, старший Трешки. Его группа как раз проводила утреннее рабочее совещание, рассевшись на бумах посреди тренировочной зоны. Мэкс, в общем-то, никаких провокационных целей не преследовал, а так – выступил о наболевшем. К его удивлению, перешедшему в восторг, совещание тут же превратилось в стихийный митинг. Выяснилось, что информации вагон, каждый охотник что-то по мелочи знает, и одно наблюдение другого непонятней. Образовалась солидная база из труднообъяснимых и зачастую противоречивых сведений. Оставлять их без внимания было попросту глупо. Поэтому к моменту приема дежурства Третья составила план дознания с четким разграничением действий персонально. Включая парламентеров к остальным трем группам и руководству.
В банковском офисе управились быстро, и Мастер надеялся до смены основательно побеседовать с людьми, собирая просьбы, жалобы и предложения. Но прямо из банка группе Два пришлось мчаться по двум внезапно поступившим вызовам, и ночь превратилась в кошмар. Первый вызов оказался ложным. Люди и собаки на нем здорово перенервничали и на второй расчистке начали совершать ошибки. Зигмунд едва не застрелил пьяного оборванца, действительно очень похожего на ожившего мертвеца. О том, что это живой человек, Зигмунд догадался только по реакции собаки. Подлец Джареф сначала не подал вида, что в расчищаемой котельной кто-то есть. А когда в дверном проеме возникла неясная тень, не атаковал ее по всем правилам. Он просто взял и оторвал бродяге от ноги громадный кусок мяса, чтобы тот в другой раз под ноги смотрел. Пока Зигмунд прикладом вправлял собаке мозги, собравшийся над бездыханным телом консилиум сосредоточенно чесал затылки. Развернулась бурная дискуссия на тему, не подцепит ли собака инфекцию, и не придется ли паче чаяния делать ей уколы. Хунта наехал на Бенни с вопросом, почему тот не засек в котельной живой организм. Бенни невнятно оправдывался, от него за версту разило водкой. Хунта отнял у сенса обрез, пинками загнал в медицинский фургон и приказал Склифосовскому за пятнадцать минут сделать из Бенни человека. Склиф резонно заметил, что на это не хватит и пятнадцати лет, но он постарается. Бенни ныл и жаловался, как малое дитя.
Вонючему мужику вкололи депрессант, запихнули в багажник «Рэйнджа» и отправили двоих сдавать его в больницу. Самое интересное, что «дырка» в котельной действительно была, но уже закрытая. Хунта предположил, что бродягу тварь не тронула, приняв за своего. Сенсы посмеялись было, а потом резко посерьезнели и спросили, в какую именно клинику этого типа повезли. Хунта обалдел – он-то шутил. Но долго стоять с отвисшей челюстью ему не пришлось. Зона расчистки была на краю уже заселенной новостройки, время пять утра. Вздумай кто из жильцов проснуться – вся группа как на ладони, прощай секретность. И тут Сильвер решил поймать вкусную кошечку и с жутким грохотом опрокинул мусорный бак. Кошка упрыгала в подъезд, а утративший бдительность Боцман за шиворот оттащил хрипящего кобеля к машине. Страшно подумать, сколько звона было бы в щедро застекленном подъезде, влети туда восьмидесятикилограммовый зверь, одержимый жаждой убийства.
– Широко живем, – только и сказал Мастер. – Всего за десять минут целых две побитых собаки. Что же дальше будет?
Дальше пошло легче. Но все равно, когда Вторая вернулась в Школу и села приводить амуницию в порядок, настроение у всех было подавленное. Слишком много сил осталось на ложном вызове, когда подозрительное движение возникло на территории крупного завода. Там одних только подвалов набралось для прочесывания не меньше двух квадратных километров. И даже Хунта не держал зла на Бенни за то, что тот по дороге на второй объект присосался к горлышку. Охотники достаточно проработали с сенсами рука об руку, чтобы понимать, что Бенни на заводе выложился полностью. Но из охотников гвоздей тоже не понаделаешь, а они ведь еще отвечают за собак. Нельзя так, Бенсон! Трезвый и свежий Бенни, принявший у Склифосовского какой-то дряни, от которой действительно стал похож на человека, согласился, что так нельзя, и церемонно перед Хунтой извинился. Превращение его было весьма комично, но как следует посмеяться группе Два уже не хватило сил.
Поэтому к одиннадцати, когда пришло время смены групп, Мастер чувствовал себя окончательно разбитым. Но все-таки решил проследить за передачей дежурства и побрел в Зал принятия оперативных решений. Уныло волоча ноги по коридору, он раздумывал, не будет ли опасна для жизни горячая ванна перед сном, о которой мечталось уже которые сутки. Решил, что действительно опасна – можно расслабиться, задремать и утонуть. «Да я и сейчас уже готов. Расслабиться, упасть на пол и ушибиться», – Мастер на всякий случай потряс головой.
В этот-то момент с него и согнал всякий сон Лысый, аналитик мобильной группы Три. Который взял Мастера за пуговицу и сказал, что есть идея, как добраться до Техцентра.
продолжение

ЧАСТЬ 1. ДЕКАБРЬ
Тварь притаилась на крыше, напряженно изучая обстановку внизу. Прямо под ней был узкий коридор между стенами магазина и склада. Коридор выходил во дворик – сплошь высоченные сугробы и кучи гнилых упаковочных ящиков. Там, в этой неразберихе, цель – дыра погрузочного люка, ведущего в подвал.
Вырожденный мозг твари лихорадочно просчитывал варианты. До рассвета времени более, чем достаточно. Если бы там, внизу, были просто люди, обычные люди... Мягкие, податливые тела, слабая энергетика. Прыгнуть, схватить за плечи, крепко прижать к себе. Или хотя бы взять за руку и удержать. Несколько секунд крика и бессмысленных конвульсий. Потом тело обмякнет, и его можно спокойно нести. Волочь нежелательно – рвутся кожные покровы. Ничего сложного. Но сейчас все не так. Задача не выполнена, а на пути отхода – засада.
Тварь опустила голову и повела носом, будто принюхиваясь. Копна спутавшихся грязных волос упала ей на глаза, но это ничего не значило. В глазницах твари намерзла корка льда.
Окружающий мир был отчетливо виден, ясен, понятен. И здания, и прячущиеся внизу существа были для твари просто системами энергетических полей, пронизывающих и оформляющих все живое и неживое. Стены, перекрытия, коммуникации... и четверо врагов на первом этаже. При желании тварь могла бы рассказать историю любого кирпича в этом доме. А враги – всего лишь энергетические цепи немногим сложнее кирпичей. Если знаешь, где что разомкнуть – несколько мгновений сокращения мышц и колебаний воздуха. Если не знаешь, что оборвать в цепи – просто хватай и держи. Результат тот же. Главное – подобраться вплотную, потому что враги подвижнее, чем ты. Они устраивают засады на тебя, а ты – на них. Кто кого.
Разумеется, ни о чем подобном тварь не размышляла. Она просто не способна была думать в человеческом понимании этого слова. И конечно, она не пользовалась человеческими терминами, чтобы обозначить находящееся и происходящее вокруг. Были просто тонкие излучения, легко различимые и хорошо понятные. В некоторой степени тварь умела ими управлять. Сейчас, например, она тщательно экранировала свой мозг от внешнего мира. А лучи-щупальца, которыми тварь, словно радаром, изучала пространство, были перенастроены так, чтобы вызывать у живых разумных и неразумных минимум беспокойства. Тварь была молодым и ценным экземпляром, намного превосходящим своих неповоротливых собратьев предыдущей генерации. И не могла себе позволить случайную гибель. Люди мыслят странно, в их головах хаос, но иногда из него прорывается очень эффективная тактика. Люди – гении разрушения. Даже если ты посылаешь и принимаешь отраженный сигнал триста миллиардов раз в секунду, все равно найдется умник, который придумает, как стереть тебя в порошок доступными ему методами. Например, перебьет кувалдой позвоночник, наедет на спину машиной и будет спокойно ждать рассвета. А что случится после рассвета – ты не знаешь. Мало информации. Известно только, что тебе его точно не пережить.
Тварь переместилась еще. Кончики пальцев – ороговевшие, превращенные в острый коготь, – вонзились в сковавший крышу лед. Если бы тварь умела беспокоиться, она могла бы совершить какую-нибудь глупость. Но нынешний ее мозг не умел генерировать эмоции. Он только анализировал объективную информацию. Сейчас он высчитал: с каждой секундой растет вероятность того, что тебя засекут. Либо ты неосторожно заденешь одного из неразумных своим лучом-щупальцем, либо тебя обнаружат те, другие, похожие на людей, но уже не совсем люди. Их четверо, они снаружи, за забором и домами, по углам квадрата, и сканируют местность почти на тех же частотах, что и ты. Каждый раз, чувствуя рядом их луч, ты сжимаешься в комок, но так не может продолжаться вечно. Они просто не ждут тебя сверху, они еще не встречались с такими, как ты, быстрыми умом и телом, способными передвигаться не только по земле. Тварь приняла решение.
Конечно, можно пройти по крыше и спрыгнуть во двор возле самого люка. Но там груды ящиков. Если застрянешь, тебя прикончат эти трое, поделившие двор на сектора обстрела. Тихо сидят в засаде вместе со своими неразумными. Очень напряжены. Можно спрыгнуть с другой стены и пробежать до люка, нырнуть в него головой вперед – вдруг не попадут. Примут за человека и растеряются. Но тебя мигом распознают неразумные – бросятся, догонят, собьют с ног. Тогда конец. Тварь умела двигаться почти так же быстро, как человек, но пропитанные консервантом мышцы потеряли резкость. Нужно место для разбега. Если влететь во двор на полной скорости – тогда пересечь его можно за полторы-две секунды. Вот такой прыти от тебя не ждут точно. С непривычки и не попадут, и перехватить не успеют. Но где разогнаться? Только в этом узком коридоре, выходящем во двор под прямым углом. А в коридоре – еще двое. Тоже напряжены, но нападения сверху не ждут. Один – такой же, как и ты, разумный двуногий прямоходящий. Жмется к стене, готов стрелять, просматривает весь коридор. Думает, ты выскочишь из подвальных окон. Рядом неразумный, стоит на четвереньках, и при этом по пояс своему напарнику. Очень большой и смертельно опасный. И почти тебя учуял. Люди-нелюди, мучительно вгрызающиеся в пространство лучами огромной интенсивности, тебя все еще не чувствуют. А это животное, эта четвероногая тупая дрянь, заросшая шерстью, сейчас поднимет морду и разинет клыкастую пасть...
Тварь выпрямилась на краю во весь рост. Ветер распахнул изодранную куртку, дунул в прорехи джинсов, смахнул волосы со лба, отполировал лед в пустых глазницах. Носы сапог повисли над десятиметровой пропастью. Нужно прицелиться очень тщательно и приземлиться неразумному на спину – точно посередине, обеими ногами. И левой рукой ударить разумного в голову. Упасть, перекатиться, и прямо с четверенек – вперед, проскочить двор, а там сквозь люк по транспортеру съехать на брюхе вниз. Длинный извилистый коридор, и в углу – призывно трепещущий сгусток темноты. Дверь. Начали. Ноги чуть согнуть в коленях. Порыв ветра переждать.
Неразумный внизу шевельнулся, задрал нос и обнажил гигантские лезвия клыков. Тварь, не раздумывая, шагнула в пустоту.
*****
Если происходит трагедия с участием собаки, то собака не виновата, ибо такой ее сделала природа. Виноват человек, не сумевший учесть все возможные последствия, допустивший оплошность или невнимательность.

Кучум лежал на снегу, тяжело поводя боками. У него была очень длинная для кобеля морда, и сейчас, с подобранными под туловище лапами и безвольно распластанным хвостом, больше всего он был похож на крокодила, обросшего по русской зиме густым серым мехом.
– Эй, Склиф! – позвал Хунта. – Какого черта он дышит?!
– А что он еще может? – парировал Склифосовский, ощупывая голову Фила. Раненый всхлипывал. – Тихо, тихо! Не дергайся! Сейчас мы тебя, брат, заштопаем, и все будет в порядке.
– Где... – простонал Фил. – Где он...
– Спокойно, – Склиф выпрямился и поднял руку, показывая выскочившему из-за угла фельдшеру-ассистенту: мы здесь.
– Склиф! – снова позвал Хунта. Он стоял над Кучумом, уперев руки в бока и, морщась, рассматривал собаку. – Да брось ты его! Иди сюда!
Кучум приоткрыл глаза и издал тяжелый вздох. Хунта присел на корточки и осторожно провел ладонью по горячей морде пса. Голова у Кучума была раза в полтора больше человеческой. В нормальной обстановке он попытался бы откусить Хунте руку. Но сейчас Кучум только вяло лизнул ее.
– Хороший, – прошептал Хунта, чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы. – Кучумчик хороший. Держись, лапушка, сейчас все будет в порядке. Склиф! Твою мать! Да иди же сюда, кому говорю!
Склифосовский, щелкнув пальцами, указал ассистенту на Фила и отвернулся. Подойдя к Хунте, он присел рядом и горячо прошептал ему на ухо:
– Что такое, старший? Ну чего ты гонишь? Он же захочет попрощаться!
– Он уже попрощался! – сказал Хунта громко и так посмотрел на врача, что тот невольно отшатнулся и щелкнул замком поясной аптечки.
– Как прикажешь, старший.
Кучум опять судорожно вздохнул.
– Сейчас будем спать, милый, – прошептал Хунта. – Спокойной ночи.
Склиф четким движением вонзил иглу в бедро пса, сжал пальцами шприц-тюбик и уставился на часы. На пятнадцатой секунде глаза собаки затуманились, веки начали медленно опускаться. Кучум что-то прошептал, совсем по-человечески, и застыл1. Хунта поднялся на ноги, сунул руку сзади под шлемофон и поскреб затылок.
– Так, – сказал он. – Я пришлю людей, они заберут этого... – он брезгливо ткнул пальцем в сторону Фила, над головой которого работал ассистент. – А ты, пожалуйста, останься здесь. Приедет Доктор, поможешь ему. Хорошо?
Склиф уселся на снег рядом с Кучумом и осторожно похлопал усыпленного пса по мохнатому плечу.
– Понял, – пробормотал он, не поднимая глаз.
– Сможешь законсервировать эту штуку? – Хунта покосился на темное пятно в сугробе.
– Сейчас, – кивнул Склиф и поежился. – Сейчас принесут тест-кейс, и я все сделаю.
– Не переживай, старик. Дальше будет только хуже, – пообещал Хунта и тяжело утопал к воротам.
Склиф опять зябко шевельнул плечами и обернулся к сугробу, на который показал старший. Медик нажал кнопку на поясе, и с его плеча сорвался луч, осветив снег, усеянный ярко-синими крапинками. Белее снега, вся в голубых прожилках, в сугробе лежала вещь, когда-то принадлежавшая человеку. Рука с острыми когтями вместо пальцев.

Бух-бух-бух! Кто-то, торопясь и не скрываясь, кубарем скатился в подвал по скользкой обледеневшей лестнице. На голове собаки поднялись и тут же опали пушистые кисточки. Собака лениво встала на ноги, задрала хвост, рассыпавшийся пышным султаном, и потянулась. Рядом с ней распрямился человек.
Собака была очень крупная. Высокая, но не длинноногая, а именно крупная – с широкой грудью, мощными лапами и почти медвежьей головой. Там, где у нормальных собак бывают уши, у этой торчали вверх задорные меховые клочья. Спина казалась провисшей – такая грива наросла у собаки на плечах.
Человек тоже выглядел более чем внушительно. Он, вероятно, и сам по себе был довольно массивен. А сейчас его увеличивала одежда – пухлые теплые брюки, толстая куртка до бедер, тяжелые высокие ботинки с мощной подошвой. Широкий кожаный пояс держал несколько сумочек-карманов, туго наполненных. Портупея фиксировала компактное устройство на плече. Лицо человека было почти совсем закрыто: с боков – поднятым вверх твердым воротником куртки, спереди – надвинутым на глаза длинным козырьком теплой кепки. Человек шевельнул плечами, разминаясь, и куртка у него на спине обозначила небольшой горб. Что-то висело у него там, под курткой, между лопатками.
Собака прошла вперед, в полосу льющегося через подвальное окошко лунного света. Человек шагнул следом и, не нагибаясь, легко толкнул ее кулаком в плечо. Собака подняла морду и приоткрыла зубастую пасть, выдохнув облачко пара. Это было очень похоже на улыбку.
Перед ними уходил вдаль, к выходу из подвала, черный коридор, перевитый по стенам трубами в цементной оболочке, местами осыпавшейся до металла. Иногда в коридоре ярко вспыхивал, приближаясь, огонек, и принимались бухать тяжелые башмаки, попадая из нанесенного через окна снега просто в вековую пыль. Собака улыбнулась снова. Клыки у нее были в полпальца длиной.
Человек явно не собирался идти в коридор, навстречу другому. Но и стоял он спокойно, держа оружие толстым прямоугольным стволом вниз. С выдвинутым прикладом эта штука достигала почти метровой длины – пистолетная рукоятка, короткий магазин, цилиндрический довесок под стволом, на самом его конце. Ремня не было – зато от рукоятки, которую человек небрежно перебирал расслабленными пальцами, шел к его поясу свободно провисший тонкий шнур. Там, где у оружия бывает затвор, тускло светился зеленый огонек. Там, где на оружие монтируют лазерный прицел, действительно стоял лазерный прицел.
Свет в коридоре вспыхнул совсем ярко, но тут же погас, и в лунную полосу шагнул мужчина, отличный от первого лишь тем, что был без собаки, а вместо кепки на голове его красовался сдвинутый на затылок зимний танковый шлемофон. Собака появление гостя проигнорировала. Она даже поленилась его толком обнюхать – так, потянула носом воздух, и все.
Новоприбывший произвел серию поспешных движений – сунул оружие под мышку прикладом вперед, снял перчатку, извлек из кармана зажигалку и одну сигарету, прикурил, затянулся и убрал зажигалку обратно в карман. Смотрел он только на собаку. Та отвернулась к стене.
В процессе всей этой пантомимы другой человек хранил, казалось, ледяное спокойствие. Он лишь склонил голову набок и перестал шевелить пальцами на рукоятке – наоборот, оружие он держал теперь по-боевому: мягко, но плотно.
Визитер натянул перчатку, еще раз судорожно затянулся, выплюнул сигарету в угол и без предисловий выдохнул:
– Короче, Мастер, у Кучума сломан позвоночник. У Фила разбита голова, есть сотрясение. Вот!
– Shit! – выплюнул ругательство тот, кого назвали Мастером. Собака встрепенулась и озабоченно посмотрела на него. Мастер, встав к пришедшему вполоборота, разглядывал в окошко луну.
– Она сверху прыгнула... – тихо сказал второй. – Представляешь, сверху. Кажется, прямо с крыши. Прямо на голову им обоим. Кто же мог знать? Никто не мог знать...
– Сенсы? – спросил Мастер сквозь зубы, не оборачиваясь.
– Ничего. Вообще ничего, понимаешь? Говорят, никаких не было возмущений на крыше – пустое место, и все. Они только сейчас нашли дырку, и то направление им сама тварь подсказала... Все не так, понимаешь? – тихо проговорил второй.
Наверху, на улице, взревело сразу несколько моторов.
– Дурак ты, Хунта, – сказал Мастер беззлобно. – Ты думаешь, я на тебя сержусь? Я себе простить не могу, что сразу не догадался. А с другой стороны... – Мастер сдвинул кепку на затылок и вытер тыльной стороной перчатки лоб. – Если каждый раз дергаться, едва что-то на ум придет... Это уже будет не охота, а дурдом.
– Согласен, – кивнул Хунта. – Но лучше дурдом, чем э-э... кладбище домашних животных. И я все-таки дурак. И ты на меня еще рассердишься. Прямо сейчас.
– Ну?
– Ну, короче, она ушла. Проскочила через двор и прыгнула в люк транспортера. И ушла.
Собака тоскливо зевнула.
– Некоторые, когда не знают с чего начать, говорят «значит», – мягко сказал Мастер. – Некоторые фразу начинают со слов «ты знаешь». А вот ты, отец, меня просто замучил этим своим «короче»... – Мастер подошел к Хунте вплотную и заглянул ему в лицо. Он был чуть ниже Хунты ростом, но тот просто съежился весь от этого взгляда. – Как же так вышло? – недоуменно спросил Мастер, нависая при этом над Хунтой, словно бомбовоз над полевой кухней – вроде понятно, что не тронет, но тем не менее, неуютно.
– А вот так, – сказал Хунта, поднимая глаза, но все равно глядя мимо. – Промазал я.
Мастер приоткрыл рот и сделал полшага назад.
– Это ты стрелял?! – спросил он уже не с притворной мягкостью, а в искреннем изумлении. – Стоп! Я думал, это молодые со второго этажа. Я отчетливо слышал очередь в верных три секунды длиной...
– Да, да! – раздраженно выпалил Хунта и снова полез за сигаретами. – Я стрелял. Мы. Я и Зигмунд. И промазали оба! А молодые вообще не успели ее разглядеть. Только Боцман сверху по ней колошматил – как на ладони была – и тоже не попал... Понимаешь, – сказал он, щелкая зажигалкой, – она действительно совсем не такая... Непохожая. Никто толком ничего не понял. А кто понял – не успел. В смысле – собаки... – он яростно потряс зажигалкой, высекавшей только искры.
– А собаки, говоришь, поняли?
– Поняли, а что толку? Быстрая она, сука. Шустрая, – бормотал Хунта, ударяя донышком зажигалки по раскрытой ладони. – Такая быстрая, что все только варежку разинули... Султан ее издали не почуял, Джареф тоже не почуял. А когда выскочила она прямо им под нос – уже не успели. А мы... Эх! – он швырнул зажигалку в глубь подвала.
– Спокойно, – сказал Мастер, поднося ему огня. – Вы, что, приняли ее за человека?
Хунта прикурил, благодарно кивнул, выпустил клуб дыма и сказал с невероятной горечью:
– Да нет! Понимаешь... Двигается она очень быстро, но уже не по-человечески, боком как-то. Просто тварь проклятая весь двор перепрыгнула ровно за секунду. И палили мы, в основном, ей в спину, когда она в тоннель нырнула. Мы просто оказались не готовы, понимаешь? Ну... К тому, что она так может. И собаки тоже – не готовы. Только Кучум ее учуял, по-моему. Но она, наверное, долго над ними на крыше сидела. Вот он ее и заметил, а шухер поднять уже не успел.
– Почему ты думаешь, что заметил? – спросил Мастер, снова надвигая кепку на глаза и тоже закуривая.
– По ситуации. Так могло получиться только если бы он повернул голову и задрал морду к небу. Просто вывернул шею, не двигаясь с места. Я это за ним замечал. У меня Султан так же делает, когда ему нужно заглянуть за спину и вверх.
– Ну, и что?
– Ну, и попало ему прямо в пасть...
– Что?!!! – рявкнул Мастер так, что Хунта отшатнулся. Собака рванулась вперед, готовая отгрызть Хунте все, до чего дотянется. Ошейника на ней не было, и Мастер придержал ее за холку.
– Как это – что? – удивился Хунта. – Рука...
– Какая рука, ты, чучело?!
– Ну, я х...ею, дорогая редакция! Я думал, я с этого начал... Короче... Тьфу! – Хунта крякнул и сморщился. – В общем, – поправился он, – Кучум у твари руку отгрыз. Кисть руки – откушена напрочь. Представляешь? Вот силища!
– Когда тебе позвоночник сломают, – не то объяснил, не то пообещал Мастер, – ты и кирпич разгрызешь. Карма, успокойся. Дядя хороший. Глупенький, но хороший. Дядя испугался, растерялся и забыл нам самое главное сказать, – Мастер присел на корточки, обнял собаку за шею и уткнулся носом в ее мохнатую рыжую гриву. Карма открыла пасть и высунула язык. Глаза ее затуманились.
– Ты думаешь, я испугался? – спросил Хунта. Именно спросил.
Несколько секунд Мастер задумчиво молчал. Потом он отпустил Карму, выпрямился и посмотрел Хунте в глаза.
Стоя в лунном луче, они отчетливо видели лица друг друга. Хунта, старший «мобильной группы Два», отличный тактик скрытой облавы, настоящий снайпер, фанатичный собачник – русая челка из-под шлемофона, близко посаженные хитрющие глаза, хищный острый нос, тонкие нервные губы... Мастер сунул кепку в карман и взъерошил волосы затянутой в перчатку рукой. «Давай, старик! – молил Хунта взглядом. – Я ведь знаю, как подвел нас. Эта тварь настолько отличалась от всех предыдущих – она была почти живая. И вот ее-то я взял, и упустил. Тебе виднее со стороны – скажи мне, что теперь делать».
– Я не думаю, что ты испугался твари, – сказал Мастер. – С какой стати? Ты другого побаивался – вот этого нашего разговора. Вон, даже Султана наверху оставил... И очень зря. Нечего из меня большого начальника делать, а из себя маленького подчиненного корчить. Не в армии, слава Богу. А что насчет твари... Ну, жалко. Ну, обидно. А может. оно и к лучшему, что упустили. Насмотримся еще на таких. Между прочим, я бы ее точно испугался. Я ведь давно уже жду такую тварь. И заранее боюсь. Потому что очень хорошо представляю, какие проблемы начнутся, когда их станет много.
– Рассказал бы... – протянул Хунта почти осуждающе.
– Думаешь, вместе бояться веселее? – усмехнулся Мастер. – Я лично привык в одиночку. Опыт у меня богатый по этой части.
– Не хочешь – не надо, – надулся Хунта.
– Рано еще, – мягко сказал Мастер. – Что я тебе скажу? Одни туманные предположения. Ни я, ни даже Доктор – ничего конкретного пока нет. Вот, теперь есть рука... кстати?...
– Да, да, да, – закивал Хунта. – Полная консервация по всей форме. И я еще забыл, дубина такая – я же Доктора вызвал. Ты прости, старший, я все делал на автомате – как в тумане...
– Ты молодец, – сказал Мастер. – Ты правильно решил. Пусть Доктор тут на месте принюхается, как следует. А знаешь, отчего тебя этак перекосило?
– Ну? – Хунта недоверчиво глянул исподлобья.
– Ты у нас лучший стрелок. Я если промажу, всегда могу оправдаться – мол зрение не то, реакция так себе, практики не хватает... А ты сегодня репутацию подмочил. Вот и ходишь как оплеванный, волосы на заднице рвешь...
Хунта тяжело вздохнул.
– Все! – приказал Мастер. – Рука есть – и хватит. Целую тварь в следующий раз подстрелишь. А сегодня виноватых – примерно наказать. Боцмана отдельно. Все-таки есть предел, дальше которого разевать варежку нельзя. Ветеран хренов... Будет стоять «на фишке» и учиться следить за крышами. Ясно?
– Ох, худо мне... – объявил Хунта, запрокидывая голову и потягиваясь. Он нервно зевнул, передернулся всем телом, перевел глаза с потолка на Мастера, потом на Карму, и расплылся в улыбке.
Мастер тоже посмотрел на собаку, которая давно успела усесться и на протяжении всей беседы тупо глядела Хунте на ботинки.
– Очаровашка, – промурлыкал Хунта. – Всегда любил рыженьких и плотненьких.
– И с вот такими зубами...
– И с вот такими хвостами...
– Хватит скалиться, кокетка! – прикрикнул Мастер на расплывшуюся в улыбке Карму. – Это она с виду такая хорошенькая, – объяснил он. – А на самом деле – наглая бабища. Вы просто ее толком не понимаете. У вас во Второй одни кобели, и у всех мозги набекрень. Конечно, ты смотришь на мою девочку и думаешь, как с ней, наверное, легко и приятно. А ничего приятного нет, доложу я тебе. Кошек угробила столько, что весь фюзеляж в звездочках... И немца одного чуть не задавила.
– А, это тот кобель, что на тебя кинулся? – вспомнил Хунта.
– Угу. Совершенно больной. Любимое занятие – других собак за задние лапы прикусывать. Я помню, одна тетка его хозяину на площадке сказала: «Не знаю, молодой человек, какая обстановка у вас в семье, но собака ваша – двуличная...»
Хунта разразился нервным лающим смехом. Карма подняла морду и посмотрела на него с явным неодобрением.
– В Лагерь тебе пора, – сказал Мастер. Он отстегнул от пояса шнур, идущий к рукоятке оружия, приладил освободившийся конец к стволу и забросил громоздкую железяку за плечо. – Давно пора.
– Да ну... – сморщился Хунта. – Что я, увечный, что ли? И пес мой в порядке... – он вдруг запнулся, невольно сделал движение в сторону подвального окна, поймал изучающий взгляд Мастера и, окончательно смутившись, топнул ногой и отвернулся.
– Вот именно, – кивнул Мастер. – Ты совершенно прав.
– Так я побежал? – с надеждой в голосе спросил Хунта.
– Вместе пойдем. Ты здесь верных пять минут, и хоть бы хны. Так постой уж, милый друг, еще минутку. А там и без тебя обойдутся.
– И то, – согласился Хунта, вконец запутавшийся в раздиравших его противоречиях. – Там Крюгер согласно регламенту...
– Да какой еще регламент?! – простонал Мастер, весь сморщившись. Он снова присел на корточки и положил руку Карме на плечи. Карма тоскливо зевнула. – Все наперекосяк... Сенсы ослепли, собаки психуют, охотники тормозят, во двор пролезет только одна машина, а начальник всего этого бедлама со мной тут чешет языком! И главное, все никак сказать не может, зачем пришел... Знаешь, Хунта... – Мастер задумался. Хунта почтительно молчал. – Ты и представить себе не можешь, до чего же я не хочу отсюда вылезать. Сидел я в этом вонючем подвале и наслаждался покоем. И об одном мечтал – хоть бы тварь пришла сегодня попозже. Тишина, уют, собака рядом, в руках пульсатор, за спиной – угол. Ничего больше не надо – только знать, что со мной друг, и я могу себя защитить. Когда вы там, наверху, палить начали, я чуть не прослезился – так вы меня обломали...
– Нелегко тебе, – посочувствовал Хунта.
– Нет, – покачал головой Мастер, глядя на Хунту снизу вверх и слегка поглаживая Карму по плечу. – Это смотря от чего отталкиваться. Если взять за точку отсчета, например, Карму, то мне действительно туго приходится. А если посмотреть на тебя, я еще легко отделался... – Говори, зачем пришел! – Мастер пружинисто распрямился и шагнул к Хунте вплотную. – Ну?!
– Щас, – пообещал Хунта. – Противогаз только надену...
– Я же тебя насквозь вижу!
– Это еще запишите насчет рентгена, пожалуйста.
Дискуссия понеслась с пулеметной скоростью. Карма встала и озадаченно уставилась на людей. Хвост ее расслабленно повис, доставая, четко по стандарту, до скакательного сустава.
– В Лагерь, лечиться! – рычал Мастер.
– Только трупом!
– А битой тушкой не хочешь?!
– Сам ты шизофреник! – припомнил Хунта какой-то давний спор.
– Я – маньяк! И еще я старший Школы! И мне виднее, кто в порядке, а кто нет! Ты почему без собаки пришел, а? Куда Султана дел? Привязал, что ли? О-хот-ник!!! До ручки себя довел, от собственного пса уже прячется, а туда же – права качать!
– Он наказан!!! – заорал Хунта в полный голос, замахиваясь на Мастера сигаретой. Дальше все произошло за доли секунды: Хунта совершил глубокое волнообразное движение бедрами, словно танцуя ламбаду; Мастер рухнул на колени; Карма, взревев, принялась яростно вертеть задом, пытаясь вырваться из захвата, в который попала ее шея.
– Фу! Фу! Фу! – каждое восклицание Мастера сопровождалось нажимом на загривок, от которого Карма въезжала носом в удачно подвернувшийся сугроб. Хунта наконец-то смог закурить. Спецткань его брюк была очень прочна сама по себе, да еще и прошита сеткой электрообогрева – но то место, куда Карма нацелилась, было Хунте по целому ряду причин особенно дорого. Кроме того, кусать живого человека Карме не полагалось. Собака, как всегда, прыгнула молча. Хунта ее вообще не заметил – он просто шестым чувством ощутил, что в районе его гениталий что-то происходит, и инстинктивно отклонился. «Нет, что ни говори, кавказская овчарка – это полный вперед. Детям не игрушка».
Подумав так, Хунта тихонько вздохнул. Однажды такой вот крокодил спасет тебе больше, чем жизнь. Избавит тебя от самой жуткой участи, которая может выпасть человеку. Возможно, ценой собственной шкуры. Хунта уже и счет потерял, сколько раз мгновенная реакция Султана, внешне полного флегматика, выручала охотника – и бледно-голубая молния из пульсатора размазывала скребущую когтями тварь по подвальной стене... А вот сколько раз псу случалось заслонять хозяина телом – это Хунта знал хорошо. Все непосредственные контакты собаки с тварью заносятся в специальную карту, где проставляется балл. Примерно на метр вокруг твари – «активная зона», поле, оказавшись в котором все живые – еще живые – стремительно теряют энергию. Чем ближе ты к твари, тем быстрее ослабнешь и рухнешь. Позволишь схватить тебя за руки – полминуты, и уже не откачают, даже если удастся отбить тело. А если она сунет тебе когти под ребра... Впрочем, тело все равно постараются отбить – будут драться, как за живого.
Мастер в углу методично отвешивал Карме щелбаны. Карма мотала головой и, подпрыгивая сразу на всех четырех лапах, передними норовила заехать папочке в нос. «Все-таки, на некоторые вещи ум у собак очень короткий», – подумал Хунта, глубоко, с наслаждением затягиваясь. Умница Мастер, перевел мордобой в игру. Снимает Карме напряжение, переориентирует реакцию. Правильно. Накажи такую своевольную зверюгу, как кавказка, и отпусти – она тут же захочет проверить, не передумал ли ты, и кинется снова. Из-за этого кавказских овчарок некоторые интеллектуалы обзывают тупыми. Отнюдь. Считая животное ограниченным, ты просто не хочешь потрудиться и оценить происходящее с его позиции. А уж наших собак понять... Это уже второе поколение сумасшедших псов, которых безумные хозяева заставляют делать то, на что не способны сами.
"Без собак нас всех давно бы съели, – думал Хунта, затаптывая сигарету и вешая оружие за спину. – Что ты еще придумаешь, когда против тебя – самое ужасное чудовище, которое только может представить человек? Извечный наш людской кошмар, от одного вида которого отнимаются руки и ноги... Как без собаки догнать его и обездвижить? Как засечь в кромешной тьме неподвижное существо, имеющее температуру окружающей среды? Как сделать еще множество необходимых вещей, требующих входа в активную зону? Ведь ни одна секунда, проведенная рядом с тварью, не проходит бесследно. Секунды эти копятся, организм борется с «энергетической усталостью» до определенного предела, а потом ты начинаешь то и дело падать в обмороки, и наваливается апатия, и когда ты совсем загибаешься, тебя прогоняют в Лагерь отдыхать. А то и просто увозят...
И вот, чтобы ты загнулся как можно позже, у тебя есть любимая собака. Ее задача – обнаружить тварь, сбить с ног и удержать на месте, пока ты не придешь и не выстрелишь... Да, мы бережем собак. Но собаки тоже берегут нас. И я отлично понимаю, что Султану плачу по счетам Чака, который погиб, защищая меня. Скупо плачу, наверное. Маловато. Хотя так «очеловечивать» пса, как это сделал Мастер с Кармой – номер рискованный. Но ведь у Мастера тоже есть наверняка свои долги...".
Султана Хунта не привязывал. И про наказание он действительно наврал. Султан даже успел дернуться, когда тварь на полном ходу вылетела из-за угла – но только дернуться. Зато потом его пришлось за задние лапы вытаскивать из дыры, куда нырнула тварь головой вперед. А после, немного придя в себя и всех расставив по местам, Хунта не стал посылать никого за Мастером, державшим отдаленную точку, а пошел лично – виниться и падать в ноги. И надел на Султана ошейник, и дал поводок своему напарнику Зигмунду, которого Султан уважал настолько, насколько вообще кавказка в силах терпеть кого-то, кто ей не хозяин. Дал поводок символически, чисто подержать, а не держать, потому что Зиг дохлый и такого слона, как Султан, все равно не остановит. Но рядом сидел понурый Джареф, которому Зигмунд надрал уже черную задницу за нерасторопность, и Султан все понял, лег в сугроб и принялся валяться, потешно дрыгая лапами. И уходя за ворота, Хунта всей спиной, превратившейся вдруг в одно большое ухо, слушал «хлоп-хлоп-хлоп» отлетающего с серой шкуры снега. Пес отряхивался долго и с удовольствием, и Хунта в каком-то болезненном, спазматическом, до стона, откровении, вдруг осознал, что измотан до предела. И больше всего на свете хочет сейчас оказаться дома, уткнуться жене носом в грудь и залиться горючими слезами.
«Ленка будет целовать меня в мокрые глаза и гладить по голове, и шептать: „Саша, Сашенька, ну что ты...“, и еще про то, что она рядом, она мне верит, она ради меня на все готова... А я буду думать только о том, что она чахнет на глазах, потому что охота изнашивает ее вдвое, втрое сильнее, чем меня самого. Господи, если ты есть – подскажи: как жить дальше? И суждено ли нам всем, людям, жить вообще?...».
Хунта шел вдоль стены магазина, бухая по льду громадными башмаками с обогревом и принудительной вентиляцией, а руки его автоматически отдавали команды: эту машину сдвинуть; Петрович, стой, где стоишь; сенсы все – к бригадиру; ты, дубина, почему еще здесь? давай-давай, быстро-быстро... «Как же я устал! Чудовищно, невообразимо устал. Вот сейчас Мастеру и скажу – все, дружище, п...ц. Хватит с меня. Сколько нам осталось – лет десять? Двадцать? Пусть. Только дайте мне этот остаток прожить по-человечески. Все, я ухожу. Навсегда. Домой. К жене».
Он действительно хотел сказать это. Но получилось все наоборот. Войдя в подвал, Хунта сдвинул шлемофон на затылок, отбросил волосы со лба и вгляделся в радующую глаз картину: старинный друг Мастер и рыжая красотка Карма. Мастер внешне спокоен, а в действительности очень взволнован – он ведь слышал выстрелы. Пульсаторы трещат негромко, но в такой полосе частот, что мертвый вскочит. Или, скорее, рухнет. Вспомнив, что сегодня-то никто не рухнул, Хунта отчасти спустился с небес на землю. А заглянув Мастеру в глаза, чуть не помер со стыда. Мысли о семейной жизни ушли на второй план, на их место встала проблема дурацкого промаха по этой – такой нужной Доктору для опытов – твари, и пошло-поехало. Старший «группы Два» подсобрался, вспомнил, кто он есть такой, и думать забыл о личных проблемах.
Дожидаясь, когда Мастер решит, что Карма утихомирилась, Хунта пытался вспомнить, почему не взял с собой Султана – и никак не мог. Возможно, оценить ситуацию ему помогли бы воспоминания о дилемме «семья-работа». Но такой дилеммы больше не существовало. В личной жизни Хунта был безупречно счастлив, а работу ценил и бросать не собирался. И он уже скучал по Султану.
– Ладно, – сказал Мастер, вставая во весь рост и поправляя сбившуюся набок портупею. – Поползли?
– Поползли, – кивнул Хунта.
– Неохота?
– Почему?!
– Да так, показалось...
Хунта только фыркнул в ответ и бодро зашагал по коридору к выходу из подвала – навстречу поземке и служебным обязанностям.
продолжение