Как Путин готовит Савченко к обмену.
Татьяна Становая



Надежда Савченко лишена свободы 21 месяц и теперь приговорена к 22 годам. Ей 34 года, она депутат Верховной рады и член украинской делегации ПАСЕ. Для российского массового зрителя она хладнокровный убийца, преступник. Но для Владимира Путина – ценный товар. Варианта, при котором она была бы оправдана или получила мягкий приговор, практически не было. Курс изначально был взят на осуждение. И не просто осуждение, а максимально суровое наказание. Это кажется крайне избыточным и неразумным – зачем? Казалось бы, Россия, осудив Савченко, дает своим недругам столь удобный повод снова говорить о «кровавом чекистском режиме», поднимать вопрос ужесточения санкций, смеяться над «басманным правосудием». Но в логике режима все происходящее – очень разумно и безальтернативно. Ведь Савченко – это все, что, по сути, осталось от гибридной войны 2014–2015 годов. Она – бесценна.

У Савченко – монополия. Она – все то, что позволяет Кремлю и «охранителям» оправдывать войну, истерики, игры в «ядерный пепел», полуразрушенный Донецк, тысячи беженцев. Каким широким пропагандистским было поле 2014 года! Сначала не признавали украинские постреволюционные власти, потом торговались за признание легитимности избранного на выборах Петра Порошенко. «Хунта», «Правый сектор» (организация, запрещенная в России), фашисты, «распятие мальчика».

Как ни парадоксально, но за минувшие почти два года Кремль постепенно сдал одну позицию за другой.

Кремль де-факто признал Петра Порошенко легитимным президентом, он садится за стол переговоров с представителями украинского МИДа, ведет тесную работу в рамках минской контактной группы. Заморозить статус-кво, заставить забыть Украину, принудить мир смириться с российским Крымом – вот новый набор целей. «Русская весна» в Донбассе сорвалась, проект федерализации Украины – тоже. Но русские все еще там. И перемирие такое зыбкое. Получив Крым и втянувшись в Донбасс, Москва понимает, что дорожной карты по выходу из кризиса больше нет. Попытка уйти через «черный ход» – через Сирию – неубедительна.

Савченко в этом смысле – спасение. Осудить ее – значит предъявить народу живое воплощение преступлений хунты. И не важно, что хунты больше нет. Савченко – последнее оправдание гибридной войны. Трофей, доказывающий, что против России развязана операция. Распятого мальчика не было, но ведь он мог быть! Савченко воевала, а значит, могла наводить снайперов на российских журналистов! На свободу слова, в конце концов! Савченко судили за готовность воевать. Именно поэтому Путину так нужно было, чтобы вопрос об обмене поднимался исключительно и только после вынесения приговора. И чем больше Савченко голодает, чем хуже ее здоровье, чем громче она кричит и чем жестче ее патриотические лозунги и выпады в адрес суда – тем дороже ее потом можно «продать».

Приговор суда – штамп на товаре. «Враг», дата изготовления, срок. Суд как провокация против украинского общества: больше Кафки, безумия, бреда. Чем выше градус возмущения на Украине, тем дороже будет товар. Тем больше будет политический ущерб Порошенко, неспособного вернуть Савченко, как обещал.

Чего хочет Путин?

Потом ее, конечно, обменяют. Это так в духе Путина. Подпольные переговоры, обмены сигналами и гонцами. Безумный торг, где так трудно отделить правду от вымысла. Что хочет Путин за Савченко? Путепровод в Крым, возвращения российских гэрэушников? Обмена всех на всех? Выборов в Донецке и Луганске? Невступления Украины в НАТО? На самом деле – ничего. Путин от Украины уже давно не хочет ничего, считая ее отсутствующей как государственное образование, территорию, неспособную иметь интересы и выполнять обязательства. Да и судьба двух гэрэушников вряд ли сильно волнует президента: на войне как на войне, пойманы – сами виноваты.

Путин обменяет Савченко. Но обмен будет только по форме. По сути он ее сдаст как вклад в минский мирный процесс. Была Савченко, и нет Савченко. Как были в Сирии, и нет нас в Сирии. Кто сейчас вспомнит, что снаряды в школы попадали? Ушло, и не воротишь. Путин умело использует специфику западных информационных обществ.

Эксперты еще долго будут анализировать юридический смысл происходящего, но это бессмысленно: процесс даже не политический. Ведь Савченко – не актор российской политической жизни. Это процесс пропагандистский. Это кино для внутреннего зрителя, шоу, призванное подкрепить своими сценами ценности и духовные скрепы, которые Кремль подкладывает под мотивацию своей украинской политики. У могил в Псковской области должно быть объяснение, и оно здесь – в вышиванке, говорит на украинском и показывает средний палец суду. Все вышло даже лучше, чем Кремль мог рассчитывать.

С момента задержания Савченко ее имя на сайте президента упоминалось всего один раз: Путина спросили о судьбе украинских пленных во время ежегодной пресс-конференции. Он ответил, что обмен должен быть всех на всех, но про Савченко не сказал ни слова. Савченко нет в повестке Путина. Это за отдельную плату и пока обсуждается. Но она вернется. Ведь Путину понадобится сделать доброе дело.

Источник