...мне порой столько хочется тебе рассказать, что твоя категоричность и резкость заставляет меня замолчать. Я говорю от сердца, я им мыслю. Мозг мне видимо дан для управления конечностями и работы организма, но не для болтовни. Помнишь, как во взросло-детской сказке было сказано "Зорко лишь одно сердце" , так и у меня. Вот она я, такая, такая твоя. Без вообще кого-либо подвоха. Да, во многом не права, во многом все это для тебя смешно и чуждо, во многом все это аморально... Но вот оно так.
...ты мне рассказываешь про тысячи женщин, что хотят тебя, как любовника, как мужчину рядом, как друга, как профессионала своего дела, а во мне дрожит ревность.. Точнее дрожала.. До вчерашнего разговора о уникальности друг друга в жизнях. И приходят эти женщины звонка стуча шпильками, с наманикюренными пальчиками, с дорогими духами, в бесконечном лоске...видели бы они меня в день нашей прогулки (хотя я и сейчас неочень отличаюсь), думаю они бы удивились:) Я думаю они бы задавались бы одним и тем же вопросами "почему не я" и "чем она лучше"... Мне невероятно важно и приятно твое внимание ко мне, твоя забота, нежность, в чем-то даже твои нравоучения. Я получаю огромное удовольствие от того как ты пытаешься меня вразумить. Знаешь, что я берегу отдельно? Я берегу твои взгляды на меня... Как ты изучаешь меня миллиметрами, как улавливаешь движения губ, взмах ресниц, как я складываю руки на груди и как будто обижаюсь, как ты проводишь ладонями, и изучаешь мои реакции.. Взгляд твой, порой злой, порой нежный, чаще изучающий... И я греюсь в этих взглядах словно в пуховых платках. Я схожу с ума от момента когда ты меня силой держишь, у меня мир перед глазами исчезает и я становлюсь полностью в твоей власти. Полностью... Каждое мое движение как провокация тебя на страсть, которая и толком не нужна мне. Мне нравится наблюдать только как ты сжимаешь кулаки, нравится представлять, как ты разрушаешь стены в гневе. Ты жаждешь меня не меньше, чем воды хочет путник в пустыне, но каждый раз чаша опрокидывается в горячий песок.



Играй во всю клавиатуру боли,
И совесть пусть тебя не укорит
За то, что я, совсем не зная роли,
Играю всех Джульетт и Маргарит.
(Ольга Ивинская)

Здравствуй. Может ждал, а может нет.
Но я долго не могу быть далеко.
Разреши остаться хоть во сне,
Чтоб как прежде, просто и легко.

Здравствуй! Снова и снова строки меня возвращают к тебе и для тебя, я не знаю как именно я напишу это письмо, и смогу ли я его закончить. Но, мой дорогой читатель, ты прочти его чуть шепотом про себя, чуть прикрывая глаза, окунаясь в какие-то тебе известные дали и мечты. Как найти мысли, которые я смогу тебе спокойно описать., не солгав? Знаешь, люди в своем отношение стали какой-то грязью, которую каждый день, каждый из нас месит по дорогам, что в этом городе совсем не чистят. Хочется в домик с трубой, теплый чай из самовара, баранки, и пламя свечи, которое отражается в глазах, и согреваться не жаром печи, а греться жаром сердца Мы совсем потеряли контроль над своими чувствами, мы как зверей их запихиваем в клетки, боясь что кто-то их увидит, или они набросятся и откусят руки. Перед нашими душами так и надо повесить табличку "с рук не кормить". Мы за масками чопорности совсем забыли звук нашего искреннего смеха, а помнишь как мы смеялись? Я утратила надежду вспоминать все это. Трехлетние игры разума и с собой. Потеряли важное, отпустили крылья и опустили руки, без надежд когда-нибудь быть услышанными. Все чаще мне хочется кричать, что все мое существование принадлежит кому угодно, да только не мне самой. Огромная часть моего сердца лежит у тебя на коленях, и пытается согреваться в самые морозные вечера, когда приступы одиночества душат и обдают ледяным холодом. Наши ладони не согревают друг друга, да и иногда пару раз в год, мы имеем наглость согреться о слова. Есть ощущение, что все-таки, что мы не просто так даны друг другу, что свет льется на нас лучом спасения и очищения, что мы не просто земные твари. Мы не сцепляем руки в замок вечных чувств, и пустых обещаний, но я все равно чувствую как мы с тобой умеем вне зависимости от обстоятельств летать на облаках. В моем бесстыдстве и в твоей верности мы находим покой, каждый свой угол и спасение. Мы как щенки щемимся к теплому огоньку, да только не каждый решает быть иным, а кто-то сгорает словно мотылек. Из раза в раз опаленные крылья... Одному Небу известно как я о тебе думаю, что и во имя чего. Когда-то ты избрал себе миссию "спасти", но ни на секунду не задумался, а кто же спасет тебя. Сегодня, как и тем летним днем, я желаю лишь о том, чтобы взвалить твою судьбу на свои плечи, и нести твой крест, дабы тебе облегчить участь. Мне невероятно хочется раскрыть душу шире, чтобы ты разглядел то истинное и то настоящее, что есть, чтобы твои догадки остались догадками, и правда приятно укутала вечностью и наконец твои крылья будут расправлены и ты сможешь сказать сам себе "здравствуй". Мои мольбы за тебя, за твою душу и сердце возносятся к небесам чаще, чем ты можешь себе представить. Смею догадываться, что тебе сложно вообще представить как именно я к тебе отношусь, но поверь, что я и сама не знаю. Порой мне кажется, что это и есть то самое настоящее чувство, что воспевают сотни лет, а иногда я все тверже уверена в том, что это чудная сказка, что я сама придумала для тебя и себя. Без слов! Я хочу осушить с тобой бокал вина и отдать тебе самое дорогое, что у меня есть. Этот сгусток, что гоняет кровь бьется всегда аритмично при мыслях о тебе, и кажется, что навсегда будет греть самые теплые воспоминания. Скажи, ты помнишь те моменты, когда мы имели счастье(=наглость) упиваться друг другом? Мои губы скользящие по твоему телу, шепот срывающейся на крик, легкостью забвенного сна и сладость пробуждения, когда я рядом с тобой... Эти ночи я ни за что не выкину из памяти, и если бы мне сказали, что я могу оставить одно лишь воспоминание, поверь, я бы оставила наше лето. Ты говоришь "привет", а я придумываю историю длинною в вечность, где когда-то мы могли вспорхнуть как бабочки. Но, написав эту историю в своей голове я ее тут же забываю, чтобы не дразнить себя. Чистые мысли и разум, что заполняю тобой. О каком спасение я молвлю, когда тебе не нужны ни мои слова, ни моя вечность, ни вообще что-то подобное. Господи, да почему же я с тобой так робею, и превращаюсь в "тургеневскую барышню", что боится всего на свете и несет в себе килограммы романтики? Просить тебя о чем-то совершенно нет смысла, совсем недавно, дни можно по пальцам пересчитать, я тебе говорила о том, что хочу тебя увидеть, ты сказал, что позвонишь...я не жду. Я никогда не жду от тебя звонка или письма, но я всегда жду чудес. Удивительно, но чудеса мы вольны делать сами. Как же хочется осыпать тебя этими самыми чудесами, дарить тебе то чувство, когда сердце бьется из груди, когда нежность льется радужной струей из глаз и ладоней. Думаю Бог меня ни раз еще накажет за все эти мысли и желания, но я готова за них отвечать даже на самом страшном суде. Меня судить и судить, жечь на костре как Жанну Д'Арк, срывая лохмотья, выставляя напоказ разъяренной толпе. И если Бог меня от тебя огораживает, то место для меня явно уже забронировано. Мне не хочется вызывать в тебе жалость, мне не нужно осуждения, я только хотела бы, чтобы ты понял и почувствовал меня. Чтобы мой свет и добро проникли в тебя и согревали, чтобы чувства моего сердца как-то тебе помогали и давали воздух, когда мир перекрывает дыхание, мне бы только чуточку ответов на бестолковые вопросы, что задаются в Небеса. Знаешь, я почти готова вновь скрыться из твоей жизни, и ни намека на свое существование, но ты снова подкинул дровишек фразой "а я о тебе сегодня думал". Нет дороже слов, чем эти. Нет глаз, в которые я с таким удовольствием и отчаянием ныряю. Нет слов, чтобы описать тебе всю палитру моих ощущений, чувств и эмоций. На моей спине нежными шрамами воспоминания твоих ладоней, и шелеста ветра, когда мои глаза настолько насыщенного зеленого цвета, что любая сосна позавидовала бы мне. Я хочу сорваться с места и примчатся в любую точку земного шара и прижаться к тебе, обнимать и забывать весь свой смысл жизни, весь свой мир зачеркивая и вознося себя вечности. Я пишу тебе, и все еще не знаю как закончить, и вот заканчиваю. Почувствуй. Дыши ровнее, и будь счастлив, пожалуйста будь счастлив!
Береги себя. Твоя D.F.

 

Жизнь играет, а я молюсь.
Я хочу быть хорошей девочкой, с плохим уклоном.
Я подогрею собственный разум. Волчьи глазки одиночки напротив, я курю как сумасшедшая, и плевать, что кашель так и лезет из недр души. Я не окрепла здоровьем, но низ живота наливается сладостью, когда что-то чертит в глаза. Моросящий дождь. Каблуки по Арбату, красный плащ в глазах зорко и ярко, а я стараюсь держать себя в руках. В чужих руках.
Я имела наглость таить в этих грубоватых ладонях и вдыхать этот запах, теперь на статусе «бывшие» (или просто друзья) мы идем на спектакль. У меня горит правая лопатка, он сознается, что чувствует, как игральные кости на его щиколотках выбрасывают очередное «11». Это что-то такое, что не передать словами. Мне невероятно хочется с ним целоваться, как сумасшедшей таить в его руках, ногтями впиваться в плечи и кричать о том, что мой разум вышел за пределы. Я поскальзываюсь, и он держит меня за руку, крепче сжимая ладонь. Меня трясет, но я старательно молчу, я делаю вид безразличия, и очень хочу, чтобы это самое безразличие меня все-таки настигло. Почти весь спектакль его рука лежит на моем колене, через плотную ткань красных колгот я чувствую как мне жарко, но я не дергаюсь, я молчу. Я чувствую, как у меня немеет шея, и как хочется убежать отсюда. Сцены спектакля, горловое пение, лица в масках, все это настолько близкое и явное для нас двоих, что страшно шелохнуться. Это игра на пределе.
После спектакля мы идем пить чай, а я курить и выдыхать дым ему в лицо, одно мое движение и мы бы поцеловались, но я себе запрещаю. Между нами случается разговор, в котором сквозит многоточиями.
- Почему глядя на тебя, я хочу грешить?
- Хочешь сделать из меня плохого мальчика?
- Это я уже сделала ровно год назад. Теперь я хочу чтобы ты сделал меня плохой девочкой…
Мы недоговариваем, он нервно втаскивает из моей пачки сигарету, прикуривает, и не может курить, я забираю у него сигарету и прошу кофе, да покрепче и горячее, чтобы я могла занять себя, заткнуть.
- Говорила мне мама, чтобы я язык за зубами держала…
- Ты всегда была непослушная…
Всю ночь мне снится как я с ним трахаюсь, как сумасшедшая ловлю в темноте его взгляды, ладони цепляются за его плечи, спина прогибается под натиском, как хочется пить.. Жажда,. Меня мучает эта ночь запахом воска во сне, лязг цепей на щиколотках и поцелуи до крови. Только бы эти сны остались снами…
Я хочу быть хорошей девочкой, с плохим уклоном.

Разреши мне тобой накуриться,
Дымом ядовитым задохнуться.
Без тебя совсем не спиться,
Без тебя совсем и не проснуться.

Рифмы рваные, как раньше,
Знаешь, люди в сердце не обманут.
Будем рядом, иль стали дальше,
Крепче узы только станут.

Эта ночь такая пьяная,
Я по горлу пропускаю едкое вино.
Я с тобой такая рьяная,
Но закончилось кино.

Вечер-ночь-утро-день-снова вечер,
Я бегу одна сквозь грохот.
Прибегу к тебе на встречу,
И услышу совести зловещий хохот.

Пробежала и упала,
Словно не было и этих сил.
Знаешь, я совсем другая,
Да и ты чертовски мил..был.

Я закончу эти строки,
Сохраняя на себе следы.
Не забудь мои-твои пороки,
Оставляй все для мечты.

я для себя поняла, во-первых внутренние первые эмоции не переделать, а во-вторых,срать мне на форму, главное настроение)

Когда мы встретились, я была уже давно списанная со счетов, прожженная сердечными травмами, но настойчиво играла роль Лолиты.  В то лето мне был 21 год, лохматые волосы, глаза цвета сосновых иголок, и  в очередной раз катастрофа собственного мира. Ему было 39, и он ловил ветер, глазами отражал синеву неба, хватался за волны, и я вообще не думала, что один взгляд так затянется. Все описывать нет смысла, да и уже я вроде об этом писала. Все заканчивалось и рвалось очень натянуто, очень непонятно, без разговоров. Как началось, так и закончилось. Сложно и совершенно непонятно. Но почему-то моя натура не верила, что все закончится, или закончилось… И правильно делала.
Одна встреча, спустя полтора года,  что мы не виделись. Мне 24, ему 42… цифры наоборот, глаза в глаза и все понятно. У меня нарастает чувство, оно где-то внизу живота разрывается, пытается вырваться на свободу. Я держу его за руку в каком-то дурацком кафе на ВДНХ, курим много, говорим много, молчим реже, но глаза в глаза. Ему звонят по работе, а я изучаю его. Красивый до безобразия, но нельзя быть таким красивым. Тереблю его ладонь, он говорит своими терминами, а я еле дышу и смотрю в его глаза. Тонуть. Скорее тонуть в этой синеве. Мне страшно, я боюсь его спугнуть, я боюсь, что я моргну, и он исчезнет, что все это не по-настоящему, что этой встречи нет, а есть только мои иллюзии. Он говорит, что я давно ему не пишу, а я спрашиваю, уверен ли он в том, что это надо – ответа нет. Я держу его ладонь между двух своих, пытаюсь передать ему все тепло, весь трепет, что есть во мне. Он касается бус на моей шее, а у меня мурашки разбегаются по телу и он шепотом «тише ты… красивые бусы»… я хочу провести ему по волосам, и провожу, я говорю, что можно же, наверное, утонуть в глазах, и спасет ли он меня… ответом становится глоток кофе, и очередная сигарета. Он ментолом, я обычным дымом – рушим воздух между нами. Мне хочется дрожать, я вспоминаю ощущение дрожи, как когда-то мы с ним имели честь ночного купания, возможно, он тоже вспомнил, когда сказал «ночи лунные…у меня твое полотенце». Мне бы замолчать, мне бы не дрожать сейчас, а лучше…

Все больше хочется впиться в его губы, запуская руки в волосы, выгибая собственную спину, целовать-целовать и им дышать. Между нами нет возраста, между нами канаты перетянутые, затянутые узлами прочными, и души рваные в клочья.  Между нами пара десятков моих писем, и каждый раз приезжая в место, где была история, я шепотом  отправляю приветы. Каждый раз так. Из года в год я шепотом «здравствуй».
Мы выходим на улицу, я протягиваю ладонь, он берет ее. «Тебе не сложно, мне приятно» - «Держи кусочек счастья». Улыбаюсь и снова дрожу. Ветер шумит, он останавливается, берет обе мои ладони и говорит «у меня нет пиджака, чтоб тебя обогреть» - «не надо. Внутри жарко».. И мы идем. Я иду медленней, хочу, чтобы этот момент был вечностью (по-хорошему, я хочу чтобы он посадил меня в машину и куда-нибудь увез), я не смотрю по сторонам и чуть не попадаю под машину, он спасает меня. Он всегда меня спасает. «Будь аккуратней, и смотри по сторонам». Долгие проводы, бесконечное «береги себя». Обнимаю, дрожу, шепчу «я скучаю..».  Он смотрит лукаво, игриво так, «не надо, не скучай» , обнимаю, щеку щекочет щетина, вдыхаю. Все…захожу в метро, добегает до меня, хватает за руку «пожалуйста, будь сильнее. Береги себя»..и уходит. Живот сводит от эмоций, внутри нарастающее чувство страсти, и благости, мне хорошо, мне спокойно, у меня крылья за спиной…
«Береги и ты себя…»

Утром почему-то почувствовала, что хочу написать, но честно даже не представляю о чем. Вот сейчас я на работе, у меня кофе, пирожное «картошка» и крыжовник с грядки. Прошлые выходные я провела прекрасно, и теперь не то, чтобы больше нет вопросов, теперь я не так нуждаюсь в ответах.
В уже далеком 2009ом году, я познакомилась с красивой парой. Л. и А. были такими родными с первого момента вдоха, с момента пересечения глаз. Когда мы знакомились, то дело у них и не пахло браком. Л. был разведен и не очень удачно, со скандалами, истериками теперь он практически не видит своего первого сына. Помню это внутреннее напряжение, когда я видела их вместе, я не могла объяснить, что происходит, но меня слегка будоражило и трясло от каждого из них, но это наоборот разогревало мое желание с ними общаться. Когда Л. мог много выпить, он бежал ко мне через весь лес, хватался за руку и говорил шепотом «помоги мне дышать», я его успокаивала и отводила туда, где он смог бы побыть с собой. В тоже время А. молча, смотрела на все это, и никогда не имела ко мне отторжения, наоборот все как-то ближе мы общались. Она знала все про мою личную жизнь, о переживаниях и не только, знала очень много секретов, и была как-то всегда со мной спокойна. С ними я никогда не было супер-друзьями, пару раз в год мы виделись и этого было достаточно. Хотя, вот тут я и начинаю открывать занавес, с Л. я виделась гораздо чаще, потому что, то напряжение, что было между нами, всегда играло со мной, и было выше каких-то принципов. Подолгу мы сидели в московских кофейнях, пили чаи, разговаривали об энергии и потоках, об айкидо и просто, о всякой чепухе, а я после встреч с ним всегда была как-то спокойна, умиротворенна и легка. Потом настал момент, когда Л. безумно и откровенно начал говорить о своих желаниях, когда он это говорил, у меня сводило низ живота, но я стойко держалась и отвечала ему словами. Мы могли подолгу ночью переписываться и говорить друг другу о том, как лучше сделать хорошо, но никогда ничего не выходило за грань. Летом 2010-го, он приехал на место нашего знакомства, но один, и тут я действительно начала бояться за свое спокойствие рядом с ним. Мы сидели на берегу и долго-долго говорили, он открыл мне мои карты, и тут я испугалась…Я встала и ушла, и думала, что надолго. Я не могла вот так вот в раз осуществить все то, о чем мы с ним говорили, хотя нутро мое ныло и жаждало его. Он меня не стал догонять…
Вечером того же дня, он нашел меня. Схватил за руку, и тихо сказал «помолчи». Он потащил меня от любопытных глаз, усадил перед собой и долго-долго говорил о том, что во мне есть энергия, что сшибает его, что эти потоки видят люди, и мне надо быть аккуратней. Он держал за руку, а у меня по спине бежал ток, который, наверное, ничем было не остановить. И тут он взял меня за шею, запустил ладонь в волосы, и поцеловал…я так опешила, что ответила на поцелуй, дальше начиналась какая-то похоть, танец энергий, но я остановилась и резко сказала «нет». Он попросил сделать ему массаж, и уединившись я все-таки его делала, хоть меня и изрядно трясло, и я не поддалась на провокации.

После этого случая месяца полтора мы не общались, и тут он мне пишет «приезжай, ко мне, пожалуйста». Я еду, с теми же смешанными чувствами, что я предаю А., и саму себя, что могут быть у нас проблемы, но меня не остановить, напряжение растет. И когда, в 2010 году, Москва была в дымке, воздух прогрет до 45 градусов, мы трахались как сумасшедшие на заднем сиденье машины.  Мы как безумные искали место и возможность. Мы трахались перед открытом окном, когда это могли слышать и видеть соседи. Он меня возил к своим друзьям, с которыми мы сначала напивались и потом он меня трахал, он любил показывать мне же мою страсть и мое желание, это все казалось, что будет бесконечным. Иногда я взбрыкивала и говорила, что я не могу так предавать А., он просил расслабиться, и уже одним движением по моему телу стало понятно, что реальность и совесть где-то не здесь. В какой-то момент я все перерубила, и даже сейчас я не могу понять когда это случилось.
Л. и А. женаты, у них растет прекрасный сын, копия папы. И в этот раз я поняла то, что А. все знает, и, наверное, даже как-то не против. Она как мудрая женщина понимает, что с такой энергией как у ее мужа, ей одной не справится, и поэтому она мне сказала, и уже ничего не объясняя, а я не спрашивала «мой муж смотрит на тебя». Все понятно. Но и это уже закончилось..
Хотя, я бы сейчас не отказалась от подобной авантюры. Но держу себя в руках.
Но.. притяжение все также есть, и стоит мне посмотреть на него, как внизу живота снова как-то неспокойно.

Мальчик-волчок, не врывайся в жизнь мою.
У меня для тебя кроме насмешки и зеленых глаз – больше ничего нет.
Я смогу подарить тебе встречу, возможно, поцелуй.
Держи мое запястье крепче, и снова кричи
«Ведьма ты! Дай мне встречу».
Письма с вензелями от тебя приносят только улыбку и хохот.
Слышал, как ведьмы хохочут, сгорая на кострах?
Мальчик-волчок, не крутись вокруг меня, будет больно.
Я сейчас обижена, и тебе пару ожогов доставлю.
Злость, что кипит – будет тебе уроком, но не хочу учить.
Тише!
Не вой! Я тебе душу выверну и плюну, ножкой еще топну.
Беги!
Спаси сам себя от меня, и не оглядывайся. Оставь меня во снах.
Не трогай мои ладони и не вдыхай ключицы. Беги!
Пиши свои картины, пачкайся в красках, твори!
Сохрани тебя, Бог!

Здравствуй! Ты о снах хотел моих узнать, может, что откроют, или ответы на вопросы это даст. Сядь удобнее, прикури спокойно, выдохни, и, затаив дыхание читай внимательнее.
Бывает, Ты приходишь в сон внезапно, тогда дрожу, и комкаю одеяло, но в сон ныряю глубже.
Ты приходишь часто, садишься рядом, молчишь, и я дрожу. За ладонь Тебя хватаю, и бегом… Мы бежим свободные и легкие, куда-то туда, где нет свинцовых туч, послушай, такое бывает. Я чувствую как жарко ладони, я слышу, как бьется Твое сердце, я слышу как чайки кричат, я слышу как песок хрустит под босыми ногами. Я слышу, как  замираю внутри, чтоб Тебя не спугнуть, чтоб не растворился Ты. Мы прибегаем к причалу, а там на мосту  вижу смешных ребятишек. Говорю Тебе чуть тише «смотри!», но Ты не поворачиваешь туда головы, и отвечаешь «уйдем же скорее», а я тащу Тебя к мосту, и умоляю «да посмотри же ты!», и Ты мгновенно исчезаешь. Остаюсь одна, на холодном песке, и вглядываюсь в ребят, и понимаю…вздрагиваю и просыпаюсь.
Ты в латах усталых приходишь с дороги, я в чарку наливаю вина. Устал. Борода рыжая вся спутанная, как мысли мои позавчера, но я очень напуганная. Кидаю в камин пару полешек, Тебе подаю ягненка с картошкой, сама же держу пяльцы. Блюдца бьются, пальцы сжимают деревянный овал, на них вышивка сиреневой нитью «my Captain».  Ты просишь дать тебе мыло, и запах дегтярный во сне ощущаю реально. Зажигаю лучину, сижу молчаливо в тиши залы какой-то, я слышу, как Ты неспешно бредешь до кровати, и слышу, как тяжелый и усталый сон Тебя там накрывает. Молча, подбегаю к Тебе (куда делось платье, почему я в ночнушке?), и рядом спокойно ложусь, целую в висок и бормочу «счастье!». На этом будильник в 7.42 пронзает своей трелью.
Бывает такое, что иду по Москве, неспешно, лениво шагая, и слышу как музыка вечности в городе этом, звучит из каждого окна. Я почему-то одна, народу немного, я тихо бреду по Арбату. (ты знаешь, он неизменен). И вдруг с крыш на меня падают камни, слегка задевая мои плечи, остаются какие-то ссадины да шрамы, но я же знаю, что пройдя этот камнепад, мне воздастся наградой. Я знаю, что там, возле МИДа стоять будешь Ты, с воздушным шаром, зеленого цвета, и молча, будешь курить, чуть улыбаясь. Я не дохожу до Тебя пары шагов, я падаю замертво, и совсем не дышу. Камень упал, я умерла..

Мне снится спальня с белыми одеждами, там мы почти нагие, целуем жарко губы. Мы там целуем нежно миллиметры тел родных, любимых (?), и таим в нежности. Мы там срываем день, кидая себя в ночи, мы там безумно сладостны друг с другом, ломая спины в истоме наслаждения, и сводит судорогами тела. Там жарко нам, и лед уже расстаил на пупках. В себя пускаю, ярче, чаще, глубже и сильней. Я просыпаюсь с желанием курить…
Мне снится мой обычный день, когда один звонок случайный, в глаза мои бросает тень. Мне голос равнодушный говорит, что Ты в больнице, что только номер мой у них откуда-то. Я еду, почему-то на метро и без людей. Вбегаю в госпиталь, какой-то двухэтажный, хватаю за рукав врача. «День добрый. Скажите С-н где? Где мне найти его? Скорее, доктор!». Меня сажают на жесткий стул, дают каких-то капель на ложке оловянной, и говорят «спокойнее, к Нему пока нельзя», и я на крик срываюсь вновь «мне очень надо, Доктор! Ему сейчас необходима  я!». Бегу по коридорам белым, открывая все палаты, заглядывая в одну из них, случайно встретила себя (плевать, тебя ж найти мне надо), врываюсь я в палату №14/02, и понимаю, да тут Ты. На тумбе букет увядших лилий, окно все грязное (при чем тут это?), и Ты лежишь под простыней, и трубки изо рта торчат. Сажусь на краешек, беру ладонь твою в свою (опять все расковырял, ну что ж такое-то! Где крем опять забыл?). На мониторе бежит зеленой полосой биенье сердца твоего и звук такой писклявый наполняет-раздражает. Целую руку, целую губы и висок, и сквозь сон молитвы в Небо отправляю за тебя. Заходит врач и говорит «Он в коме, вы знаете его родных?». В момент, что я ища ответа смотрю на три веснушки на носу, Ты вдруг глаза свои открыл, меня увидел зашептал «звони…». (проснулась оттого, что в руках держала телефон (он был на тумбочке вообще-то).

И это еще не все… Одни из самых ярких, их больше, их сотни, не все я вспоминаю, но так Ты ближе.

Здравствуй!
Сегодня ночью мне как-то не спиться, хотя как и обычно в это время года. Почему-то я решил написать тебе. И в голове вертелось обращение, но такое, что я боялся, что ты обидишься. Хотя к черту, Фишер, ты же не обижаешься. И так, повторю...
Здравствуй, глупая, недолюбленная, необходимая и сейчас далекая!
Вот, так - то лучше, и спокойнее. Почему-то в эту ночь я вспоминаю о тебе. А ведь в июне этого года, будет ровненько 4 года как мы знакомы, как ты смерчем ворвалась в мою жизнь, перевернула все, и играешь со мной в жестокие игры. Эта сладость и ненависть, что течет по нашим венам. За одно лето 2008 сколько раз я тебя послал и трахнул? Бесконечные тянучие ночи, что когда-то срывали с нас одеяла и сознания. Удивительно насколько я оказывается все помню. Бред.
Мы с тобой экспериментировали с чувствами друг друга, а сейчас разбежались. Устали наслаждаться? Хотя, если у тебя все хорошо, то я только счастлив буду. Надо быть крепким смельчаком, чтоб тебя обуздать, или просто тебе любить. Что-то мне подсказывает, что запасы твоей любви исчерпались, что просрала ты, дорогая моя, что-то где-то и кому-то подарила бесценно. И жалости к тебе толком нет, и любви уже нет, да блин, я сам проебал где-то и страсть к тебе. Помнишь, как мы беспробудно трахались, как сводило все части тела, а не могли насытится? Ты ломала себе спину в желание, я же захлебывался тобой. Как же ты извиваешься иногда, как змея ползаешь по кровати, и тебя схватит за руки и всадить тебе поглубже. Вскрик. И вот уже истома блаженства на твоем лице и тело обмякло, ты снова в другой вселенной. А мне хочется тебя мучить, связывать, бить по щекам, ненавидеть и орать на тебя.
Сколько было жестоких ночей в одиночестве, когда я рвал листы и ломал ручки, пытаясь что-то тебе написать, а сейчас когда пишу это громко хохочу, разбавляя хохот алкоголем. Я стал пить, умеючи и глупо, совершенно не имея смысла. Недавно опять играл на гитаре одну песню, и все больше вспоминаю о тебе в тот июнь, когда мы познакомились.
Огненно рыжая, в майке цвета смелого яблока, джинсы с дыркой на коленке, кеды и смех. Твой задорный смех. Я помню как смотрел тогда на тебя, как ты хохотала с моими однокурсниками, курила одну за одной, и не пила шампанское. Я смотрел на тебя и не понимал, что ты делаешь здесь, какого черта ты свалилась сюда, и что вообще ты за "фрукт". Помню, как заметил твою записку, что ты оставила всему нашему курсу, я шутки ради ее сфотографировал, и только у одного трелью сидела мысль "переписать телефон и почту". Так мы с тобой тогда начали общаться.
Мы разрывались в автобусах и поездах, жили на два города, а потом и на все четыре. Забавно, помню все эти мелочи.
Но помимо этих мелочей, я помню родинку на груди, свой первый стих тебе, твои трусики с оранжевым бантиком, мокрую майку и молоко на твоих губах. Я хотел бы тебе дать мир, но сейчас он тебе не нужен, как в принципе и я. Ровно три года мы с тобой трахались переменно и жестко, ударяя друг друга, ты плакала по ночам, что можно было бы все вернуть, а я смеялся и говорил тебе "Фишер, успокойся. Мы потрахаемся и разойдемся". Но когда через неделю меня точно также накрывало, и я звонил тебе и говорил, что "я все решил, давай попробуем", тут уже смеялась ты и отвечала спокойно "Прости, не могу говорить - я сверху". Я знал,что ты врешь, но было больно, потому что я знаю, что ты все равно будешь с другим. И сколько таких игр мы с тобой переиграли?
Все. Алкоголь закончился и надо заканчивать это письмо. Я не знаю отправлю ли я его, и прочтешь ли ты, но...вот.
До свидания, недолюбленная!
А.С.

P..S Переспим? :)
 

Здравствуй, Человек-Неизвестность!
Пишу Вам.. Молчу. Слов не знаю, и кажется, что все растеряно где-то. Точно также как и я, потерялась где-то как-то, возможно, что с кем-то.  Я даже не представляю кто вы, и зачем пишу, но кажется, что так требует душа. Нельзя ее утихомирить? Нельзя ли ее отпустить? Ах сколько дурацких вопросов, на которые никогда не будут даны ответы. И нужны ли они? Кто Вы?
Лбом прижимаюсь к стеклу, прихлебываю горячий кофе, затягиваюсь сигаретой и смотрю на полупустую улицу. простите. Увы, но я курю. Пожалуй много, но сия привычка во мне, со мной, придется терпеть, сжимая губы.
Вам терпеть, а мне курить. 
Вы когда-нибудь встречали рассвет на берегу какой-нибудь тихой реки, озера, Моря? А Небо падало на плечи? Ах, какая чушь несусветная. Сегодня, я заходила в книжный магазин, открывала книги и нюхала. Этот сумасшедший типографский запах заползал ко мне в ноздри и резким потоком, будто электричества, расползался по всему телу. Я люблю этот запах, а также запах спичек горящих, запах сигарет и запах весеннего дождя по горячему асфальту. 
Время года весна, в моем дворе цвете сирень и тюльпаны, а я все также молчу, и останавливаюсь, чтобы присмотреться к детям, что весело хохочут играя в песочнице. В доме моем сейчас пусто, настольная лампа "ест" электричество, машины шумят под окнами, и где-то раздаются залпы салюта. К чему бы это?
Мне сегодня было тревожно, гуляя по скверу, люди смеются, а мне все чаще хочется молчать и наблюдать. Странны люди, хотя еще странней - это я. Жизнь разворачивала и переворачивала меня во все стороны и на все градусы углов, но никогда я не возношу эти уроки, и не шагаю умнее и мудрее по жизни. 
Я не знала зачем это письмо, и я не знаю, как его закончить..
Всего Вам, доброго!

D.F.

Грусть одна звенит в стакане,
Вечер-ночь этого шумного города,
Слова пустые застыли где-то,
Сердце рядом, острием вспорото.

Одиночество со вкусом крови,
Губы искусаны, капли алые.
Дождь колотит по голой спине,
Под ногами брызжут снега талые.

Люди прошедшие мимо молчат,
Грешных слов не произносят.
Ритмы заглушают отчаянием,
Новым иконам молитвы возносят.

И стирают грязными тряпками,
Все то чистое и искренне доброе.
Будто не было двух лет ожидания,
Сердце рядом, острием вспорото.

А мечты придуманные в юности,
Исполняем сейчас, будто дети малые.
Не успевали бежать за страхами,
Под ногами брызжут снега талые.

Каждый день молчим и молимся,
Грешники благословения просят.
Исчерпали запасы истинного,
Новым иконам молитвы возносят.

А никакой Боли, по сути, и нет.

 Я ношусь со своей а-ля Болью как с писанной торбой. Как мать оберегает младенца, как львица прячет львят, как птицы укрывают крыльями птенцов – так и я со своими ощущениями. И если всмотреться вглубь себя самой то я понимаю, что никакой Боли то и нет. Это остатки от обиды и предательства. Я как наркоман из себя выдавливаю остатки, чтобы вновь упиться всем этим, почувствовать себя несчастной, написать какой-то очередной пост, или поплакать вечером. Боль – хорошая причина для всего. Мне грустно – ах, это снова Боль щемит. Мне весело – ах, это назло моей Боли. Я счастлива – ах, я смогла справиться. Я пишу – ах, снова выдавлю из себя все это.
Я подкармливаю свою Боль воспоминаниями и фотографиями, на пару страничек залезть, чтобы аж вскрыться и потом покричать в пустоту «Это должно быть моим!». Я лелею свою Боль в себе и культивирую ее, чтобы она ни в коем случае не сгнила, а наоборот прорастала и давала какие-нибудь плоды.

А никакой Боли, по сути, и нет.

Я в себе оставила пару дверей с замочками, открывая которые колышу свое прошлое. Я рассматриваю каждый период жизни, упиваюсь ощущением заново прожитых мгновений, поплачу и посмеюсь, и снова закрою все. Бесконечные блокноты прочитаны, а сердце невольно живет и стучит. Стуки мерные и спокойные, душа полна жизни и жаждой преодоления препятствий, но после того как следует успех, надо срочно придумать себе что-то, чтобы расстроится, чтобы пожалеть себя, чтобы был баланс как хорошего, так и плохого. Фантомная Боль лучший коктейль, что  я могла сама себе придумать, чтобы запивать все то, что со мной происходит.

А никакой Боли, по сути, и нет.

 

От «Тебя» до «Него» моя целая жизнь,
Пару сотен таблеток для крепкого сна,
Пару литров алкоголя по венам,
Пару тысяч сигарет и кофе с утра.

«Он» помог мне подняться с колен,
На которые «Ты» поставил отважно.
Отряхнул с меня грязь и, снимая лохмотья,
Говорил как ему сердце мое важно.

Я «Тебя»  любила, задыхаясь порочно,
Я «Тебя» в сердце своем оставляла.
И себе ни за что не могла простить,
То, что так сильно тебе доверяла.

«Он»  молчит вечерами, сжимая ладонь,
Забирает с учебы, с работы, из спортзала.
«Он» о любви мне каждый день говорит,
Можно снова жить, я себе это доказала.

У «Него» для меня есть новая жизнь,
У меня для «Него» сотни мечтаний.
Мы друг друга никогда не отпустим,
Только «Ты» не назначай мне свиданий.

 

Ты пришел ко мне среди ночи, и даже не стучался, и даже ключами не гремел, но ты снова как-то пришел. Мы сидели с тобой на кухне, квартиры в которой я сейчас живу. Чай тебе крепкий, с ромашкой, мне крепкий кофе с каплями молока. В пепельницы в ряд лежат бычки от уже скуренных сигарет. Ты долго молчишь и куришь длинными тягами, я не смотрю на часы и никуда не спешу. Никто не придет. Молчание оглушает. Я тереблю кольцо на пальце, ты не решаешься посмотреть мне в глаза. Докуриваешь и поднимаешь на меня взор. Я смотрю на тебя. Господи, как же несчастны твои глаза, как же много в них тоски и грусти, забавно и снова веснушки высыпали на твоем носу и по щекам, словно маленькими капельками. Я встаю изо стала. Скрежет стула по плитке. Ты чуть шепотом мне говоришь:
- Ты куда?
- Я сейчас.
Иду в ванну, включаю только маленький свет лампочек над раковиной, беру крем для рук, выключаю свет, случайно шарахаю дверью, вздрагиваем. Отдаю тебе крем, и знаю, что ты знаешь.
- Спасибо.
- Не за что. Я помню.
Ты снова молчишь, я снова курю, прихлебывая кофе. Смотришь в окно, щуришься. Запах крема для рук смешался с запахом табака и кофе.
- Хороший вид.
- Да, мне тоже нравится.
- Потолки высокие, как ты любишь.
- Да я вообще здесь хотела всегда жить, и живу.
- А она красивая?
- Она принцесса. Самая красивая.
- Я так и знал.
- Есть хочешь?
- Нет.
- Понятно.
Снова молчание, снова разрывает тишина, снова хочется куда-то бежать, и не смотреть на тебя.
- А где она сейчас?
- У бабушки на даче. Хотел бы на нее посмотреть?
- Не знаю, и, да и нет.
Я долго смотрю на тебя, я всматриваюсь в твои морщины вокруг глаз, я смотрю на твои губы, на гладко выбритое лицо, на брови, на щеки, на веснушки. Я смотрю на всего тебя, и что-то щемит где-то, и я не знаю, зачем я тебя пустила сюда, в свою новую жизнь, в свою крепость, в которой я уничтожила все прошлое и зажила настоящим. Ты снова начинаешь ковырять заусенцы и у меня непроизвольный жест – прихлопнула тебя по рукам. И в этот момент наши взгляды встретились, в этот момент мы оба поняли, что все по-настоящему, что я еще дышу над пепелищем, а ты сожалеешь о том, что когда-то сам все разрушил. Очень тихо, шепотом, одними губами я тебя спрашиваю, ведь кто-то должен начать этот разговор:
- Зачем ты здесь? Зачем пришел?
- Я? Я и сам не знаю. Я знал, что ты свою жизнь будешь строить без меня и очень даже хорошо. Я знал, что ты не будешь меня ждать. Я знал, что ты будешь счастлива, но не знал, насколько тебя хватит. Я знал, что ты уже не пустишь в свою жизнь меня. Я знал…
- Скажи, а что мне было делать? Ты кувыркался в любви и счастье, ты жил той жизнью, которой хотел, ты был с Той, что хотел быть, ты был на высоте, пока я выбитыми зубами грызла жизнь.
- Тише, пожалуйста, не срывайся. И давай без метафор, я их, конечно понимаю, но сейчас хочу ясности картины.
- А что ты не понимаешь? Что я только начала жить заново? Что меня любят, и я люблю? Что у меня дочь, и которая удивительным образом похожа на тебя? Что мне грозила больница, что я теряла вес, теряла жизнь, теряла себя. Что ты хочешь знать? Кто ее отец и почему я с ним? Почему не дождалась тебя?
Рыдания. Сигареты. Рыдания. Рыдания.
- Прошу тебя не плачь, ты каждый раз своими слезами обливаешь мне сердце.
- Не говори о сердце – не тебе о нем судить, ты не знаешь что такое разрыв сердца от мелочи.
Телефонный звонок:
- Да мам. Все в порядке. Как принцесса? Купи, ей можно. Да. И поставь ей мультик. Да. Да. Завтра с утра он приедет. Да. Я попозже позвоню. Спасибо. Пока. Поцелуй от меня, сладкую.
Молчание. Тихие слезы. Нервно ковыряешь пальцы – бью по рукам.
- Никто этого не делал с той зимы.
- Я рада.
- Не язви. Мне сейчас сложно.
- Тебе сейчас сложно? А мне семь лет было не сложно? А мне семь лет было просто?
- Я знаю.. Все я знаю. Я пошел.
Встаешь из стола, смотришь на меня, долго-долго смотришь. Подходишь ко мне, садишься на ол, головой упираешься мне в колени, обнимаешь и шепчешь.
- Дань, прости меня. Прости за все, прости, если можешь.  Прости, если бы я тогда знал. Прости, умоляю.
- Ты давно прощен, ты давно уже вольный ветер и шальная мысль, ты давно уже призрак фантомной боли прошлого.  Тебя уже нет в моей жизни, как Тебя.
Я вытираю твои слезы и целую маковку, ты сжимаешь мои холодные ладони, ты смотришь на меня и бормочешь:
- Прости и вернись. Прости. Давай родим сына, как мы хотели, давай уедем жить в мой дом у Моря, давай качаться на качелях и пускать мыльные пузыри, давай печь хлеб и развесим фотографии по дому, давай уедем?
- Нет. Мы никуда не уедем. Потому что есть «ты» и есть «я и моя семья». Есть разные жизни, которые уже не надо переплетать.
Ты поднимаешься с колен, идешь к двери, я смотрю на тебя, обуваешься, накидываешь а плечи пальто. Я подхожу к тебе, и только заметила на висках первые седые волосы. Ты из-за пазухи достаешь письма, швыряешь их на пол. Обнимаешь меня и целуешь…
***
Мы голые курим прям на полу, мне холодно от плитки, письма прилипли к ногам и спинам. Молчим.
- А теперь уходи. И никогда не возвращайся.
- Я.. Ты знаешь.
- Я знаю и ты знаешь.

……………..
Я проснулась в холодном поту, и рядом проснулся тот, кто меня любит. И мы хором «кошмар приснился. Сон в руку, с четверга на пятницу. Ему приснился сон, что я ему изменила, и не чувствовала зазрений совести, мне приснился Ты.

 

Я учусь говорить по-английски, с пробелами в фонетике, и ошибками в словечках, и корявыми правилами апострофа. Больше не пью ирландский виски, не разбавляю его ни соком,  ни колой, и на ужин глоток морса. Вечером, чай с лимоном, да конфета «Красного октября» вприкуску, и в тихом забвении нахожу свои ответы. Через 3 недели стану на год старше, может мудрее, может спокойнее, может и краше. Как всегда ловлю за хвост депрессию, ту тоску, что всегда при ходит к дню рождения, незваный подарок, в коктейле с агрессией. Я высекаю для себя какие-то новые гранитные и каменные ценности, но я так и не имею смелости взглянуть, вовнутрь, вглубь, в истину, в правду – себя. Разрушаю очередные границы, нахожу смыслы и крашу ресницы. Хочется дать некоторым людям шанс, удачу, спасенье, и веру, а кому-то, засучив рукава, вдарить по морде, стирая насмешки и отраженье игристых вин  в глазах.

Мне бы сны красивые, и сказки душевные на ночь, чтобы времена настали мирные, и все зло прогнать прочь. Бывает такое, что я убегаю куда-то от себя самой, куда-то туда, что могут назвать «домой», но нет, я стою на перекрестке дорог, и меняю страх, на порок. Рассвет не встречаю,  закат уже не провожаю, и мерно из жизней людей-блядей исчезаю, чуть прикрывшись вуалью.  Я все также бегаю босая по дому, все также лохматая по утру, все также неуклюже варю кофе, и все также засыпаю, обнимая одеяло. Я бегу по улицам, спотыкаюсь о трамвайные рельсы, ищу в толпе лица, разбиваю казенные блюдца.

И как честный гражданин, я с десяти до семи сижу на работе, в очках, что в черной оправе и в наушниках, заглушая давящую тишину, и кажется, что забыла в свинину добавить розмарин. И как-то неестественным движением, я вновь беру себя за уши, и вытягиваю из этой пучины, из тьмы и тиши, и говорю себе «девочка – молчи!».

А порой я так хочу выть, сжимая зубы, сдавливать треснутые губы. Хотя, в моей а-ля дамской сумке бывает «случайно» лежит крем от сухости рук, только ни разу его не открыла, он так, на «всякий случай», мало ли, что вдруг. Говорят, что я изменилась, но я почему-то не верю. Меня мало кто знает, с подтекстом «так», но я знаю, что больше я карты не открою, больше никогда не позволю так глубоко в себя залезть, только сама порционно раздам остатки себя.
 

 

 

 

 

 

_{* Этот фильм очень много для меня значит.}

В воске нагадала себе снова что-то новое,
беспроигрышно верное и отчаянное.
Искала в лицах, что-то благородное,
Мнение складывалао них случайное.

 

Кажется, что каждый имел в своей жизни опыт того, что ошибался в людях. Каждого предавали и обманывали, давая ложные надежды и какие-то шансы. Каждого ударяли самые близкие, и наносили удары под дых, взрывая сознания, и разбивая сердце вклочья. Каждый прошел подобную тропу, и каждый шел дальше вперед. И потом со всеми этими обидами идешь дальше по своему Пути. 
Вы видели, как в американских фильмах, когда уезжают молодожены, то к машине привязан шлейф из консервных банок, которые очень сильно гремят? Так, вот порой мне кажется, что с такими же консервными, гремящими и бесполезными банками идет каждый из нас. Надо уметь отрывать эти банки, надо уметь ценное хранить внутри, и не создавать лишний шум вокруг своих персон. Мы трясемся над этими «банками» как над единственным богатством, наполняющее нас. Да посмотрите же вы, в самом деле,вовнутрь себя? Неужели склад ржавых железок и есть то, что вы из себя представляете? А сколько же добрых моментов в вас сохраняет вас самих, сколько же доброты спрятано где-то в глубине души, и что? Страшно доставать? Страшно,потому что и так «банок много» и будет еще больше? Глупости! Отбросить бы всеэто и понять свое истинное я, рассмотреть в себе ту часть сердечности, чтовсегда была, и которая так ловко прячется под слоем пыли и грязи. Надо сделать генеральную уборку внутреннего мира, чтобы осознать всю прелесть себя самого. Не побояться открыть в себе шкатулки и радостно рассматривать, как все переливается в солнечном свете.
Сдаем «банки», и возносим миру свою Любовь. 
Даже в самой циничной скотине есть Любовь, даже в каждом поддонке скрываются чувства Света и Добра. Может я и наивна до одурения, но я в это Верю.

Так странно…
 Я наблюдаю какие-то остатки своей прошлой жизни в стаканах с разбавленным пивом и в пепельницах, что так привычны. В атмосфере любимого клуб-кафе зависли некоторые периоды моей жизни, а теперь я на них смотрю, как хороший диафильм, где главной героиней была я. Вспоминаю слова, что произносила треснутыми губами, чуть шепотом, чуть с блядским придыханием, чуть глазами, договаривая фразы. Все было так наивно и нелепо, и казалось, что в коктейле страсти, безумства, беспредела, безмозглости, и буйства – я нахожу свое истинное я. Потом, утром, на рассвете очередная чашка кофе, и сон ближе к тому времени, когда заводы уже пускают пар из своих труб, и первые удары молотов по кускам железа. И ведь это казалось нормальной моделью мира и  ощущения себя в этой данности. Когда размыкаешь глаза ближе к обеду, когда забываешь понятие «нормально поесть», когда в 20.00 вечера жизнь только начинается, когда зубы чистишь после обеда, когда ночуешь дома – это чудо, когда звенящий лед в стакане является музыкой вечера.
Бывали моменты, когда я просыпалась в своей постели, но совершенно не хотела видеть того, кто накануне засыпал со мной, и даже счастливые лица не убивали желания бежать. Хотелось вскочить с кровати, умыться, и резко куда-то бежать, забывая все, что происходило. Но память предательски давала мне помнить все события.
А сейчас глядя на все то, что со мной было, через стакан, я понимаю, что все было настолько искажено, обманутое, словно вся жизнь была отражением кривого зеркала, с закадровым насмешливым смехом. Будто кто-то очень активно хотел снять фильм по моей жизни, меняя сценарий прям на ходу, где сцены не были отработаны, и все было отдано на талант артистов, что снимались. Как и предполагалось ,съемочная группа разбежалась, как только был снят решающий кадр, и все.
 To be continued…

 

 

Летом...
Целуй мне запястья, что в браслетах,
Спрячь в бокале сангрии и сигаретах.
Осенью...
Кутай в пледы шерстяные и теплые,
Пусть горят любовью глаза наши светлые.
Зимой...
Глинтвейн разливай по домашним кружкам,
Нет повода для сплетен нашим подружкам.
Весной...
Мы по лужам пробежим звонким смехом,
Наши чувства отразятся в серцах ярким эхом.