Когда слушаешь Бальмонта - всегда слушаешь весну. Никто не опутывает души таким светлым туманом, как Бальмонт. Никто не развевает этого тумана таким свежим ветром, как Бальмонт. Никто до сих пор не равен ему в его "певучей силе".  Александр Блок                                                                                                                                                                    

К.Д.Бальмонт. 1920-е годы. Фотография П.И.Шумова

Слегка рыжеватый, с живыми быстрыми глазами, высоко поднятой головой (...), бородка клинушком, вид боевой(...). Нечто задорное, готовое всегда вскипеть, ответить резкостью или восторженно. Если сравнивать с птицами, то это великолепный шантеклэр, приветствующий день, свет, жизнь. Б.Зайцев (писатель, друг Бальмонта по эмиграции)
                                                                                                                                                                            
"Поэт открыт душою миру, а мир наш — солнечный, в нем вечно свершается праздник труда и творчества, каждый миг создаётся солнечная пряжа, — и кто открыт миру, тот, всматриваясь внимательно вокруг себя в бесчисленные жизни, в несчетные сочетания линий и красок, всегда будет иметь в своём распоряжении солнечные нити и сумеет соткать золотые и серебряные ковры." К.Д.Бальмонт
                                                                                                                                                                           
Наследник Пушкина и Достоевского, Бальмонт в высшей степени наделён «главенствующим свойством арийца – всемирный огляд, всебожие природы, всечеловечность».

Стихи Константина Бальмонта, поэта-символиста, могут нравиться или оставлять равнодушными, но никто не может отрицать их необыкновенную музыкальность. Бальмонт словно весь был создан из анахронизма. Поэт с изумительно зелеными глазами и чересчур аристократической внешностью. Именно таким девушки представляют Принца или Короля.

Он царил над толпой. В его поэзии то клекот, то щебет, и русское ухо тревожат непривычные, носовые «н» в рифмах «влюбленный, полусонный, опьяненный.».

Я в этот мир пришел,
чтоб видеть солнце
И синий кругозор.
Я в этот мир пришел,
чтоб видеть солнце
И выси гор

Илья Эренбург вспоминал, что читал свои стихи Бальмонт голосом «вдохновенным и высокомерным», как «шаман, знающий, что его слова имеют силу если не над злым духом, то над бедными кочевниками». Поэт, по его словам, говорил на всех языках с акцентом - не с русским, а с бальмонтовским, своеобразно произнося звук «н» - «не то по-французски, не то по-польски». В музыкальных строках его поэзии звучат грациозная меланхолия Шопена и величие вагнеровских аккордов – светозарных струй, горящих над бездною хаоса. В его стихотворных красках разлита нежная утонченность Боттичелли и пышное золото Тициана.

Я возглас боли, я крик тоски.
Я камень, павший на дно реки.
Я тайный стебель подводных трав.
Я бледный облик речных купав.

Я легкий призрак меж двух миров.
Я сказка взоров. Я взгляд без слов.
Я знак заветный, – и лишь со мной
Ты скажешь сердцем: «Есть мир иной»

Его исступленная любовь к поэзии, его тонкое чутье к красоте стиха, вся его своеобразная личность производят исключительное впечатление. Многое, очень многое становится понятным через призму его стихов. Он учит понимать других поэтов, своих современников, учит по-настоящему любить жизнь.

Константин Бальмонт родился 15 июня 1867 года в поместье близ деревни Гумнищи Владимирской губернии. Считал себя потомком (по линии матери) татарского князя, чье имя переводилось как "Белый Лебедь Золотой Орды", и в то же время. Вырос в небогатой дворянской семье. Отец поэта Дмитрий Константинович Бальмонт
(1835-1907) был председателем земской управы в городе Шуе, много сделал для распространения грамотности среди крестьян (в деревне Гумнищи на его средства была построена школа). Отец, более всего увлекающийся природой и охотой, влияния на сына не имел. Мать поэта Вера Николаевна (1843-1909) выступала в местной печати, устраивала литературные вечера, любительские спектакли. Именно она ввела сына в мир музыки, поэзии, истории, научила понимать красоту.

ЗАГАДОЧНОЕ ЧИСЛО БАЛЬМОНТА

Необычайно снежным выдался январь 1921 года в Париже. Бальмонт идет по парижским улицам и любуется милыми его сердцу белыми крышами, наслаждается хрустом снега и всей этой чарующей "нежно-молочной далью". Но он знает, что здесь это не надолго и что весь этот наряд скоро спадет.

Мысли его переносятся в далекую, родную, желанную Россию, в Подмосковье, в самое тяжелейшее для него время, но хотя, когда он и "терзался" и "изнемогал", душа его все же пела…

Это было тринадцать месяцев назад, в лютый декабрь 1919 года в местечке Новогиреево. Поэт жил там с Еленой Константиновной Цветковской и дочерью Миррой.

Все страдали от холода, голода и болезней. Особенно страдала Елена Константиновна, уже трижды переболевшая воспалением легких и вновь заболевшая. Давно хворала дочь. Сам Бальмонт болел "испанкой" и жаловался на сердце. С большим трудом разжигались сырые дрова. Водопровод замерз, и за водой надо было ходить за полверсты - к дальнейшему из двух имевшихся во всем местечке колодцев, поскольку в первом, что поближе, мутная вода пахла болотом. Но если бы только расстояние! Чтобы накачать воды, необходимо было сделать несколько десятков качков. Стоит только остановиться - и все надо начинать сначала.

Чтобы как-то скрасить это трудное для больного поэта занятие, он начинает загадывать числа, на которые потечет вода. Вот вспоминается народный заговор на тридцать три тоски и загадывается число тридцать три. И на тридцать третьем взмахе струйка появляется. На втором же ведре струйка на загадочное число не откликается, но появляется только на сорок втором качке. И поэт радуется. Опять с ним символика: в Древнем Египте на суде Осириса число судей было 42. Но радость проходит быстро: слишком тонкая струйка и слишком медленно наполняется ведро. Поэт выдыхается, но, наконец, на сотом качке ведро заполнено.

Интересно что название автобиографического рассказа "Белый сон", в котором описывались эти события, перекликается с названием драмы любимейшего бальмонтовского драматурга Кальдерона "Жизнь есть сон". Бальмонт ушел в мир иной, туда, "где вечно голубеет лен", в сорок втором году прошлого столетия. Очевидно что колодец для него в тот декабрьский день явился в своем роде оракулом.

"Воспоминания" Е.А. Андреевой-Бальмонт, блестящего биографа (не только своего мужа), написанного изящным, каким-то серебристо-переливающимся музыкальным слогом, возвращают снова к рассказу, поскольку то тяжелое время жизни Бальмонта в Новогирееве освещалось Екатериной Алексеевной еще с одной таинственной стороны.

В то время наступила длительная пауза в переписке Бальмонта из Новогиреева в Миасс к Екатерине Алексеевне. Вот что она пишет в "Воспоминаниях": "Бальмонт не в состоянии был писать, ему пришлось спешно бежать из Новогиреева. Оказалось, что их дачка в Новогирееве - заколдованный дом. В ней водились духи, которые поднимали вихри в комнатах; вещи срывались с мест, летали по воздуху и разбивались вдребезги. Посуда у них была перебита вся до последней чашки. Квартира имела вид, будто в ней прошел погром. Сначала Бальмонт с Еленой думали, что это, может быть, кошки, крысы, змеи, наконец, но когда на их глазах кувшины поднимались в воздух, а книги с грохотом, как будто они были из металла, падали на землю, сомнений больше не было, это была "нечистая сила". Это продолжалось два месяца с перерывом в определенные дни и часы. У них не стало больше сил терпеть, и они бежали. Так как в это время как раз отменили поезда, то они шли десять верст до Москвы пешком, нагруженные своим багажом".

Вот такая напасть обрушилась помимо всего прочего на семью Бальмонта. Сопоставляя все факты и события из жизни поэта, приведенные в "Воспоминаниях" Екатерины Алексеевны, а также в других источниках о Бальмонте, опубликованных в последнее время, в том числе и в книге П.В. Куприяновского и Н.А. Молчановой "Поэт Константин Бальмонт", с тем упомянутым рассказом, поражают очень многие совпадения.

Посудите сами.

В том же 1942 году умерла его первая жена Лариса Михайловна Гарелина (1864-1942).

Бальмонта из всех стран, намечаемых для посещения, особо интересовал Египет. К поездке он тщательно готовился, прочитал множество книг об этой стране. И вот он посещает "край Озириса", тот самый, который вспомнит у колодца в 1909 году, когда ему исполнилось 42 года.

Тогда же умирает его мать Вера Николаевна, урожденная Лебедева (1843-1909), через 42 года после рождения поэта.

Книга "Край Озириса", написанная Бальмонтом после путешествия, завершается очерком "Слово египетского Старца" - 42 наставления отца сыну из древнеегипетской книги на папирусе - "Книги мертвых".

Интересно, что Бальмонт родился через 42 года после восстания декабристов. Он до конца своей жизни в душе считал себя революционером, бунтарем. И его заслуги перед революционным движением не были уж такими мнимыми, как иногда хотят представить. В 1905 году, по воспоминаниям Екатерины Алексеевны, он "все дни проводил на улице, строил баррикады, произносил речи, влезал на тумбы. На университетском дворе полиция стащила его с тумбы и хотела арестовать, но студенты отбили".

Сотрудничая в антиправительственном журнале "Красное знамя", издаваемом в Париже, он напечатал там 42 стихотворения. Среди них были и пророческие, например, "Наш царь" и "Николаю Последнему".

Наш царь – Мукден, наш царь – Цусима,
Наш царь – кровавое пятно,
Зловонье пороха и дыма,
В котором разуму – темно.

Наш царь – убожество слепое,
Тюрьма и кнут, подсуд, расстрел,
Царь-висельник, тем низкий вдвое,
Что обещал, но дать не смел.

Он трус, он чувствует с запинкой,
Но будет, – час расплаты ждет.
Кто начал царствовать Ходынкой,
Тот кончит, встав на эшафот.

Другое стихотворение из того же цикла — «Николаю Последнему» — заканчивалось словами: «Ты должен быть убит, ты стал для всех бедой» Именно на 42-м году жизни (вторая половина 1908 и первая половина 1909 г.) поэт ощутил себя в состоянии кризиса. Поэтический сборник, выпущенный в это время, - "Хоровод времени" - стал "хороводом", кружением памяти во времени и пространстве, повторением мотивов, образов предыдущих сборников: "Жар-птица", "Птицы в воздухе", "Зеленый вертоград". Что сразу было замечено критикой.

В это же время (1909 г.) издательством "Скорпион" был выпущен последний, десятый том Полного собрания стихов Бальмонта. Поэт переходит на прозу и пишет ряд автобиографических рассказов.

Фантастическая влюбчивость поэта известна. "Последним романом" назвала Екатерина Алексеевна дружбу Бальмонта с больной юной поэтессой Таней Осиповой, жившей в Финляндии. Два года обменивался поэт с Таней письмами, стихами, цветами, поддерживая волю двадцатилетней девушки в борьбе за жизнь. Эта история любви нашла отражение в очерке поэта "Весна пришла", опубликованном в журнале "Перезвоны" за 1929 год, в 42-м номере.

Приглядимся же внимательно к этому загадочному числу 42, к двум составляющим его цифрам-числам 4 и 2.

Вспоминается, что поэт объехал четыре страны света за два кругосветных путешествия в 1905 и 1912 годах. Современники утверждали, что он посетил стран больше, чем все русские писатели вместе взятые.

В жизни Бальмонта глубочайший след оставили четыре удивительнейшие женщины, от которых он имел детей: Лариса Михайловна Гарелина, Екатерина Алексеевна Андреева-Бальмонт, Елена Константиновна Цветкова и Дагмар Эрнестовна Шаховская. С первыми двумя он был обвенчан, со вторыми двумя жил в гражданском браке.

Долгие годы Бальмонт жил на два дома - с Екатериной Алексеевной и Еленой Константиновной. Дважды возникал "треугольник". Вначале Екатерина Алексеевна оказалась в деликатном положении по отношению к Елене Константиновне, а потом, в свою очередь, Елена Константиновна оказалась в таком же положении по отношению к Дагмар Эрнестовне. Дважды поэт пытался покончить с собой на почве семейных отношений. Но, слава богу, судьба была милостива к нему. И к нам, наслаждающимся его поэзией.

Рассмотрим эти числа с другой стороны, со стороны творчества. Как поэт-символист Бальмонт придавал исключительно большое значение числу четыре: "Огонь, Вода, Земля и Воздух - четыре царственных стихии, с которыми неизменно живет моя душа в радостном и тайном соприкосновении. Ни одного ощущения я не могу отделить от них и помню о их Четверогласии всегда". Кроме того, с этим числом он связывал и "четыре ступени познания" на пути к целостности восприятия мира в соответствии с индийской философией Вед.

С полным основанием к числу четыре можно отнести еще четыре стихии, присущие Бальмонту. Посвящая свою статью "Рыцарь девушки-женщины" И.С. Тургеневу, он писал: "Четыре стихии владеют судьбою и Пушкина и Тургенева: Россия, Природа, Женщина, Красота. Я разумею красоту гармонического содержания, красоту художественного творчества".

Но ведь эти слова можно поставить эпиграфом ко всему творчеству поэта и его биографии.

Число же два отражает двоичность или двуплановость символического произведения: от внешнего, чувственного образа к запредельному, неуловимому, таинственному миру божественного. Сам Бальмонт характеризовал символизм как психологическую лирику, призванную запечатлять чувства и переживания раздвоенного человека на сломе двух периодов в эпоху упадка.

Так что число 42 выглядит как бы символом жизненной и творческой судьбы поэта. Умер Константин Бальмонт в 1942 г. в Нуази-ле-Гран, близ Парижа.Задумаешься над словами Пифагора: "Мир построен на силе чисел".

Последние дни поэта в декабрь 1942 года прошли в оккупированном немцами Париже. Немцы относились к больному поэту равнодушно. Он же их ненавидел за то, что они напали на его Родину. Все его думы о России и последние строки посвящены ей:

Где мне долго не быть… и куда
Не доходит отсюда морская вода.
Хоть в соленую дух мой волью я волну
До желанного берега как доплесну.

Бальмонт покинул Россию в июне 1920 г. Вместе с ним уехали Елена Цветковская, дочь Мирра и А.Н. Иванова, дальняя родственница Бальмонта.

Выезд ему устроил его верный друг поэт Балтрушайтис, бывший литовским посланником в Москве, – и тем самым спас его. "Бальмонт в то время нищенствовал и голодал в Москве, на себе таскал дровишки из разобранного забора и непременно надерзил бы какой-нибудь "особе" – мало ли чем это могло кончиться".

Обосновавшись во Франции, Бальмонт и Цветковская оказались в трудных условиях. Литературные гонорары приносили гроши; основная и постоянная поддержка исходила от других государств, создавших в 1920-е гг. фонды помощи русским писателям. Бальмонт был в числе тех, кто пользовался этими ежемесячными субсидиями. Время от времени поступали деньги от меценатов или поклонников. Тем не менее средств не хватало. Особенно если принять во внимание, что Бальмонту приходилось заботиться еще о трех женщинах...

Весной 1935 г. Бальмонт в связи с тяжелым нервным заболеванием попадает в госпиталь. «Мы в беде великой и в нищете полной, — пишет Е.К. Цветковская. — […] И у Константина Дмитриевича нет ни ночной рубашки приличной, ни ночных туфель, ни пижамы. Гибнем, дорогой друг, если можете, помогите, посоветуйте […] Помогите вырвать из мятельной тьмы Солнечного».

В конце 1936 г. Бальмонт и Цветковская перебираются в Нуази-ле-Гран под Парижем в эмигрантский приют «Русский Дом», устроенный Матерью Марией (Е.Ю.Кузьминой-Караваевой).

В 1940–1942 гг. Бальмонт, насколько известно, совсем не покидает Нуази-ле-Гран. Здесь он и умирает 23 декабря 1942 года. Через год скончалась его гражданская жена, Елена Константиновна Цветковская, дочь генерала К.Г.Цветковского, спутница жизни Бальмонта (формально Бальмонт не был разведен со своей второй женой Е.А. Андреевой). Она похоронена здесь же. На надгробии написано: Елена Бальмонт. Так, после своей смерти, она взяла фамилию мужа.

В 15 минутах езды от Парижа находится ничем не примечательный городишко Нуази-ле-Гран. Несмотря на "большую" приставку, город не обладает особыми историческими достопримечательностями, кроме, пожалуй, древней церкви Notre-Dame et Saint-Sulpice, восходящей к 1089-1090 гг, да гротом Villeflix, "находящимся на частной территории и поэтому недоступном для осмотра".

Но этот город не может быть проигнорирован любителем поэзии, потому что здесь нашел свое вечное пристанище величайший поэт серебряного века русской литературы, Константин Дмитриевич Бальмонт.

Надгробие Константина Бальмонта и Елены Константиновны Цветковской.

К. Д. Бальмонт в 1880-е годы

Бальмонт в Париже

«Изящная, прохладная и благородная» Екатерина Алексеевна Андреева (1867—1950)

Тэффи о Мирре Бальмонт: Как-то в детстве разделась она голая и залезла под стол, и никакими уговорами нельзя было её оттуда вытащить. Родители решили, что это, вероятно, какая-то болезнь, и позвали доктора. Доктор, внимательно посмотрев на Елену, спросил: «Вы, очевидно, её мать?» — «Да». — Ещё внимательнее на Бальмонта. «А вы отец?» — «М-м-м-да». — Доктор развёл руками. — «Ну так чего же вы от неё хотите?» На снимке: Бальмонт с французскими друзьями и четой Шмелёвых. Крайняя справа — Е. К. Цветковская, крайняя слева — дочь Мирра

«Богемные» Бальмонт и Сергей Городецкий со своими супругами А. А. Городецкой и Е. А. Андреевой (справа), Санкт-Петербург, 1907.

К. Д. Бальмонт. Рисунок М. А. Волошина. 1900-е годы

Мирра Лохвицкая До сих пор принято считать её «неудачливой подражательницей» Бальмонта, но это далеко от истины. Известно, что даже знаменитое стихотворение Бальмонта «Хочу» — Хочу быть дерзким, хочу быть смелым, Из сочных гроздьев венки свивать, Хочу упиться роскошным телом, Хочу одежды с тебя сорвать Хочу я зноя атласной груди, Мы два желанья в одно сольём… — было вторичным, являя собою запоздалый ответ на «Вакхическую песню» Мирры Лохвицкой.

« Если бы мне дали определить Бальмонта одним словом, я бы, не задумываясь, сказала: Поэт... Этого бы я не сказала ни о Есенине, ни о Мандельштаме, ни о Маяковском, ни о Гумилёве, ни даже о Блоке, ибо у всех названных было ещё что-то кроме поэта в них. Большее или меньшее, лучшее или худшее, но – ещё что-то. В Бальмонте, кроме поэта в нём, нет ничего. Бальмонт – Поэт–адекват. На Бальмонте – в каждом его жесте, шаге, слове – клеймо – печать – звезда поэта. М. И. Цветаева.»