Передо мной опустилась бутылка пива. Я, вздрогнув, вышла из небытия, расплатилась. Обменялась с барменом парой дежурных фраз. Вышла из заведения. Очередная сигарета. Тяжелый вдох. Затягиваюсь дымом, словно спасением. Ноги несут меня мимо полных радостными людьми баров, мимо шумных вечеринок. А я то думала люди разучились радоваться. А нет! Ну, хоть это радует! Абсурд...
Умника уже наверняка предупредили. Ну что ж, пусть завтра сделает что-нибудь... хоть обезболивающее. Рука снова взорвалась такой болью, что впору оторвать её и швырнуть в стену. Я лишь поморщилась. Уже привыкла.
Незаметно выпитая бутылка пива и скуренные сигареты оставили во рту неприятный осадок. Опять умник посмотрит на меня и скажет что-то вроде «Война у всех что-то забрала». А я привычно пожму плечами и ни чего не отвечу. Дмитрий Алексеевич понимает меня как ни кто.
Прохожу через весь город, глядя на радующихся людей. Мимо пробежали два мальчика и радостно улыбнувшись, узнав во мне солдата, остановились и отдали честь. Я усмехнулась и ответила им тем же. Мальчишки убежали. Вот такие они. Все помнят ужасы, пережитые нами, но в этот день можно немного расслабиться. Все что-то потеряли. И эти мальчишки, и вон та старушка у стеночки разрушенного дома, и солдаты, что охраняют границы города.
Я прошла мимо людей у своего блока, «В-25», и пошла в свою комнату на втором этаже. Мимо Лидии Алексеевны и этого странного новоприбывшего, которому она рассказывала о нашей новой стране и столице. Он проводил меня взглядом, я же лишь махнула домоправительнице рукой. Денис задал какой-то вопрос, а Лидия в ответ лишь засмеялась.
Тёмная дверь с выведенной белой краской восьмёркой. Ну и кто поверит, что это дверь в комнату одного из самых важных людей города? Вот и я не верю. Надо будит перекрасить... хм... сраное художественное образование – а дверь как в морг. Ладно, это всё завтра.
Захлопнуть дверь, повернуть в ней ключ. Маленькая квартирка – комната и ванная с туалетом, маленькая кухня. Всё ж есть у меня некоторые привилегии. У остальных нет душа и туалета. И кухни тоже нет. Комната была маленькой, тёмной, но уютной. Разделась, выпила обезболивающего, постояла пару минут под холодной водой. Одела футболку, и завалилась на маленький диванчик.
Пять минут. Десять. Пятнадцать. С улицы доносится шум. Но я уже засыпаю. Мысли, которые я так долго держала в себе, заполонили сознание. И наступили сны.

***

Белый потолок... ужасная боль...
– Введите анестезию! Немедленно. Скальпель! Тампон! – рваные команды медика отдавались болью в неокрепшем сознании. Она слабо застонала – Чёрт! Она приходит в себя! Анестезию! Наркоз! У неё повреждение лёгких! Ей дышать нельзя прерывисто! Иглу и нитки! Успокоительного через вену. Три кубика! Зажим!
Потом её вновь накрыла пелена боли, сменившейся тьмой. Когда она очнулась, тело абсолютно ни чего не чувствовало, ни ткани, на которой она лежала, ни одеяла, ни ночнушки. Для неё не было ни чего. Только боль, сконцентрированная в левой руке и правой глазнице. И ещё под грудью. Словно узкая полоса боли пульсировала напротив последней пары рёбер.
Попробовала сесть – бесполезно. Тело не слушается. А боль только сильнее. Девушка попробовала вспомнить хоть что-нибудь. Пришлось изрядно поднапрячь разъетые обезболивающим мозги – но как не крути, последнее воспоминание – грохот, яркая вспышка и адская боль... ей показалось, что такой боли она не когда не испытывала.
Дверь открылась. В комнату к девушке вошел высокий темноволосый мужчины с ярко-зелёными глазами. Осторожно подошел к ней, проверил показания приборов. Он говорил ей что-то... но она не понимала что. В вену вошло успокоительное, сразу за ним – обезболивающее. Последнее что она помнила – белый потолок, и на его фоне доброе лицо с тёплыми глазами.

***

Проснутся и рывком сесть на кровати. Ощущение, что только что побывала в камнедробилке. Болит всё тело. Под рёбрами и в руке пульсирует боль. А вы как хотели? Металл вместо настоящих костей и три удалённых ребра. Вот такая вот у гвардии города командирша. Встать с дивана. Нащупать на столе обезболивающее. Одна таблетка, две, три, четыре... всё. Норма. Больше нельзя.
Пошла на кухню, позавтракала. Глянула на часы и удивилась – семь утра. Обычно, меня раньше восьми не поднимешь. А тут... да ладно. Иногда можно. Дождалась, пока закипит чайник, оделась за это время, залила кипятком пакетик чая. Ненавижу кофе. Гадкий напиток. Даже с сахаром – горький. Как слёзы.
- Тааак. Сейчас к Умнику. А потом посмотрим, как ручка ляжет и плечико размахнётся. – Хихикнула я. Отчего-то было радостное настроение.

Пройтись по утренней Московии – разбомбленной и не до конца восстановленной – всё равно удовольствие, на улице ещё почти ни кого нет, только редкий рабочий или такая же редкая кошка. Рассветное солнце окрашивает улицы в золотистые тона, ветер с запахом пороха треплет длинный хвост и хлопает рамами окон в пустых домах. Да. У нас именно такой ветер – с запахом пороха. Или иногда – с запахом мёртвых тел, изъеденных язвами радиации и мутаций. Но сейчас – это запах пороха, ставшего отчего то синонимом слова «свобода». Вот так. Сво-бо-да. Жизнь.
За своими размышлениями не заметила, как дошла до западной части города – пустынной и нежилой. Здесь была лаборатория, госпиталь и крематорий. Вот такая цепочка. Больница сейчас пустая, в ней только пара человек с лёгкими ранениями. Крематорий не работает за ненадобностью. Смерть теперь по счастью не частая гостья города. Я иду в лабораторию.
Привычно прошла мимо охраны, кивнув стоящему на посту солдату, стянула тяжёлые сапоги и зашла внутрь лаборатории. Умник сидел над какими-то колбами, постоянно проверяя показания пяти приборов стоящих перед ним. Чистая светлая комната, в воздухе нет пыли и запаха лекарств. Только убийственный запах спирта. Я постояла немного, а потом кашлянула, давая понять, что Умник не один в комнате. Он резко вскинул руку, что-то записал в огромную тетрадку и лишь, потом развернулся ко мне.
– Так-так, Тиха... давай-ка в душ и на осмотр, если рука сильно болит – вон стоит обезболивающее. Мы сегодня тебе попробуем пересадку костной ткани сделать... – он говорил как всегда спокойно и уверенно, и видимо собирался говорить дальше.
– Тааак! Давай без объяснений, я тебе верю... всё будит в лучшем виде. Потом скажешь итог. Через пять минут жди, – я ему улыбнулась и, подхватив комплект белого стерильного белья, пошла под «душ». Он состоял из непрерывно льющейся холодной воды (иногда даже тёплой) из шланга, и дуршлага, сквозь который и шла эта вода. Быстро раздевшись, я встала под холодную воду. Мурашки пробежали по телу. Я задрожала.
Тяжелый вздох. Жаль, что даже кипятильника нет.
Пять минут спустя, как и обещала, я вышла из душа. Умник возился с приборами, а я терпеливо ждала, пока он обратит на меня своё внимание.
Не оборачиваясь, Дмитрий Алексеевич кивнул мне на операционный стол, и после небольшой задержки стал осматривать мою руку, что-то бормоча себе под нос.
- Тебе кровь новенького принесли? – спросила я, чтобы разогнать непривычную тишину.
- Да. Потом. Могу спокойно сказать, что если он и мутант – то на ДНК это не как не отражено. У парня нужное количество хромосом, цепочки ДНК идут верном порядке, цитозин с гуанином и аденин с тимином... Здоровый мужской организм, – сказал он, поворачиваясь ко мне с подносом скляночек и огромными шприцами, заполненными чем-то странным. – Да... кстати, он не бесплодный. А про совпадения потом расскажу.
Я переваривала информацию. Мутантов было много, но в основном все они были опасны или если не опасны, то бесплодны и скоро умирали. Новая мировая болезнь – бесплодие. Как мужчины, так и женщины. Давно уже на улицах Московии и других городов не звучал детский смех. Детей берегли как зеницу ока – отдельные квартиры, здоровое питание, уход... стоп! Какие совпа...!? Отвлекла меня боль, я скосила глаза и поняла, что в вену вводят вязкое лекарство.
- Мне нужно чтобы ты была в сознании, хотя эти лекарства усыпят твои рефлексы на пару дней, за то полное обезболивание всей руки на 24 часа. – Он знаком показал поднять голову, оголяя шею и плечо.
- Неужели операция так долго? – Морщась от боли, спросила я, в голове просчитывая варианты: отдать на время командование охраной, связаться с мэром...
- Не знаю на долго ли, всё зависит от тебя. Если всё за раз выдержишь, мы сразу тебе камеру установим и руку реанимируем. Сможешь?
Я на секунду задумалась.
- Ладно... только с начала руку, а там посмотрим. Хорошо? – вопрос и вопросительный взгляд единственного ярко голубого глаза.
- Хорошо, Тиха... хо-ро-шо... – по слогам проговорил он, вгоняя мне в вену на шее содержимое последнего шприца, я не особо поняла, толи он сказал тихо сидеть, то ли по имени обратился. – Умничка! – он установил перегородку, чтоб я не видела, что он будит делать, я ещё почувствовала, как он закрепляет руку, а потом она окончательно онемела.
- Ни чего не чувствуешь? - уточнил он. Я просто кивнула, тут не к чему слова. - Так, ладненько, Криворов! Тащи суда свой зад и протезы! – из-за двери тут же выглянул ассистент Дмитрия Алексеевича, неся в руках поднос на котором покоились стальные прутики, проводки и прочее. Криворов Сашка был студентом меда, когда война началась, учился на первом курсе хирургического, азы освоил, а потом его Умник подобрал и всему научил, классный парнишка. Рыжий, с огромными тёмными глазами, лицом, усыпанным веснушками, длинным прямым носом и узкими губами – он был просто идеальным другом и гениальным врачом. Именно ему принадлежала идея об использовании костной ткани умерших людей. И именно на мне он продемонстрировал свои таланты.


возможно завтра - послезавтра добавлю продолжение=) спасибки за ван комент=)