Настроение сейчас - с пивком покатит

2020 год. Знаменательная дата – 17 сентября. Праздник.
В 2019 благодаря США в мире осталось не более двух десятков стран. Россия сократилась в шесть раз, Япония и Китай разрослись. США почти полностью уничтожено после ядерных взрывов. Южная Африка, Латинская Америка и Австралия безлюдны или заселены мутантами, полностью отрезаны от остатков мира. Ведущая держава мира – Канада. По миру бегает чума. Лекарств нет.

2020 год, 17 сентября.
Пять лет назад «умники» из США открыли «ядерный огонь» по Китаю, Японии и средней Азии. Россию тоже зацепило, в основном Дальний Восток. Все, кто могли передвигаться убрались в столицу – Москву. «Ядерные дожди» уничтожили почти двести стран, и более пяти миллиардов человек по всей планете. Мне повезло остаться в живых, но я потеряла всё. Семью, друзей, дом. Когда всё началось, я летела в Москву отдыхать. А когда приземлилась, узнала, что родной город уничтожен – как Хиросима. На него сброшена атомная бомба США.

Началась Третья Мировая. В 2018, меня и всех выживших москвичей депортировали в Тюмень, потом в Салехард, надо ли говорить, что доехала лишь половина. Я хотела пойти в армию и убивать США-вских ублюдков – тех, кто отнял у меня всё. Меня не взяли в действующие войска, из-за того, что зрение ни к чёрту. Я осталась в запасе. Сидела и ждала. Ни кто не понимал, как красивая (до войны и взрывов) девушка двадцати пяти лет может быть такой жестокой. Друзей не было, и быть не могло. Ядерные заряды мира были истощены, а вот обычные боеголовки по миру лётали ещё год. Стоило завести друзей - они тут же умирали. Когда от России осталось три миллиона человек, а в мире всего полтора миллиарда (в 2019) - война кончилась.

16.9.2015. – 17.9.2019. четыре года смертей. В архивы человечества эти даты занесены как «начало и конец кровопролития без смысла». Повода для войны не было. Или мы просто его не заметили. Или его найдут лет этак через сорок.

Но как только кончилась война, по миру пробежала чума, голод, болезни. Россия была изолирована, и мы смогли выжить. Все три миллиона. Жалкие остатки прежде могучей державы. Стоило кому то приблизится к границам Новой России – тут же сажали под замок, тщательно узнавали кто, как и откуда: если могли доверять и помочь – помогали; не могли – убивали и сжигали. Земля была пропитана кровью. Закапывать было некуда. Поэтому жгли.

Наверное, следует рассказать вам о Новой России. Столицей стала Московия (прежде Салехард). С запада нас ограждали от мира Уральские горы, с севера – океан, с юга и востока – ограничивало то, что раньше называлось Казахстаном и Среднесибирским плоскогорьем, где располагался Красноярский край. Теперь и там и там выжженная солнцем, пожарами и взрывами пустыня. Мы жили на Сибирской равнине. На удивление тут были относительно чистая вода и лес, который давал нам материалы, укрытие и некоторое количество пищи.

17 сентября мы решили устроить праздник. Я и некоторые люди, которых можно было условно назвать моими друзьями и новыми «правителями». У нас очень забавная система правления – пятьдесят человек из самых больших городов – крепостей Новой России, сидят в Московии и пытаются что то делать. Я не отношусь к «правителям». Я главнокомандующий дипломат. Так меня называют. Я езжу между городами с двумя доверенными лицами и передаю послания. Если в послании содержится просьба, и её не хотят выполнять, я уговариваю.

До войны я была очень красива, так, по крайней мере, утверждали все и каждый. Светло-голубые глаза, пухлые губки; светлые, вьющиеся волосы, оптимальная фигура: длинные ноги, плоский живот, грудь и ягодицы по девяносто. То есть нравилась почти всем. А в декабре 2018 я лишилась правого глаза и левой ладони. Пол лица было покрыто безобразным шрамом. Глазница была пуста. И всё из-за взрывов. Однако по возвращении в Московию мне помогли врачи. И хоть суждено мне остаться без глаза и с безобразным лицом, рука у меня появилась. Сплав стали и серебра, пластик и кожа – вполне симпатичная рука, которая была почти неотличима от второй, к тому же я могла делать всё тоже, что и раньше: писать, есть и стрелять. Только вот я ни чего не чувствовала ей. Но это было терпимо. Врачи решили помочь мне и со второй проблемой и уже два года пытались создать мне «глаз».

До войны меня все звали Лизой. После её конца, я решила уничтожить последнее, что осталось у меня на память о прошлом – своё имя. Я стала Тихой. С плохим зрением я стала очень неплохим стрелком, два года борьбы сделали из меня хорошего бойца. Металлической рукой я могла из стен выбивать кирпичи, и поднимать и удерживать тяжести в полтора раза большие, чем я сама по весу, если я сжимала «руку», разжать её ни кто не мог. Меня уважали. Правители просили моего совета. Люди меня любили. Но при этом я была несчастна. Ни семьи, ни настоящих друзей, ни детей в двадцать семь лет. Но я была жива.

Из воспоминаний выплывала прежняя, довоенная жизнь. Двадцати двух летняя красивая девушка. Работа и учёба, друзья и семья. Я-сейчас сильно отличаюсь от я-тогда...

Мои мысли прервал стук в дверь комнаты, в которой я жила.

-Тиха! Через пятнадцать минут начало. Ты успеешь? – голос заботливой домоправительницы пятидесяти лет. Эта женщина почти заменяла мне семью. Она, наверное, единственная называла меня на ты. Она вечно «подлатывала» меня, когда я «расклеивалась». Могла оставить все дела и посидеть, поговорить со мной. У меня было слабое зрение, и читать мне запрещали. Из-за травмы у меня через пятнадцать минут в хорошо освещённой комнате, с книгой с большими буквами начинала болеть голова.

Она заменяла мне глаза. Читала газеты и книги. Я многие годы страдаю бессонницей. Лишь Лидия Александровна могла заставить меня лечь спать. Под её голос я засыпала.

Сейчас я собиралась идти на праздник. Меня уговорили надеть платье и туфельки без каблука. Обычно я ходила только в джинсах, тёмных футболках и свитерах или в форме – тут всегда холодно, и зимой и летом. А сегодня я надела легкомысленное платье до колен голубого цвета, серебристые туфельки, челка, зачесанная на правую сторону лица, прятала мой явный недостаток. Одежда старая, но ухоженная. На левую руку одета перчатка из белой сетки. На шею - старая ниточка жемчуга, в уши - по жемчужине. Под юбку на левую ногу подвязку с ножом, мало ли что.

Когда я вышла за дверь, Лидия Александровна восторженно посмотрела на меня.
-Ты прекрасна! Немедленно иди на площади и порази всех! – восхищённо прошептала она.
-Хорошо, Лидия. Но я всё равно ненавижу платья!
-Бог с тобой! Такая красавица! Да ты для платьев рождена!
-Ага! – язвительно сказала я и откинула чёлку. Лидия Александровна вздрогнула. Я улыбнулась её реакции и пошла к выходу.
-Удачи тебе! – донеслось мне вслед.

Когда я вышла из дома, солнце уже клонилось к западу, прячась за далёкими горами. Улица, мощённая булыжником – всегда безлюдная, сегодня была наполнена снующими людьми. Она радостно отметила про себя, что количество восхищённых взглядов перевалило за обычную цифру «ноль».

И только она собралась сделать шаг по направлению к площади, как сзади её окликнул мужчина сорока лет, с аккуратной бородкой и добрыми глазами, в поношенном старом пиджаке.

-Тиха! – густой бас его звучал радостно – Мы нашли способ! Мы сможем вернуть тебе глаз!!

-Что? О! это восхитительно! Когда? – не слушая его особо, но правильно уловив в его голосе уверенность.

-Об этом после праздника. Не злись. Нам нужно ещё кое-что проверить, но я почти уверен в успехе! А пока что держи. – Дмитрий Алексеевич врач - техник, или Умник как его звала я, протянул мне небольшой наушник и микрофон. – Мэр хочет, чтобы ты была на связи. В любой момент. Видно, он боится волнений в городе. – Он неуверенно хмыкнул, и помог пристроить в перчатку микрофон.

- Хорошо выглядишь! – он подмигнул и скрылся в толпе. Непрерывно здороваясь с разнообразными людьми, я добралась до площади, на которой находилась толпа. Я прошла сквозь людей и подошла к помосту, где стоял Мэр. Кивнув ему, я встала по правую его руку.

- Восточный пост! На связь! – протянула я скучающим голосом.

- Восточный пост на связи! Какие-нибудь распоряжения? – ожил динамик.

- Усильте защиту города. Ни каких отгулов! Заснувших на посту - сечь! Если кто-нибудь появится в близи города, выполнять обычную процедуру и доложить мне! Всё ясно? Выполняйте!

- Тиха! Сегодня же праздник! Ну, можно мы хоть по пиву накатим?! – в голосе говорившего была мольба.

- Конечно! Как только дежурство закончится – накатишь! Всё ясно?

- Так точно! – похоже, он расстроился...

- Конец связи! – и я отключилась. Давно надо было поставить мозги наших «охранников» на место.

Мэр с уважением посмотрел на меня. Я ухмыльнулась, отошла в тень и встала, скрестив руки на груди. Взгляд единственного глаза не располагал к беседе. Мэр начал свою речь:

- Уважаемые жители города и страны! Год назад закончилась ужасная война! Ровно год! И надо признать, такого кровопролития не было в истории... – я не слушала, внимательно вглядываясь в толпу... – и за это бесспорно нужно благодарить нашего главнокомандующего – Елизавету Тихонову!!! – Я сматерилась про себя, вышла в свет, изобразила дежурную улыбку, помахала толпе рукой, и снова встала в тень... какого хрена он назвал моё настоящее имя!? Он продолжил речь, больше не затрагивая меня, я отошла в тень и замерла, думая какой втык я устрою этому старому козлу завтра. Неожиданно наушник ожил и взорвался потоком постоянно повторяющихся слов:

- Северные ворота №3. О.Н.! на связь! Тиха! На связь! О. Н...

- Хорош тараторить, выполнять обычную процедуру и ко мне в кабинет, если не опасен, если опасен – доложить, я подойду к тюрьме! Я через 10 минут в своём кабинете буду. Докладывать!

- Так точно! – рация перестала работать, в наушниках мигнула тишина. Я передала указания усилить охрану, на бегу втиснулась в толпу, не обращая внимания на возмущённые и удивлённые возгласы. Протиснувшись в толпе, я рванула к кабинету, матеря булыжники и остатки старой мостовой, неровную дорогу... я уже перескочила очередную яму, но тут ноги меня подвели, и я красиво и эффектно рухнула на камни. По-прежнему матерясь, встала и оттряхнула платье. Стала разглядывать длинную царапину на коленке. «Чёрт! Как малое дитя! Надо же так унизительно... хорошо, что ни кто не видел!» едва успев об этом подумать и порадоваться этому факту, увидела идущих на встречу солдат держащих под руки мужчину с мешком на голове.

- Э.. Тиха? Тебе помочь? - один из солдат, кажется Максим... знакомый, подходит ближе.

- В кабинет его! – щеки пылают, чувствую, сейчас сорвусь на бедном мужике. Свернули на другую улицу, подошли к большому зданию. Через две минуты мы были у дверей в мой кабинет.

Это было помещение неправильной геометрии, без окон, синеватые стены. Пол выложен старым паркетом, у стен в ряд стоят три стула и четыре больших стилажа. Я рывком выдвинула один из стульев, кивнула солдатам на него, те усадили опасного неизвестного на стул и собирались уже снять с него мешок, но я их остановила. Подошла двум крупным шкафам вытянула аптечку и комплект формы. Караульные передали мне ключи от наручников, отдали честь и вышли. У стола стояло огромное мягкое старинное кресло, я положила на его ручку одежду, быстрыми привычными движениями обработала царапину, не обращая внимания на боль, жжение и сидящего на стуле. Перебинтовала ногу. Встав, я расстегнула застёжку платья, оно легко соскользнуло с моих плеч, оставшись в белье, я поёжилась.

На ноги натянула штаны из плотной чёрной ткани, на тело – плотную чёрную водолазку, привычно закатав рукава выше локтя, по верх водолазки – короткий жилет. На руки натянуты перчатки без пальцев. Волосы собраны в хвост на затылке, чёлка убрана с лица. Поверх волос, закрывая уродливые шрамы на лице и перекрывая правое ухо, легла широкая полоса чёрной ткани. Закончив, я глянула в зеркало. Мило. На всё это ушло чуть больше трёх минут. Всё было проделано в тягостном молчании. Пленник за это время даже не шевельнулся. Я достала из шкафа толстую книгу.

Тяжёлый выдох и я подхожу к нему. Стягиваю с головы мешок и замираю в немом изумлении: мужчина был красив... нет, не так... он был очень красив!
Чёрт! Когда я увидела эти глаза... я утонула в них... мне показалось, что это уже не впервые... будто я уже видела это глаза... эти губы... этот нос...
Чёрные с синевой волосы в ужасном беспорядке падают на плечи, в них играют блики и отражения единственной лампочки. Серо-голубые глаза смотрят внимательно и настороженно. Пушистые длинные ресницы знакомым полукругом обводят их. Губы сжаты в тонкую упрямую линию. Выражение его лица говорит о настойчивости и усталости. Лишь сейчас понимаю, сколь откровенно разглядываю его. А ещё понимаю, что и он разглядывает меня. Чуть смущённо отхожу к столу. Он следит за мной глазами. Чёрт! Как он похож на... на одного человека из прошлого...

- Так... – протягиваю я чуть хриплым голосом, - для начала... порядок простой. Я задаю вопросы – ты честно на них отвечаешь. Если ведёшь себя хорошо – я расстёгиваю наручники. Если не будишь врать, и докажешь, что достоин доверия - сможешь жить в нашем городе. Всё понятно? – он кивает, не отрывая глаз от меня. Ну почему, почему ты кажешься мне таким знакомым?!

- Первое... твоё имя и год рождения? – выжидательно поднимаю на него глаза. Ну, где же я могла видеть тебя, а? Он молчит, словно обдумывая вопрос, а потом впервые открывает рот и отвечает:

- Мне двадцать семь лет... тысяча девятьсот девяносто первый год... меня зовут... или звали, это без разницы, Денис Шелохов... Что-то не так? – спросил он после небольшой паузы. Я, дрожа, смотрела на него. Нет! Просто тёзки! Это не может быть он! Десять лет прошло... Владивосток полностью уничтожен... он не мог выжить! « Но он же перед тобой!» я отрешенно смотрела на него. Ну и что, тоже имя... не факт что это он!

- Нет, всё в порядке... – чёрт! Почему же так голос дрожит! Хватит мучить себя надеждой! Все твои друзья мертвы! Ни кто не выжил, ты же сама знаешь! По виску соскользнула капелька пота... – Где ты жил до войны? Страна, город, улица.

- Ну... очевидно, Россия. Владивосток, Семёновская... с вами точно всё в порядке? – в голосе его слышна тревога... ещё бы... я села там, где стояла, проще говоря – просто рухнула на край стола. Опора мне была жизненно необходима. Дрожащими руками открыла книгу, нашла метку «Владивосток», в графу «имя, фамилия» записала его имя под номером 34, быстро заполнила ещё несколько пунктов, вздохнув, задала последний вопрос:

- Кто-нибудь из тех, с кем вы раньше общались, знает, где вы? – вопрос бестактный, но важный.

- Нет, это вряд ли, скорее всего они все уже мертвы. – Пустой холодный голос, скорее всего он всё ещё не смерился с потерями или просто потерял кого-то недавно. Я вздохнула, поставила в графу «родня» прочерк. Левая рука мазнула мимо ключа по столешнице.

- Чёрт! – на конец-то маты вырвались вслух, – чтоб тебя! Блядь! Да когда же это кончится! Дмитров! – дверь открылась, в комнату вошел высокий зеленоглазый мужчина – Евгений Дмитров, мой доверенный телохранитель.

– Попроси Умника подготовить всё к анализу ДНК, коррекции и поправкам.

- Рука плохо слушается? – голос грубоватый, но по военному чёткий и резкий. Тёплый. Дмитров меня уже не раз спасал. С того света можно сказать вытаскивал, он меня два года назад на себе в Московию принёс, до сих пор удивляюсь: двое суток на себе без отдыха пёр, как вообще выдержал.

- Да. Коррекция не помешает, расстегни ему наручники, и сопроводи в блок «В-25», комната 32. Передай на руки домовладельца, пусть предоставит ему всё что попросит. Можешь идти. – Я старалась сдержать набежавшие слёзы, и мне это удавалось ровно до того момента, как мой телохранитель и Денис скрылись за дверями моего кабинета. Ужасная боль раздирала руку. Видно метал так и не прижился. Придется отказаться от руки, если ни чего уже не исправить... руке было больно. Но... в сердце было куда больнее. Слёзы бежали по моему лицу из единственного целого глаза, я всхлипывала, как маленькая девочка. Словно я и не была никогда сильной и уверенной в себе женщиной, словно не пережила смерть всех близких мне людей, словно не у меня на руках умирали друзья и просто солдаты, словно не умирали от моих рук другие, словно, словно, словно...
Слёзы бежали по щекам. Десять лет разлуки, десять лет боли и одиночества в толпе, десять лет, которые люди шли за мной. Я же верила, что он мёртв! А он... я и не знаю, что меня терзает сильнее... осознание того факта, что это может в реальности оказаться он, или тот факт, что я могу ошибиться. Что это просто его тёзка. Но... они так похожи. Неожиданно для самой себя бью себя металлической рукой по лицу. На щеке остался красный след. Я резко смахнула с глаз слёзы, хватит! Да, это было! Да, это было, прошло! Прошла боль. Теперь я ответственна за жизнь людей! Теперь я ответственна за ещё одну жизнь! Я не должна быть слабой! Это были мои первые слёзы. Ещё тогда, в аэропорту Шереметьево сжимая руки в кулаки, разрывая свои губы в кровь, я, рыдая, клялась себе, что отомщу! Что больше не умрут дорогие мне люди. Что я больше не буду слабой, что больше не буду плакать. И я действительно стала сильнее, только вот всех дорогих мне людей я спасти не смогла. Они так и продолжали умирать у меня на руках. Но... может быть не все они умерли? Может быть... ладно. Я встаю с пола. Мысленно проклинаю себя за слабость. Пошатываясь, подхожу к столу возвращаю книгу на место.

Грустно улыбаюсь, в Московии тех, кто жил до войны во Владивостоке сейчас всего 27 человек, а в общей сложностью, плюс покойники нас 34. Больно. Больно осознавать, что нас так мало. И я снова беспомощно улыбаюсь, потом привычно стираю с красивого, наполовину спрятанного, лица улыбку, касаюсь не живыми пальцами губ. Чуть покусываю их, и снова ничего не чувствую, лишь терпкий привкус пластика на языке. Больно не здесь, где давно уже нет моей плоти. Больно там, где рука механическая соединена с рукой настоящей. Широкий белый шрам окольцовывает руку. А дальше идёт безволосая кожа, совсем незаметно отличающаяся по цвету от настоящей.

Выйдя на улицу, пальцы правой привычно нашли сигареты, также привычно зажгли огонёк. Я втягиваю в лёгкие горький дым, сигареты некачественные но терпкие. Делаю ещё одну затяжку, шагаю по улицам наполовину восстановленного города. И только тут вспоминаю, что сегодня семнадцатое сентября и хотя бы немного стоит ослабить над собой контроль. Я зашла в праздно блестящую вывеской дверь, заказала себе пива, выкурив вторую сигарету дожидаясь заказа, я невольно вновь окунулась в волну воспоминаний.

***

Шасси самолёта выдвинулись с легким толчком, самолёт легонько тряхнуло, когда они, наконец, приземлились. Девушка со вздохом потянулась и дождавшись разрешения стюардессы отстегнула ремни и встала. Узкие босоножки впились в уставшие ноги. А ведь ещё надо до гостиницы добраться и зарегистрироваться. Коротенькая юбочка, чёрные легинсы, чёрный топ. Босоножки на высоком каблуке. Радостные, немного уставшие, глаза глядят на аэропорт столицы.

Выходя из самолёта, она немного пошатывалась. Сон в летающем средстве транспорта на пользу не шёл. Лиза стояла у конвейерной ленты, высматривая свою чёрно-красную сумку.

Неожиданно по телевизору, висящему в зале ожидания, прозвучала музыка новостей. Все удивлённо поглядели на экран. А там уже тараторили ведущие:

-Здравствуйте! Это экстренный выпуск новостей. Только что мы получили точные данные о том, что на крупные города Китая и Японии сброшены ядерные бомбы. Как ни прискорбно об этом сообщать, но... бомбы были сброшены не только на Китай и Японию, пострадала так же Северная и Южная Корея, и ядерная бомба была сброшена на... Владивосток. Кадры на экране были сделаны час назад на главной площади города Владивостока. – на экране показались развалины, оплавленная огромная воронка, оплавленные здания без стёкал и тела... сотни... тысячи... – площадь родного города. - Нам стало известно, что за это взяло на себя ответственность правительство США. Объявлена Третья Мировая Война. – В зале стало тихо-тихо. Только слышно было потрескивание техники. До Лизы медленно доходил смысл сказанного. «Бомба... ядерная... Владивосток... война...» и тут по залу пронёсся крик, полный ужаса... Лиза как подкошенная рухнула на колени, давясь слезами и сжимая в бессильной злобе кулаки, прижимая их то к груди, то к дрожащим губам. Губы шевелились, произнося всем и без того понятные слова: «Мама... папа... родные... близкие... друзья... дом...»

К ней и ещё нескольким людям, тоже видно владивостокцам, бежали люди из администрации аэропорта. Девушку бережно подхватили под руки, подняли и куда-то увели. А по залу начались разговоры. Панику можно было потрогать руками...


На этом пока что всё... но в скором времени будит продка... прошу хотябы парочку коментов... ну или один хотябы... чтоб знать - продолжать али нет...