Вы все помните про команду номер семь?

правельно, её хрен забудишь! ,Теперь мы будим стебать команду №7.                                                                                                   точнее блондинчика и брюнетика!
 

Команда №7 вне трудовых будней!

Ученики саннинов - Хокаге, глава АНБУ и лучший медик. 

а за пределами кабинета друзья соперники развлекаются так...

или вот так...

так...

и даже так...

но вы же не забыли что они саперники???

но всё же они любят друг друга...

и разумеется, пока Саске гдето шлялся, у Сакуры и Нару появился новый напарничег, Сай-кун...

но всё равно Учиха про своего гхм, "друга", помнит всегда... (фрагмент из сна Саске)

две ве... точнее два человека о которых регулярно думает Саске...

а при встрече уже всем известное:

С:-Какой симпотяшка!

Н:-Убери руку противный!

и в итоге чем всё кончается????? правельно! Сексом!

 

И вновь это всё=) до следующих эмм.. встреч!

 - Всё! Доверяю вам себя и свою руку... – сказала я, прикрывая глаз. 
Они синхронно кивнули и застучали, заработали и запиликали приборы: вытащить стальные скобы, соединяющие плоть и пластмассу, развинтить все болтики и винтики, держащие каркас руки, отсоединить от нервов провода и прочее, прочее, прочее... 

- Та-дам! – радостно объявили они через час, показывая мне немного окровавленный протез. Я состроила гримасу отвращения и улыбнулась: за это время я ни почувствовала ни чего, даже когда они нервы мне разрезали. 
И снова за работу, Умник подхватил протез, отошёл возиться с ним, а Сашка стал что-то творить с моим обрубком. 

- АЙ! – воскликнула я ещё через час – вы чё творите! Щекотно! – и тут до меня дошло... щекотно... я чувствовала... с удивлением воззрилась на них.

- А сейчас? - напряжённо спросили врачи в один голос. Я подумала и попробовала описать ощущение... всё-таки я не видела, что они там делают.

- ну... как если бы вы чем-то острым по коже водили. Так? – они радостно улыбнулись.
 – Отлично! Теперь только соединить с телом. Хотя... попробуй рукой пошевелить... ага, теперь большим пальцем, средним, сожми ладонь в кулак... отлично! Хо-ро-шо... – и они вновь стали чем-то стучать жужжать и скрести. В воздухе появился запах нагретой кости. Все трое, и врачи, и я, одновременно поморщились. Ассистент кинулся открывать окно. 

 - Так. А теперь проверяем. Закрой глаза. В кулак. Постучи пальцами. Согни большой. Теперь по порядку: большой, указательный, средний... большой, мизинец, безымянный. Отлично! Поздравляю! – произнёс хирург сразу после того, как я выполнила команды. – У тебя теперь есть замечательная рука! И в отличие от прежней, теперь ты будишь чувствовать ей, так же как и здоровой. Когда швы затянутся, проведём парочку тестов, но я почти уверен! С рукой всё хорошо! – он на минутку замолчал - И так? Глаз устанавливать будим? Сейчас? Если ты устала...

- Давай, умник, сейчас, а то я потом вряд ли решусь... 

- Это очень рискованно. Это не как с рукой - пара проводов... Это полностью влезать в мозг и исправлять там недостатки, подключать к мозгу камеру и прочее... в случае провала, ты потеряешь зрение в лучшем случае... в худшем – синдром внутренней блокировки. LIS. Нам придется затронуть мозговой ствол в ходе...

- Умник! Запоминай! Если со мной что-то случится в ходе операции – ВЫ НЕ ВИНОВАТЫ! Это первое. Риск равноценен результату, ведь верно? Если я не рискну, то как узнаю – смогу ли я снова видеть этим глазом. Поэтому, единственное, что я прошу – если я заработаю этот синдром – просто пристрелите меня... и если ослепну... – они оба порывисто выдохнули, боясь услышать продолжение – тоже.

Умник на секунду прикрыл глаза. Взял шприц и капельницу – общий наркоз, поняла я. Да, ребята, я знаю, слова резкие, но ведь как без них? Кому нужен слепой командир? Или прикованный к кровати. Я же ни чего не смогу сделать для людей города. А теперь город – это моя жизнь. Они это знают. Даже не спорят. Умник ввёл капельницу в вену на здоровой руке. Тяжело вздохнул... 

- Считай от двадцати и до нуля... медленно. – И ввёл наркоз.

- Двадцать... – глаза закрылись, потяжелев. – Девятнадцать... – мозг окутала вязкая тьма... – Восемнадцать... – стало нестерпимо жарко... – Семнадцать... –а зачем я собственно считаю... – Шестнадцать... – я это вслух или про себя... – Пятнадцать... – по-моему, в слух... – Четырнадцать...- всё тело онемело... – Тринадцать... – ни чего не хочу... – Двенадцать... – ни чего не чувствую... –Одиннадцать... - а дальше тьма...

***

Интересно... почему так трудно открыть глаза? Вроде бы ни чего не болит, но что-то давит на глаза. Поднимаю руку. Левую. Провожу по лицу. Понимаю, что больше половины перемотано бинтами. Ага. Понятно. Вот что мешает открыть глаза.

Тело не слушается. Все движения притуплённые и медленные. Так после наркоза обычно. Мысли доползают до мозга очень медленно, неторопливо… Стоп! Левую? Я шевелила левой рукой? Я почувствовала бинты? И ни какой боли?! 

- Умниииик! – проорала, а точнее протянула я. Голос хриплый и севший. Тоже последствия наркоза. Нет. Что-то не так. Не знаю что, но у меня плохое предчувствие. Очень плохое.

Справа раздался стук. Потом противный скрип. Потом радостный вопль. 
- Ура! Она очухалась! Дмитрий Алексеевич! Сюда!

- Чего орёшь, как резаная на птицефабрике? Приведение увидела? ООО!

- Я о том же!

- И долго вы будите обмениваться междометиями? – прохрипела я, уже поняв, кто говорит: Валя, медсестра, семнадцатилетняя девочка и Умник собственной персоной. – Воды дайте!

-Валя, в столовую за едой, одна нога здесь, другая – там! Ты как? Что-нибудь болит? – поинтересовался Умник, заботливо поправляя моё одеяло. Голос его был наполнен непонятной мне радостью. Я попыталась честно ответить на его вопрос.

-Мм… слабость, по всему телу. А так вроде всё нормально. Чувствую себя отдохнувшей. – Тяну слова как резину, говорить больно и горло першит.

- Тиха… прежде чем я сниму повязки… я должен сказать тебе кое-что. Тише
, не перебивай. Ты пролежала в коме месяц. Да. Почти целые тридцать одни сутки. Не удивляйся и не кричи. Связки ещё не восстановились после длительного молчания, поэтому ты можешь причинить себе боль. – Он накрыл мои губы влажной тканью, и заставил молчать. Я чувствовала проникающую прохладу и была неимоверно за это благодарна. Неужели целый месяц. Тридцать один день. Что же могло произойти за эти дни. Даже страшно представить. Он тяжело вздохнул, собираясь сказать мне что-то ещё. – Мне жаль об этом говорить. Лидия умерла. 

И тишина. Я порывисто втянула воздух. Глаза подозрительно защипало. Руки сжались в кулаки. Я приоткрыла губы, и тихо выдавила из себя, сквозь эту влажную ткань, хриплое:
- Как?

- Инфаркт. Её нашли только на утро. Мы не успели ни чем ей помочь. – В голосе сожаление. Так говорят все врачи. 

Вновь серебристая вьюга перед глазами. Воспоминания.

***

Когда девочка открыла глаза, она чувствовала только жуткую тянущую, но не сильную боль. Давление и жар. Слышится треск пламени и чьи-то крики. Девочка втянула побольше воздуха и слабо застонала. Потом попробовала крикнуть. Но из горла вырывались только тихие и жалостливые всхлипы. Поезд идущий по дороге в Тюмень был снесён с рельсов взрывной волной. На огромной скорости шестнадцать вагонов полетели в кювет. Когда ужасная круговерть вокруг остановилась, и стало понятно, где небо, а где земля, выжившие при аварии стали выбираться из поезда.

Вот только Лиза была придавлена полками, багажом и ещё каким-то мусором. При более тщательном изучении стало понятно, что девочка лежит под телами своих соседей по купе. И их кровь заливает её лицо. Вот теперь Лиза смогла кричать. Громко, надрывно и протяжно. Кровь стекала по губам на шею, и казалось, что пальцы мертвецов сжимают её горло. Мстя ей за то, что она не умерла. 

- Я жива!!! Помогите! Пожалуйста!!! – она кричала и кричала. Захлёбывалась кровью, отплевывала её и снова кричала. Молила о помощи. Пыталась скинуть с себя лежащие мёртвым грузом тела. Не получалось. Воздух был наполнен запахом крови, горелого мяса и человеческой плоти. Лиза проваливалась в беспамятство и снова приходила в себя. 

Недалеко послышались голоса. 
-Есть кто живой?! – усталый, громкий мужской голос.

-Я! Я здесь! Помогите! – закричала Тихонова, едва услышав этот клич.

Зашуршало битое стекло, послышались чьи-то ругательства.
- Бляяя! Здесь только трупы. Андрей! У тебя глюки на нервной почве! Тут ни кого нет! – снова раздался тот же голос.

- нет! Я здесь! Помогите! – слёзы катились градом по лицу Лизы, она не хотела умирать.

- Я вижу девочку, она под телами, давайте быстрее! Потерпи малышка, сейчас мы тебя вытащим! – они стали убирать завалы, Лиза рассмотрела несколько усталых лиц людей измазанных кровью. После получаса борьбы с железом, ненужным багажом и телами девушку вытащили. С лица стёрли кровь, осмотрели тело на наличие разнообразных повреждений. Нашли лишь синяки да ссадины. Напоили её и оставили с другими выжившими и пожилой но энергичной женщиной.

- Как ты маленькая? Ни чего, потерпи, всё хорошо будит. Меня Лидия зовут, а тебя? 

пока что всё. када будит прода - не знаю...
 

почему - не знаю, но когда я пыталась опубликовать эту запись в прошлый раз -                                                            она не сохранилась. так что по новой.

У мя появилось желание разнообразить днев картинками.

И так! начнём, (точнее продолжим) с артов Лили по наруто!

     и пара номер один: Итачи И Мадара!

Та - дАм! Вселенское зло в процессе приготовления пищи!

 

С рук такого не только яд можно взять... а если Мадара ещё и с кремом в руках... МММ!

потом между Учихами произошла ссора, и торт оказался на Итачи...

Потом начинается злобная мстя!

как всегда - садомазахисты они, что ли... 

а потом Мадара начинает лезть к Итачи... обниматься...

целоваться... Итачи долго ломается... но!

потом сам лезет к Мадаре...

они целуются...

и всё несомненно кончается сексом...

на утро оба делают вид, что ни чего не было...

а потом опять зажимаются где то...

и снова всё кончается сексом...

Мадара потом ходит жутко довольный...

а Итачи собирается пахать на благо Акацук и Конохи...

а вечером всё по новой...

и на утро новый поцелуй....

на этом пока что всё... в следующий раз, будет ещё Лили=)                                                                                                      До встречи!

опять пишу я! и опять по артам Лили. (в этот раз не только, ибо артов Лили                                                 братцами Учихами у мя не оч много)

надеюсь, меня не сильно прибют!=) хе хе!

ибо я собераюсь немного простебать СасУке и его брата!

правильно! я собираюсь простебать Сасуке и Итачи! ну, может не очень жестоко...

НО!  собираюсь!=)

троготельная улыбочка на лице каменного истукана Учихи=)

 

С: Братик, что у тебя за х**ня сидит на пальце?

И: это ворон, мой маленький глупый брат. он будит с нами жить.

С: Итачи, совет для бедных - УБЕЙ СЕБЯ АП СТЕНУ!!! 

 

 

ну и кто теперь раскажет мне сказку на ночь?

 

и как он тебя х**нёй назвать мог? эй! только не сри на мой плащ!!!

 

С: это кровь?

И: нет, братик, это просто кетчуп...

 

С: Итачи! не забудь постирать и мои носки тоже!

И: Б**ть! и зачем я купил этот тазик?!

 

И: Боже! как я устал! от куда у Саске столько носков???

 

На следующий день...

...и трусов...

 

Милый и всем вечно не довольный...

 

И: фу! как ты можешь пить эту гадость!

С: ладно братик! я возьму мартини вместо пива!

 

Только попробуй порвать мне футб... ты попал, мелкий!

 

грусно чтото... пойти убить, кого нибудь, что ли...

 

Возьмите меня не дорого!

 

С: Братик, зацени, кунай! НЕт! прикинь, настоящий кунай!!!

И: Какой ты умный, Саске!

 

Ктото из толпы: совсем ребёнок...

И: А по зубам??

 

С: Ну зачем же так напиватся, Маленький??

 

И: Я в кустах, меня не видно!

 

И: Саске, пилочку принеси! Я ноготь сломал!

С: А ж**пу ты себе пе сломал???

 

И: Всё братик, я больше не пью...

С: Сказал Итачи, и потянулся к бутылке...

 

И: ЫЫЫ! Улыбаемся и... ААА! харэ меня шикотить, идиот!!!

 

И: Ну вернёшся, заразап, с миссии, я тебе тоже змей в кровать подложу...

 

С: Чтото ты хмурый...

И: Хм... "ни одной змеи в округе, нет, это не честно!!!"

 

С: Итачи! Я нашел нитки! 

И: Давай сюда...

С: "тихо" хрен тебе!

 

С: АААА! БЛЯ! Ещё одно дзюцу... зае**ался...

 

И: саске, давай так, ты убираешь катану, Кисаме вытаскивает из твоей ж**ы Самехаду... раз, два...

 

И: ЧЁ? Сьехал?

 

И: Потуши спички, я сказал! 

 

 И вновь до скорого, дорогие читатели... оцените же сей пост!=)

  

Передо мной опустилась бутылка пива. Я, вздрогнув, вышла из небытия, расплатилась. Обменялась с барменом парой дежурных фраз. Вышла из заведения. Очередная сигарета. Тяжелый вдох. Затягиваюсь дымом, словно спасением. Ноги несут меня мимо полных радостными людьми баров, мимо шумных вечеринок. А я то думала люди разучились радоваться. А нет! Ну, хоть это радует! Абсурд...
Умника уже наверняка предупредили. Ну что ж, пусть завтра сделает что-нибудь... хоть обезболивающее. Рука снова взорвалась такой болью, что впору оторвать её и швырнуть в стену. Я лишь поморщилась. Уже привыкла.
Незаметно выпитая бутылка пива и скуренные сигареты оставили во рту неприятный осадок. Опять умник посмотрит на меня и скажет что-то вроде «Война у всех что-то забрала». А я привычно пожму плечами и ни чего не отвечу. Дмитрий Алексеевич понимает меня как ни кто.
Прохожу через весь город, глядя на радующихся людей. Мимо пробежали два мальчика и радостно улыбнувшись, узнав во мне солдата, остановились и отдали честь. Я усмехнулась и ответила им тем же. Мальчишки убежали. Вот такие они. Все помнят ужасы, пережитые нами, но в этот день можно немного расслабиться. Все что-то потеряли. И эти мальчишки, и вон та старушка у стеночки разрушенного дома, и солдаты, что охраняют границы города.
Я прошла мимо людей у своего блока, «В-25», и пошла в свою комнату на втором этаже. Мимо Лидии Алексеевны и этого странного новоприбывшего, которому она рассказывала о нашей новой стране и столице. Он проводил меня взглядом, я же лишь махнула домоправительнице рукой. Денис задал какой-то вопрос, а Лидия в ответ лишь засмеялась.
Тёмная дверь с выведенной белой краской восьмёркой. Ну и кто поверит, что это дверь в комнату одного из самых важных людей города? Вот и я не верю. Надо будит перекрасить... хм... сраное художественное образование – а дверь как в морг. Ладно, это всё завтра.
Захлопнуть дверь, повернуть в ней ключ. Маленькая квартирка – комната и ванная с туалетом, маленькая кухня. Всё ж есть у меня некоторые привилегии. У остальных нет душа и туалета. И кухни тоже нет. Комната была маленькой, тёмной, но уютной. Разделась, выпила обезболивающего, постояла пару минут под холодной водой. Одела футболку, и завалилась на маленький диванчик.
Пять минут. Десять. Пятнадцать. С улицы доносится шум. Но я уже засыпаю. Мысли, которые я так долго держала в себе, заполонили сознание. И наступили сны.

***

Белый потолок... ужасная боль...
– Введите анестезию! Немедленно. Скальпель! Тампон! – рваные команды медика отдавались болью в неокрепшем сознании. Она слабо застонала – Чёрт! Она приходит в себя! Анестезию! Наркоз! У неё повреждение лёгких! Ей дышать нельзя прерывисто! Иглу и нитки! Успокоительного через вену. Три кубика! Зажим!
Потом её вновь накрыла пелена боли, сменившейся тьмой. Когда она очнулась, тело абсолютно ни чего не чувствовало, ни ткани, на которой она лежала, ни одеяла, ни ночнушки. Для неё не было ни чего. Только боль, сконцентрированная в левой руке и правой глазнице. И ещё под грудью. Словно узкая полоса боли пульсировала напротив последней пары рёбер.
Попробовала сесть – бесполезно. Тело не слушается. А боль только сильнее. Девушка попробовала вспомнить хоть что-нибудь. Пришлось изрядно поднапрячь разъетые обезболивающим мозги – но как не крути, последнее воспоминание – грохот, яркая вспышка и адская боль... ей показалось, что такой боли она не когда не испытывала.
Дверь открылась. В комнату к девушке вошел высокий темноволосый мужчины с ярко-зелёными глазами. Осторожно подошел к ней, проверил показания приборов. Он говорил ей что-то... но она не понимала что. В вену вошло успокоительное, сразу за ним – обезболивающее. Последнее что она помнила – белый потолок, и на его фоне доброе лицо с тёплыми глазами.

***

Проснутся и рывком сесть на кровати. Ощущение, что только что побывала в камнедробилке. Болит всё тело. Под рёбрами и в руке пульсирует боль. А вы как хотели? Металл вместо настоящих костей и три удалённых ребра. Вот такая вот у гвардии города командирша. Встать с дивана. Нащупать на столе обезболивающее. Одна таблетка, две, три, четыре... всё. Норма. Больше нельзя.
Пошла на кухню, позавтракала. Глянула на часы и удивилась – семь утра. Обычно, меня раньше восьми не поднимешь. А тут... да ладно. Иногда можно. Дождалась, пока закипит чайник, оделась за это время, залила кипятком пакетик чая. Ненавижу кофе. Гадкий напиток. Даже с сахаром – горький. Как слёзы.
- Тааак. Сейчас к Умнику. А потом посмотрим, как ручка ляжет и плечико размахнётся. – Хихикнула я. Отчего-то было радостное настроение.

Пройтись по утренней Московии – разбомбленной и не до конца восстановленной – всё равно удовольствие, на улице ещё почти ни кого нет, только редкий рабочий или такая же редкая кошка. Рассветное солнце окрашивает улицы в золотистые тона, ветер с запахом пороха треплет длинный хвост и хлопает рамами окон в пустых домах. Да. У нас именно такой ветер – с запахом пороха. Или иногда – с запахом мёртвых тел, изъеденных язвами радиации и мутаций. Но сейчас – это запах пороха, ставшего отчего то синонимом слова «свобода». Вот так. Сво-бо-да. Жизнь.
За своими размышлениями не заметила, как дошла до западной части города – пустынной и нежилой. Здесь была лаборатория, госпиталь и крематорий. Вот такая цепочка. Больница сейчас пустая, в ней только пара человек с лёгкими ранениями. Крематорий не работает за ненадобностью. Смерть теперь по счастью не частая гостья города. Я иду в лабораторию.
Привычно прошла мимо охраны, кивнув стоящему на посту солдату, стянула тяжёлые сапоги и зашла внутрь лаборатории. Умник сидел над какими-то колбами, постоянно проверяя показания пяти приборов стоящих перед ним. Чистая светлая комната, в воздухе нет пыли и запаха лекарств. Только убийственный запах спирта. Я постояла немного, а потом кашлянула, давая понять, что Умник не один в комнате. Он резко вскинул руку, что-то записал в огромную тетрадку и лишь, потом развернулся ко мне.
– Так-так, Тиха... давай-ка в душ и на осмотр, если рука сильно болит – вон стоит обезболивающее. Мы сегодня тебе попробуем пересадку костной ткани сделать... – он говорил как всегда спокойно и уверенно, и видимо собирался говорить дальше.
– Тааак! Давай без объяснений, я тебе верю... всё будит в лучшем виде. Потом скажешь итог. Через пять минут жди, – я ему улыбнулась и, подхватив комплект белого стерильного белья, пошла под «душ». Он состоял из непрерывно льющейся холодной воды (иногда даже тёплой) из шланга, и дуршлага, сквозь который и шла эта вода. Быстро раздевшись, я встала под холодную воду. Мурашки пробежали по телу. Я задрожала.
Тяжелый вздох. Жаль, что даже кипятильника нет.
Пять минут спустя, как и обещала, я вышла из душа. Умник возился с приборами, а я терпеливо ждала, пока он обратит на меня своё внимание.
Не оборачиваясь, Дмитрий Алексеевич кивнул мне на операционный стол, и после небольшой задержки стал осматривать мою руку, что-то бормоча себе под нос.
- Тебе кровь новенького принесли? – спросила я, чтобы разогнать непривычную тишину.
- Да. Потом. Могу спокойно сказать, что если он и мутант – то на ДНК это не как не отражено. У парня нужное количество хромосом, цепочки ДНК идут верном порядке, цитозин с гуанином и аденин с тимином... Здоровый мужской организм, – сказал он, поворачиваясь ко мне с подносом скляночек и огромными шприцами, заполненными чем-то странным. – Да... кстати, он не бесплодный. А про совпадения потом расскажу.
Я переваривала информацию. Мутантов было много, но в основном все они были опасны или если не опасны, то бесплодны и скоро умирали. Новая мировая болезнь – бесплодие. Как мужчины, так и женщины. Давно уже на улицах Московии и других городов не звучал детский смех. Детей берегли как зеницу ока – отдельные квартиры, здоровое питание, уход... стоп! Какие совпа...!? Отвлекла меня боль, я скосила глаза и поняла, что в вену вводят вязкое лекарство.
- Мне нужно чтобы ты была в сознании, хотя эти лекарства усыпят твои рефлексы на пару дней, за то полное обезболивание всей руки на 24 часа. – Он знаком показал поднять голову, оголяя шею и плечо.
- Неужели операция так долго? – Морщась от боли, спросила я, в голове просчитывая варианты: отдать на время командование охраной, связаться с мэром...
- Не знаю на долго ли, всё зависит от тебя. Если всё за раз выдержишь, мы сразу тебе камеру установим и руку реанимируем. Сможешь?
Я на секунду задумалась.
- Ладно... только с начала руку, а там посмотрим. Хорошо? – вопрос и вопросительный взгляд единственного ярко голубого глаза.
- Хорошо, Тиха... хо-ро-шо... – по слогам проговорил он, вгоняя мне в вену на шее содержимое последнего шприца, я не особо поняла, толи он сказал тихо сидеть, то ли по имени обратился. – Умничка! – он установил перегородку, чтоб я не видела, что он будит делать, я ещё почувствовала, как он закрепляет руку, а потом она окончательно онемела.
- Ни чего не чувствуешь? - уточнил он. Я просто кивнула, тут не к чему слова. - Так, ладненько, Криворов! Тащи суда свой зад и протезы! – из-за двери тут же выглянул ассистент Дмитрия Алексеевича, неся в руках поднос на котором покоились стальные прутики, проводки и прочее. Криворов Сашка был студентом меда, когда война началась, учился на первом курсе хирургического, азы освоил, а потом его Умник подобрал и всему научил, классный парнишка. Рыжий, с огромными тёмными глазами, лицом, усыпанным веснушками, длинным прямым носом и узкими губами – он был просто идеальным другом и гениальным врачом. Именно ему принадлежала идея об использовании костной ткани умерших людей. И именно на мне он продемонстрировал свои таланты.


возможно завтра - послезавтра добавлю продолжение=) спасибки за ван комент=)

Настроение сейчас - с пивком покатит

2020 год. Знаменательная дата – 17 сентября. Праздник.
В 2019 благодаря США в мире осталось не более двух десятков стран. Россия сократилась в шесть раз, Япония и Китай разрослись. США почти полностью уничтожено после ядерных взрывов. Южная Африка, Латинская Америка и Австралия безлюдны или заселены мутантами, полностью отрезаны от остатков мира. Ведущая держава мира – Канада. По миру бегает чума. Лекарств нет.

2020 год, 17 сентября.
Пять лет назад «умники» из США открыли «ядерный огонь» по Китаю, Японии и средней Азии. Россию тоже зацепило, в основном Дальний Восток. Все, кто могли передвигаться убрались в столицу – Москву. «Ядерные дожди» уничтожили почти двести стран, и более пяти миллиардов человек по всей планете. Мне повезло остаться в живых, но я потеряла всё. Семью, друзей, дом. Когда всё началось, я летела в Москву отдыхать. А когда приземлилась, узнала, что родной город уничтожен – как Хиросима. На него сброшена атомная бомба США.

Началась Третья Мировая. В 2018, меня и всех выживших москвичей депортировали в Тюмень, потом в Салехард, надо ли говорить, что доехала лишь половина. Я хотела пойти в армию и убивать США-вских ублюдков – тех, кто отнял у меня всё. Меня не взяли в действующие войска, из-за того, что зрение ни к чёрту. Я осталась в запасе. Сидела и ждала. Ни кто не понимал, как красивая (до войны и взрывов) девушка двадцати пяти лет может быть такой жестокой. Друзей не было, и быть не могло. Ядерные заряды мира были истощены, а вот обычные боеголовки по миру лётали ещё год. Стоило завести друзей - они тут же умирали. Когда от России осталось три миллиона человек, а в мире всего полтора миллиарда (в 2019) - война кончилась.

16.9.2015. – 17.9.2019. четыре года смертей. В архивы человечества эти даты занесены как «начало и конец кровопролития без смысла». Повода для войны не было. Или мы просто его не заметили. Или его найдут лет этак через сорок.

Но как только кончилась война, по миру пробежала чума, голод, болезни. Россия была изолирована, и мы смогли выжить. Все три миллиона. Жалкие остатки прежде могучей державы. Стоило кому то приблизится к границам Новой России – тут же сажали под замок, тщательно узнавали кто, как и откуда: если могли доверять и помочь – помогали; не могли – убивали и сжигали. Земля была пропитана кровью. Закапывать было некуда. Поэтому жгли.

Наверное, следует рассказать вам о Новой России. Столицей стала Московия (прежде Салехард). С запада нас ограждали от мира Уральские горы, с севера – океан, с юга и востока – ограничивало то, что раньше называлось Казахстаном и Среднесибирским плоскогорьем, где располагался Красноярский край. Теперь и там и там выжженная солнцем, пожарами и взрывами пустыня. Мы жили на Сибирской равнине. На удивление тут были относительно чистая вода и лес, который давал нам материалы, укрытие и некоторое количество пищи.

17 сентября мы решили устроить праздник. Я и некоторые люди, которых можно было условно назвать моими друзьями и новыми «правителями». У нас очень забавная система правления – пятьдесят человек из самых больших городов – крепостей Новой России, сидят в Московии и пытаются что то делать. Я не отношусь к «правителям». Я главнокомандующий дипломат. Так меня называют. Я езжу между городами с двумя доверенными лицами и передаю послания. Если в послании содержится просьба, и её не хотят выполнять, я уговариваю.

До войны я была очень красива, так, по крайней мере, утверждали все и каждый. Светло-голубые глаза, пухлые губки; светлые, вьющиеся волосы, оптимальная фигура: длинные ноги, плоский живот, грудь и ягодицы по девяносто. То есть нравилась почти всем. А в декабре 2018 я лишилась правого глаза и левой ладони. Пол лица было покрыто безобразным шрамом. Глазница была пуста. И всё из-за взрывов. Однако по возвращении в Московию мне помогли врачи. И хоть суждено мне остаться без глаза и с безобразным лицом, рука у меня появилась. Сплав стали и серебра, пластик и кожа – вполне симпатичная рука, которая была почти неотличима от второй, к тому же я могла делать всё тоже, что и раньше: писать, есть и стрелять. Только вот я ни чего не чувствовала ей. Но это было терпимо. Врачи решили помочь мне и со второй проблемой и уже два года пытались создать мне «глаз».

До войны меня все звали Лизой. После её конца, я решила уничтожить последнее, что осталось у меня на память о прошлом – своё имя. Я стала Тихой. С плохим зрением я стала очень неплохим стрелком, два года борьбы сделали из меня хорошего бойца. Металлической рукой я могла из стен выбивать кирпичи, и поднимать и удерживать тяжести в полтора раза большие, чем я сама по весу, если я сжимала «руку», разжать её ни кто не мог. Меня уважали. Правители просили моего совета. Люди меня любили. Но при этом я была несчастна. Ни семьи, ни настоящих друзей, ни детей в двадцать семь лет. Но я была жива.

Из воспоминаний выплывала прежняя, довоенная жизнь. Двадцати двух летняя красивая девушка. Работа и учёба, друзья и семья. Я-сейчас сильно отличаюсь от я-тогда...

Мои мысли прервал стук в дверь комнаты, в которой я жила.

-Тиха! Через пятнадцать минут начало. Ты успеешь? – голос заботливой домоправительницы пятидесяти лет. Эта женщина почти заменяла мне семью. Она, наверное, единственная называла меня на ты. Она вечно «подлатывала» меня, когда я «расклеивалась». Могла оставить все дела и посидеть, поговорить со мной. У меня было слабое зрение, и читать мне запрещали. Из-за травмы у меня через пятнадцать минут в хорошо освещённой комнате, с книгой с большими буквами начинала болеть голова.

Она заменяла мне глаза. Читала газеты и книги. Я многие годы страдаю бессонницей. Лишь Лидия Александровна могла заставить меня лечь спать. Под её голос я засыпала.

Сейчас я собиралась идти на праздник. Меня уговорили надеть платье и туфельки без каблука. Обычно я ходила только в джинсах, тёмных футболках и свитерах или в форме – тут всегда холодно, и зимой и летом. А сегодня я надела легкомысленное платье до колен голубого цвета, серебристые туфельки, челка, зачесанная на правую сторону лица, прятала мой явный недостаток. Одежда старая, но ухоженная. На левую руку одета перчатка из белой сетки. На шею - старая ниточка жемчуга, в уши - по жемчужине. Под юбку на левую ногу подвязку с ножом, мало ли что.

Когда я вышла за дверь, Лидия Александровна восторженно посмотрела на меня.
-Ты прекрасна! Немедленно иди на площади и порази всех! – восхищённо прошептала она.
-Хорошо, Лидия. Но я всё равно ненавижу платья!
-Бог с тобой! Такая красавица! Да ты для платьев рождена!
-Ага! – язвительно сказала я и откинула чёлку. Лидия Александровна вздрогнула. Я улыбнулась её реакции и пошла к выходу.
-Удачи тебе! – донеслось мне вслед.

Когда я вышла из дома, солнце уже клонилось к западу, прячась за далёкими горами. Улица, мощённая булыжником – всегда безлюдная, сегодня была наполнена снующими людьми. Она радостно отметила про себя, что количество восхищённых взглядов перевалило за обычную цифру «ноль».

И только она собралась сделать шаг по направлению к площади, как сзади её окликнул мужчина сорока лет, с аккуратной бородкой и добрыми глазами, в поношенном старом пиджаке.

-Тиха! – густой бас его звучал радостно – Мы нашли способ! Мы сможем вернуть тебе глаз!!

-Что? О! это восхитительно! Когда? – не слушая его особо, но правильно уловив в его голосе уверенность.

-Об этом после праздника. Не злись. Нам нужно ещё кое-что проверить, но я почти уверен в успехе! А пока что держи. – Дмитрий Алексеевич врач - техник, или Умник как его звала я, протянул мне небольшой наушник и микрофон. – Мэр хочет, чтобы ты была на связи. В любой момент. Видно, он боится волнений в городе. – Он неуверенно хмыкнул, и помог пристроить в перчатку микрофон.

- Хорошо выглядишь! – он подмигнул и скрылся в толпе. Непрерывно здороваясь с разнообразными людьми, я добралась до площади, на которой находилась толпа. Я прошла сквозь людей и подошла к помосту, где стоял Мэр. Кивнув ему, я встала по правую его руку.

- Восточный пост! На связь! – протянула я скучающим голосом.

- Восточный пост на связи! Какие-нибудь распоряжения? – ожил динамик.

- Усильте защиту города. Ни каких отгулов! Заснувших на посту - сечь! Если кто-нибудь появится в близи города, выполнять обычную процедуру и доложить мне! Всё ясно? Выполняйте!

- Тиха! Сегодня же праздник! Ну, можно мы хоть по пиву накатим?! – в голосе говорившего была мольба.

- Конечно! Как только дежурство закончится – накатишь! Всё ясно?

- Так точно! – похоже, он расстроился...

- Конец связи! – и я отключилась. Давно надо было поставить мозги наших «охранников» на место.

Мэр с уважением посмотрел на меня. Я ухмыльнулась, отошла в тень и встала, скрестив руки на груди. Взгляд единственного глаза не располагал к беседе. Мэр начал свою речь:

- Уважаемые жители города и страны! Год назад закончилась ужасная война! Ровно год! И надо признать, такого кровопролития не было в истории... – я не слушала, внимательно вглядываясь в толпу... – и за это бесспорно нужно благодарить нашего главнокомандующего – Елизавету Тихонову!!! – Я сматерилась про себя, вышла в свет, изобразила дежурную улыбку, помахала толпе рукой, и снова встала в тень... какого хрена он назвал моё настоящее имя!? Он продолжил речь, больше не затрагивая меня, я отошла в тень и замерла, думая какой втык я устрою этому старому козлу завтра. Неожиданно наушник ожил и взорвался потоком постоянно повторяющихся слов:

- Северные ворота №3. О.Н.! на связь! Тиха! На связь! О. Н...

- Хорош тараторить, выполнять обычную процедуру и ко мне в кабинет, если не опасен, если опасен – доложить, я подойду к тюрьме! Я через 10 минут в своём кабинете буду. Докладывать!

- Так точно! – рация перестала работать, в наушниках мигнула тишина. Я передала указания усилить охрану, на бегу втиснулась в толпу, не обращая внимания на возмущённые и удивлённые возгласы. Протиснувшись в толпе, я рванула к кабинету, матеря булыжники и остатки старой мостовой, неровную дорогу... я уже перескочила очередную яму, но тут ноги меня подвели, и я красиво и эффектно рухнула на камни. По-прежнему матерясь, встала и оттряхнула платье. Стала разглядывать длинную царапину на коленке. «Чёрт! Как малое дитя! Надо же так унизительно... хорошо, что ни кто не видел!» едва успев об этом подумать и порадоваться этому факту, увидела идущих на встречу солдат держащих под руки мужчину с мешком на голове.

- Э.. Тиха? Тебе помочь? - один из солдат, кажется Максим... знакомый, подходит ближе.

- В кабинет его! – щеки пылают, чувствую, сейчас сорвусь на бедном мужике. Свернули на другую улицу, подошли к большому зданию. Через две минуты мы были у дверей в мой кабинет.

Это было помещение неправильной геометрии, без окон, синеватые стены. Пол выложен старым паркетом, у стен в ряд стоят три стула и четыре больших стилажа. Я рывком выдвинула один из стульев, кивнула солдатам на него, те усадили опасного неизвестного на стул и собирались уже снять с него мешок, но я их остановила. Подошла двум крупным шкафам вытянула аптечку и комплект формы. Караульные передали мне ключи от наручников, отдали честь и вышли. У стола стояло огромное мягкое старинное кресло, я положила на его ручку одежду, быстрыми привычными движениями обработала царапину, не обращая внимания на боль, жжение и сидящего на стуле. Перебинтовала ногу. Встав, я расстегнула застёжку платья, оно легко соскользнуло с моих плеч, оставшись в белье, я поёжилась.

На ноги натянула штаны из плотной чёрной ткани, на тело – плотную чёрную водолазку, привычно закатав рукава выше локтя, по верх водолазки – короткий жилет. На руки натянуты перчатки без пальцев. Волосы собраны в хвост на затылке, чёлка убрана с лица. Поверх волос, закрывая уродливые шрамы на лице и перекрывая правое ухо, легла широкая полоса чёрной ткани. Закончив, я глянула в зеркало. Мило. На всё это ушло чуть больше трёх минут. Всё было проделано в тягостном молчании. Пленник за это время даже не шевельнулся. Я достала из шкафа толстую книгу.

Тяжёлый выдох и я подхожу к нему. Стягиваю с головы мешок и замираю в немом изумлении: мужчина был красив... нет, не так... он был очень красив!
Чёрт! Когда я увидела эти глаза... я утонула в них... мне показалось, что это уже не впервые... будто я уже видела это глаза... эти губы... этот нос...
Чёрные с синевой волосы в ужасном беспорядке падают на плечи, в них играют блики и отражения единственной лампочки. Серо-голубые глаза смотрят внимательно и настороженно. Пушистые длинные ресницы знакомым полукругом обводят их. Губы сжаты в тонкую упрямую линию. Выражение его лица говорит о настойчивости и усталости. Лишь сейчас понимаю, сколь откровенно разглядываю его. А ещё понимаю, что и он разглядывает меня. Чуть смущённо отхожу к столу. Он следит за мной глазами. Чёрт! Как он похож на... на одного человека из прошлого...

- Так... – протягиваю я чуть хриплым голосом, - для начала... порядок простой. Я задаю вопросы – ты честно на них отвечаешь. Если ведёшь себя хорошо – я расстёгиваю наручники. Если не будишь врать, и докажешь, что достоин доверия - сможешь жить в нашем городе. Всё понятно? – он кивает, не отрывая глаз от меня. Ну почему, почему ты кажешься мне таким знакомым?!

- Первое... твоё имя и год рождения? – выжидательно поднимаю на него глаза. Ну, где же я могла видеть тебя, а? Он молчит, словно обдумывая вопрос, а потом впервые открывает рот и отвечает:

- Мне двадцать семь лет... тысяча девятьсот девяносто первый год... меня зовут... или звали, это без разницы, Денис Шелохов... Что-то не так? – спросил он после небольшой паузы. Я, дрожа, смотрела на него. Нет! Просто тёзки! Это не может быть он! Десять лет прошло... Владивосток полностью уничтожен... он не мог выжить! « Но он же перед тобой!» я отрешенно смотрела на него. Ну и что, тоже имя... не факт что это он!

- Нет, всё в порядке... – чёрт! Почему же так голос дрожит! Хватит мучить себя надеждой! Все твои друзья мертвы! Ни кто не выжил, ты же сама знаешь! По виску соскользнула капелька пота... – Где ты жил до войны? Страна, город, улица.

- Ну... очевидно, Россия. Владивосток, Семёновская... с вами точно всё в порядке? – в голосе его слышна тревога... ещё бы... я села там, где стояла, проще говоря – просто рухнула на край стола. Опора мне была жизненно необходима. Дрожащими руками открыла книгу, нашла метку «Владивосток», в графу «имя, фамилия» записала его имя под номером 34, быстро заполнила ещё несколько пунктов, вздохнув, задала последний вопрос:

- Кто-нибудь из тех, с кем вы раньше общались, знает, где вы? – вопрос бестактный, но важный.

- Нет, это вряд ли, скорее всего они все уже мертвы. – Пустой холодный голос, скорее всего он всё ещё не смерился с потерями или просто потерял кого-то недавно. Я вздохнула, поставила в графу «родня» прочерк. Левая рука мазнула мимо ключа по столешнице.

- Чёрт! – на конец-то маты вырвались вслух, – чтоб тебя! Блядь! Да когда же это кончится! Дмитров! – дверь открылась, в комнату вошел высокий зеленоглазый мужчина – Евгений Дмитров, мой доверенный телохранитель.

– Попроси Умника подготовить всё к анализу ДНК, коррекции и поправкам.

- Рука плохо слушается? – голос грубоватый, но по военному чёткий и резкий. Тёплый. Дмитров меня уже не раз спасал. С того света можно сказать вытаскивал, он меня два года назад на себе в Московию принёс, до сих пор удивляюсь: двое суток на себе без отдыха пёр, как вообще выдержал.

- Да. Коррекция не помешает, расстегни ему наручники, и сопроводи в блок «В-25», комната 32. Передай на руки домовладельца, пусть предоставит ему всё что попросит. Можешь идти. – Я старалась сдержать набежавшие слёзы, и мне это удавалось ровно до того момента, как мой телохранитель и Денис скрылись за дверями моего кабинета. Ужасная боль раздирала руку. Видно метал так и не прижился. Придется отказаться от руки, если ни чего уже не исправить... руке было больно. Но... в сердце было куда больнее. Слёзы бежали по моему лицу из единственного целого глаза, я всхлипывала, как маленькая девочка. Словно я и не была никогда сильной и уверенной в себе женщиной, словно не пережила смерть всех близких мне людей, словно не у меня на руках умирали друзья и просто солдаты, словно не умирали от моих рук другие, словно, словно, словно...
Слёзы бежали по щекам. Десять лет разлуки, десять лет боли и одиночества в толпе, десять лет, которые люди шли за мной. Я же верила, что он мёртв! А он... я и не знаю, что меня терзает сильнее... осознание того факта, что это может в реальности оказаться он, или тот факт, что я могу ошибиться. Что это просто его тёзка. Но... они так похожи. Неожиданно для самой себя бью себя металлической рукой по лицу. На щеке остался красный след. Я резко смахнула с глаз слёзы, хватит! Да, это было! Да, это было, прошло! Прошла боль. Теперь я ответственна за жизнь людей! Теперь я ответственна за ещё одну жизнь! Я не должна быть слабой! Это были мои первые слёзы. Ещё тогда, в аэропорту Шереметьево сжимая руки в кулаки, разрывая свои губы в кровь, я, рыдая, клялась себе, что отомщу! Что больше не умрут дорогие мне люди. Что я больше не буду слабой, что больше не буду плакать. И я действительно стала сильнее, только вот всех дорогих мне людей я спасти не смогла. Они так и продолжали умирать у меня на руках. Но... может быть не все они умерли? Может быть... ладно. Я встаю с пола. Мысленно проклинаю себя за слабость. Пошатываясь, подхожу к столу возвращаю книгу на место.

Грустно улыбаюсь, в Московии тех, кто жил до войны во Владивостоке сейчас всего 27 человек, а в общей сложностью, плюс покойники нас 34. Больно. Больно осознавать, что нас так мало. И я снова беспомощно улыбаюсь, потом привычно стираю с красивого, наполовину спрятанного, лица улыбку, касаюсь не живыми пальцами губ. Чуть покусываю их, и снова ничего не чувствую, лишь терпкий привкус пластика на языке. Больно не здесь, где давно уже нет моей плоти. Больно там, где рука механическая соединена с рукой настоящей. Широкий белый шрам окольцовывает руку. А дальше идёт безволосая кожа, совсем незаметно отличающаяся по цвету от настоящей.

Выйдя на улицу, пальцы правой привычно нашли сигареты, также привычно зажгли огонёк. Я втягиваю в лёгкие горький дым, сигареты некачественные но терпкие. Делаю ещё одну затяжку, шагаю по улицам наполовину восстановленного города. И только тут вспоминаю, что сегодня семнадцатое сентября и хотя бы немного стоит ослабить над собой контроль. Я зашла в праздно блестящую вывеской дверь, заказала себе пива, выкурив вторую сигарету дожидаясь заказа, я невольно вновь окунулась в волну воспоминаний.

***

Шасси самолёта выдвинулись с легким толчком, самолёт легонько тряхнуло, когда они, наконец, приземлились. Девушка со вздохом потянулась и дождавшись разрешения стюардессы отстегнула ремни и встала. Узкие босоножки впились в уставшие ноги. А ведь ещё надо до гостиницы добраться и зарегистрироваться. Коротенькая юбочка, чёрные легинсы, чёрный топ. Босоножки на высоком каблуке. Радостные, немного уставшие, глаза глядят на аэропорт столицы.

Выходя из самолёта, она немного пошатывалась. Сон в летающем средстве транспорта на пользу не шёл. Лиза стояла у конвейерной ленты, высматривая свою чёрно-красную сумку.

Неожиданно по телевизору, висящему в зале ожидания, прозвучала музыка новостей. Все удивлённо поглядели на экран. А там уже тараторили ведущие:

-Здравствуйте! Это экстренный выпуск новостей. Только что мы получили точные данные о том, что на крупные города Китая и Японии сброшены ядерные бомбы. Как ни прискорбно об этом сообщать, но... бомбы были сброшены не только на Китай и Японию, пострадала так же Северная и Южная Корея, и ядерная бомба была сброшена на... Владивосток. Кадры на экране были сделаны час назад на главной площади города Владивостока. – на экране показались развалины, оплавленная огромная воронка, оплавленные здания без стёкал и тела... сотни... тысячи... – площадь родного города. - Нам стало известно, что за это взяло на себя ответственность правительство США. Объявлена Третья Мировая Война. – В зале стало тихо-тихо. Только слышно было потрескивание техники. До Лизы медленно доходил смысл сказанного. «Бомба... ядерная... Владивосток... война...» и тут по залу пронёсся крик, полный ужаса... Лиза как подкошенная рухнула на колени, давясь слезами и сжимая в бессильной злобе кулаки, прижимая их то к груди, то к дрожащим губам. Губы шевелились, произнося всем и без того понятные слова: «Мама... папа... родные... близкие... друзья... дом...»

К ней и ещё нескольким людям, тоже видно владивостокцам, бежали люди из администрации аэропорта. Девушку бережно подхватили под руки, подняли и куда-то увели. А по залу начались разговоры. Панику можно было потрогать руками...


На этом пока что всё... но в скором времени будит продка... прошу хотябы парочку коментов... ну или один хотябы... чтоб знать - продолжать али нет...

Да она же идеальна. Она знает когда ты врёшь ей, что ты говоришь когда врёшь, она знает всегда где и с кем ты был, она понимает где любовь в "я сам решу что мне делать", она умеет быть [не] любимой, она умеет не лезть в твою жизнь, но быть в курсе всего. Она умеет гладить взглядом, умеет им целовать. Блять, сука, она идеальна во всём. Она пишет / говорит "люблю" и не требует от тебя этого же. Она помнит, когда ты забываешь. Она нервничает за тебя, она боится и дорожит тобой. Ей не нужны деньги, она сильная - не плачет. Она поднимает настроение несколькими словами, она понимает, когда это нужно.

Однажды. Может через месяц, может через неделю, может завтра она полюбит другого. А тебе будет всё равно, что для него она не захочет бить идеальной, а он будет её любить, любить и любить до самого конца. Пока в ней не останется тебя.

хэй - о! Ребятульки! я еду в Китай на недельку! Меня задрала долбаная владивостоцкая погода!!!
я куплю чёртову кучу шмоток! ну разве это не счастье?
а, да... если ктото читает мой не шыбко интересный днев, то очень хотела бы спросить совета.
я пишу историю о послевоенной жизни... чтото вроде будущего.
2020 год. Московия (Салехард).
История о девушке которая всё потеряла и вновь обрала за несколько лет.
стоит ли мне выставлять это в дневе? я часто дописываю кусочки этого рассказа от первого лица...
и очень серьёзно думаю что бы это появилось на ЛиРу... жду советов=)

хочу вагон роз! представляете себе целый вагон роз!!
огромный вагон ярко красных огромных роз!
увидела сегодня днём - Афигела! такие красивые что уууууу!!!!!
чуть не взвыла! а ведь мне в моей жизьни ещё ни разу ни дарили роз=((
печально!

В колонках играет - тишина
Настроение сейчас - полупозитифф

Рь! очень жаль что на улице города такая херовая погодка...
чувствуешь себя земноводным...ну... или водоплавающим...=)
воть! солнца жаждю! СОЛ-НЦА! и шоколадку!=)

Я весёлая, блондинчатая и просто забавная девчёнка.=)) С удовольствием подддержу общение! по секрету: люблю фантастику, наруто, итачега и сасУКЕ!=))
воть так! Дзясин - сама вас покорает!!!!!=)