Раз уж я тут появилась, грех не создать боянистую запись вроде "А вот и я".
Но это будет слишком просто, засим ознаменую своё появление небольшим очерком с гордым названием "Бессмертные".


Я заглушил движок и вышел из машины. Весенняя грязь перетекала из лужи в лужу, размывая оставшийся снег. От облезлой зелёной стоящей вверх дном мусорки веяло сладковатой затхлостью. Смеркалось; мертвенно-бледные хмурые облака начинали темнеть. Вокруг мусорки уже шуршали крысы, готовясь к вечернему рейду. Я с отвращением отвернулся и направился к дому.
Вдруг до меня донёсся слабый сиплый писк. Потом ещё и ещё, с каждым разом всё слабее. Я невольно обернулся и окинул взглядом мусорку.
Я увидел пелёнки, развевающиеся по ветру. Когда-то они были белыми, а сейчас это были грязные тряпки. Я подошёл поближе и увидел, что среди груды тряпья что-то шевелится, и снова услышал писк.
Это был котёнок. Я встретил стеклянно-неумолимый взгляд его серых глаз. Они приковали меня. Среди груды тряпок и клоков шерсти, грязно-белой и серой, они одни были чем-то значимым. Хрупкий скелет, тонкие, как иголки, рёбра, покрытые пухом, короткий хвост - сквозь всё это смотрели серые глаза. В них не было жалости, не было мольбы, а была только пустота, исполненная преддверием смерти.
Крысы уже начали высовывать свои усатые морды из щелей, чуя живую плоть. Если этот котёнок останется здесь, больше не будет этих глаз, а будет только смерть; она вытечет из глаз и разольётся в воздухе, пронизывая его тонкими струйками. Его съедят заживо.
Я взял котёнка в руки и посмотрел в его серые глаза.
- Нет больше смерти, - сказал я ему.
Он посмотрел на меня. Стекло треснуло и с хрустом осыпалось. И он понял: смерти нет.