На мировом биофармацевтическом рынке начинается война между транснационалами и индийцами с китайцами. Россия пока располагает только партизанскими отрядами, ждущими поддержки из центра.

Мировая биофармацевтика вступает в новую эру. Из-под патентной защиты уже начали выходить первые биофармацевтические препараты, выпущенные на рынок 20–25 лет назад. Только до 2010 года из-под патентов выйдут препараты, объем рынка которых составляет 10–15 млрд долларов. Дальше процесс пойдет по нарастающей. Транснациональные корпорации в тревоге: их многомиллиардным доходам и сверхприбылям грозят поднаторевшие в биотехнологиях производители из других стран, прежде всего Индии и Китая, которые тут же начнут изготавливать соответствующие биодженерики (аналоги биофармпрепаратов, вышедших из-под патентной защиты). Крупнейшие транснациональные фармацевтические компании (так называемая бигфарма) затеяли большую пиар-акцию под лозунгом заботы о безопасности биодженериков для здоровья людей, подключив регулирующие органы США и ЕС, которые требуют провести серьезные клинические испытания. В принципе основания для этого есть, так как в отличие от обычных дженериков, полученных химическим путем, биодженерики не могут быть скопированы полностью (химические дженерики проходят регистрацию по укороченной программе). Но забота о здоровье, скорее всего, не единственный мотив бигфармы.

Какие еще цели она может преследовать? Первая — как можно дольше не допустить выхода биодженериков и на свои рынки, и на рынки стран со слабым биотехом (пиар-акция может повлиять и на регулирующие органы этих государств). Ограничивая таким образом конкуренцию, транснациональные компании оставляют за собой возможность и дальше продавать свои препараты по высоким ценам. К примеру, компания Johnson & Johnson за девять лет продаж только своего варианта эритропоэтина получила более 25 млрд долларов, и объемы не снижаются. Продажи других биофармпрепаратов так называемой «большой четверки» — помимо эритропоэтина это интерфероны альфа и бета, а также филграстим (ГКСФ), — вышедшие на пик года три назад, все еще находятся примерно на том же многомиллиардном уровне.

Но, по-видимому, есть еще одна цель. Оттягивая начало эры биоаналогов, бигфарма не дает собирать деньги с рынков местным компаниям, сдерживая их инвестиции в исследования, производственную базу и обкатку сложных технологий для создания собственных инновационных продуктов. Крупные корпорации обеспокоены тем, что такие страны, как Китай и Индия, со своими государственными биотехстратегиями не только вышли на рынки биоаналогов, но и готовы составить реальную конкуренцию в создании оригинальных препаратов, которые будут патентоваться бигфармой в ближайшее десятилетие.

По поводу России бигфарме вроде бы можно не беспокоиться: советские биотехнологические наработки страна практически утратила, а существующие сейчас несколько компаний вряд ли представляют серьезную угрозу. Однако если Россия вдруг решит пойти по пути Китая и Индии, все еще может измениться.

Азиаты подсуетились

Китай и Индия изначально были ориентированы на создание дженериков, в том числе биодженериков. Причем до недавнего времени в обеих странах патентные права западных компаний попросту игнорировались. И там, и там биотехнологии стали одним из государственных приоритетов, были приняты масштабные госпрограммы по развитию этой отрасли, благодаря чему за последние пятнадцать лет успели встать на ноги и окрепнуть сотни больших и малых биотехнологических компаний.

В Индии функционирует 200 фармзаводов, продукция которых производится в соответствии со стандартом GMP, 70 производств сертифицированы FDA, эта страна — крупнейший в мире производитель вакцины против гепатита В. Получена лицензия от швейцарской компании Roche на производство дженериковой версии Tamiflu — лекарства, признанного ВОЗ первоочередным при профилактике гриппа птиц. Индийский рынок биодженериков, по прогнозам, к 2007 году вырастет до 3,3 млрд долларов и составит 30% от всего фармрынка страны, причем до 70% биодженериков пойдет на экспорт. Индийские компании, такие как Dr. Reddy’s, Ranbaxy, Torrent, Glenmark, Biocon, превратились в серьезных игроков на мировом рынке. Причем в последние годы эти компании, натренировавшись на дженериках, вкладывают значительные средства в разработку оригинальных продуктов: за последнее время ими заключено восемь договоров с мировыми фармацевтическими концернами о передаче прав на оригинальные разработки биофармацевтических лекарств (из них три договора подписала компания Dr. Reddy’s на оригинальные лекарства против диабета). Правительство Индии основало центр по генетическим исследованиям с бюджетом 40 млн долларов и венчурный фонд для биотеха с бюджетом 30 млн долларов. Короче, еще несколько лет — и индийский биотех вполне может затмить производство офшорного софта, на которое делалась предыдущая инновационная ставка в этой стране.

Китай — крупнейший поставщик фармсубстанций на мировой рынок, только в экспорте занято более 15 тысяч китайских компаний. В прошлом году Китай экспортировал фармацевтических компонентов для биодженериков на 13,8 млрд долларов, причем их качество в последние годы существенно улучшилось. Помимо этого, Китай и сам производит биодженерики, а также вкладывает значительные средства в инновационные разработки: например, за последние три года на рынок выведено три оригинальных продукта. Китайские госинвестиции в биотех в прошлом году составили 351 млн долларов (частные — 489 млн).

Правительства Индии и Китая инвестируют и в инновационную инфраструктуру: обучение, в том числе за рубежом, научные центры и технопарки, оказывающие услуги технологического аутсорсинга не только поднимающимся молодым компаниям, но и зрелым. Биотех получает налоговые льготы, помощь в международном патентовании и выводе препаратов на внешний рынок. Так, в Китае компания, приступившая к экспорту своих инновационных биопрепаратов, получает возмещение вложенных в научные разработки средств. Такая политика (не всегда корректная — вспомним о пиратстве) позволила этим государствам не только наполнить свои рынки собственными доступными лекарствами, но и создать отрасли с рабочими местами и налогами, платформы для самой продвинутой биофармацевтики, что выводит эти страны в лидеры среди мировых биотехнологических держав.

В России, увы, никакой стратегии нет. И даже странно, что на таком фоне у нас появляются частные компании, готовые на свой страх и риск повторить успех Индии и Китая: подготовив к выводу на рынок самые популярные биоаналоги, они пытаются теперь разрабатывать оригинальные биопрепараты.

Наш бизнес дженерики сделает

Больше всего, конечно, российских компаний, нацелившихся на рынок биоаналогов и избравших для себя не самый тернистый путь. Они собираются покупать готовые субстанции, к примеру в Китае, и доводить их до готовой формы в России. «Но лично я считаю, что такой путь именно в биотехе неприемлем, он возможен в химической фармацевтике, где зачастую сырье покупают на открытом рынке, — объясняет председатель совета директоров компании “Мастерлек” Александр Шустер. — А в биотехе если вы не контролируете всю цепочку от клетки до ампулы, то не можете гарантировать хороший продукт стабильного качества. Клетка же живая. Я молекулярный биолог и знаю, какая тьма процессов в ней происходит, какие она может вытворять чудеса. Поэтому за ней нужно постоянно наблюдать, чтобы получить продукт высокого международного качества».

Этот путь — создание биоаналогов от клетки до ампулы — избрали и такие компании, как «Биокад» и «Биопроцесс». Все три фирмы понимали, что войти в биотехнологический бизнес можно только с помощью длинных и рискованных инвестиций, поэтому у каждой есть параллельные устойчивые бизнесы, подкармливающие биотех. Стратегии схожи: сначала капитал инвестируется в создание биоаналогов, в это время обучаются кадры, совершенствуется производственная база, а деньги, получаемые за счет продаж биоаналогов, вкладываются в инновационные препараты.

Объем российского рынка пяти самых емких по продажам биопрепаратов — «большой четверки» и инсулина — составляет, по данным агентства RMBC ГК «Ремедиум», более 300 млн долларов, большая часть которых сейчас достается импорту. Лишь на рынке интерферона альфа и эритропоэтина мы занимаем существенные позиции (около 70% по интерферону альфа и около 45% по эритропоэтину), поскольку эти препараты были сделаны еще в СССР и сейчас выпускаются реформированными осколками советского биотеха — компаниями «Вектор», «Микроген», НИИ особо чистых препаратов, фирмой «Ферон», созданной специалистами НИИ эпидемиологии и микробиологии имени Н. Ф. Гамалеи. Российских препаратов совсем нет на рынках интерферона бета и ГКСФ. Отечественный инсулин, по данным RMBC, не выходит даже за пределы 1%, 99% нашего рынка занимают три западные компании.

Но сейчас «Биопроцесс», «Биокад» и «Мастерлек» уже готовят к регистрации ведущие биоаналоги, кроме инсулина (по словам специалистов, история нашего инсулина, который они называют «политическим» препаратом, достойна отдельной песни).

«Я думаю, года через два-три российский рынок биодженериков будет выглядеть по-другому, — считает председатель совета директоров компании “Биокад” Дмитрий Морозов. — К этому сегодня готовы и мы, и некоторые другие компании. Продвинутый бизнес этот вопрос решит, потому что для него не вопрос выложить на подобный препарат полтора-два миллиона долларов и потратить на это три года, если он может сделать качественный продукт и знает, что тот будет востребован рынком. Но таких мало, ведь о дженериках нужно думать не тогда, когда заканчиваются патенты, а года за три-четыре, чтобы в нужный момент уже быть готовым выйти на рынок». С этим мнением соглашается и генеральный директор ООО «Фармапарк», входящего в группу компаний «Биопроцесс», Василий Скрыпин, подчеркивая при этом, что за два-три года на рынок будет выведена именно «четверка». «Насчет остальных биодженериков не знаю, — говорит Скрыпин. — Дело в том, что у данных популярных препаратов есть возможности расширения сферы применения, и компании могут работать именно над этим. Но, возможно, в бизнес-планах компаний появятся и другие генноинженерные препараты, если они посчитают это выгодным». Важно и то, что отечественные биоаналоги позволят расширить рынок, поскольку будут в два-три раза дешевле западных лекарств.

Переходим к эукариотам

Отвоевав рынок биодженериков, компании планируют еще больше средств инвестировать в создание инновационных препаратов. Нельзя сказать, что оригинальные препараты уже находятся в портфелях этих компаний, они в стадии научно-исследовательских работ. «Правда, вопрос — что называть оригинальными препаратами. Можно — такой, для которого еще не выбрана мишень, этим еще занимается мировая и наша фундаментальная наука. А можно и такой, где мишень уже известна, известен механизм и нужно попытаться создать продукт, который будет эффективно работать, — рассуждает Дмитрий Морозов. — В каком-то смысле он будет оригинальным, если первым выйдет на рынок. У нас есть несколько разработок второго типа и всего один — первого». Понятно, что разработка таких продуктов требует намного больше времени и финансов. Но не только. Она требует и внедрения новых технологий. «Мы довольно хорошо освоили технологию выращивания продукта в прокариотических клетках (в основном в бактерии E.coli), — говорит Александр Шустер. — Однако в России не было технологии выращивания в эукариотических клетках (ядерных клетках, в основном млекопитающих). Нам пока приходится проходить данный технологический этап в США, но скоро мы этот цех сделаем у себя». «Мастерлек» купил заводик во Владимирской области, где и будет вскоре открыт цех по масштабированию в эукариотических клетках. «Однако технология “под ключ” и даже обученные кадры еще не означают, что он будет успешно работать, — продолжает Шустер. — Мы потренируемся и, если поймем, что освоили этот этап, задумаемся о строительстве большей установки, поскольку препараты, основанные, к примеру, на антителах, потребуют больших объемов субстанции». Небольшая установка стоит 7–8 млн долларов, большая — 20–30 млн.

Примерно такие же цели стоят перед «Биокадом». Современный завод был построен компанией в 2001 году, но также пока не имеет полной технологической цепочки для создания разных биопрепаратов в больших объемах. «Мы уже года полтора занимаемся подготовкой создания платформы, которая будет включать полную технологическую цепочку», — говорит Морозов. «Биопроцесс» купил небольшой фармзавод в Подмосковье, запускает там первую линию для инъекционных биопрепаратов, в дальнейшем также планирует создание полного цикла. «Мастерлек», кроме того, собирается там же, во Владимирской области, создать научный центр и научный поселок. Центр — как исследовательская база, а поселок — для специалистов, в том числе репатриантов из США.

Пока компании инвестируют в НИР сравнительно небольшие средства. К примеру, «Биопроцесс» за три последних года вложил 1 млн долларов, «Мастерлек» позволяет себе больше — в прошлом году он инвестировал фантастическую по российским меркам сумму в 3 млн долларов. Однако, по оценкам этих же компаний, инвестиции в оригинальный препарат могут составить от 7 до 20 млн долларов, если речь идет о выводе их на российский рынок и рынки СНГ (по времени — от пяти до десяти лет). Выход на международный рынок потребует вложений с большим числом нулей, поскольку львиная доля средств инвестируется в расширенные клинические испытания, а также международное патентование и продвижение на внешние рынки. При этом инновационные интересы наших компаний лежат в поле общемировых трендов, то есть совпадают с интересами бигфармы — инновационные препараты ожидаются прежде всего в области онкологии, неврологии и аутоиммунных заболеваний.

Планы наших молодых биотеховцев кажутся достаточно амбициозными. Ну что они могут против гигантов, у которых давно освоены технологии, есть кадры и возможность инвестировать в науку миллиарды долларов? «Возможно, нами движет завышенная самооценка, — шутит Александр Шустер. — А если серьезно, мы можем выиграть научной мыслью. Хотя разговоры о громадных научных заделах по большей части преувеличены — мне сейчас трудно найти в институтах перспективные проекты, но все же они бывают. Мы в настоящий момент внедряем систему грантов для малых научных коллективов в России. Да, в конце концов, даже не важно, откуда брать проект, поэтому мы создаем компанию в Сан-Диего, будем мониторить перспективные проекты там».

Дмитрий Морозов считает, что мы можем конкурировать и по себестоимости, даже с Китаем и Индией. «И еще мы более мобильны, — говорит он. — Западные фирмы довольно консервативны, медленно принимают решения, могут долго тянуть неперспективный проект, а мы можем сократить сроки разработки».

Можно было бы порадоваться таким перспективам, но Александр Шустер грустно замечает: «Но что для России даже десяток компаний, если в Индии их сотни, а в Китае и на Западе — тысячи».

Как быстрее попасть в яблочко

В общем, ситуация на российском биофармацевтическом рынке напоминает вылазки небольших партизанских отрядов против хорошо подготовленной регулярной армии. И нам кажется, что шансы наших партизан, предоставленных самим себе, невелики. Самым большим их достижением может стать импортзамещение своими биоаналогами четырех-пяти препаратов, самой крупной победой — создание пары инновационных продуктов лет через десять. «Это соревнование напоминает мне стрельбу в тире, — соглашается Василий Скрыпин. — Если западные корпорации стреляют из новейшей автоматической винтовки, то мы — из дробовичка. Понятно, что если мы и попадем в яблочко, то гораздо позже». Таким образом, отечественный рынок по большей части по-прежнему будет находиться под бигфармой, которая, отсрочив по возможности появление биодженериков, выведет на наш рынок свои новые оригинальные препараты по заоблачным ценам. Противостоять этому может только национальная стратегия по развитию биотеха и, в частности, биофармацевтики. Партизанам нужно помочь из центра.

Пока таких поползновений не наблюдается, но позволим себе помечтать. Как бы могла выглядеть такая стратегия? Во-первых, нужно сформулировать конкретные продуктовые задачи для отрасли. «Пусть бы государство заявило: мол, мы хотим улучшить обеспечение россиян современными качественными и недорогими отечественными лекарствами, мы предлагаем бизнесу разработать и вывести на рынок препараты для конкретных онкологических, неврологических и других серьезных заболеваний, не поддающихся традиционной терапии. И если бизнес сделает их, а мы убедимся в их эффективности и безопасности, то будем закупать их преимущественно у российских фирм», — говорит Александр Шустер.

Во-вторых, с точки зрения бизнеса, государство должно взять на себя инфраструктуру — образование, научные исследования, технопарки, обеспечение условий для венчурного финансирования. «Надо поддержать ряд известных “кузниц”, создать хотя бы нескольких технопарков по примеру китайских, где могли бы прорастать маленькие компании с перспективными идеями и продуктами», — предлагает Дмитрий Морозов. Василий Скрыпин отмечает другой аспект: «Сейчас государство создает венчурный фонд — так вот, биотех должен стать одним из приоритетных направлений его работы. Пусть финансирование будет на первых порах невелико, всего несколько миллионов долларов. Но это первая венчурная ласточка, которая начнет поднимать в России некоторые проекты на стадии старт-апов. Но было бы просто идеально, если бы поддержанные венчурным фондом биотехологические компании затем были подхвачены инвестиционным фондом с участием государства, поскольку проросшей маленькой компании нужно отрабатывать технологию, проводить доклинические, а главное — клинические испытания, для чего нужны более масштабные инвестиции. Стратегический инвестор в России предпочитает вкладываться уже в поздней стадии, желательно после клиники».

В-третьих, от государства нужна поддержка выхода на мировой рынок. Оно могло бы помочь в международном патентовании, предусмотреть финансовую и «политическую» помощь в выводе наших оригинальных препаратов на внешние рынки.

Если такой или подобной стратегии не появится, мы окончательно сдадим свой фармацевтический рынок бигфарме. Наши «партизаны» пока думать об окончательной сдаче не хотят, но вполне допускают поглощение своего бизнеса транснациональным «крупняком» или перенос его в другую, более лояльную к инновационным предпринимателям страну, например в Китай.