В посте про Малявина я говорил, что предреволюционные картины часто выходили у художников зловещими, словно в красном узорочье платьев уже виделся Красный Смех с красными петухами.

Ещё параллель.

Верещагин в своё время, как обычно, с непревзойдённой точностью дал некий символ ислама: стоящую в полукруг тройку дервишей, как бы что-то замышляющих во всемирном масштабе.

Интересная параллель с "Хороводом" малоизвестной художницы Симонович-Ефимовой (1914).

Это не очень известная картина Гогена. Одно из её названий - "Таитянская идиллия".

И как же в этом парафразе на тему Эдема и грехопадения полуинка Гоген смог уесть белого человека!

Врубель был, наверное, первым российским художником, который увлёкся темой магического взгляда (вообще-то достаточно известной в культуре, всп. хотя бы гоголевский "Портрет"), организующего и даже как-то кристаллизующего вокруг себя пространство.

Впрочем, мистика взгляда Врубеля достаточно естественно вписывалась в надвигающийся Декаданс (сиречь Серебряный век) с его культом безнравственного и иррационального.

Насколько я люблю позднего Райкина (см. "Люди и манекены"), настолько не люблю его раннего.

Ранний Райкин - это типичный Петросян. Хохмаческое кривляние, коверканье слов и пр., мало имеющее отношения к искусству смеха.

Но поздний Райкин, видимо, понял, что, несмотря на славу,  может затеряться среди конкурентов. И пошёл не вширь, а вглубь. Его художественным коньком было то, что в такой степени больше не удавалось никому: исключительно точная передача порывов мелкой душонки. Мастерская смена настроений, за которой прятался гнилой характер, - в результате даже посредственные юморески (того же Жванецкого хотя бы) начинали блистать самоцветами. Масса колоритных фразочек пошла в народ (как у Грибоедова или Ильфа-&-Петрова); мы до сих пор, цитируя их, поясняем: "Как говорил Райкин...", хотя, конечно, это в общем-то не Райкин, а те, кто ему это написали. Но без Райкина их нетленки никто и не вспомнил бы.

Вот это и впрямь признак великого артиста. Знатоки театра вспоминают "как играла Ермолова" или "как играл Качалов", хотя они тоже лишь вопроизводили на сцене, написанное классиками. Но - как играли!

Конечно, Райкин был фигурой политической. Он был одним из легиона "официальных диссидентов", главным направлением творчества которых было показать тупость Совка. И Райкин остался бы одним из сонма негласных антисоветчиков, если бы он не был Райкиным.

Сравнивая оригинал и результат, легко понять, кто такой Райкин. Вот он берёт перспективную юмореску, в которой видит прежде всего изобличение партийной глупости, замшелости советской бюрократии и вообще - гнилости системы. Начинает работать. В процессе разработки мысленно вскрывает характеры, увлечённо наполняет их жизнью. И - результат: зритель (да и сам Райкин в какой-то степени) сразу же забывает социальный смысл миниатюры, покатываясь от смеха конкретно над персонажами. Это только премудрым критикам кажется, будто в райкинских миниатюрах действовали Бюрократ, Начальник или Ретроград; на самом деле все они, пройдя через актёрство Райкина, становились на выходе просто людишками, чьи ужимки он так гениально умел передавать.

Вот это и есть признак великого актёра. И будь Райкин социальной фигурой, вспомнил бы его столетие только узенький (пусть и горластый) круг единомышленников. Но он своим талантом выводил своих персонажей за пределы пошлого системно-обличительного юмора, давая им общечеловеческую жизнь (гегельянцы, наверное, сказали бы, что он возводил своих героев от особенного ко всеобщему). Вот почему и его столетие отмечается действительно широко. Чуть ли не всенародно.

А интересно, Гоголь писал своего Ноздрёва (справа) с Дениса Давыдова (слева)?



И задавался кто-нибудь уже таким вопросом?