Рекорд почти не виден

В известном году на ныне всем известной шахте один инженер (фамилия которого давно никому не известна, кроме узких специалистов) вдруг подумал: а ведь можно резко увеличить выработку, если организовать работу по-другому, по-научному!
Шахта была захудалой, отстающей. Инженер со своей идеей пошел к парторгу ЦК на шахте (не знаю, что это за должность; наверное, комиссар шахты) Петрову и рассказал о ней. Тот сразу заинтересовался и решил попробовать.
Быстро нашли откатчиков и крепежников; фонарщиком вызвался быть сам(!) Петров. Оставалось найти главное звено - вырубщика.

Явление Стаханова

Ходят слухи, что вырубщики отказались принимать участие в эксперименте, не желая подрубать сук, на котором зиждилось их благосостояние. Как бы то ни было, всё-таки удалось уговорить поработать по новому методу здоровенного парня Андрюху (опять же довелось читать, что его настоящее имя было Андрей, и лишь потом он превратился в Алексея) Стаханова, прозванного местными за жизнелюбивый нрав и некоторые привычки Стакановым.
И вот эта шестерка спустилась в забой, а поднялась, вырубив... 14 норм!
Понятно, что эта фантастическая цифра изрядно лукавая: выработку шестерых посчитали по нормам на одного. Но, во-первых, давайте разделим 24 на 6; получится больше 2-х норм на каждого. Как говорится, тоже неплохо.
Но главное - во-вторых. Ведь откатчиков и фонарщика можно было взять с улицы. Крепежников по сути тоже, предварительно обучив. А вот вырубщик-забойщик - продукт штучный. Поэтому, расширив штат шахты и прикрепив к каждому забойщику помощников, можно было быстро и резко поднять производительность по новой схеме.
Что и произошло.

Кто все эти люди?

Рекорд шахты сразу прогремел на всю страну. началась лихорадка ударничества (одно из названий этого движения). Шахтерский рекорд побил Изотов, сестры Виноградовы установили свои, ткацкие рекорды, машинист Кривонос - путейский...
Советская пропаганда, как всегда, показала себя во всей красе, вбив в головы людям одно-единственное: бери больше - кидай дальше. В результате ударничество стало выглядеть то как бессмысленная рекордомания, то как форма рвачества (поскольку рекорды неплохо премировались).
В потоке этой трескотни людям часто даже не приходит в голову, что для того, чтобы управлять сразу несколькими ткацкими станками, нужно обладать ловкостью жонглера. И если шахтер Изотов, подписавшийся на свой рекорд, мало чем рисковал в случае провала, то неудача Виноградовых грозила приостановить работу части фабрики. А уж что было бы в случае, если бы потерпел фиаско и не провел свой сверхдлинный состав Кривонос, можно попробовать себе представить! И также можно представить, как он должен был готовиться к своему рекорду, денно и нощно (возможно, даже во сне) проигрывая: вот здесь суметь вписаться в поворот, оставив запас скорости, чтобы можно было сразу взлететь на подъем...
Движение ударников - это движение профессионалов, самопроверка, "пропись" - кто я: раб производства или аристократ труда, новый человек будущего? А аристократы, как известно, живут (подобно ворам) по понятиям. Тут и встает вопрос, кто ты: тварь, перед инструкцией дрожащая, или гегемон-профессионал, право их отменять имеющий? Дерзай, вау, ты сможешь!
У тысяч людей как бы открылись глаза; они вдруг как бы увидели то, что раньше не замечали: тут сократить, там совместить - вот и скачок в выработке. А это прибыток стране, людям.
Можно сказать, что ударничество стало как бы некоей разновидностью пролетарской революции. Та, Октябрьская, пролетарской была больше в теории; там малочисленный пролетариат даже не успел схватиться по-настоящему с разбежавшейся буржуазией, потонув в вихре событий. И вот настоящая революция наступила. Буржуев, правда, уже не было, зато были их "приспешники", составлявшие "по науке" свои косные инструкции для особо тупых. И началась последняя и решительная схватка рабочего класса со старым, отжившим миром...
Вот что такое было это ударничество.

Вот ударники труда

Прасковья Ангелина	Пётр Кривонос	Мария Виноградова

Те же и Сталин

То, что произошло дальше, можно символически-условно представить в лицах.
...Вот вождь проходит мимо длинной шеренги передовиков-ударников. Они едят его преданными глазами, готовые еще лучше потрудиться на благо Родины. Удовлетворенно-равнодушно вождь скользит своим орлиным взором по лицам передовиков ("ладно, нешто, молодца, молодца") и... останавливает его на молодом жизнерадостном дебиле-гуляке Стаханове - человеке здесь совершенно случайном и никакого отношения к движению не имеющем.
И началось... Как в песне: "Алексей, Алёшенька, сынок...". Глаза Сталина заволокло, он наверняка увидел в этом молодце то, в чем судьба ему отказала, - идеального сына.
  — Все свободны, товарищи. А вас, Стаханов, я попрошу остаться.

Сталин и "сын"

Стаханову выдали персональный автомобиль. Назвали в его честь город и само движение рекордсменов-ударников. (Я совершенно согласен с дочерью Петрова, что это совершенно несправедливо, что движение должно называться петровским. Сам я стараюсь, как, наверное, заметил читатель, не употреблять название "стахановский".) Наградили орденом.
Орден он быстро потерял. Заснул пьяным на скамеечке, а расторопные ребята орденок-то быстро и свинтили. Можно представить, сколько горя и хлопот доставила бы такая потеря настоящему ветерану или герою! А Стаханову что? На следующий же день новенький заблестел на лацкане. Вот уж действительно орден, как с куста...
А Сталин ему говорил: тебе, Алексей, надо учиться. (В самом деле он его хотел наркомом сделать, что ли?) И тот стал ходить с портфелем, в котором лежали умные книжки (а под ними, как водится, горячительные напитки).
Наконец, где-то перед войной даже до Сталина начало доходить, что наркома из Стаханова не получится. Но он не бросил своего"сына". После войны Стаханов получил синекуру в министерстве угольной промышленности, возглавив отдел по руководству движением имени себя. Так он сидел и надувал там щеки до самой смерти своего патрона. Говорят, на подоконнике у него лежал отбойный молоток, и в минуту грусти он подходил к окну и, зажмурив глаза, разбирал и собирал его, словно автомат Калашникова...
Пока Хрущёв, не переносивший на дух сталинского духа, его не прогнал.

Но здесь героя моего
В минуту злую для него,
Читатель, мы теперь оставим.
Надолго. Навсегда.

Заключение

О чём это эссе?
Прежде всего о движении передовиков-ударников. Которое вспыхнуло в определенное время - время освоения промышленных технологий, когда профессионалы-технологи часто были, как новички, и оказывались на одном уровне с опытными рабочими. Потом, по мере развития индустрии и углубления специализации так просто выкинуть инструкции на помойку уже было сложно. Низовое, рабочее движение иссякло, но инерция (идеологическая) его осталась. Оно стало формальным, спускавшимся сверху, часто без учета его нужности. Из-за этого сложилось впечатление, что и при зарождении то была какая-то нелепая компанейщина. Но это было не так..
Ну и немного о Сталине. Который в этой истории раскрывается совсем не таким, каким его нам преподносят его поклонники и враги.