Половина посттурирного миди (не влезла в пост, доложена в камментах). Вторая половина пишется.

Рейтинг: PG-13
Герои: Марко, Лайсерг, несколько ОМП и ОЖП
Предпреждения: пост-турнир. Сюжет вытраивается на предположении, что Марко погиб в последней битве с Люциусом и стал духом. Текст может быть немного сыроват - писалось в большой спешке, так что указывайте ошибки).
Еще маленькое примечание: в Англии, похоже, распространенной формой опеки являются патронатные семьи, не усыновляющие приютских детей, а просто берущие их на воспитание на непоределенные сроки. В такую семью я и определила Лайсерга).


В полной суровых неожиданностей турнирной жизни, как припоминал иногда Лайсерг, мир людей всегда представал эдаким символом спокойной мирной вялотекущей предсказуемости. Ни тебе сражений, ни постоянного риска, - знай двигайся по накатанной колее изо дня в день, изо дня в день.
При условии, конечно, что упомянутая персональная колея у тебя имеется.
Когда Лайсерг, весь в раздумьях о том, как грустно оставлять такую яркую и насыщенную жизнь шамана ради куда более блеклых учебы, карьерных перспектив и английского гражданства, спустился с трапа самолета и получил багаж, ему открылось одно настораживающее обстоятельство. Подросток внезапно понял, что… не знает толком, куда теперь идти.
Не в прямом смысле, разумеется. Прошло уже около года с тех пор, как он покинул Лондон, но мысленно набросать перед глазами карту города по-прежнему не составляло труда – да и навыки даузинга попросту не дали бы заблудиться. Лайсерг, даром что никогда раньше не бывал в этой части города, быстро сориентировался, где находится и какой автобус из длинной, сверкающей пестрыми красками шеренги следует выбрать, чтобы кратчайшим путем добраться до своего прежнего дома.
…Прежнего дома.
По мере приближения он все замедлял шаг, пока наконец у самой подножки не остановился совсем. Мимо тек непрерывный поток прибывших; некоторые забирались внутрь, с трудом протаскивая следом чемоданы и сумки. Автобус стремительно заполнялся. Но Лайсерг так и не сумел заставить себя последовать их примеру, хотя простоял у подножки до последнего – пока водитель, перевесившись через перегородку в салон, не осведомился раздраженно, едет ли, в конце концов, мальчишка, а если нет, то с какой стати лезет под колеса. Пришлось все-таки отойти, выбрать себе лавочку, сесть и надолго задуматься.
В псоледней приемной семье Лайсерг прожил около двух лет и привык к ней, как к старой разношенной одежде – не собственноручно выбранной, не особенно любимой, но хорошо знакомой и удобной в обиходе. Они неплохо ладили, однако чувства родства или хотя бы крепкой взаимной привязанности с этими людьми у него не возникло – во всяком случае, сейчас, по прошествии года, даузер не чувствовал себя вправе просто спокойно вернуться назад. Он понимал, что там о нем уже давно забыли, перераспределили приходившуюся на него долю заботы, контроля и семейного бюджета на других детей, которых, возможно, стало больше. Ему не очень хотелось идти в дом, где о нем давно не думают и где его приходу не обрадуются.
После десятиминутных раздумий, когда толпа почти совсем рассеялась, Лайсерг поднялся со скамейки и стал искать другой автобус. Его интересовал маршрут, проходящий через заведение, где приблудшим даузерам меньше удивляются, хотя тоже не радуются, - детский дом. Там, по крайней мере, не могут развести руками и направить его в другое место (что вероятней всего случилось бы, навести он приемную семью): он их работа.
«Сэкономлю фунт», - решил Лайсерг. Потом мелькнула еще одна мысль – логичная в таких условиях, но с каким-то неправильным, почти ироническим оттенком: «Заодно навещу своих».
***
Из «своих» он увидел только пару отдаленно знакомых социальных работников и директрису. Да еще некоторую смутную ностальгию вызвало само светло-синее трехэтажное здание с приятно-скрипучими воротами и узкими окнами (а подоконники, припомнил он с чем-то вроде светлой грусти, были широкими, почти квадратными – усесться мог только один человек, зато с комфортом. Самые маленькие иногда устраивались по двое). Многих отпечатавшихся в памяти деталей теперь уже не было – так, входную дверь сменили на новую, пластиковую (да и та уже выглядела порядком поцарапанной), и ручка теперь была не круглая медная, а что-то вроде горизонтальной перекладины. Внутри отремонтировали еще существеннее – он почти не узнал нижнюю комнату для игр и, кстати говоря, совсем не узнал никого из носящейся по всем направлениям малышни. Может, те, кого он запомнил карапузами, сейчас уже подросли настолько, что предпочитали проводить свободное время наверху, в спальнях, а может, их разобрали по приемным семьям. Лайсерг почувствовал себя несвоевременно пожилым: он знал этот приют уже около девяти лет.
Приют знал его ровно столько же, но вместо того, чтобы пустить слезу умиления при встрече, довольно откровенно схватился за голову. Поднялась суматоха по поводу спальных мест, которых традиционно не хватало, и к тому же Лайсерг с легким удивлением узнал, что числится не то в сбежавших, не то в пропавших без вести. Бедной директрисе пришлось сделать не менее десятка телефонных звонков, чтобы оповестить всех, кого нужно, о его возвращении, и даузер уже вообще начинал жалеть, что доставляет людям столько хлопот. Когда он прошел отборочный тур, Брон вроде как заявил, что все формальности с визами и разрешениями на выезд для несовершеннолетних племя Патчей берет на себя. И они действительно как-то все уладили – от Лайсерга потребовалось только поставить несколько подписей в бумагах, в которых, как он догадывался, не было ни слова правды и которые он на этом основании не счел нужным прочитывать. Как и следовало ожидать, свои обязательства Патчи выполнили примерно наполовину – с выездом из страны проблем не возникло, зато теперь... Лайсерг понял все отрицательные стороны вранья – особенно поддакивания чужому вранью, в подробности которого толком не посвящен. Если бы он хотя бы знал официальную версию, придумать причину, по которой поездка затянулась на несколько месяцев было бы проще. Итоги получасового лавирования и перебирания максимально недетализованных ответов на вопросы типа «Где ты, по крайней мере, жил?» были неутешительны: его, похоже, посчитали крайне скрытным и приписали этой скрытности чуть ли не криминальные корни. Лайсерг готов был поклясться, что завтра же получит личного закрепленного социального работника и аудиенцию у психолога.
В этом-то приют никогда не испытывал недостатка – другое дело, в комнатах. Потирая виски и отбрасывая выбившиеся из прически пряди, директриса перебрала какие-то листки в картотеке и устало спросила, не хочет ли Лайсерг снова попробовать пожить в приемной семье. Это была неожиданная удача и он почти прямым текстом да понять, что не хочет оставаться в детском доме. Директриса тоже не скрыла своего облегчения и пообещала подыскать подходящую точку в ближайшие дни – благо с репутацией у Лайсерга было ощутимо лучше, чем у многих других детдомовских того же возраста. Если бы еще не этот невразумительный побег…
***
Несмотря на побег, подходящая семья нашлась через три дня – оглядываясь назад, Лайсерг признавал, что сроки были самые что ни на есть оперативные, но тогда он покинул приют с таким чувством, словно умирал там со скуки несколько недель. Жил он эти три дня где попало, занимался чем придется. Не было особенно смысла устраиваться и разбирать вещи – в любой момент его могли сорвать с места; не было особого смысла записываться в школу – новая семья могла настоять на его переводе в другую; не было смысла знакомиться и входить в коллектив… да и желания тоже не было. Должно быть, когда-то он считал это место почти что родным домом, но теперь ни на секунду не удавалось забыть, что это перевалочный пункт. Иногда от какой-нибудь попавшейся на глаза мелочи или вида покачивающихся старых качелей за окном Лайсерга на пару минут отбрасывало в воспоминания, и ему становилось щемяще-грустно от мысли, что он перерос это место и, даже если когда-нибудь вернется сюда, не сумеет смотреть на него прежними глазами и испытывать теплые чувства… и тут же, словно в подтверждение, скука и нетерпение накатывали с новой силой, и все вокруг начинало раздражать. Время тянулось бесконечно.
На четвертый день этих эмоциональных перепадов его наконец забрали Стэйлсы. Грядущая перемена обстановки так обрадовала Лайсерга, что до тех пор, пока они не подъехали к светло-серому коттеджу на другом конце города и миссис Стэйлс не сказала с улыбкой, что ему, наверное, нелегко будет привыкнуть к тишине этого района – он не осознавал, что уже встретился со своей новой семьей. Вернее, с некоторыми ее членами – у Стэйлсов было еще трое воспитанников, которые на данный момент находились в школе.
Новая семья чем-то неуловимо напоминала Лайсергу предшествующую – хотя та была больше и говорливее. Неброский интерьер дома, обои мягких тонов, пестрые детские вещички, вывешенные на заднем дворе и даже сами приятные и не особенно запоминающиеся лица опекунов – все это перекликалось с его воспоминаниями о жизни у Смитов. Может, все английские благополучные семьи примерно одинаковы? Он попытался вспомнить, как жила его первая, настоящая семья. У них был камин
После краткой экскурсии по нижнему этажу Стюарт (Стюарт и Дженифер, так он должен был их называть. Тоже как у Смитов, только имена другие) провел его через заднюю дверь во двор, пояснив, что они всегда стараются держать лужайку за домом в порядке, так как регулярно ее используют. Ричард да и сам Стюарт любят погонять здесь мяч, а Лиза – она бредит туризмом – летом часто ставит палатку и ночует на открытом воздухе. Лайсерг молча запомнил еще два новых имени.
Когда он хотел спуститься с плитки на аккуратно подстриженную траву, носок кроссовки уткнулся в что-то легкое. Ричард со смущенным смешком нагнулся и подобрал предмет, оказавшийся видавшей виды куклой Барби.
- Прошу прощения. Похоже, я бы неправ, когда говорил, что мы все следим за порядком – Мэг пока так и не научилась убирать за собой вещи.
- Мэг, - повторил Лайсерг.
- Да, Мэгги, наша младшая девочка. Она в этом году только пошла в начальную школу, а Ричард и Лиза весной уже заканчивают. Такой вот разброс… - он потер подбородок и испытующе взглянул на Лайсерга. – Надеюсь, тебе, несмотря на это, не будет здесь одиноко.
Наверное, в качестве ответа этому незнакомому мужчине была уместна только одна фраза.
- Да нет, что вы.
***
Пожалуй, это действительно нельзя было назвать одиночеством. Просто… у него не хватало терпения.
Этот день шел не так медленно, как три предшествующих – появились некоторые дела и обязанности. Он разобрал наконец сумки, осмотрел и освоил свою комнату – к счастью, отдельную, выслушал монолог Дженифер о том, что где можно найти на кухне, перечислил все, что умеет готовить. Вместе с вернувшейся из школы Мэгги помог накрыть на стол, познакомился с припозднившимися Ричардом и Лизой. Поужинал в кругу семьи, послушал их рассказы о том, как прошел день, ответил на вопросы, поулыбался в нужных местах. Помог помыть посуду (мыли все вшестером, с трудом помещаясь в маленькой кухонке, – что-то вроде семейной традиции), заверил, что обязательно обратиться, если что-нибудь понадобится, и поднялся к себе с мыслью «Слава Господу Богу, всё!».
Не включив свет, Лайсерг упал на кровать и долго смотрел на темные очертания соседних домов за окном. Он понимал, что, наверное, несправедлив к Стэйлсам и что они явно прилагают больше усилий, чтобы установить контакт, чем должны по закону. Они были хорошей, дружной семьей и вне всяких сомнений жить с ними будет приятно. Нормально. Обычно.
…Нет, это просто невозможно терпеть.
Он вскочил на ноги и закружил по комнате, не зная, куда себя девать. Яростно дернул штору, проходя мимо окна – комната погрузилась в темноту; плотнее закрыл дверь и, ощупью выдернув стул из-за стола, сел. Оперся локтями о спинку и зажал уши – стало лучше. Ничего не видеть, не слышать, не думать и вообще забыть о том, где находится.
Он чувствовал себя обманутым.
Потому что его трехдневное ожидание не разрешилось ничем, и он только обманывал сам себя, ожидая, что еще немного, еще пару часов поиграть в обычного, всем довольного – и... И – что? Лайсерг сам не знал, почему решил, что с появлением приемных родителей что-то изменится – неужели все еще действовал укоренившийся детдомовский инстинкт? Они не вернут того, что он оставил в Японии. С ними можно поддерживать хорошие отношения и болтать о пустяках, но они никогда не узнают истинного вида его души – Мастемы Долкем и не разделят его приступов страха за судьбу человечества, оказавшуюся в руках человека, которого он до сих пор не простил.
«Надеюсь, тебе, несмотря на это, не будет здесь одиноко».
Ему всегда будет одиноко здесь - в мире, заточенном под людей без способности видеть духов. Как и всем остальным шаманам, которые не имеют возможности держаться друг за друга. Даже Йо когда-то был одинок.
Йо…
Напрасно он позволил себе об этом думать – в груди тут же что-то болезненно сжалось. Он затаил дыхания, чувствуя внутреннюю борьбу между благоразумием, которое неутешительно бормотало что-то об электронной почте и встречах на каникулах (когда еще эти каникулы!), и чем-то абсолютно противоположным, что отчаянно требовало Йо сюда и сию минуту и все сильнее сжимало грудь.
- Морфин! – позвал Лайсерг сдавленно, чувствуя потребность в обществе кого-то достаточно понимающего, чтобы не изображать спокойствие и безмятежность, и достаточно насмешливого, чтобы не расклеиться окончательно. Фея не отозвалась. Лайсерг припомнил, что не видел ее с ужина, - что представлялось весьма странным, до этого она все время кружила поблизости. Радуясь возможности хоть как-то отвлечься, даузер подошел выглянуть в окно. Первые несколько минут он мог различить только тусклые огни фонарей, но потом вдалеке блеснуло нечто знакомо-розовое. Успокоенный, Лайсерг опустил штору и вернулся на место. Было уже не так тяжело, но гул телевизора, звон тарелок и еще какие-то повседневные шумы, доносящиеся снизу, нагоняли тоску. Он посидел еще чуть-чуть, рассеянно следя взглядом за светящейся секундной стрелкой будильника, и неохотно зажег настольную лампу. Было бы приятней посумерничать в мягком трепещущем живом свете примостившейся на плече Морфин, но та явно не торопилась.
Лайсерг уже успел переодеться и разобраться с постельным бельем (было только десять, но он устал с дороги, да и лучшего занятия, чем сон выдумать не получалось), когда услышал знакомый мелодичный звон от окна.
- А вот и ты, - сказал он, не оборачиваясь, - сказал удовлетворенно и только самую малость досадливо. – Я уже думал посылать Зелела на поиски.
- У Зелела плохое ночное виденье.
Лайсерг на секунду застыл, прежде чем круто развернуться. Взволнованная Морфин, сделав пару кругов по комнате, устроилась у него на рукаве, настороженно глядя на своего спутника. Лайсерг тоже смотрел на него во все глаза в полной уверенности, что галлюцинирует. Марко, полупрозрачный призрачный Марко – в Англии, в доме добропорядочного семейства?
***
- Надеюсь, ты не будешь очень возражать, что я не предупредил заранее, - сказал Марко, превратно истолковав затянувшуюся паузу. Лайсерг был бесконечно далек от того, чтобы возражать или думать о предварительных договоренностях. Он не мог даже толком обрадоваться – если честно, эта приятная неожиданность сыграла с ним странную штуку и комок в горле, вместо того, чтобы окончательно разойтись…
- Эй, эй, - явно встревожился Марко, - на такую реакцию я не рассчитывал совсем. Что, лучше было не появляться здесь? Ну всё, перестань, престань…
Лайсерг сделал пару глубоких вдохов и перестал. Прошелся по лицу рукавом, маскируя последствия, и попытался собраться с мыслями.
- Марко… Бог с ними, с предупреждениями, но ты разве не отправился в Италию?
- Я уже оттуда.
- О, - чуть оторопел Лайсерг и снова сделал над собой усилие, чтобы вывести беседу на более интеллектуальный уровень. – Значит, ты передумал там жить?
- Пока не знаю. Для начала мне нужно определиться, что конкретно я буду там делать. Идея с бизнесом явно не срабатывает, а люди, с которыми я планировал сотрудничать... - он изменился в лице и коротким жестом словно оборвал самого себя. – Словом, решил, что пока могу себе позволить отпуск заграницей – тем более у духов не возникает проблем с перелетами.
- Мне казалось, что ты в таком случае прежде всего отправишься во Францию, - бездумно проговорил Лайсерг и тут же прикусил язык, сообразив, что, кажется, лезет куда не надо. Марко, однако, не выказал раздражения и лишь сухо кашлянул:
- Видишь ли… я пока не испытываю особенного желания встречаться со своим убийцей. Я не могу делать вид, будто ничего не было, а что тогда – парить перед глазами вечным укором? Боюсь, мне далеко до доброты и всепрощения госпожи Девы, - на последних словах стали в его голосе и взгляде ощутимо поубавилось, и Лайсерг вздохнул спокойней – он не очень-то хорошо был ознакомлен с подробностями истории Марко и Люциуса, поэтому их откровенная враждебность по отношению друг к другу всегда сбивала с толку и смущала. – Слишком уж недавно все произошло. Может быть, я заверну к ним на обратном пути.
«Надеюсь, это будет нескоро», - эгоистично подумал Лайсерг. Марко же, окончательно стряхнув с себя остатки меланхолии, вернулся к деловым вопросам:
- Так ты… не против, если я остановлюсь здесь?
- Здесь? – нужно проглотить лезущий на язык бессвязный и малоинформативный монолог и уместить все эмоции в пару каких-нибудь банальных фраз. – Нет, я буду рад. Мне тут тяжело одному.
- Одному… - повторил Марко, довольно отсутствующе глядя на мечущийся по комнате огонек Морфин. – Да. Это и в самом деле тяжеловато.
«Тяжеловато», подумал Лайсерг, вдруг словно впервые заметив, что сквозь командира просматриваются постеры на противоположной стене и вспомнив, что он уже не такой живой, каким даузер привык его видеть, - «это, мне кажется, мягко сказано». Сложно представить, каково это – попросту не существовать в глазах миллионов людей, не иметь ни тела, ни сердцебиения… вообще ничего не иметь, кроме способности мыслить и воспринимать. Наверное, это что-то больше и страшнее одиночества – чувствовать, как взгляды проходят сквозь тебя, и самому сомневаться в своей реальности. Даже думать об этом было как-то неуютно и жутковато. Он взял себя за плечи и поглядел на Марко растерянно – что можно сказать человеку, оказавшемуся в таком горьком положении, чем помочь, кроме бесполезной жалости?
- Что не спрашиваешь, как я тебя нашел? – обыденным тоном спросил Марко. – Вроде бы для даузера принципиальный вопрос.
- Как ты меня нашел? – автоматически повторил Лайсерг.
- Чудом: встретил твою фею. Так бы, пожалуй, проискал еще несколько суток. Ты вроде бы когда-то упоминал, в каком районе жил, но я здесь ориентируюсь плохо…
- Я, наверное, говорил о детдоме, а там бы меня не застал. С сегодняшнего дня я живу здесь.
- Тем более повезло, - Марко хотел спросить еще что-то, но тут обоих отвлек звук приближающихся шагов. Дверь приоткрылась.
- Мэгги, я разве не говорила тебе… - начала было появившаяся на пороге Дженифер, но осеклась, окинув взглядом комнату. – Ох, прости, Лайсерг. Ты один? Мне послышалось, будто ты говорил с кем-то, и я подумала…
- Да нет, - отозвался Лайсерг, краем глаза покосившись на незамеченного Марко. Тот молча оглядывал Дженифер без особых признаков грусти или досады. – Просто… повторял неправильные глаголы. Может пригодиться к школе, - он едва не добавил, что последнее время вообще редко говорил на родном языке, но вовремя прикусил язык.
Дженифер чуть удивленно улыбнулась и, судя по всему, поверила:
- Вот как. Ну хорошо, если тебе понадобится что-нибудь…
- Я скажу, конечно, - отозвался даузер и, проводив ее взглядом, прикрыл дверь.
- Это твоя… - Марко остановился, подбирая нужное слово.
- Одна из моих опекунов, да. Дженифер.
- Значит, духов она не видит.
- По-моему, никто в семье не видит, - припомнил Лайсерг, предусмотрительно стараясь говорить вполголоса – Дженифер, похоже, еще была на верхнем этаже. – Во всяком случае, ни Морфин, ни Зелел не привлекли их внимания.
- Это довольно удобно, - заметил Марко. Лайсерг удивленно перевел на него взгляд и вдруг неожиданно для себя легко согласился:
- Да. Теперь это очень удобно.
Одиночество ему не грозило теперь в любом случае, ведь так?
***
- Да расслабься ты уже, - усмехнулся Марко, наблюдая за тем, как даузер сердито заталкивает тетрадки в школьную сумку. Тот, не отрываясь от своего занятия, проворчал:
- Не понимаю – что им не терпится? Мне не помешала бы еще хоть неделя на адаптацию к новой семье. Сейчас ведь только самое начало учебного года; какая разница, пойду я в школу на этой неделе или на следующей?
- Именно, что никакой. Повторяю: за меня можешь не тревожиться. Если для тебя это такая проблема, я вообще могу сегодня не отлучаться с этой улицы.
- Да, только при этом выйдет, что я порчу тебе отпуск – ты же не любоваться на эту улицу прилетел, - Лайсерг тяжело вздохнул и поглядел на Морфин. Та, верно истолковав его взгляд, протестующее пискнула – она заметно побаивалась Марко с первого дня из знакомства. – Может, все-таки возьмешь с собой Морфин?
- Нет, на такое у меня жестокости не хватит, - отмахнулся Марко, изрядно позабавленный писком. – Я уже более-менее разобрался с центром города, а вглубь в любом случае в ближайшие дни не пойду. Когда ты вернешься из школы?
- Не знаю. В лучшем случае часам к трем.
- Ну вот и я попытаюсь подоспеть к этому времени, - под окном просигналила машина, и итальянец удовлетворенно кивнул: - Теперь тебе точно пора. Всё, удачи.
Завершив таким образом разговор, Марко углубился в изучение разложенных на столе карт и проспектов; Лайсергу же ничего не оставалось, как потосять еще несколько секунд на пороге и с очередным вздохом, направиться вниз.
На острове Лайсергу часто казалось, что он соскучился по учебе, но первый же школьный день заставил в этом усомниться. По понедельникам занятия заканчивались раньше, чем в другие дни, - и только благодаря этому у него хватило выдержки не сбежать домой на какой-нибудь из перемен.
Он и представить себе не мог, что успел настолько отвыкнуть. Неловко было признавать, но недвижно просиживать на месте чуть не час подряд оказалось утомительным даже чисто физически. От постоянного гула в классе и застоявшегося воздуха у Лайсерга уже к концу второго урока разболелась и без того тяжелая от недосыпания голова. Сжимая руками виски, он призывал всю свою самодисциплину в попытках сосредоточиться на объяснениях учителей, но и с этим дело не клеилось. До отъезда в школе ему все давалось относительно легко, серьезных проблем с учебой не возникало даже в периоды особо плотного расписания тренировок – наверное, поэтому он так легкомысленно отнесся к перспективе пропустить пару семестров. Во время Турнира даузер иногда урывал вечерок, чтобы после всех тренировок и битв почитать какой-нибудь учебник или затвердить несколько формул. Положа руку на сердце, эти занятия нельзя было назвать ни особенно плодотворными, ни систематическими, но все-таки они давали ощущение какого-то продвижения вперед. Урывками осилив за год большую часть программы девятого класса, Лайсерг решил, что сумеет учиться с ровесниками в десятом, и теперь клял себя за это – уж лучше бы потерял год! Возможно, он занимался самообразованием не по тем учебникам, возможно, сдуру выпускал неинтересные или непонятные главы, но к концу дня стало предельно ясно – в отличниках ему здесь не ходить. Половина сказанного у доски казалась полной тарабарщиной. Какие-то редкие моменты были понятны и даже знакомы (очевидно, он уже читал об этом сам), что-то можно было ухватить на ходу - но все это так и оставалось в виде одиночных разрозненных оазисов, не желающих никак контактировать с основным массивом неясностей. На переменах он пытался, оперируя той частью объяснений, которую худо-бедно понял, и пройденным на острове материалом, хотя бы утрясти все в единую картину, чтобы не чувствовать себя совсем уж безнадежным, но раскалывающая головная боль этому отнюдь не способствовала.
Так обстояли дела с научными предметами, продолжавшимися вплоть до обеда. Во второй половине дня занимались гуманитарными науками, в которых все можно было сориентироваться и без прочной базы, но тут начали сказываться стресс и усталость. Лайсерг стал все чаще ловить себя на том, что уплывает мыслями куда-то на посторонние предметы, и никакие виртуальные подзатыльники не действовали. Под конец он практически уже перестал выныривать из своей задумчивости и только что не дремал под мерный речитатив, доносящийся от доски. Звонок с последнего урока заставил даузера вздрогнуть и удивленно поозираться по сторонам несколько секунд, прежде чем подхватить сумку и покинуть класс одним из первых – даже раньше учителя.
Прохладный осенний воздух, насыщенный терпким запахом палой листвы, хорошо бодрил: вскоре Лайсерг уже отчаянно кусал губы, анализируя свое поведение на протяжении первого школьного дня. Похвастаться было нечем. Хотя учителя любезно делали вид, что не замечают его, давая время освоиться, они наверняка все же наблюдали исподтишка за новеньким – за его неусидчивостью, нерасторопностью, рассеянностью и невниманием на уроках. Учитывая еще и эти внезапно открывшиеся пробелы в знаниях, вероятность с первого же семестра оказаться на хорошем счету сводилась практически к нулю. А значит, школа из отдушины превратится в тяжкий труд и периодические удары по самолюбию – ведь когда-то он учился легко и не без удовольствия!
Об одноклассниках Лайсерг не особенно задумывался. Они не проявляли к нему большого интереса. Наверное, в этом классе было принято присматриваться к новоприбывшим или ждать от них инициативы – ну, тогда замкнутый, даже на переменах не отрывающийся от тетрадок новенький точно не произвел ни на кого впечатления. Думалось об этом спокойно, без намека на горечь. Лайсерг не жаждал новых поверхностных знакомств совершенно по той же причине, что и не стремился сблизиться с новой семьей, - было слишком тяжело менять то настоящее, что было на острове, на первый попавшийся заполнитель. Разумеется, многие из его теперешнего окружения наверняка были прекрасными людьми, не меньше любого шамана способными на искренние чувства, на крепкую дружбу – в том числе и с ним, но… Пока в них попросту не было нужды. Турнирная жизнь, какой бы кровавой она ни была, показала даузеру такую близость между людьми, такие привязанности, что он пока не желал начинать сначала – что-то искать, что-то выстраивать без гарантии на успех… Хотелось лишь со светлой тоской вспоминать то, что было, и отгонять от себя мысли о том, что это «было», закончившись, сделало его навеки обделенным. Подойди к нему кто-нибудь сейчас с намерением подружиться – Лайсерг неизбежно бы стал сравнивать и, в конечном итоге, возможно, ни за что ни про что невзлюбил бы приветливого инициатора. Может, оно и к лучшему, что ничего подобного не происходило…
Он замечал их, они не замечали его, и сложившееся отношения можно было считать вполне гармоничными.
Ну, во всяком случае до Того Самого Вторника.
***
Впадать в глубокую задумчивость на последних уроках вскоре превратилось для Лайсерга из соблазна в добрую традицию. Отчего-то это никогда не давало серьезных последствий: его не уличали, не одергивали, не мучили даже банальным «повтори, что я сейчас сказал». Может, потому, что к концу дня в классе вообще устанавливалась довольно вальяжная атмосфера – еще не отошедшие от летних каникул ученики пока не до конца восстановили рабочий настрой. А может, учителя, связав замкнутость и рассеянность даузера с детской душевной травмой, попросту отнесли его к разряду проблемных и не осмеивались предъявлять слишком высокие требования. Кажется, в одной из дотурнирных школ уже было нечто подобное…
Второй вариант Лайсергу отнюдь не льстил, да и как-то совестно было ежедневно грезить наяву на уроках – после всех сетований на то, что обстоятельства не дают блеснуть в учебе. Но все-таки сладить с собой не мог; отчасти и потому, что это состояние полудремы, которое, помнится, так облюбовал Йо, действительно было очень приятным. Особенно нравилось Лайсергу постепенно приходить в себя по дороге домой –
прохладный воздух, бьющие по глазам лучи все еще яркого солнца или, напротив, мелкие колющие крапинки дождя… Как если бы, едва поднявшись со сна с постели, высунуться в распахнутое окно.
В первые же дни учебы он, немного побаловавшись с даузингом, нашел пять разных дорог от школы к дому – чтобы хватало на каждый день недели. Третья и пятая были особенно хороши: они пролегали по тихим старым и на любителя живописным улочкам, по которым и просто идти-то не получалось – только гулять. Гулять и отдыхать от всего. В этих заброшенных уголках практически всегда царила умиротворяющая пустота: ни автомобилей, ни уличной торговли, ни ярких рекламных щитов, ни неприятностей.
Хотя, кажется, именно по одной из этих дорог Лайсерг шел во Вторник.
Да, конечно. Решетка, в которую он врезался плечом, была старая, кованая – таких нигде, кроме старых кварталов с частными домами, уже и не найдешь. Он тогда свернул с оживленной улицы и прошел метров буквально метров пятнадцать прямо по проезжей части – там нечего было бояться дорожного движения – и они догнали со спины... Лайсерг даже не ощутил шестым чувством угрозы, хотя приближение их, разумеется, не заметить не мог. Мало ли – какая-то компания решила срезать через малолюдную часть города, ничего странного. Их приглушенные, но все же нарушающие тишину переговоры-пересмешки немного напрягали, и он все ждал, когда же наконец пройдут мимо.
Разумеется, никакого «мимо» не последовало.
Сильный и внезапный толчок в бок едва не выбил его из равновесия. Пытаясь сбалансировать, Лайсерг переступил несколько раз и, как назло, зацепился ступней за выщербленный паребрик – точно бы растянулся поперек тротуара, не подвернись под руки прутья той самой кованой ограды. Даузер уцепился за них до ссадин на ладонях и, выпрямившись, обернулся.
Их было трое, но в лицо он узнавал только одного – не раз виделись в школе. Должно быть, и остальные учились там же, просто еще не успели примелькаться. Никого из этой троицы Лайсерг не знал даже по имени, ни с кем не перемолвился словом, но отчего-то нападение совершенно его не удивило. Наверное, он просто выглядел или держался не так, как полагалось, - а может, просто подвернулся не вовремя…. Или наоборот – вовремя? Парни были явно в радостном предвкушении. Они хотели подраться.