Шаг в шаг, грубость и ласка
В уголках глаз слабость и власть
Не побоюсь упасть на взлете
Из рая в грязь

Уходить из любви в яркий солнечный день, безвозвратно;
     Слышать шорох травы вдоль газонов, ведущих обратно,
     В темном облаке дня, в темном вечере зло, полусонно
     Лай вечерних собак -- сквозь квадратные гнезда газона.

     Это трудное время. Мы должны пережить, перегнать эти годы,
     С каждым новым страданьем забывая былые невзгоды,
     И встречая, как новость, эти раны и боль поминутно,
     Беспокойно вступая в туманное новое утро.

     Как стремительна осень в этот год, в этот год путешествий.
     Вдоль белесого неба, черно-красных умолкших процессий,
     Мимо голых деревьев ежечасно проносятся листья,
     Ударяясь в стекло, ударяясь о камень -- мечты урбаниста.

     Я хочу переждать, перегнать, пережить это время,
     Новый взгляд за окно, опуская ладонь на колени,
     И белесое небо, и листья, и полоска заката сквозная,
     Словно дочь и отец, кто-то раньше уходит, я знаю.

     Пролетают, летят, ударяются о' землю, падают боком,
     Пролетают, проносятся листья вдоль запертых окон,
     ВсЈ, что видно сейчас при угасшем, померкнувшем свете,
     Эта  жизнь,  словно дочь  и  отец, словно  дочь  и  отец, но не хочется
смерти.

     Оживи на земле, нет, не можешь, лежи, так и надо,
     О, живи на земле, как угодно живи, даже падай,
     Но придет еще время -- расстанешься с горем и болью,
     И наступят года без меня с ежедневной любовью.

     И, кончая в мажоре, в пожаре, в мажоре полета,
     соскользнув по стеклу, словно платье с плеча, как значок поворота,
     Оставаясь, как прежде, надолго ль, как прежде, на месте,
     Не осенней тоской -- ожиданьем зимы, несмолкающей песней.

Только когда плывешь против течения,
Понимаешь, чего стоит свободное мнение.
Быть другим это значит быть всегда одному,
Выбирай что тебе: суму или тюрьму.
Никому просто так не дается свобода,
Из нее нет выхода и в нее нет входа.

Чай, папиросы, ответы на вопросы…
Допросы, опять допросы.
Мой приемник – односторонняя связь,
тире и точки – арабская вязь.
Я не могу сказать, но зато я слышу,
Я видел, как крыса становится мышью.
То, что не стереть, как сильно не три
Свобода – это то, что у меня внутри.

Сегодня, я вижу, особенно грустен твой взгляд,
И руки особенно тонки, колени обняв.
Послушай: далеко, далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Ему грациозная стройность и нега дана,
И шкуру его украшает волшебный узор,
С которым равняться осмелится только луна,
Дробясь и качаясь на влаге широких озер.

Вдали он подобен цветным парусам корабля,
И бег его плавен, как радостный птичий полет.
Я знаю, что много чудесного видит земля,
Когда на закате он прячется в мраморный грот.

Я знаю веселые сказки таинственных стран
Про черную деву, про страсть молодого вождя,
Но ты слишком долго вдыхала тяжелый туман,
Ты верить не хочешь во что-нибудь, кроме дождя.

И как я тебе расскажу про тропический сад,
Про стройные пальмы, про запах немыслимых трав...
- Ты плачешь? Послушай... далеко, на озере Чад
Изысканный бродит жираф.

Иллюстрация в комментах)

лидокаином на сердце
расплавить втереть согреться
лидокаином на пальцы
разучится бы так влюбляться
беспомощно бесповоротно
от прощаний до встреч по нотам
а потом немые пробелы
так нелепо всё проглядела

и весна состарилась маем
снова я облака встречаю
рано утром стоя на крыше
а всё где-то гораздо ниже

этот ветер пахнет снова
как всегда одинаково ново
а шаги становятся тише
за спиной я почти не слышу
мир уходит но скоро вернётся
этот день начинается с солнца

марши карнизов, дождь отбивающих,
я растворяюсь в памяти тающей,
ищущей выходы, есть ли решения?
и я не знаю просить ли прощения.

скоро мой город в себе же заблудится,
май набухает новыми почками,
я истерично шагаю по улицам,
и смс пишу с многоточьями.

я разучилась прощаться наверное,
а то что было , вряд ли забудется,
и всё такое снова неверное
я запустила, пусть дальше запустится