Здравствуй, Лили. Да, я давно не писал и не думал, что соберусь черкнуть тебе хотя бы пару строк когда-нибудь ещё. Здесь, куда я уехал, жизнь кажется мне обретённой смысла и без тебя. А кто сможет найти в себе силы обратиться к прошлому, когда уже давно сбежал от него? Поэтому когда таким людям приходится сталкиваться с прошлым, они пытаются как-то скомпенсировать это мнимое несуществование того, что они старались забыть.
Когда человеку хорошо, ему, собственно говоря, и незачем обращаться к тем людям, которые делали ему больно. Я пил и курил, я смотрел в звёздное небо, но вот я уехал, Лили, и всё это теперь стало слишком страшно. Страшно потому, что я не вернусь. Страшно потому, что мне было хорошо. Страшно идти по этой сумасшедшей от таинственной красоты улице и умолять, чтобы это было сном. Но сны ещё страшнее, чем реальность. Смотреть на этот разбитый асфальт, лестницу, ведущую на крышу, планировать дойти до площади и пособирать там листьев, чтобы окончательно сойти с ума, всё же легче, чем смотреть на тебя.
Здесь жизнь кажется мне солнечной и тёплой до поры, пока не придёт вечер, когда солнце останется только на крышах домов, осенние лужи предательски будут купать в себе листья и отражать лицо, а прогулка по аллее вызовет острое желание уехать ещё дальше, на другую планету, в другое измерение, в другое время или, проще говоря, уйти из этого мира.
Завтра снова будет, и дел хватит ровно на столько, чтобы перед сном не успеть вспомнить. Я буду шляться по городам без денег и друзей, без прошлого и будущего… впрочем, рассказы про своё существование, подобное попыткам вызвать жалость, теперь кажутся мне унизительными. От прошлого не скрыться ни в одной точке нашей вселенной, можно лишь добиться, чтобы всё это не вызывало больше никаких эмоций, никаких мыслей и воспоминаний. Точнее пытаться показывать, что всё действительно так. Мерзавцам это удавалось всегда поразительно хорошо.

LI 7.05.22