В колонках играет - "Флер" — "Я все еще здесь"
Настроение сейчас - "В сущности, давно следовало бы застрелиться."

Беда не ходит одна, и хорошо еще, если вторая приходит лишь на следующий день. Роптать бессмысленно, унывать как будто тоже; и совсем скоро я, думается, соглашусь с мусульманским представлением о человеке как игрушке в руках Аллаха, судьба которой зависит от его прихоти. Легче от этого, конечно, не становится — но однако же есть хотя б иллюзия объяснения.

Сколько раз я презрительно высмеивал тех, кто по моему мнению слишком близко к сердцу принимал всякую неприятность, — не счесть; но народная мудрость — "в чем ближнего осудишь, в том и сам побудешь" — не знает исключений. Об этом следовало бы помнить... но русский человек крепок задним умом, и ничего с этим не поделаешь.


***
Я не жертвы ищу и не милости,
А жизни святой и простой,
Но как же непросто вынести
Расплату за век золотой.

Скитания годы суровые
Сменяют счастливые дни,
И кружат над полем вороны,
И все еще рана саднит.
(9—11 сентября.)


***
Невольно пророчество вырвалось,
Быв тайной и мне самому:
Такие мне правила выпали —
И, верно, не мне одному.

До поры — ни намеком, ни прямо:
Не нужно нам царских путей;
Но тень неприступная рядом
Стоит до скончания дней.
(ночь на 12 сент.)


***
Вновь Первый каприс Паганини
Томит неизбывной тоской,
И вновь твое тихое имя
Звучит над ленивой рекой.

Не уйти, не погибнуть, не скрыться;
Вот-вот лопнет третья струна —
Но утешит таинственный рыцарь,
А согреет — больная луна.
(ночь на 12 сент.)


***
Когда голоса наконец умолкают,
Жизнь кажется слишком простой,
Как будто бы силы мне станет
Прожить не одну жизнь, а сто.
(ночь на 12 сент.)


***
По минным лугам я пройду налегке,
Гонимый бедой, что стучится в виски...
Впереди — купола, непривычно легки, —
Отражение в тихой реке.

Вновь звон колокольный, стесняясь, плывет,
Как вестник грядущих потерь;
И захлопнута прежде открытая дверь —
На исходе пятнадцатый год.

И горло удержит шершавая боль,
Натертая мылом убийственных лет.
Я вперед прохожу и ступаю след в след
За тем, кто сыграл свою роль.
(13 сентября.)


***
О набившем оскомину чуде
И песен бы лучше не петь,
Но безмолвья обет слишком труден
И зовет колокольная медь...

А надтреснутый вопль набатный
Впустую плывет над землей —
По домам люд расходится ратный
И надежду уносит с собой.
(19 сентября.)


***
Сумасшедшим полетом грозится раскат,
Под ногами — бесстрастный гранит.
Время замерло. Солнце уходит на спад —
Может быть, меня ночь сохранит.

Вдруг почудился пушечный гром-приговор,
А вокруг — ледяная вода.
Там встретит тяжелый кровавый топор,
Чтоб с тех пор не встречать никогда.
(15 сентября.)


***
Над містом все густішає імла
І сходить місяць, затаївши подих.
Бульвар розлігся, наче той слимак,
Перед очима ліхтарів суворих.

І спалене життя воскресне знов,
Як воскресало вже не раз, не двічі —
Але його настирливий призов
І досі б'є у запалені вічі.
(16 сентября.)


***
Пока ты спишь, старательное время
разводит циркуль часовой
и чертит — путаясь под бременем прозрений,
страданиями купленных тобой.

Ступени стерты, трещина в корыте —
как тут не сделаться пророком?
Минувший год как будто кто-то вытер —
не говоря о святости — иль о пороке.

Все поезда уходят под откос,
горят и сталкиваются вагоны...
Навек ли брошен вечный твой вопрос,
который через лес тебя, как жертву, гонит?
(18 сентября.)


***
Истлевающий свиток исписан
Запрещенным зеркальным письмом.
Меня манят холодные выси,
Охраняющие мой дом.

Иногда только хлопают ставни —
В глухой и слепой тишине
С ленивым спокойствием давним,
Маячащим в грязном окне,
Я беседу веду наравне.
(18 сентября.)