Савва Морозов знал по опыту:
легко в России богатеть, а жить трудно!

Мыслимое ли дело, чтобы фабрикант давал деньги на революцию да ещё сам завозил на собственную фабрику прокламации! Великий оригинал Савва Морозов именно так и поступал. «Может, хоть господа –революционеры поставят Россию на европейские рельсы!» - усмехался он. Впрочем, признавался, что субсидирует большевиков лишь оттого, что ему чрезвычайно опротивели люди вообще, а уж люди его круга – в особенности. Но лучше бы Савва никогда не выходил из своего круга…

Анонс

- май 1905. Канны, отель «Royal»!
- записка на столе Савиным почерком: «В моей смерти прошу никого не винить»
- родословная
- на посту директора мануфактуры
- о странностях любви
- «московское чудо» - Морозовский особняк, роскошный особняк на Спиридоновке
- жена Зинаида Григорьевна
- меценатство – Московский Художественный Театр, Константин Алексеев (Станиславский)
- Мария Андреева – первая красавица МХТ, «товарищ Феномен»
- Леонид Красин, газета «искра»
- увлечение Максимом Горьким
- Мария Андреева и Максим Горький – гражданский брак
- Савва Морозов – желание застрелиться
- революция 1905 г
- гении и злодейства
- имение «Вышние горки», переименовано в «Горки ленинские»

Май 1905 года. Канн определенно шел Савве на пользу. Утром он даже раскритиковал духи жены, сочтя их слишком сладкими, а Зинаида Григорьевна возьми и бросься мужу на шею! Как в былые времена... Просто тот факт, что к Савве возвратилось утраченное было обоняние, свидетельствовал, что нервное расстройство проходит.
После завтрака Савва проводил жену вниз, в вестибюль, — ей пора было ехать
на примерку к портнихе. «Мсье Морозов, вам записка!» — окликнул их портье.
I Настроение Зинаиды Григорьевны сразу испортилось. С тоской и страхом она смотрела, как муж берет клочок бумажки, на котором не было ничего, кроме вопросительного знака. Савва Тимофеевич попросил у портье карандаш и начертал рядом восклицательный знак: «Если отправитель зайдет, передайте ему ответ». И, поймав на лице жены выражение озабоченности, ободряюще улыбнулся: «Не стоит беспокойства, дорогая. Поезжай по своим делам и не опаздывай к обеду. Я заказал сегодня устрицы».
За обедом у Саввы был отменный аппетит. Он со вкусом пил белое вино, по¬ливал жирные устрицы лимонным соком и рассказывал, как сложно выращивают
I этих моллюсков. Жена радовалась: давно им не было так хорошо вдвоем. Лечение в Канне обернулось чем-то вроде нового медового месяца — это после семнадцати-то лет брака, после всех недомолвок и обид, после бешеной Саввиной влюбленности в другую женщину! Здесь, в роскошном бельэтаже отеля «Royal», супруги вновь обрели согласие. Казалось, вся жизнь еще впереди...
«Пойду отдохну немного, — сказал Савва. — Разбуди меня часиков в пять. Давай вечером махнем в Монте-Карло!» Он ушел в спальню, Зина осталась. Она уже собиралась идти будить его, как раздался выстрел. Она еще ничего не поняла, но сердце сжалось от жути и тоски. Когда Зина, преодолев оцепенение, заставила себя подняться со стула и сделать несколько шагов до двери в спальню, она увидела настежь открытое окно, мертвого мужа на диване, браунинг на полу, а на столике записку Саввиным почерком: «В моей смерти прошу никого не винить».
«Это вы закрыли ему глаза? — через четверть часа спрашивал у несчастной женщины комиссар французской полиции. — А окно, это вы отворили окно?» Зинаида Григорьевна на все отрицательно качала головой. И только получив на руки заключение: «13 мая 1905 года в собственном номере отеля «Royal» русский подданный Савва Морозов покончил жизнь самоубийством выстрелом в сердце», госпожа Морозова в первый и последний раз возразила: «Но моего мужа убили!» И услышала в ответ: «Записка есть? Есть. Французской полиции не нужны чужие тайны. Да и вашей жандармерии, скорее всего, тоже — у вас в России, кажется, сейчас революция?»

Продолжение следует...