Неправда, что любящий Вас человек не может Вас покинуть…

Глубокое, точное и жизненное наблюдение британского классика Оскара Уайльда о любви и взаимности чувств:

«Неправда, что любящий Вас человек не может Вас покинуть! Может! Поверьте! Может! Он сделает это, рано или поздно осознав, что его отношения с Вами не приносят ему радости и счастья, что, отдавая себя всего Вам, идя на всё ради Вас и жертвуя многим, ради того, чтобы быть рядом с Вами, он ничего не получает взамен, что Вы разочаровываете его, что Вы, когда он воздвигнул Вас на пьедестал, не подали ему руки и заслуженно не поставили его на этот пьедестал рядом с собой… А ведь именно благодаря ему Вы сейчас стоите на этом пьедестале…

Он знает, что Вы ему ничего не должны отдавать взамен, что Вы не обязаны поднимать его на свой, им же созданный уровень, что Вы не обязаны ради него рисковать и жертвовать даже самым малым, поэтому для него такие отношения становятся невыносимыми… Он покинет Вас тогда, когда поймет, что он для Вас значит меньше, чем Вы для него… Он не скажет Вам ничего, он ни в чём Вас не упрекнет, Вы даже ничего не будете подозревать… Ведь требовать или даже просить о взаимности, любви или понимании глупо и нелепо… Он уйдет тихо, молча и, что самое страшное — внезапно… И что еще страшнее, так это то, что такие люди никогда не возвращаются».

© Оскар Уайльд

Это отрывок из знаменитой речи Иосифа Бродского, которую он произнес на стадионе в декабре 1988 года перед выпускниками Мичиганского университета. Тогда критики посчитали её «неуместной», «политически некорректной», а кое-кто умудрился усмотреть в ней даже расизм. Но Бродский — вне предубеждений, времени и пространства.

Читать далее

По причине, о которой мне не хотелось бы распространяться, я решила покончить с собой.

Только не пугайтесь и не удивляйтесь. Уверяю вас, не я первая, не я последняя. У Маршака есть замечательные строчки: "Смерть пришла как дело и жизнью завладела"...

Ко мне тоже это решение пришло как дело, и я стала выбирать наиболее комфортный способ перемещения. Опыта по части самоубийства у меня не было, поэтому я обратилась к примерам художественной литературы. Эмма Бовари отравилась. Насколько я помню у Флобера - это долго, мучительно и, учитывая состояние современной медицины, - не наверняка. Спасут, а потом напишут письмо на производство. Оказывается, жизнь каждого члена общества принадлежит обществу, и я не имею права покушаться на общественную собственность. Так что травиться - не подходит. Стреляться - нереально. Пистолеты полностью вышли из обихода. Это не девятнадцатый век, когда пистолеты имелись у каждого уважающего себя человека, как сейчас зажигалка или шариковая ручка.

Что остается? Вешаться - неэстетично. Бросаться из окна - страшно. А мне бы хотелось, чтобы смерть явилась незаметно, нежно взяла меня за руку и увлекла за собой, как в счастье. Как в любимые объятия после долгой разлуки. А ведь так оно и есть. Жизнь - это разлука с вечностью. Я пришла из вечности и в нее уйду. А жизнь - пауза между двумя вечностями, и это сугубо мое личное дело, какой длины будет эта пауза.

Я задала себе вопрос: "Что я больше всего люблю?"

Больше всего я люблю радоваться. Но от радости еще никто не умирал.

А еще я люблю спать. Стало быть, я должна умереть во сне.

Можно принять снотворное, но снотворное продают только по упаковке, значит, его надо собирать в течение недели. А за неделю можно передумать или переориентироваться. Причина, о которой я не хочу распространяться, не исчезнет, но может измениться мое к ней отношение.

Есть и другой способ заснуть: это замерзнуть. Как ямщик в той степи глухой. Очевидцы говорят, что вначале бывает холодно, потом тепло, потом тебя посещают блаженные сны.

Вы только не подумайте, что я шучу или разыгрываю. Мне ничуть не весело, хотя, если честно сказать, то и не грустно. Мне себя не жаль. У меня деловое настроение. У Ахмадулиной есть строчки: "Претерпим гибель нас двоих без жалости и интереса".

Как видите, я вся начинена строчками из современной поэзии. Некоторые стихи я знаю целиком, например: "Мне совершенно все равно, где совершенно одиноко..." Но хватит о поэзии. У меня есть дела посерьезнее.

Я пошла в ванную, стала под душ, облилась водой. Потом накинула сверху махровую простыню и вышла на балкон. На тридцатиградусный мороз.

Мне показалось, что я ступила в костер, как Жанна д'Арк. Оказывается, холод обжигает. Очень высокие и очень низкие температуры производят одинаковый эффект. Стоять было невыносимо, так же как в открытом огне, но только без дыма. До блаженных снов было далеко, да, может, это и неправда. Может, это просто художественный вымысел. Но для того чтобы проверить, надо домогаться. А чтобы домогаться, надо дотерпеть. А чтобы дотерпеть, надо настроиться. В любом деле самое главное - настроиться.

Мои волосы в мгновение сделались стеклянные, как трубки, ресницы стали белые, длинные и пушистые. Луна в черном небе висела надо мной непропеченным блином. Я уйду, а она останется. Другие будут глядеть на нее с земли, а она так же им будет врать своей многозначительностью. Город мерцал огнями окон. За каждым окном по идиоту - или по нескольку идиотов сразу.

Сбоку от меня что-то громоздко зашуршало, будто лез медведь. Может быть, это начало блаженного сна... Но ничего подобного. Все вполне реально. На мой балкон с соседнего перелез и прыгнул здоровенный мужик. Скорее всего - вор. Он грабил соседнюю квартиру, но неожиданно пришли хозяева - и ему захотелось остаться незамеченным. А может быть, это незадачливый герой-любовник. Пришел к чужой жене, и неожиданно вернулся муж. И ему было легче рисковать жизнью, чем объясняться с мужем.

А может быть, это - маньяк-убийца. Случаются и такие человеческие экземпляры. Их, как правило, отлавливает милиция, но, пока найдут, они, маньяки, кое-что успевают на своем поприще. Лично для меня появление маньяка - это подарок судьбы, ибо он сократил бы мое перемещение отсюда ТУДА, как бы поймал такси, чтобы было быстрее и удобнее. Но согласитесь: одно дело - уходить из жизни самой, а другое дело, когда тебя из нее выпихивают против твоей воли, даже на такси.

Я завизжала что было сил, хотя сил оставалось мало.

Разбойник увидел меня - босую, обледеневшую, завернутую в простыню. И офонарел. Стоял, как фонарный столб, с той же степенью деревянности и неподвижности.

- Что вы здесь делаете? - изумился он вполне интеллигентным голосом.

- А вы? - спросила я.

Рассказ полностью - здесь: http://harmonie.al.ru/proza/vtok_centrovka.htm