* * *

Не царь, а псарь, иуда, тянет за полу,
начётник, мытарь и казённый писарь,
свобода только грезится в миру,
и в сердце, – тайный свиток вписан,
а, здесь, – зима – верста, акация в снегу,
в плену холодных снов, замёрзший очевидец, –
век уплывает в лету, как эсминец,
и, дай-то бог, чтоб не пошёл ко дну.



* * *

До Палестины далеко – не доползти,
потри до блеска лампу Алладина,
не джинна вызовешь, а – муэдзина,
в намазе городской тоски;
и, даже речь, медлительно проста,
косноязычна, хоть и без абсента,
когда повисла, как топор, жара,
с кавказским, видимо, акцентом.



* * *

Гораздо легче, чем вдвоём, бок о бок,
ловить приход, как тот философ в бочке,
рассвет в кайсацкой степи, на Молочном,
авось так можно достучаться богу, –
ты думал, – набирая номер, в Сочи,
связь оборвалась, по сердечной почте
вернее, что дойдёшь до точки –
зрачка, в котором всё: все ночи!



* * *

Устав от праздников, мой город спит,
январь, как вор, подкрался, и – застыл,
не застит глаз слеза, но сердце говорит:
на Рождество везде ЕРУСАЛИМ.
Вот, Азия твоя, и чудо. И звезда
сверкнёт, и канет, оставляя след
скорбей Господних прошлогодний снег
такого долгого счастливого конца.



* * *

С чухонских берегов, где сосны-одногодки,
крещенским холодом дохнуло,
суровы старцы, жёны кротки,
не скит, а русская коммуна,
и, ты, – трясись, перекрестя дорогу,
что жив ещё на свете, слава богу,
в купе плацкартном, к Вене на постой,
под плащаницей истины простой.

И только мёда солнечного соты,
их невесомый, хрупкий вес.
И – в марте, тушью на снегу, черноты.
И – тонкий корабельный лес.



В. Б.

В синкопах чувств
изнанка счастья,
такая тяга:
звуки – знаки – облака,
всё не напрасно –
рок-н-ролл и праздник
и песня – сага
тревожно-рваная твоя,

шут, свистопляс, паяц,
всё алхимично – Элиста
и Питер,
Берлин, Тибет – путеводитель по
Прериям и эмпиреям сна.



* * *

Как ни крути, но мир пойдёт налево,
обсыплется, как известь со стены,
и, прежде, твой Буонаротти, - небо
всей тяжестью придавит нас,
ещё успеет кто-то кинуть sos
вверх в чёрный, как обугленная роза
и обнажённый космос, но мороз
уже посеребрит скелеты сада,
а там, - и выше! – звёзды: Ариост и Тассо
и вечность лет глухонемого ада.



* * *

Пленительной Аркадии сады
влекут, и сердце хочет обмануться,
ему и невдомёк, что некуда вернуться.
Приют осенней и печальной красоты.
Родные хляби белокурой степи.
Родная речь кирилицыной вязи.
Не Сальвадор Дали тут – Репин,
И где-то бродит Стенька Разин.





______________________________________________________
заявлено шесть стихотворений, ещё два слегка исправил
я знаю, что не имею никакого права так делать
их автор вообще никогда не хотел, чтобы их публиковали
сделаем вид, что ничего не было: ничего не было