Я вспоминаю то лето на заводе, когда я впервые увидел Ёсю, точнее, его стриженный затылок, он разогнул напряжённую спину, я подумал, как скрежет разрываемого ржавого железа может быть похож на прекрасную музыку, что-то из классики, как искры взрывающегося под резаком металла, горячее слово, вытекающее изо рта, похожи на брызги солнца. Оставь его, ты должен оставить его, но я продолжал смотреть и шёл к нему, как делал уже много раз и ещё много раз сделаю, когда боль лишит меня памяти, углубления в черепе от следов ловотамии, Ёся, лаветомии, и как тебя зовут, и что ты делаешь здесь, и ты давно на заводе, и ты, а меня зовут, меня звали, я должен бежать всегда, а ты должен знать это: за стройным порядком стоит наказание, и я смотрел в глаза твоего отца, и отца его отца: мы переехали в конце восмидесятых, мы потеряли всё. Я знаю, как глубоки бывают чувства, однажды ты возник в моей жизни октябрьским вечером девяносто первого, как первый снег возникает из чёрного неба на чёрной земле, и вот всё белым-бело вокруг, снег тает за шиворотом, и ты становишься весь чёрный белый прозрачный чистый чёрный, ты возник в моей жизни, когда я не знал тебя, ты возник в моей жизни, когда я никогда тебя не узнаю. Тем летом внутри меня пошёл снег, и, знаешь, конечно ты знаешь всё, я смотрю, как ты играешь в снежки с какой-то девушкой, ты нравишься ей, вы падаете на снег, смеётесь целуетесь, я - уличный фонарь, безучастно льющий свет на вас двоих, посмотри, как искрится снег и её лицо. Жаркая пыль в воздухе, чёрные дорожки оставляет на коже пот, пыль в глазах и во рту, как будто между нами разорвалась бомба.
*из комментариев которые никто не читает 24-09-2008 11:43
Сотовый телефон звонит в кармане, а я продолжаю как ни в чём ни бывало стоять у закрытой (вот-вот откроющейся) кассы в сонном зале ожидания. Большие часы, заводной солдат выходит из стены и целится в циферблат. Жалюзи в окне кассы поднимается. Я покупаю билет маленькой девочке, она с трудом залазит маленькой ручкой ко мне в карман, достаёт телефон и выключает его, за стеклом женщина вытаскивает из всхлипывающего автомата билет, ставит чашку с кофе на стол рядом с клавиатурой. Буквы на билете слабо пропечатались, как будто тоже ещё не до конца проснулись. Только солдат и время продолжают настороженно целиться друг в друга, да кошка у мусорки на секунду перестаёт вылизывать себя, когда мы проходим мимо. Остальной вокзал спит, поезда двигаются медленней снега, сигаретного дыма, моих мыслей о тебе. Мы скользим по заснеженной платформе, я заношу чемодан в вагон, разматываю на тебе свой шарф, целую в холодную щёку. Поезд трогается, и слайд с моей фигуркой вынимается из окна и отправляется в карман твоего пальто. Часы и солдат отложили оружие и улыбаются друг другу, а я достаю сотик и включаю его. Мне по-прежнему никто не звонит.
**из комментариев которые никто не читает 14-10-2008 22:08
Нет ответа. Телефон звонит, а никто не отвечает, она повела дочку гулять, толкая коляску с ребёнком перед собой по плитам двора, шурша осенними листьями, выталкивая девочку из себя во внешний мир, сквозь тяжёлые волосы над пустым коконом, она двигалась вдоль трамвайных путей, наезжая на зазевавшихся прохожих, падала вместе с листвой, которую ветер гнал прочь, выгонял из неё девочку пойти погулять, поиграть с остальными детьми. Трамвай разрезал толпу надвое, как поток воды уносит, кружа, скелетики листьев, подхватывал людей и раздвигал боками разжиревшие автомашины, трезвоня как сумасшедший и останавливаясь, двигаясь медленно и необратимо, птица-улитка, грязь в уголках глаз. Мама-сова чистила девочке перья, она зашла в салон красоты, и нежные руки парикмахера, щёлканье оживших ножниц, она смотрела расслабленно на пустую детскую коляску в зеркале за её спиной. В зеркале за её спиной вместе со струями воды пока ей мыли голову, отражение затопило её как слёзы, застывшие в глазах и не пожелавшие двигаться дальше, сгорающий в лотке над старинным фотоаппаратом фосфор. За парикмахерской – парк, с вечно занятыми скамейками и перевёрнутыми урнами вдоль аллеи, она опустилась на траву, прислонилась спиной к коляске. Попыталась покормить девочку, но не было молока, оно всё стекло куда-то вниз, необходимо сделать ещё пару дырок ниже сосков, из прохудившегося облака над головой начал накрапывать дождь, из телефонного облака – вызовы, которые она не приняла, голоса, с которыми она не хотела говорить как распустившиеся нитки бисера упали в землю, и на какое-то время телефон у неё в квартире перестал звонить.