танцующие деревья
7. Я остановил машину в лесу. Моя сестра соскочила с соседнего сиденья. Хлопнув дверью, она побежала среди деревьев прочь от машины, спотыкаясь и путаясь в длинном вечернем платье, прочь от меня. Я затягиваюсь сигаретой. Если сейчас кто-нибудь попытается поцеловать меня, сигарета прожжёт ему щёку насквозь.
Сестра убежала в лес, но я продолжал видеть её перед собой: вот она зацепилась платьем за ветку и порвала его (стало легче бежать), вот она наступила на какой-то сучок в темноте и пропорола себе пятку. Она босиком – пара босоножек осталась на сиденьи рядом со мной.
2. Мы возвращались домой с танцев, когда она неожиданно поняла, что ослепла. До автостоянки она шла с закрытыми глазами, устало опираясь на мою руку, и только в салоне автомашины, когда мы уже были на полпути к дому, она поняла, что не видит ни света от приборов, ни моего лица.
– Включи свет, – попросила она меня.
– Что случилось?
– Включи свет!
Я остановил машину, включил свет в салоне. Кончиками пальцев сестра ощупала своё лицо.
– Я ничего не вижу, – произнесла она растеряно.
Когда мы добрались до дома, она попросила не оставлять её одну в её комнате этой ночью. Обнявшись, мы спали вместе на одной кровати.
1. Моя сестра поразительно красива. Я завидую тому парню, кого она сделает своим избранником. В тот вечер перед танцами, когда я зашёл за ней, чтобы сказать что готов, я остановился на пороге, поражённый её красотой. Перед зеркалом она расчёсывала свои длинные чёрные тонкие волосы, я увидел обнажённые плечи и руку, скользящую расчёской по вороным прядям вниз. Но больше всего меня поразило её лицо и фигура в зеркале. Возможно в этом было виновато освещение, но на несколько секунд (сестра обернулась ко мне, и наваждение исчезло) мне показалось, что я вижу не обычное отражение сестры в зеркале, но портрет одной из её прабабушек в молодости, живой портрет – такие иногда описывают в романах про вампиров. Как будто моя сестра и её отражение – это на самом деле две девушки, две незнакомки, всматривающиеся в друг друга по разные стороны стекла…
3. Когда мы вернулись домой, зеркало исчезло. Мы легли спать. Сестре я ничего не сказал.
Наутро зрение так и не вернулось к ней. Я отвёз её в больницу.
5. – Трахни меня мальчик мой пожалуйста, мне так одиноко здесь, – я смотрю на птичку, кувыркающуюся за решёткой. Прошло десять минут с тех пор, как я снял материю с клетки, и всё это время птичка не замолкала ни на секунду. – У тебя такой большой, он разорвёт меня пополам, только крылышки останутся, дай мне его, ну же!
Птичка начинает биться о прутья решётки, летят зелёные перья:
– Я умру если ты невыпустишь меня! Смотри! Я плачу, я вся истекаю! От меня! Сейчас! Ничего! Не-ос-та-нет-ся!
Моя рука тянется к задвижке.
4. – Эй! Это у тебя сестра ослепла? – я сидел в парке на скамье во дворе больницы, устало смотрел себе под ноги, и не заметил, как он подошёл.
– Что? – я поднял взгляд. Парень походил на сову: крючковатый нос, огромные глаза, дурацкая шляпа с загнутыми вверх полями, серый плащ. Пугало огородное.
– Она не видит, а ты не слышишь, так?
– Слушай, ты… – сейчас он дождётся.
Накрытая материей клетка была у него в руке, он поставил её на скамейку рядом со мной:
– Это для тебя, – и, развернувшись пошёл прочь. Отойдя шагов на двадцать, развернувшись ко мне и продолжая идти задом наперёд как ни в чём ни бывало, прокричал:
– Только не открывай сейчас, ладно!? Дома откроешь!
Некоторое время я просто смотрел на клетку. Потом приподнял материю.
– Привет, – услышал я из полумрака. – Ты мой. Слышишь?..
6. – Спасибо тебе, – девочка прижалась ко мне всем телом, – с нами вообще никто никогда этим не занимается, только обещают, только пытают нас – всегда. Вечно. Ни танцев, ни секса, ни даже музыки. А одеты мы всегда в лохмотья, в то, что вы выбросили, о чём забыли – детские обноски, тряпьё, птичьи перья. Это пока вы с той стороны смотрите, мы одеты идеально и в комнатах чисто – пока из стёкол вашего мира свет льётся. А так, – она начала целовать мне грудь, – там очень пыльно, скучно… нет будущего… вчера, позавчера… а потом – вспышка – и всё, тебя нет, совсем…
Она взяла мою руку и положила её себе между ног. Сладость – так мороженое тает на языке.
Телефонный звонок. Ты почти дошёл до конца видеоигры, когда кто-то выдернул штекер. Звонили из больницы: сестра пропала. Исчезла из палаты. Не совсем соображая, что делаю, на ощупь находя вещи, я начал одеваться.
– Не уходи, – приподнявшись на кровати, девочка с тревогой следила за моими автоматическими действиями, – это важно. Мне нельзя оставаться одной.
– Я скоро вернусь, – произнёс я бесцветным голосом. Я чувствовал, что попал в ловушку. Как и где мне искать свою сестру, я совершенно себе не представлял. Ездить по улицам до рассвета?
Но мне не пришлось ничего делать. Когда я сел в машину, сестра уже была там. Как только зрение вернулось к ней, она пришла домой. Она видела, что мы с этой девочкой вытворяли – и поняла, кто она.
– Отвези меня в лес, – сказала моя сестра.
Ни слова не говоря, я повернул ключ в замке зажигания.
8. – Так что мы квиты, – парень-пугало снова был тут как тут. Он смотрел на меня, улыбаясь – моё зеркальное отражение – два ряда острых зубов. Он стоял рядом с машиной. – А то МОЯ сестра уже давно покоя мне не давала – как тебя хочет, как ты ей НУЖЕН… Ну а мне что? С твоей сестрой потанцую, – он ринулся вперёд мимо машины и тут же исчез – как будто вверх взлетел.
Сестра убежала в лес, но я продолжал видеть её перед собой – среди вздёрнутых к небу рук, сердцебиения леса, я вижу свою сестру – среди танцующих деревьев. Я затягиваюсь сигаретой. Если сейчас кто-нибудь попытается поцеловать меня, сигарета прожжёт ему щёку насквозь. Я слышу музыку. И я пою, пока они танцуют.