А вот в далеком детстве, которое я почти не помню мы с бабушкой поехали в какой-то другой город...То -ли Троицк, то-ли Урюпинск..
И там в этом городе мы зашли в магазин игрушек и я увидел бесконечно-длинный ряд лошадей...
Белые и черные кони стояли как на параде и все до одного смотрели на меня...
Они были совершенно настоящие, скульптурной точности на подставках с колесиками.
И я первый раз впал в экстатический шок..
Видимо, меня невозможно было оттуда никакими силами оторвать, потому что я не помню ничего кроме их глаз, ноздрей, грив и стройных ног. Ни то, как я просил, ни то, что бабушка мне говорила, помню только то что я хотел черного как смоль скакуна, но бабушка почему-то купила белого в яблоках...
Тогда вообще редко мне просто так без боя и особых заслуг мне игрушки покупали, тем более такие большие...
Мне было наверное года три тогда. И этот конь жил у меня лет до двенадцати. Сначала у одной бабушки, потом у другой, он сопровождал меня долгие годы.
И даже когда я вырос и конь стал мне мал, всего по колено, я все равно не мог с ним расстаться. И когда однажды, приехав в гости очередной раз я узнал, что моего коня подарили без спроса каким-то троюродным детям...
Я был оскорблен так же, как если бы сейчас кто-то подарил другим людям мою машину...
Это была самая серьезная игрушка в моей жизни.

Дождик.
Сеется, кроткий, тихий, теплый.
Такой, что только котеночьими лапками по коже.
Тепло. Тихо.
И по потемневшей от капель дорожке несется гвардия.
На великах разномастных, с визгами, разноцветные, веселые на этом зеленовато-сером, кудрявом фоне темной, полной силы, переплетеной нитями дождя, листвы.
Словно набросок яркими, смелыми мазками на серой бумаге.
- Маша, стой, Маша!!!
Предводитель мотает длинными, до самой джинсовой попы волосами, смеется и оборачивается.
Осаживает стального коня. Тяжелый белый кросовок тормозит по асфальту. Лорд Маша останавливается и из под руки обозревает догоняющую ее кавалькаду всадников.
Она улыбается белозубо, она смеется беззлобно.
- Машка, тебя не догнать!
- Старайтесь!
Они останавливаются на минутку, обрывают со старой абрикосины ярко-оранжевые, светящиеся плоды и тут же вспархивают по седлам снова.
- Поехали!
Лорд Маша снова впереди!
И вся конница следом, смеясь мордочками, перепачканными в абрикосах, с каплями лета в волосах...
У нас хорошие дети!
Хо-ро-ши-е!!!

В детстве я пробовал двигать предметы взглядом.
Я очень-очень поверил, как могут только дети, очень-очень захотел и...
Ничего не случилось.
Тогда, в детстве я понял, что чудес не бывает.
И мне понадобилось 30 лет, чтобы понять, что это не я не умею, а просто Бог не хочет, чтобы я это делал.
А чудеса...
Совершаются каждый день.

А в детстве я видел Большую Машину.
Мои родители были в первой волне программистов в городе.
Это были благословенно-утопические 70-е.
Мы думали что вскоре наступит "вкалывают роботы, а не человек"
Большая Машина занимала целый зал. Она трещала и вращала огромными блинами, размером с виниловый диск, у нее были перфокарты и перфоленты и много-много белой бумаги на которых печатали плакаты к 8 марта - Крошку енота из ноликов и единичек. И конечно она вся мигала лампочками и таинственно гудела.
В то время, когда с мясокомбинатов тырили колбасу и тушенку, в то время когда друзья с БАМа присылали нам посылки со сгущенкой, в то время когда кофе в зернах и апельсины привозили из командировок в Москву, а мороженое было по 10 копеек, папа приносил только белую бумагу.
Ею было хорошо застилать столики в поезде. Тогда мы каждый год ездили на море. На месяц, а то и больше.
А еще...
Из диска от Большой Машины папа сделал антенну для телевизора. Она жива до сих пор)
А теперь мы ходим в сеть как к себе домой.

А я вот не завтракаю никогда.
Зато кофе пью. И обязательно с молоком. Потому что растворимый кофе без молока - для меня отрава редкая. Вот прямо живот от него болит и во рту сразу как удобрение сельскохозяйственное на вкус.
Многие мне говорят: "пфе-пфе, Вы, Казадорушка плебей и гегемон-пролетарьят чумазый, кофе надо пить вареный!"
А я на это отвечаю - тогда мне надо срочно заводить девять нубийских рабов, потому что кофе я пью по семь раз на день, а несвежий вареный кофе это вообще кощунство и святотатство еще хуже растворимого.

А вообще кофе меня папа пить приучил. Папа мой вообще склонен к разного рода издержкам. Курить, пить кофе, читать фантастику, писать стихи и рыбачить никак не отучится. Да и что покрепче не дурак принять. Я по его стопам пошел. Курю, пью кофе и алкоголь, читаю, пишу и рыбачил бы наверняка, если бы не был так требователен к комфорту.

Помнится...утро, зима, солнце в окно, румяное спросонья, на кухне "Маяк" что-то там вещает изрядно поставленным голосом советского до мозга костей диктора...Пахнет кофе, привезенным из самой Москвы. На плите турка алюминиевая с вечно погнутой и чиненой-перечиненой ручкой и папа белый тулуп ямщицкий, сшитый еще дедушкой собственноручно, из кладовой вытаскивает и преогромные такие валенки, такие большущие, что я них могу спрятаться с головой. А на полочке для обуви коробка с малюсенькими удочками, и крючочками маленькими со смешным названием "мормышка" А в баночке у него мотыль, рубиново-красный, мерцающий, шевелящийся. Папа на зимнюю рыбалку собирается.
Рано, солнечно, морозно, пахнет кофе и нафталином немножко...
Хорошо...

В детстве услышал песню "ходит дрема возле дома..." После этой колыбельной стал бояться спать. Мне казалось, что Дрема это такой маленький, злой, волосатый, сгорбленный карлик с длинными кривыми зубами тощими лапами и костлявыми пальцами. Он ходит возле дома и ищет щелку, чтобы пролезть в дом. Когда он проникает в дома, он прячется в темноте, под кроватями, под столом и как только погасят свет...
Ой, дальше представлять было вообще так страшно, что я прятался под одеяло и старался не дышать...
А теперь я вырос и терпеть не могу спать при свете...

Глава вторая,
в которой появляется дикий кот Степан.

Буква эМ и Матрос сидели на берегу у костра. Наступил вечер. С реки тянуло холодком. Синие тени собрались под притихшими деревьями и недовольно глядели на огонь. В лесу кто-то глухо ворчал, но Букве эМ совсем не было страшно, - ведь рядом с ней сидел ее новый, самый сильный, самый смелый и добрый друг – Матрос. Он расстелил на траве, поближе к свету, большую карту и отмечал на ней будущий маршрут «Физалии».
Еще днем он рассказал Букве эМ, что плывет в Австралию, а по пути думает заглянуть на остров Комодо, чтобы навестить одного знакомого Дракона, если, конечно, он не перебрался на какой-нибудь другой остров. Буква эМ сразу же стала просить Матроса взять ее с собой. (Сами понимаете, разве могла она упустить такую блестящую возможность?) она обещала, что никогда – никогда больше не будет совать свой нос куда не следует, не будет падать в трюм, во всем – во всем будет слушаться Матроса и помогать ему чем только сможет. Матрос немного подумал – и согласился взять Букву эМ с собой в плавание. Буква эМ тут же написала записку другим буквам, чтобы они не волновались и ждали ее из плавания к будущей весне, или к лету, во всяком случае, к будущей осени она надеялась вернуться наверняка. Записку обещала передать знакомая синица, которая как раз собиралась в гости к своей племяннице, а это было как раз по дороге.
Букве эМ не терпелось отправиться в путь сейчас же. Но Матрос сказал, что плавание предстоит долгое и трудное, а поэтому надо сначала как следует изучить маршрут, кроме того, не мешает хорошенько подкрепиться и выспаться. Он принес консервы, морские сухари и две бутылки лимонада. Рыбу, которую Матрос поймал утром, решили оставить на завтрак и опустили ее в воду у борта «Физалии» засунув в проволочную сетку ; по - рыбацкому – « в садок».
После ужина друзья потушили костер и легли спать в каюте. Буква эМ устроилась в настоящем морском гамаке. Ночью ей снился розовый Дракон с острова Комодо, который жарил на огромной сковороде рыбу и при этом мяукал по-кошачьи.
Буква эМ проснулась очень рано, тихонько, чтобы не разбудить Матроса, выбралась из гамака и вышла на палубу. Утренний воздух почему-то пах жареной рыбой. Буква эМ решила проверить как там рыба: странно, садка не было! Веревки, за которую он был привязан – тоже!

Папа рассказывал каждый вечер по маленькому кусочку. Всю жизнь он хотел издать книжку для детей, но так, до сих пор, все еще некогда. Поэтому, смотрите пока тут. По маленькому кусочку.

Вечер первый.


Вступление.


Коробка и ее обитатели.

На краю лесной поляны, у темных шершавых корней старого дуба лежала ярко раскрашенная деревянная коробка.
На поляне было тихо, и только из коробки раздавались какие-то шорохи, скрипы и стуки.
Как вы думаете, кто там шумел? Нет, это были не хомячки, не белые мыши и даже не черепаха.
В коробке ссорились, толкались и стучали… буквы. Да, да, самые настоящие буквы! Большие. Пластмассовые, разноцветные и очень недовольные.
-Помогите! Откройте! Выпустите – выкрикивал ярко-красный Восклицательный знак. От возмущения он даже подпрыгивал, стукаясь головой о крышку коробки.
-Почему никого нет? Куда все подевались? Когда нас заберут? - приставал ко всем знак Вопросительный.
Никто не мог ему ничего сказать. Буквы удивлялись, почему так долго не открывают крышку, почему не достают, не называют по именам, не складывают в разные большие и маленькие слова. Давно они не слышали ничьих голосов, и даже задиры – воробьи, вечно ссорившиеся в листве старого дерева, куда-то надолго улетели по своим птичьим делам.
А было так: лето кончилось, Детский сад, гостивший на лесной даче, уехал в город, а коробку с буквами просто забыли на поляне.
Долго сердились и обижались буквы, наконец, они немного успокоились.
- Ладно, хватит хныкать! – сказал решительный Твердый знак, - ничего страшного не случилось. Кто-нибудь, когда-нибудь нас обязательно найдет, а пока будем жить здесь. А сейчас: во-первых, надо выйти из помещения, во-вторых – осмотреть местность, в-третьих,… хватит разговоров, ну-ка все вместе: раз-два, взяли!
По команде Твердого знака буквы дружно навалились на крышку, раздался щелчок – и коробка открылась.


Глава первая,
в которой мы знакомимся с любопытной буквой эМ, а она знакомится с Матросом.
Буква эМ сидела на берегу речки и смотрела на воду. Вообще-то, это только так говорится: «смотрела на воду», потому – что самой воды видно не было – всю ее покрывали желтые, оранжевые и красные листья, упавшие с деревьев. Речка казалась пестрым ковром, узоры которого постоянно менялись – старые уплывали, а из-за поворота появлялись все новые и новые.
- Странно, - думала Буква эМ,- что же случилось с листьями, почему они падают с деревьев? Может, листья заболели, а деревья объявили карантин?
Буква эМ вспомнила, как скучно бывало в Детском саду, когда там объявляли карантин, вспомнила она и «карантинные» стихи, которые слышала от одной девочки:

Карантин, карантин – грустная пора,
В Сад сегодня не идти, дома я одна…
Не с кем в прятки поиграть,
Не с кем книжку полистать.
Дом из кубиков – и тот что-то плохо строится,
Очень плохо быть одной – даже не с кем ссориться!

Буква эМ и жалела, уплывающие листья и завидовала им. Даже больше завидовала, чем жалела. Ведь эти листья будут плыть и плыть, и, когда-нибудь, приплывут к Теплому Синему морю, услышат как шумят морские волны и кричат чайки, увидят большие белые корабли, уходящие в далекие страны.
- Эх, - вздохнула буква эМ, - был бы у меня корабль! – Правда, ей тут же пришло в голову, что одной букве тяжеловато управлять кораблем, даже самым маленьким.
- Эх, - поправилась она, - была бы у меня большая лодка!
Но тут Буква эМ вспомнила, что на лодке надо грести веслами, поэтому, подумав еще немножко, она решила окончательно:
- Эх, была бы у меня большая лодка с мачтой и парусом!
Надо вам сказать, что эта буква была самой любопытной и непоседливой из всех букв, живущих в коробке. Отправиться в какое-нибудь дальнее и лучше всего морское путешествие, было ее самой заветной мечтой. Другие буквы не любили далеко отходить от своего дома под старым дубом. Днем они играли на полянке, а вечером забирались в коробку и, на всякий случай, поплотнее закрывали крышку. Только одна Буква эМ часто уходила далеко в лес или убегала к реке. Она представляла себя то метким охотником, то закаленным геологом, а чаще всего опытным разведчиком – следопытом, который все слышит, все знает, все замечает – и никого не боится. Эти свои походы она так и называла – «разведочные».
Итак, если вы еще не забыли, Буква эМ сидела на берегу и мечтала о лодке. Она так долго о ней думала, что даже не удивилась, когда из-за поворота реки вдруг показалась настоящая ЛОДКА!
Впрочем, Буква эМ не удивилась только сначала. Когда же она посмотрела на реку еще раз, то все-таки удивилась, и даже очень, ведь плывущая лодка была точь-в-точь такая, о какой она мечтала.
Лодка была БОЛЬШАЯ!
Лодка была с МАЧТОЙ!
НА мачте ветерок надувал широкий белый ПАРУС!
А на носу лодки стоял высокий загорелый человек. Он плавно поворачивал рулевое колесо – по-морскому «штурвал», - зорко смотрел вперед и негромко напевал такую песню:

Далеко за кормою осталась земля,
Только волны и небо вокруг,
В синеве исчезает след корабля,
Что же ты замолчал, мой друг?
Все вперед и вперед, не грусти, не робей,
Лишь бы ветер попутный не стих,
Впереди неоткрытые ждут острова,
Пусть нам звезды расскажут о них!

Буква эМ слушала песню, и ей представлялся бескрайний синий океан, высокие, как горы, волны, стройные пальмы по берегам необитаемых островов, невиданные птицы и звери, и вообще, что-то большое, сверкающее и очень заманчивое. Она не решалась окликнуть человека, но вдруг моряк (а это, конечно же, был настоящий моряк!) Перестал петь, скомандовал сам себе: «Лево руля!» - и круто повернул штурвал. Нос лодки раздвинул прибрежные камыши и ткнулся в песок в нескольких шагах от обомлевшей Буквы эМ. Моряк спрыгнул на берег, подтянул лодку и, насвистывая, пошел по тропинке в лес.
Буква эМ долго смотрела ему вслед. Потом она стала смотреть на лодку. Лодка была великолепна: белого цвета с красной полосой вдоль бортов, с каютой, с якорем на носу и с двумя оранжевыми спасательными кругами. На бортах и на кругах были написано имя лодки: «Физалия». «ФИ-ЗА-ЛИ-Я»! – нараспев протянула Буква эМ. Звучало красиво, хотя и непонятно.
Букве эМ ужасно захотелось попасть в лодку.
«По-моему никто не обидится, если я только пройдусь по палубе», - подумала она и быстро взобралась по свисающему с борта канату. «Я не буду ничего трогать, только посмотрю, что там, за этой дверкой», – решила любопытная Буква эМ. она приоткрыла дверь каюты, переступила порог и…полетела куда-то в темноту головой вниз.
-Ой! – воскликнула буква эМ, стукнувшись обо что-то твердое и холодное.
-Ай! – крикнула она, падая на что-то круглое и шершавое.
-Мама! – испуганно пискнула она, пытаясь выбраться из-под чего-то длинного и тяжелого.
-Эй! Кто там, в трюме, а ну вылезай! – раздался строгий голос откуда-то сверху.
Буква эМ притихла и лежала молча. Щелкнул выключатель, и послышались шаги человека, спускающегося по лестнице. Моряк (а это был, конечно же, он) наклонился, приподнял кольцо каната, вытащил из-под него Букву эМ и поставил на ноги.
-Это что за безбилетный пассажир на судне? – спросил моряк, - отвечай, кто ты есть и как сюда попала?
-Я Буква… эЛ, - заикаясь, пролепетала Буква эМ, - то есть, Буква эН, вернее, совсем другая буква!
-Ну, - улыбнулся моряк, - кто же ты на самом деле? Может ты вообще точка или запятая?
-Нет, - обиделась Буква эМ, - Точки и Запятая еще маленькие, чтобы ходить в разведочные походы, а я – это я; Буква эМ – Из – Коробки – Под – Старым – деревом, вот!
-А, так ты разведчик! Ну и что же ты разведала на моей яхте?
-Ничего я у Вас не разведывала, мне просто очень понравилась ваша лодка, и я хотела посмотреть ее поближе. Я же не знала, что у Вас тут дыры в полу понаделаны!
-Ну, ну, не обижайся, - сказал моряк, - и я не знал, что будут гости, поэтому и не закрыл люк в каюте. Давай, лучше продолжим наше знакомство. Он протянул Букве эМ загорелую руку, - теперь я знаю, ты – буква эМ, а я Матрос.