Мне не стоит много думать в принципе и о себе в частности. Однако, у меня слишком много времени и причин, чтобы делать это. Я хочу многое сказать, но вряд ли могу это выразить правильно, последовательно, доступно и понятно. Так, чтобы меня поняли и услышали. Я не представляю себе, как это возможно сделать.
Иногда я говорю, что ненавижу себя. По существу это не так - я склонен гиперболизировать. Но как же бесконечно я себе не нравлюсь. Как же невероятно я недоволен собой. Не знаю, чья в том вина: моей матери, которая, говоря строго и объективно, взрастила во мне бесчисленное количество комплексов; моей личной завышенной требовательностью к себе; миром вокруг, который ставит определённые запросы и требования; окружающими меня людьми, которых я вижу и слышу.
Я не люблю себя. Я так не нравлюсь себе, что хоть вой. Я некрасив - некрасив по определению, потому, что я сам себе неприятен. Во мне нет ни внешней, ни внутренней гармонии - всё, что есть во мне, является ложью. Никто и людей никогда не воспринимал меня так, как себя ощущаю я. Ни один человек. Я не могу объяснить. Но я лживый моральный урод: я уродлив, как всякий инвалид, которому не посчастливилось родиться с увечьем, только в моём случае инвалидность не внешняя, а внутренняя.
Я не являюсь тем, кем себя считаю. Как бы я не старался, как бы я не прикладывал усилия, я не могу быть тем, кем хочу. Ни одна из тех попыток, что я предпринимал, не дала нужного результата. Кто бы знал, как это больно. Как сложно это принять, как противно и мерзко с этим мириться. Я не люблю об этом думать, но я не могу не думать об этом. Я повторяюсь. Уже в который раз.
Ни шапочные знакомые, которые и имя-то моё не помнят, ни приятели, ни люди, которых я пустил к себе нереально близко - ближе некуда - никто не видит меня так, как мне бы того хотелось. Что я делаю не так?
Даже Анри, милая, добрая, терпеливая Анри, которая непрестанно раз за разом говорит мне такие тёплые, полные бесконечной теплоты слова - даже так не понимает, почему эпитет «милый», сказанный в мой адрес, эквивалентен для меня удару ножом. «Я не тот смысл вкладываю», - говорит она. Тот. Тот самый. Я понимаю, что она желает мне только блага. Я думаю, что без неё моя жизнь была бы гораздо скучнее и больше напоминала безумную рутину, чем жизнь. Она пытается мне помочь, но, кажется, не понимает, что труп не только зарыт и воняет, но и начал разлагаться.
Как-то она заметила, что когда я с кем-либо разговариваю, то отвожу взгляд или отворачиваюсь слегка, когда смеюсь или улыбаюсь, «точно тебе стыдно». Она сказала это и сама не поняла, что. Сам бы я ни за что в жизни не подметил этой своей привычки, но только услышал её и понял - всё так. Стыдно за собственные эмоции. Это так нелепо и странно звучит.
Я напоминаю себе Мууто Юги в тот момент, когда его кто-либо называет малышом или мальчиком. Он взрывается возмущением, что понятно и логично, учитывая, какое он производит первое впечатление. Но со стороны это выглядит смешно. Смешно! Смехотворно!
Это просто на части раздирает, надо сказать.
Однако, Юги станет мужественней. А я так и завис на месте. Ничтожный инвалид с нарушенной самоидентификацией. Жалкая пародия на самого себя. Анри пытается поднять мою самооценку, не подозревая даже, что нельзя поднять то, чего нет в принципе.
Я не могу понять и принять то, что она говорит мне. Это смущает и шокирует. Иногда то, что я слышу в свой адрес, слышать попусту стыдно - я ничем не заслужил тех слов, эмоций и благодарностей, что получаю от неё.
Она сказал мне, что я замечательный. Слово в слово это сказал Рейн. Но что это значит? Чем? Я слышал ответ на этот вопрос, но объяснения ни к чему не привели. Я не могу это понять и принять. К тому же, часть из того, что я слышу, мне попусту неприятна - я слышу о себе то, что я бы не хотел слышать вообще. То, что я думаю о себе, то, как я воспринимаю себя - ничто из этого не является действительностью. Так обидно. Так мерзко.
Я не могу принять их отношение ко мне, во всяком случае в полной мере. Я не хочу их ненавидеть. Я всегда ненавижу, раню и огорчаю тех людей, которые добры ко мне. Это иррационально. Я бы хотел это исправить. Я хотел бы исправить себя.
Интересно, откуда Рейн знает, что я мёрзну. Я вроде бы не жаловался.
Ему, в смысле. Себе я жалуюсь постоянно.
Всё не так. Даже мой взгляд. Мои глаза. Самое красивое, что есть у любого человека. Но даже это в себе мне неприятно. Анри говорила, что у меня красивые глаза, но мне кажется, просто для того, чтобы сделать мне приятно. У мня нет того взгляда, которого хотелось бы даже не смотря на эмоциональную мимику.
Взять просто и выблевать, вырезать из себя это всё. И эмоции, и мимику, и их отношение, и своё собственное. Почему я такой хуёвый? Почему я всегда делаю всё не так? Почему у меня ничего не получается?
Я не могу ничего. Даже ответить на эти вопросы самому себе. Как же можно поверить в... себя. В свою замечательность? Мнимую.
Я не могу сделать ничего. Совершенно.
Возвращаясь с работы, поздно вечером, в девять-десять-одиннадцать, я вижу по дороге, возле музея космонавтики, всегда стоит бабушка. Старенькая, в очках и платочке на седой голове, в вязаной кофточке, юбке... обычная бабушка. Она выглядит очень, очень усталой. Она стоит с небольшим полупустым пакетом, висящем на локте, и продаёт какую-то ернудовинку вроде зефира или вафелек. Уверен на все сто, что она пытается сбыть что-то вроде социальной помощи, которая ей достаётся бесплатно, но совершенно не нужно. Сегодня она стояла с небольшим пакетиком яблок-антоновок - такие только на собственном огороде выращивают.
Когда я иду мимо, мне стыдно. Каждый ёбаный раз. Мне невообразимо стыдно, больно и страшно.
Я хочу упасть и разрыдаться. Выплакать все глаза так, чтобы ослепнуть, чтобы не видеть. Не видеть, что с людьми делает время и обстоятельства. Я не хочу видеть и знать, что я ничего не могу сделать, потому что я никто и ничто.
Я стыдливо опускаю глаза и думаю, что я ещё хуже, чем кажется на первый взгляд. Может быть, эта бабушка у музея всего лишь пробуждает во мне слезливую сентиментальность. Не знаю. Особенно учитывая то, как я обошёлся со своей собственной. Мир - жестокая сука. И я... и все мы.
У меня руки опускаются.
Совершенно не могу взять в толк, что же мне сделать, чтобы жить. Чтобы просто жить и быть довольным собой, не задумываясь через день о том, что всё дерьмо, а я - особенно. Чтобы не врать. Не ощущать постоянного дискомфорта от собственного уродства.
Это всё, о чём я не могу поговорить ни с кем, кроме себя. Беседовать с собой достаточно приятно, потому что можно контролировать само течение разговора. Нужные вопросы, нужные ответы. Выговорился - и стало легче.
Только вот не помогает нихуя.
