Первая публикация: Губарев В.К. Морской разбой в Вест-Индии как источник первоначального накопления капитала (1621-1697 гг.) // Наука. Релігія. Суспільство. – Донецьк, 2006. - № 2. – С. 21-30.


В. К. Губарев


МОРСКОЙ РАЗБОЙ В ВЕСТ-ИНДИИ

КАК ИСТОЧНИК ПЕРВОНАЧАЛЬНОГО НАКОПЛЕНИЯ КАПИТАЛА (1621 – 1697 гг.)

Статья посвящена исследованию морского разбоя в Вест-Индии как специфического метода перераспределения сокровищ, наличных денег и товаров между западноевропейскими участниками колониального ограбления Америки в эпоху генезиса капитализма. Автор отмечает, что антильский морской разбой в период своего расцвета и во всех своих разновидностях (флибустьерство, каперство, рейдерство) активно способствовал первоначальному накоплению капитала - необходимому условию становления и развития капиталистического способа производства.

В отечественной историографии до сих пор отсутствуют научные исследования, посвященные выяснению специфической роли морского разбоя в колониальной экспансии западноевропейских держав в эпоху Великих географических открытий и ранних колониальных захватов. Практически не разработан вопрос о социально-экономических корнях пиратства, не изучена связь морского разбоя в водах Америки, Африки и Ост-Индии с процессом так называемого первоначального накопления капитала в странах Западной Европы и его место в колониальном и морском соперничестве европейских государств на различных этапах их заморской экспансии.
Различные аспекты указанных проблем были частично затронуты нами в серии статей, опубликованных в современных украинских научных изданиях [1].
Цель настоящей работы – исследовать влияние морского разбоя в Вест-Индии на процесс первоначального накопления капитала в Голландии, Англии и Франции в период ранних колониальных войн. Анализируя различные документальные свидетельства и обширный фактический материал, собранный зарубежными специалистами по истории колониальных и морских войн, мы постараемся определить, каким образом и в каких размерах награбленные в Карибском море сокровища, деньги и товары поступали на колониальные и европейские рынки.
Поскольку в первой половине XVII в. на морских коммуникациях Атлантики доминировал голландский флот, можно предположить, что наибольшую прибыль от морского разбоя в Вест-Индии получала буржуазия республики Соединенных провинций (далее – Голландия), превратившая морскую войну против Испании и ее колоний в доходное капиталистическое предприятие [2, c. 44-48]. За период с 1621 по 1636 г. каперы Нидерландской Вест-Индской компании (ВИК) захватили в американских водах 547 испанских и португальских судов стоимостью 6 млн. 710 тыс. гульденов, тогда как снаряжение каперских экспедиций обошлось ВИК в 5 млн. гульденов. Продажа награбленного в Голландии принесла компании 30 млн. гульденов дохода [3, p. 35]. Если взять период с 1621 г. по 1643 г., то за это время голландцы захватили или уничтожили более 600 испанских и португальских судов. Только третью часть прибылей ВИК получила за счет торговли; остальной доход был получен за счет морского разбоя и грабежа приморских городов в Америке. Когда в 1628 г. П. Хейн захватил у берегов Кубы испанский «серебряный флот», нагруженный американскими сокровищами, в его руки попала добыча на 11,5 млн. гульденов. Чистая прибыль ВИК составила около 7 млн. гульденов; моряки получили 950 тыс., директора компании – 70 тыс., сам Хейн – 7 тыс. гульденов [4, p. 406]. Пятая часть добычи пошла в пользу государства. Руководство компании смогло выплатить акционерам в 1629-1630 гг. дивиденды в размере 75%. Стоимость взятой Хейном добычи равнялась 2/3 стоимости годового содержания всей голландской армии [5, p. 194-200, 496-499].
В «Доводах Вест-Индской компании против мира с Испанией» (1633 г.) отмечалось, что корабли компании регулярно доставляют в метрополию огромное количество ценных колониальных товаров: кошениль, индиго, имбирь, сахар, шелк, хлопок, шкуры, слоновые бивни, табак, бразильское дерево, соль, смолы и пр. Все это затем экспортировалось в другие европейские страны. Руководство ВИК утверждало, что ежегодно компания вывозила за рубеж около 5 тонн золота, а ввозила более 10 тонн [5, p. 501].
Прекращение войны с Испанией (1648 г.) привело к свертыванию голландского каперства в Вест-Индии. Голландские предприниматели переориентировались на посредническую контрабандную торговлю и работорговлю с испанскими, английскими и французскими колониями в указанном регионе, одновременно поддерживая тесные деловые связи с флибустьерами и буканьерами островов Тортуга, Эспаньола (Гаити) и Ямайка.
Большую добычу удавалось захватывать в Вест-Индии и английским корсарам. Капитаны Компании острова Провиденс [6] имели право сбывать награбленную добычу не только в Англии, но и в колониях, в частности – в Новой Англии, на островах Тортуга и Провиденс, отчисляя в пользу компании определенную долю выручки. Обратимся к «Дневнику» губернатора Провиденса Н. Батлера. Он пишет, что 28 февраля 1639 г. он и его офицеры «были заняты на складе дележом того, что причиталось из захваченных товаров корабельной команде и, соответственно, почтенной компании – пятая часть, мне – моя адмиральская пошлина, а капитану Эксу – вице-адмиральская» [7, p. 8].
Если экспедиция заканчивалась успешно, корсары доставляли в английские гавани добычу, размеры которой в несколько раз превышали расходы на снаряжение кораблей. Губернатор Новой Англии Дж. Уинтроп 28 февраля 1638 г. записал в своем дневнике: «Г-н Пирс на сейлемском корабле «Дизайр» вернулся из Вест-Индии спустя семь месяцев и привез оттуда хлопок, табак и негров, а также соль с Тортуги… Он встретил там два военных корабля, отправленных лордами Провиденса с каперскими свидетельствами, которые захватили у испанцев различную добычу и много негров» [8, p. 4]. Эти два боевых корабля назывались «Хэппи ритарн» и «Провиденс», и командовал ими известный пират Т. Ньюмен. В апреле 1638 г. «Хэппи ритарн» привез из Вест-Индии в Англию груз табака, жира и шкур стоимостью 4 тыс. ф. ст. В ноябре того же года капитан Т. Ньюмен пожаловал на пинассе «Провиденс» в Новую Англию. Дж. Уинтроп записал в дневнике: «Некий капитан Ньюмен был отправлен с поручением графа Голланда, губернатора Вестминстерской компании (т.е. Компании острова Провиденс, - В.Г.), графа Уорвика и прочих из этой компании добывать испанца... в Вест-Индии, после чего он захватил у них много небольших судов и прочее... Он привез много шкур и много жира. Шкуры он продал здесь по 17 ф.с. 10 ш., жир - по 29 шилл. и отплыл в Англию 1 декабря» [9, p. 263].
Ньюмен достиг Ла-Манша в день Рождества, однако здесь счастье изменило ему. Пинассу неожиданно атаковал испанский корсар из Дюнкерка. В результате столкновения пять англичан было ранено, трое убито, а «Провиденс» взят в качестве приза и отведен в дюнкеркский порт. В руки испанцев попало 25 тюков индиго, много ящиков сарсапарильи, золотая цепь, мешок серой амбры, 4 алмаза, большое количество жемчуга, несколько бочек золота и серебра, серебряные слитки и два крупных куска золота всего на сумму 30 тыс. ф. ст. [9, p. 264].
27 августа 1639 г. в дневнике Дж. Уинтропа появилась еще одна характерная запись: «Сюда прибыл небольшой барк из Вест-Индии, на нем - некий капитан Джексон с каперским свидетельством от Вестминстерской компании на право захвата добычи и прочего у испанцев. Он привез много богатств в деньгах, слитках, индиго и сахаре. Он продал здесь свой индиго и сахар за 1400 ф. ст. ... и снова отправился в Вест-Индию» [9, p. 269-270].
Один из каперов Компании острова Провиденс в 1642 г. захватил испанский приз стоимостью 50 тыс. ф.ст. [10, p. 199]. Чтобы представить себе ценность подобного рода трофеев, заметим, что снаряжение каперского судна в Англии обходилось тогда в 1 тыс. ф.ст.
Во время Английской революции 1640-1660 гг. произошло резкое усиление мощи британского флота; это позволило англичанам, с одной стороны, нанести существенный урон навигации и морской торговле Голландии (в период первой англо-голландской «торговой войны» 1652-1654 гг.), а с другой стороны – морской торговле и колониям Испании (в период войны 1655-1660 гг.). Приняв в октябре 1651 г. ограничительный для иностранных (прежде всего – голландских) предпринимателей Навигационный акт, английский парламент в то же время отметил, что его положения не распространяются «на слитки и на товары, захваченные или которые будут захвачены в качестве приза кораблем или кораблями, имеющими полномочия от английского государства» [11, c. 269-270]. Английским подданным разрешалось также доставлять на родину любые виды товаров и продуктов из Испании и ее колоний [11, с. 269]. Данные положения Навигационного акта свидетельствовали не только о поощрении государством корсарского промысла, но и о заинтересованности английских предпринимателей в беспрепятственном получении сокровищ и товаров, захватываемых на иностранных судах. По данным Ф. Коломба, только в годы войны 1652-1654 гг. англичане захватили в Атлантическом и Индийском океанах 1700 голландских призов стоимостью 6 млн. ф.ст., тогда как призы, взятые голландцами, не составляли даже четвертой доли указанной численности и стоимости. Если эти подсчеты верны, то стоимость призов, взятых англичанами в течение двух лет, превышала доход страны за такой же отрезок времени в два раза [12, с. 80-81].
В годы республики английские корсары отчисляли в пользу Государственного совета 1/10 часть награбленной добычи [13, p.14-15]. Среди наиболее известных английских комиссионеров по призовым товарам этого периода можно назвать М. Томпсона, М. Ноэлла и Т. Пови. Указанные купцы-арматоры, владевшие целыми флотилиями каперских судов и имевшие влияние на правительство протектората, финансировали вест-индскую экспедицию 1654-1655 гг. (завершившуюся захватом острова Ямайка) и фактически руководили военными властями Ямайки до реставрации монархии (1660 г.).
В 50-60-х годах XVII в., когда Ямайка была главной базой корсаров и флибустьеров Карибского моря, оттуда в метрополию и Новую Англию шел поток разнообразных призовых товаров и продуктов, в том числе – золото, серебро, драгоценные камни, шкуры, табак, соль, какао, индиго, кошениль, кампешевое дерево. В 1659 г. английский коммодор К. Мингс, покинув Ямайку с 3 фрегатами и 300 солдатами на борту, ограбил на побережье Венесуэлы города Куману, Пуэрто-Кабельо и Коро. В Коро, преследуя убегавших жителей, англичане захватили сказочный трофей - 22 ящика королевских сокровищ (каждый вмещал по 400 фунтов серебра), драгоценные камни и какао. Когда эскадра Мингса вернулась на Ямайку, вся добыча была оценена в 200-300 тыс. ф.ст. (по другой версии - в 500 тыс. ф.ст.) [14, p. 98]. При этом Мингс и его офицеры, ссылаясь на обычай, разрешили своим людям разграбить испанский приз стоимостью 12 тыс. пиастров и забрать серебро из ящиков, взятых в Коро. За неподчинение приказам и утаивание добычи ямайский губернатор Э. Д’Ойли отстранил Мингса от должности и в начале июня того же года отправил в Англию.
По мнению Дж. Бриджеса, награбленная корсарами и флибустьерами добыча была главным источником того богатства, которое в течение длительного периода времени делало Ямайку ведущей британской колонией [15, p. 234]. Наиболее крупные пиратские акции были осуществлены флибустьерами Ямайки в 1662-1671 гг. Так, в октябре 1662 г. флибустьеры под командованием вернувшегося из Англии К. Мингса ограбили кубинский город Сантьяго-де-Куба. Материальные потери испанцев составили 1 млн. ф.ст. Помимо серебра, вина, 200 ящиков сахара и табака, люди Мингса захватили 7 испанских судов [16, c. 41]. В феврале 1663 г. ямайская флотилия под командованием все того же Мингса высадила десант возле мексиканского города Кампече, который был взят штурмом и разграблен. Испанские форты корсары частично разрушили, половину города сожгли, а 14 кораблей, стоявших на рейде, взяли в качестве призов. Добыча оценивалась в 150 тыс. песо, а общий ущерб, нанесенный испанской казне, составил 500 тыс. песо [16, c. 42]. Официальный Лондон, хотя и получал свою долю пиратской добычи, открыто не признавал законность антииспанских акций в Вест-Индии. В апреле 1663 г. Карл II заверил испанское правительство, что он крайне недоволен грабежем Сантьяго-де-Кубы. Когда в мае 1663 г. поступило сообщение о набеге Мингса на Кампече, король осудил и этот рейд. Находившиеся в Испании английские купцы боялись, что из-за пиратских действий ямайской флотилии в Карибском море их бизнес и репутация будут подорваны [17, p. 94]. Чтобы успокоить испанский двор и английских негоциантов, торгующих с Испанией, Карл II запретил Совету Ямайки организовывать набеги против испанских кораблей и прибрежных поселений, но флибустьеры и колониальные чиновники проигнорировали этот «запрет». Бывший вице-губернатор Ямайки Ч. Литтлтон, объясняя лорду-канцлеру необходимость всемерного поощрения корсаров в Вест-Индии (август 1664 г.), подчеркивал, что каперский промысел дает работу большому количеству моряков, защищавшим Ямайку без участия военно-морских сил королевства; кроме того, в случае прекращения постоянного притока в Порт-Ройял призовых товаров многие купцы, по мнению Литтлтона, могли покинуть остров, а это неизбежно привело бы к чрезмерному повышению цен [14, p. 112].
22 февраля 1666 г. Совет Ямайки объявил о своем намерении выдать флибустьерам новые каперские свидетельства против испанцев. Пункт 1 гласил, что это делается «с целью снабжения острова многими продуктами по низким ценам». В пункте 2 отмечалось, что «это пополнит остров деньгами, слитками, какао, кампешевым деревом, шкурами, жиром, индиго, кошенилью и многими другими товарами, благодаря чему люди из Новой Англии будут заинтересованы в доставке своих продуктов и много купцов поселится в Порт-Ройяле». Пункт 3 подчеркивал, что данная мера «поможет бедным плантаторам, продающим провизию боевым кораблям», а пункт 4 – что «это привлечет многих к покупке рабов и заселению плантаций, таких как Хармсон, Бриникен и многих других, где имеются значительные плантации». В то же время активизация антииспанских походов должна была привлечь на Ямайку «сотни англичан, французов и голландцев, многие из которых станут плантаторами» (пункт 5), принести «немалый доход его величеству и его королевскому высочеству в размере одной пятнадцатой и одной десятой части» (пункт 8) и стимулировать ремесленное производство «в Порт-Ройяле и в других местах» (пункт 9) [18, p. 150-151].
Невозможно подсчитать, сколько всего сокровищ было вывезено в те годы из Вест-Индии в Англию. Известно, однако, что в течение лишь одного 1666 г. ямайские власти официально переправили в метрополию 50 тыс. ф.ст. в качестве 1/10 и 1/15 частей пиратской добычи, причитавшейся по закону королю и лорду-адмиралу [13, p. 67]. Примечательно, что столько же Карл II Стюарт ежегодно получал от всех своих коронных земель [19, c. 187].
В 1668 г. флибустьеры под командованием Г. Моргана напали на кубинский город Пуэрто-Принсипе (совр. Камагуэй). Захватив его и разграбив, они взяли у испанцев в качестве выкупа 500 голов скота и вернулись на корабли. Добыча была разделена на одном из островков южнее Кубы и оценивалась в 50 тыс. песо золотом, серебром и различными товарами [20, с. 122-126; 21, с. 359-360]. В июне 1668 г. Морган, имея под своим началом всего 460 человек, совершил нападение на панамский город Пуэрто-Бельо. В течение двух недель англичане грабили город и окрестности, подвергая пленных истязаниям. «Всех кто упорствовал и не желал по доброй воле признаваться, тащили на дыбу и терзали, пока он не отдавал богу душу или не показывал все, что от него требовалось, - сообщает Эксквемелин. - Были и такие, кто не имел вообще никакого добра; они также умирали под пытками, как мученики. Пираты не отпускали никого, и пленники показывали, где спрятано их добро» [20, с. 130]. Флибустьеры ушли лишь после того, как получили за город выкуп в размере 100 тыс. песо. Добычу, как обычно, разделили на островках южнее Кубы. Она составила 250 тыс. песо золотом, драгоценностями и серебряными изделиями, не считая холста, шелка и др. товаров. Губернатор Ямайки Т. Модифорд писал в Лондон, что после грабежа Пуэрто-Бельо рядовые участники грабежа получили по 60 ф. ст., Морган – не менее 400 ф.ст. [16, с. 46] Награбленные в этом походе сокровища увеличили богатство острова на 1/3, а суммы, достигшие Лондона, вывели из бедственного положения королевскую казну. Свою долю получили губернатор Ямайки, лорд-адмирал Англии герцог Йоркский (брат Карла II), его заместитель герцог Альбемарль и сам король.
Весной 1669 г. флибустьеры под командованием Г. Моргана ограбили города Маракайбо и Гибралтар в Венесуэле. 17 мая они с триумфом вернулись в Порт-Ройял; добыча была оценена в 250 тыс. песо (не считая стоимости товаров и рабов). Однако самым известным предприятием Г. Моргана оказался набег на Панаму в 1671 г. Город был не только ограблен, но и полностью сожжен. 24 февраля пираты выступили из Панамы, ведя 157 мулов, нагруженных серебром, золотом, драгоценными камнями и разнообразными товарами общей стоимостью 6 млн. эскудо [22, p. 121]. В пути они поделили награбленное. Все надеялись получить по 800 – 1000 ф.ст., но в действительности на каждого участника пришлось лишь по 10 ф.ст. [23, p. 87] Чувствуя, что в экипажах назревает бунт, Морган и его офицеры спешно погрузили большую часть добычи на корабли и ушли в Порт-Ройял. Совет Ямайки, выслушав отчет Моргана о панамской экспедиции, объявил ему публичную благодарность [24, p. 311].
Крупнейшими пиратскими маклерами указанного периода были члены семьи Модифордов. Годовой доход ямайского губернатора Т. Модифорда (по определению его сына Ч. Модифорда) составлял 2500 ф.ст. Из них 1 тыс. ф.ст. он получал за службу в качестве губернатора, 600 ф.ст. – в виде налога на спиртное, 400 ф.ст. – за каперские свидетельства (одно свидетельство стоило 20 ф.ст.) и еще 500 ф.ст. – в виде «подарков» от флибустьеров. Помимо этих сумм семья Модифордов имела и иные источники дохода. Известно, что губернатор за бесценок скупал у флибустьеров призовые товары, которые разбирал в адмиралтейском суде его брат Дж. Модифорд (главный судья Ямайки). Затем эти товары транспортировались в Англию, где сын губернатора выгодно сбывал их по завышенным ценам [25, p. 77; 26, p. 554].
С развитием плантационного хозяйства и возрастанием спроса на рабов пиратский промысел в Карибском море начал тесно переплетаться с работорговлей. В то время как в Западной Африке в начале 1660-х годов раб стоил 3 ф.ст., в Британской Вест-Индии его продавали за 16 ф.ст. [27, p. 92]. В 70-е годы на Антильских островах стоимость одного раба подскочила до 30 ф.ст. [28, p. 252, 255]. Естественно, что интерес морских разбойников к невольничьим судам возрос. На захвате африканских невольников порой наживались целые состояния. Когда английский корабль «Дайемонд» в феврале 1661 г. захватил голландское невольничье судно «Мартин ван Руссен», губернатор Ямайки Э. Д’Ойли обманул моряков и присвоил себе как негров, так и деньги, взятые на призовом судне [27, p. 154]. Капитан Дж. Галлоп, захватив в феврале 1674 г. голландское невольничье судно «Сусанна» с 660 африканцами на борту, тайно переправил часть невольников на свою ямайскую плантацию, а владельцев корабля, на котором служил, оставил с носом [27, p. 209-212]. Весной 1677 г. в одной из бухт Ямайки шотландский пират Дж. Браун тайно продал местным плантаторам более сотни негров-рабов; последние были захвачены им на голландском невольничьем судне «Голден сан» в районе испанского порта Картахена (в Новой Гранаде) [27, p. 242-245]. Ямайский губернатор лорд Воан велел сурово наказать Брауна (в итоге «малый был повешен»), а невольников вернуть их прежним владельцам. Подобные меры вызвали резкий протест со стороны членов ямайской ассамблеи, наживавшихся на незаконных сделках с пиратами; разгневанному губернатору пришлось распустить ассамблею [29]. Сообщения о том, что флибустьеры и корсары в обход монополии Королевской Африканской компании тайно сбывают невольников на Ямайке, почти ежегодно поступали в лондонский Комитет по торговле и плантациям.
Деньги и товары из пиратской добычи попадали в метрополию не только прямым путем, но и опосредованно. В «золотые годы» флибустьерства на Ямайке вся торговля там была подчинена единственной цели: «перекачать» деньги из пиратских карманов в кошельки ловких дельцов. Город Порт-Ройял, в котором базировались корабли флибустьеров, превратился в рай для скупщиков награбленного, ростовщиков, трактирщиков, содержателей притонов и публичных домов. К 1668 г., по свидетельству Р. Блома, в Порт-Ройяле насчитывалось 800 домов, которые были «столь дорогими, словно стояли на хороших торговых улицах Лондона» [30, p. 14]. Некоторые офицеры и плантаторы держали в домах утварь из серебра, а лошадей подковывали серебряными подковами. Хирург Р. Браун, участник походов Г. Моргана, в декабре 1668 г. писал о Ямайке: «Этот остров в весьма преуспевающем состоянии и становится все более богатым благодаря корсарству…» [23, p. 82] За десять лет количество кабаков в городе увеличилось вдвое и к началу 70-х годов на каждые десять жителей приходилось одно питейное заведение. По свидетельству современников, помимо сотни лицензионных трактиров в Порт-Ройяле имелось множество сахарных и ромовых предприятий, торговавших спиртными напитками без лицензии [14, p. 268]. А. О. Эксквемелин был свидетелем того, как отдельные флибустьеры проматывали за ночь 2-3 тыс. пиастров – всю свою долю добычи [20, c. 76]. Только отдельные, наиболее расчетливые, пираты смогли обогатиться за счет морского разбоя и вложить деньги в бизнес и недвижимость. Среди них самой заметной фигурой был Г. Морган, купивший поместья Дэнкс и Морганс-Вэлли в Кларендоне, Лланримни в Сент-Мэри, Пенкарн в Сент-Джордже и Лоренсфилд близ Порт-Хендерсона [31, p. 58].
Во Франции, как и в Англии, первоначальное накопление осуществлялось в значительных масштабах, однако полученные за счет заморских авантюр богатства направлялись там не столько в торговлю и промышленность, сколько в ростовщичество, откуп и т.п. В первой трети XVII в. ростовщики ссужали деньги на вест-индские предприятия в среднем под 50%. Когда корсары возвращались во Францию, вся добыча делилась на три части. Первая треть отчислялась в пользу арматора и шкипера. Две оставшиеся трети снова делились на трети, из которых одна треть опять-таки шла арматору и шкиперу, а две трети – арматору и поставщикам; из этих же денег арматоры выплачивали заработок матросам [32, p. 11-12].
С появлением французских колоний на Сент-Кристофере, Мартинике, Тортуге и Гаити они стали основными рынками, куда свозилась награбленная добыча и откуда она в дальнейшем переправлялась во Францию. Миссионер Ж.-Б. дю Тертр отмечал, что ценность Тортуги как колонии придали флибустьеры, поскольку именно они, «захватывая богатую добычу у испанцев, смогли быстро обогатить жителей и губернатора» [33, p. 125].
Самыми богатыми людьми на Тортуге были губернатор и его офицеры, поддерживавшие с флибустьерами тесные деловые связи. По договору, заключенному генерал-лейтенантом Французских Антилл шевалье Л. де Пуанси с губернатором Тортуги Ле Вассером 2 ноября 1641 г., последний имел право на десятую часть доходов с острова. Остальное делилось на две части: одна половина отчислялась в пользу Компании островов Америки (сменившую в 1635 г. Компанию острова Сент-Кристофер), другая – в пользу шевалье де Пуанси и его офицеров, причем генерал-лейтенант получал 1/3 часть этой доли, а его офицеры – 2/3 [33, p. 138-139].
Крупным пиратским маклером был губернатор Тортуги и Сен-Доменга Б. д’Ожерон, назначенный на этот пост директорами Французской Вест-Индской компании. Эксквемелин рассказывает, что, когда летом 1666 г. флибустьеры захватили испанский корабль с добычей, состоявшей из 120 тыс. фунтов какао, 40 тыс. пиастров в монете и 10 тыс. пиастров в драгоценностях, они отослали его на Тортугу. Д’Ожерон приобрел этот приз за двадцатую часть его стоимости, а какао велел перенести на свои личные склады [20, c. 86, 96]. Иногда губернатор брал у флибустьеров деньги в обмен на векселя, которые оплачивались во Франции. Это позволяло пиратам возвращаться на родину вполне добропорядочными буржуа, поскольку никто не знал тайну происхождения их состояния. Миссионер Ж.-Б. Лаба сообщает, что на Гаити он встречался с бывшим флибустьером, которого колонисты избрали президентом городского совета. Этот человек был «очень богат» и давно «отошел от корсарства, на котором скопил деньги» [34, p. 240].
Выгодную торговлю с карибскими флибустьерами вели французские оружейные мануфактуры. Специальные буканьерские ружья изготовляли оружейники в Дьеппе, Нанте и Бордо. Лучший буканьерский порох поступал из Шербура. По свидетельству Лаба, в конце XVII в. буканьерские ружья можно было приобрести на Антиллах либо у частных торговцев, либо на королевских складах. Одно ружье стоило 31 ливр 10 солей. Любое судно, отправлявшееся на Антиллы, должно было доставить туда не менее шести ружей [34, p. 121-122]. Таким образом, пиратский промысел в Вест-Индии в известной мере стимулировал развитие мануфактур военного профиля, для которых Карибский регион стал постоянным рынком сбыта оружия.
В 1682 г. французский губернатор Сен-Доменга Ж. Н. де Пуансэ разрешил капитану Л. де Граффу и его компаньону Н. ван Хоорну прибыть в Пти-Гоав для раздела добычи, захваченной на испанском судне, которое везло из Гаваны в Санто-Доминго и Сан-Хуан жалованье для солдат на сумму 120 тыс. песо. Флибустьеры получили по 700 песо на брата, отдав 10% стоимости награбленного губернатору. Затем на свои деньги Н. ван Хоорн и Л. де Графф снарядили экспедицию для похода на испанский порт Веракрус в Мексике. Около 1000 пиратов собрались у мыса Каточе на Юкатане. В мае 1683 г. они двинулись на 8 кораблях к цели. Веракрус был захвачен и разграблен; драгоценностей, денег и товаров было взято более чем на 3 млн. пиастров. Губернатор, попавший в плен, уплатил за себя выкуп в 70 тыс. пиастров. Кроме того, пираты увезли с собой на Гаити от 1000 до 1300 рабов. После дележа добычи на каждого участника похода пришлось по 800 пиастров [14, p. 242].
Годы войны за Пфальцское наследство (1688-1697), весьма обременительные для казны Людовика XIV, в то же время способствовали обогащению той части французской буржуазии, которая вложила часть своих средств в корсарство. За два первых года войны французы захватили в Атлантике и Вест-Индии не менее 3 тыс. английских торговых судов, потеряв лишь 67 своих торговых судов [35, p. 155]. Грабеж в 1689 г. голландской колонии на острове Синт-Эстатиус и английской – на Сент-Кристофере принес французским рейдерам около 400 тыс. ливров дохода [36, p. 152-156]. Значительный урон был нанесен английской работорговле. Так, по подсчетам К. Дэвиса, между 1689 и 1697 гг. французские корсары и флибустьеры захватили 64 невольничьих судна, принадлежавших Королевской Африканской компании (каждое судно стоило в среднем около 4 тыс. ф.ст.) [37, p. 206].
В июне 1694 г. французские корсары под командованием губернатора Сен-Доменга Ж. Дюкасса нанесли удар по Ямайке. Крупные десанты были высажены в различных пунктах побережья. Отряд в 800 человек под командованием Борегара опустошил все восточное побережье острова; другие отряды волонтеров, буканьеров и пиратов разорили плантации и сахарные заводы на северном побережье. Добыча, по некоторым данным, оценивалась в 60 тыс. ф. ст. [36, p. 196]. «Ущерб, нанесенный врагу этой операцией, - писал французский миссионер Ж.-Б. Лаба, - составил более 12 миллионов, не считая военного 50-пушечного корабля, который они захватили, и множества других торговых судов, которые они увели с собой, посадили на мель или сожгли... Захваченных и разделенных между ними негров-рабов насчитывалось 1900, но взятых отдельными лицами и не учтенных в общей добыче было значительно больше. Что же касается денег в звонкой монете, мебели, товаров и машин для производства сахара, то подсчитать точную стоимость всего этого просто невозможно. Достаточно сказать, что захваченного хватило на то, чтобы обогатить изрядное число флибустьеров и обитателей побережья, а Дюкасс и его офицеры сколотили такие огромные состояния, что им могли бы позавидовать самые богатые люди Европы» [38, c. 57-58].
Но самым прибыльным грабительским предприятием французских рейдеров и флибустьеров был поход на город-крепость Картахену в Новой Гранаде (современная Колумбия) в 1697 г. [39]. Материальные потери испанцев оценивались в 46 млн. песо. При этом денег, серебряных слитков, золота, драгоценностей и товаров было взято на 20 млн. песо. Стоимость артиллерии, легкого вооружения, амуниции, церковных колоколов и рабов равнялась 3 млн. песо. Наконец, ущерб городу, порту, кораблям и фортификационным сооружениям определялся суммой в 23 млн. песо [40, p. 3]. Поскольку флибустьеры, участвовавшие в этом предприятии, были при дележе добычи обмануты командиром экспедиции бароном де Пуанти, большая и лучшая часть награбленных сокровищ уплыла во Францию, где попала в руки инвесторов. Губернатор Сен-Доменга Ж. Дюкасс вложил свою долю добычи в плантацию на Гаити и стал одним из самых богатых собственников в колонии [41, p. 155].
Можно констатировать, что деятельность голландских, английских и французских корсаров и флибустьеров в водах Испанской Америки в XVII в. способствовала разорению одних собственников (жертв пиратских нападений) и обогащению других (пайщиков, непосредственных участников экспедиций, скупщиков награбленной добычи и пр.). Процветать и иметь легальные основания столь специфический вид частного предпринимательства мог лишь в периоды, когда отсутствовали нормальные условия для свободного мореплавания и свободной торговли (как в виду частых морских и колониальных войн, так и в силу жесткой монополизации заморской торговли). Поскольку в XVII в. эксплуатация природных богатств Южной и Центральной Америки по-прежнему оставалась монополией севильской Торговой палаты, от пиратских нападений в Карибском регионе страдали в основном подданные испанской короны, а наживались противники Испании – предприниматели Голландии, Англии и Франции. Однако к концу XVII в., с появлением в Вест-Индии английских, голландских и французских колоний и увеличением объемов навигации и торговли англичан, голландцев и французов, от морского разбоя стали страдать не только испанцы, но и их противники. Поэтому, мирясь с каперством как неизбежным спутником и инструментом морских войн, правительства Англии, Голландии и Франции к началу XVIII в. решительно отказались от поддержки несанкционированного морского разбоя (флибустьерства). В дальнейшем активными легальными грабителями на всех «семи морях» оставались лишь каперы (корсары).


Литература

1. Губарев В. К. Роль Нидерландской Вест-Индской компании в сокрушении торгово-колониального могущества Испании в 1621-1648 гг. // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія “Гуманітарні науки”. – 2001. – Вип. 30. – С. 44-48; Губарев В. К. Неофициальная война: особенности англо-испанского колониального соперничества в Вест-Индии в 1660-1671 гг. // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія „Гуманітарні науки”. – 2002. – Вип. 57. – С. 40-50; Губарев В. К. Тортуга – цитадель флибустьеров (1630-1692 гг.) // Наука. Релігія. Суспільство. – 2004. – № 3. – С. 33-44; Губарев В. К. Компания острова Провиденс и англо-испанское соперничество в Вест-Индии в 1630-1644 гг. // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія „Гуманітарні науки”. – 2005. – Вип. 86. – С. 73-80; Губарев В. К. Флибустьерский кодекс: образ жизни и обычаи пиратов Карибского моря (60-90-е годы XVII в.) // Наука. Релігія. Суспільство. – 2005. – № 3. – С. 39-49.
2. Подробнее см.: Губарев В. К. Роль Нидерландской Вест-Индской компании в сокрушении торгово-колониального могущества Испании в 1621-1648 гг. // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія “Гуманітарні науки”. – 2001. – Вип. 30. – С. 44-48.
3. Cordova-Bello E. Compañias holandesas de navegacion, agentes de la colonizacion Neerlandesa. – Sevilla, 1964.
4. Boxer C. R. Piet Heyn and the Silver-Fleet // History Today, XIII (June, 1963). – P. 398-406.
5. Goslinga C. Ch. The Dutch in the Caribbean and on the Wild Coast: 1580-1680. – Assen, 1971.
6. См.: Губарев В. К. Компания острова Провиденс и англо-испанское соперничество в Вест-Индии в 1630-1644 гг. // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія „Гуманітарні науки”. – 2005. – Вип. 86. – С. 73-80.
7. Privateering and Piracy in the Colonial Period: Illustrative Documents / Ed. by J. F. Jameson. – N. Y.: The Macmillan Company, 1923.
8. Documents illustrative of the History of the Slave Trade to America / Ed. by E. Donnan. – N. Y., 1969. – Vol. III.
9. Newton A. P. The Colonising Activities of the English Puritans. The last phase of the Elizabethan Struggle with Spain. – N. Y.: Kennikat Press, 1966.
10. Quinn D. B., Ryan A. N. England’s sea empire, 1550-1642. – L. ; Boston ; Sydney, 1983.
11. Законодательство английской революции 1640-1660 гг. / Сост. Н. П. Дмитревский. – М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1946.
12. Коломб Ф. Морская война. – М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 2003.
13. Documents relating to law and custom of the sea / Ed. by R. G. Marsden. – L.: Navy Records Soc., 1916. – Vol. II.
14. Haring C. H. The Buccaneers in the West Indies in the XVIIth Century. – Hamden, Conn., 1966.
15. Bridges G. W. The Annals of Jamaica. – L.: Frank Cass and Company Ltd., 1968. – Vol. I.
16. Губарев В. К. Неофициальная война: особенности англо-испанского колониального соперничества в Вест-Индии в 1660-1671 гг. // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія „Гуманітарні науки”. – 2002. – Вип. 57. – С. 40-50.
17. The Diary of Samuel Pepys / Ed. by R. Latham and W. Matthews. – Berkeley; Los Angeles, 1971. – Vol. IV.
18. Carse R. The Age of Piracy; a history. – N. Y.; Toronto: Rinchart, 1957.
19. Татаринова К. Н. Очерки по истории Англии. 1640-1815 гг. – М.: Изд-во ИМО, 1958.
20. Эксквемелин А. О. Пираты Америки. – М.: Мысль, 1968.
21. Рогожинский Ж. Энциклопедия пиратов. – М.: Вече, А. Корженевский, 1998.
22. Thornton A. P. West India policy under the Restoration. – Oxford, 1956.
23. Hamshere C. The British in the Caribbean. – L.: Weidenfeld and Nicolson, 1972.
24. Howard E. Sir Henry Morgan, the Buccaneer. – S. I. – 1842.
25. Pringle P. Jolly Roger. The Story of the Great Age of Piracy. – N. Y., 1953.
26. Barbour V. Privateers and Pirates of the West Indies // The American Historical Review. – April 1911. – Vol. XVI. – № 3.
27. Documents Illustrative of the History of the Slave Trade to America, 1441-1700 / Ed. by E. Donnan. – Washington: Carnegie, 1930. – Vol. I.
28. Bridenbaugh C., Bridenbaugh R. No peace beyond the Line. The English in the Caribbean. 1624-1690. – N. Y., 1972.
29. Calendar of State Papers, Colonial Series: America and West Indies, 1677-1680: no 383.
30. Hurwitz S. J., Hurwitz E. F. Jamaica. A Historical Portrait. – L.: Pall Mall Press, 1971.
31. Black C. V. The Story of Jamaica from prehistory to present. – L., 1965.
32. Documents relatifs a la marine normande et a ses armements aux XVIe et XVIIe siecles / Publ. par Ch. et P. Breard. – Rouen, 1889.
33. Peña Batlle M. A. La isla de la Tortuga. – Madrid : Cultura Hispanica, 1977.
34. Labat J.-B. Viajes a las islas de la America. – La Habana, 1979.
35. Guttridge G. H. The Colonial policy of William III in America and the West Indies. – L., 1966.
36. Crouse N. M. The French Struggle for the West Indies, 1665-1713. – N. Y., 1943.
37. Davies K. G. The Royal African Company. – L.; N. Y., 1957.
38. Копелев Д. Н. Золотая эпоха морского разбоя. – М.: Остожье, 1997.
39. Подробнее см.: Relation de ce qui s’est fait a la prise de Cartagene, scituee aux Indes Espagnoles, par l’Escadre Commandee par Mr. de Pointis. – Bruxelles, M.DC.XCVIII.
40. Matta Rodriguez E. El asalto de Pointis a Cartagena de Indias. – Sevilla, 1979.
41. Butel P. Les Caraїbes au temps des flibustiers, XVIe – XVIIe siecles. – P., 1982.


В. К. Губарев
Морський розбій в Вест-Індії як джерело первісного накопичення капіталу (1621 – 1697 гг.)

Статтю присвячено дослідженню морського розбою у Вест-Індії як специфічного методу перерозподілу скарбів, готівки і товарів між західноєвропейськими учасниками колоніального пограбування Америки в епоху генезису капіталізму. Автор відзначає, що антильский морський розбій у період свого розквіту і у всіх своїх різновидах (флібустьєрство, каперство, рейдерство) активно сприяв первісному нагромадженню капіталу – необхідній умові становлення і розвитку капіталістичного способу виробництва.

V. K. Gubarev
The sea brigand in the West Indies as the source of the initial accumulation of the capital, 1621 – 1697.

In the article the author studies the piracy in the West Indies as specific method of the redistribution treasure, cash of the money and goods between participants of the colonial robbery of the America in epoch of the genesis of capitalism. The author notes that antilles sea brigand at period of its bloom and in all their own variety (freebootering, privateering, cruising) actively promoted the initial accumulation of the capital as a necessary condition of the formation and developments capitalistic way production.


[B]

Настоящее имя Франсуа Левассёра, судя по последним изысканиям, было Жан Левассёр. Можно также предположить, что у француза могло быть два и более имен (обычная практика). В таком случае, возможно, его звали Жан-Франсуа...

Нападение Генри Моргана на Пуэрто-Принсипе

Резонансным походам Генри Моргана против испанских владений на Кубе и на материке предшествовал пиратский бум, начавшийся на Ямайке вскоре после того, как 22 февраля (4 марта) 1666 года Совет острова объявил о намерении выдать флибустьерам новые каперские свидетельства против испанцев. В протоколе Совета Ямайки записано:
«Присутствовали: губернатор сэр Томас Модифорд, генерал-майор Томас (точнее, Джеймс. – В.Г.) Модифорд, подполковники Джон Коуп, Роберт Биндлосс, Уильям Айви, Роберт Фриман и Томас Баллард, майор Томас Фаллер и полковник Генри Арчболд.
Решено, что в интересах острова должны быть пожалованы каперские грамоты против испанцев.
1. Потому что это позволит снабжать остров многими необходимыми товарами по низким ценам.
2. Это пополнит остров монетой, слитками, какао, кампешевым деревом, шкурами, жиром, индиго, кошенилью и многими другими товарами, посредством чего люди из Новой Англии будут заинтересованы в доставке [сюда] провизии, и многие купцы поселятся в Порт-Ройяле.
3. Это окажет помощь бедным плантаторам, которые смогут продавать провизию на боевые корабли.
4. Это заинтересует и позволит многим людям покупать рабов и заселять плантации...
5. Это ежегодно будет привлекать [на Ямайку] с Наветренных островов сотни англичан, французов и голландцев, многие из которых станут плантаторами.
6. Это – всего лишь средство удержать буканьеров Эспаньолы, Тортуги и Южных и Северных островков Кубы от того, чтобы превратиться в наших врагов и напасть на наши приморские плантации.
7. Остров будет надежно защищен, если боевые корабли будут часто перехватывать испанские посыльные суда и доставлять разведданные губернатору, как они часто делали во времена полковника Дойли и позже.
8. Названные боевые суда приносят немалый доход Его Величеству и Королевскому Высочеству в виде 15-й и 10-й частей добычи.
9. Они способствуют удержанию многих искусных ремесленников на работе в Порт-Ройяле и в иных местах при невероятно высоких зарплатах.
10. Из того, что они добывают, умеренная часть идет на укрепление их старых кораблей, которые со временем станут весьма грозными.
11. Они способствуют повышению репутации этого острова, внушают ужас испанцам и поддерживают высокий воинский дух в жителях.
12. Очевидно, что это – всего лишь средство принудить испанцев к свободной торговле… По каковым причинам было единодушно решено, что пожалование названных каперских поручений необычайно поспособствует усилению, сохранению, обогащению и преуспеванию колонии этого острова».
Копия данного постановления вместе с утвержденной формой каперского свидетельства были приложены Модифордом к письму герцогу Альбемарлю, датированному 1 (11) марта 1666 года. В указанном письме сэр Томас отмечал, что его решение объявить о намерении выдать флибустьерам каперские поручения против испанцев было подкреплено письмом герцога от 1 (11) июня 1665 года, в котором заместитель лорда-адмирала Англии предоставил ему свободу жаловать или не жаловать каперские грамоты в зависимости от сложившейся в регионе ситуации. Узнав, что на Тортуге и юго-западе Эспаньолы происходит быстрый рост французских сил, Модифорд решил издать декларацию о планах пожаловать каперские свидетельства против испанцев; этот шаг, «как заверили его старые приватиры, безусловно, вернет англичан и многих голландцев и французов в этот порт [Порт-Ройял], где они имеют наилучший рынок для своих товаров». Копия декларации была отправлена на Тортугу. Тем самым колониальная администрация Ямайки хотела переманить всех тамошних флибустьеров на английскую службу и обезопасить свой остров и британскую коммерцию в регионе от возможных пиратских нападений со стороны французов.
Аналогичная мысль проходит «красной нитью» и через письмо Модифорда лорду Арлингтону от 21 (31) августа: «…Вашему сиятельству прекрасно известно, какую большую антипатию я питал к приватирам во время пребывания на Барбадосе, но после того, как я принял указы Его Величества к строжайшему исполнению, я обнаружил свою ошибку в виду упадка фортов и сокращения изобилия сего места, а также привязанности этих людей [флибустьеров] к служению Его Величеству; тем не менее, я продолжал враждебно относиться и наказывать этот сорт людей, пока не пришло письмо Вашего сиятельства от 12 ноября [22 ноября 1664 года], приказывающее обращаться с ними более мягко; до сих пор мы шли к упадку, каковой 6 марта [16 марта 1665 года] я честно описал лорду-генералу, который, после нескольких обсуждений с Его Величеством и лордом-канцлером, в письме от 1 июня 1665 года [11 июня 1665 года] дал мне широкие полномочия жаловать или не жаловать каперские грамоты против испанцев, как я найду сие выгодным для службы Его Величества и благополучия этого острова. Я был рад этому полномочию, но, тем не менее, решил не использовать его, если необходимость не принудит меня к этому; и пока я не увидел, в каком плачевном состоянии находятся флотилии, вернувшиеся с Синт-Эстатиуса – так что суда были разбиты, а люди ушли к побережью Кубы, чтобы добывать там средства к жизни, и, таким образом, были полностью отчуждены от нас; многие, не имея достаточно средств, чтобы расплатиться по своим обязательствам, остались на Наветренных островах, а также на Тортуге и среди французских буканьеров, – до тех пор я воздерживался от использования моего полномочия, надеясь, что их невзгоды и опасности со временем отвратят их от этого образа жизни. Но когда примерно в начале марта я обнаружил, что стража Порт-Ройяла, которая под командованием полковника Моргана насчитывала 600 человек, сократилась до 138, я собрал Совет, чтобы решить, как укрепить этот весьма важный город какими-нибудь силами из внутренних районов; и все согласились, что единственный путь наполнить Порт-Ройял людьми – это пожаловать каперские грамоты против испанцев, на коих они весьма настаивали… И, принимая во внимание наше шаткое положение, из-за чего ведущие купцы уехали из Порт-Ройяла, не предоставив никакого кредита приватирам для снабжения и пр., а также слухи о войне с Францией, которые часто повторялись, я издал объявление о намерении пожаловать каперские грамоты против испанцев. Ваше сиятельство не может и представить себе, какие всеобщие перемены произошли здесь с людьми и в делах: суда ремонтируются, большой наплыв ремесленников и рабочих, которые едут в Порт-Ройял, многие люди возвращаются назад, многие должники освобождены из тюрьмы, а корабли из похода на Кюрасао, не осмеливавшиеся войти [в порт] из-за страха перед кредиторами, пришли и снаряжаются вновь, так что теперь полковые силы Порт-Ройяла насчитывают около 400 человек. Если бы не эта своевременная акция, я не смог бы удержать мое место от посягательств со стороны французских буканьеров, которые, самое меньшее, разорили бы все приморские плантации; теперь же я переманил от них многих, и недавно Давид Маартен, лучший человек Тортуги, который держит на море два фрегата, пообещал привести оба. Сии последние корабли доставили известие от сэра Джеймса Модифорда о мире с Испанией вместе с инструкцией от лорда-генерала, гласившей, что, несмотря на мир, я все еще могу осторожно использовать приватиров, как и раньше, если это пойдет на пользу делам Его Величества... Испанцы смотрят на нас, как на пришельцев, посягнувших на чужую территорию… И если бы их возможности соответствовали их желаниям, они давно бы изгнали нас из всех наших колоний; так благоразумно ли с нашей стороны позволять им спокойно брать верх над нами…?»
Влиятельные друзья и деловые партнеры Моргана, зная, что многие флибустьерские капитаны относятся к нему с симпатией, предложили Модифорду назначить энергичного валлийца адмиралом ямайской флотилии. В январе 1668 года Совет Ямайки утвердил предложение губернатора о выдаче Генри Моргану специального поручения «собрать английских приватиров и захватывать пленных испанской нации, посредством чего он мог бы узнать о намерениях неприятеля вторгнуться на Ямайку». Данное поручение фактически санкционировало новые экспедиции флибустьеров против испанцев. Правда, каперская лицензия разрешала Моргану действовать лишь на море и не давала ему санкции атаковать испанцев на суше. Но адмирал и его сообщники смотрели на подобного рода ограничения сквозь пальцы. В соглашении, подписанном Морганом с его людьми в январе указанного года, указывалось:
«1. Согласовано и заключено вышеназванными сторонами, что любые золото, серебро, жемчуг, ювелирные украшения, кольца, драгоценные камни, серая амбра и безоаровые камни или иные вещи и товары, которые будут в ходе этой экспедиции захвачены на берегу, будут разделены поровну как свободная добыча.
2. Согласовано и заключено, что с корабля или с кораблей, которые будут захвачены в море в ходе этой экспедиции, десятая и пятнадцатая части будут изъяты (в пользу короля и лорда-адмирала Англии. – В.Г.), четвертая часть товаров, находящихся на таком корабле или кораблях, достанется соответствующим кораблям этой флотилии (непосредственно участвовашим в захвате. – В.Г.) и их владельцам, а другие три четверти будут разделены между всеми командами кораблей поровну…»
Как видим, сухопутные объекты представляли для корсаров гораздо больший интерес, поскольку из захваченной на берегу добычи они не были обязаны делать отчисления в пользу короля, лорда-адмирала и даже судовладельцев.
Соглашение предусматривало меры дисциплинарного воздействия в отношении тех, кто пренебрегал своими обязанностями и проявлял неповиновение командирам. Нарушителей договора могли лишить доли добычи или наказать так, как «военный совет сочтет наиболее подходящим». С другой стороны, любой капитан, халатно относившийся к своим обязанностям, мог быть наказан таким же образом. Хотя добыча должна была делиться поровну между всеми участниками похода, в правилах имелись исключения. Плотники и хирурги получали больше, чем одну долю; капитанам полагались две доли, а адмиралу Моргану – пять долей («за его заботу и расходы на нас»). Предусматривалась также страховка. Любой человек, который «потеряет ногу, руку или иную конечность во время этой экспедиции» и это будет подтверждено свидетельствами двух хирургов, должен был получить 120 ф. ст. или «шесть дееспособных рабов». Выплата премий предусматривалась за проявленную в ходе операции храбрость: «Если мы встретим сильное сопротивление в каком-либо месте… когда мы вознамеримся и совершим нападение, в частности, на крепости, форты или другие укрепления, то первый, кто проникнет в такое место или места, должен получить 20 ф. ст.; тот, кто первым установит свой флаг в таком месте… – 20 ф. ст.; также все те, кто притащит лестницы, за каждую притащенную и приставленную к стене лестницу – 10 ф. ст.»
Морган разослал приглашения всем известным пиратским вожакам Карибского моря, назначив рандеву в районе островов у южного побережья Кубы. Если верить информации Эксквемелина, на сборы ушло не меньше двух месяцев. «За это время, - сообщает автор «Пиратов Америки», - он собрал флотилию из двенадцати кораблей с командой в семьсот человек. Там были англичане и французы. Морган созвал пиратов на совет и стал выяснять, куда же нужно идти. Некоторые высказались за то, чтобы захватить Гавану: разграбить ее и взять в плен ее жителей будет совсем нетрудно, стоит только захватить крепость. К ним присоединились и другие, однако окончательного решения вынести не удалось, потому что среди пиратов оказался человек, который прежде содержался в Гаване под стражей. Он считал, что для такого дела силы у пиратов явно недостаточны. Понадобилась бы, сказал он, флотилия с полуторатысячным войском. Только в этом случае у пиратов явилась бы надежда захватить город…»
Отказавшись от идеи штурмовать Гавану, флибустьеры решили атаковать менее защищенный город. Один из участников совещания предложил напасть на Пуэрто-Принсипе (совр. Камагуэй) – город, расположенный во внутренних районах Кубы, примерно в тридцати милях от побережья. Ходили слухи, что «у его жителей было много денег, ибо туда часто приезжали торговцы из Гаваны и привозили деньги; здесь они скупали кожу, которую затем перепродавали». После некоторых сомнений Морган согласился с этим предложением. Снявшись с якоря, суда пиратской флотилии направились к гавани Санта-Мария (современный город Санта-Крус-дель-Сур).
«Когда пираты уже были в море, - сообщает Эксквемелин, - один испанец, долгое время находившийся в плену у англичан, уловил из их бесед, что речь идет именно о Пуэрто-дель-Принсипе. Ночью он прыгнул в воду и поплыл на берег. Правда, за ним тотчас же спустили каноэ, но он оказался на берегу значительно раньше и моментально затерялся среди деревьев. На следующий день он переплыл с одного острова на другой и таким образом добрался до Кубы. Он знал все тропки и довольно скоро достиг Пуэрто-дель-Принсипе, где предупредил испанцев, что появились пираты. Жители города тут же стали прятать свое добро, а губернатор вышел с отрядом рабов к той дороге, где могли появиться пираты. Он приказал срубить побольше деревьев, завалить ими дорогу и устроить различные засады. На них он поставил несколько пушек. В городе и в окрестных селениях он набрал человек восемьсот, оставил на каждой засаде необходимый отряд, а остальных привел на довольно открытое место, лежащее близ города: оттуда можно было приметить врага еще издали».
Согласно испанским источникам, флибустьеры высадились в Санта-Марии 27 марта и тут же двинулись в глубь острова.
«Пираты наткнулись на испанцев, когда они еще только укреплялись, - продолжает свой рассказ Эксквемелин. - Все взвесив, они свернули в лес и обошли несколько испанских укреплений. Наконец пираты вышли на открытое место, которое испанцы называли саванной. Пиратов заметили, и губернатор тотчас же выслал им навстречу конников и приказал им обратить пиратов в бегство и переловить всех до одного. Он полагал, что пираты, видя, какая на них надвигается сила, дрогнут и лишатся мужества. Однако все произошло не так, как ему думалось: пираты, наступавшие с барабанным боем и развевающимися знаменами, перестроились и образовали полумесяц. В этом строю они стремительно атаковали испанцев. Те выставили довольно сильную заградительную линию, но бой продолжался недолго: заметив, что их атака не действует на пиратов и что те беспрерывно ведут стрельбу, испанцы начали отходить, причем первым дал деру их губернатор, который бросился к лесу, стараясь побыстрее скрыться. Но немногие добежали до леса – большинство пало на поле битвы. Правда, небольшой кучке испанцев все же удалось спрятаться в зарослях. Пираты немедля двинулись на город; они были воодушевлены бесспорной победой; действительно, в этом бою – а длился он часа четыре – убитых и раненых у них почти не было. Пираты покинули саванну и вступили в город. Тут им снова оказали сопротивление, на этот раз в бой вступил гарнизон города, причем плечом к плечу с солдатами сражались женщины. К этим защитникам города присоединились и остатки испанцев, разбитых в саванне. Горожане все еще надеялись уберечь город от разграбления. Некоторые закрылись в домах и стреляли из окон; однако пираты пригрозили спалить весь город и истребить всех женщин и детей. Испанцы очень испугались – они-то хорошо знали, что пираты мигом выполнят свои посулы, – и сдали город».
Пуэрто-Принсипе был захвачен на рассвете в страстной четверг 29 марта 1668 года; при этом в сражении погибло около сотни солдат и ополченцев. Став хозяевами города, флибустьеры согнали всех испанцев и их рабов в две церкови – Ла-Мерсед и Сан-Франсиско, – а сами отправились грабить покинутые дома. Во время погрома сгорели или, возможно, были похищены городской архив с документами и ценные церковные книги, содержавшие регистрационные записи о крещениях «белых детей».
Опустошив Пуэрто-Принсипе, англичане и французы организовали несколько летучих отрядов для набегов на окрестности.
«Времени у них было в обрез, - замечает Эксквемелин, - ибо они собирались оставаться в городе, пока не иссякнет пища и питье. Бедным, несчастным пленникам, сидевшим в церкви, приходилось очень туго, они проводили время куда менее приятно, чем пираты, живя впроголодь и испытывая всяческие муки, которые им причиняли пираты, старавшиеся выведать, где спрятано их добро и деньги. Но у большинства бедняг, как ни пытай, не было ни того, ни другого: ведь они трудились день-деньской, чтобы прокормить своих жен и детей. Изверги не желали обычно ничего знать; они говорили: либо принеси деньги, либо повесим. И бедные женщины, прижимая к груди своих младенцев, жили в ожидании ужасного конца... А пираты были лишены чувства жалости. Всякий раз, когда являлась у них нужда в мясе, они приканчивали корову или иную скотину, себе выкраивали лучшие куски, а остатки бросали пленникам...»
Когда запасы провизии подошли к концу, Морган отдал приказ готовиться к возвращению на корабли. От испанцев потребовали выкуп за сохранность города и освобождение пленников. В ответ испанцы заявили, что налетчики отобрали у них все деньги и имущество и теперь они – нищие. Морган не поверил им. Он объявил, что будет ждать выкуп еще две недели, «и за это время деньги должны быть доставлены во что бы то ни стало».
Между тем несколько буканьеров, охотившихся за городом, поймали негра-раба. При обыске у него нашли письмо, адресованное одному из горожан. Оказалось, что письмо написано губернатором города Сантьяго-де-Куба доном Педро де Байона Вильянуэва. В нем он писал, что «вскоре придет многочисленное подкрепление, и что горожанам не следует спешить с выкупом, они должны добиться новой отсрочки дней на четырнадцать».
- Я так и думал, что испанцы прикидываются бедняками, – сказал Морган своим капитанам. – Решили поводить нас за нос.
Немедленно был отдан приказ везти всю добычу на берег моря, к тому месту, где стояли корабли. Затем испанцам объявили:
- Если на следующий день вы не внесете выкуп за город, он будет сожжен дотла.
Испанцы вновь предприняли попытку потянуть время, уверяя, что так быстро им не удастся собрать требуемую сумму. «Наконец, - пишет Эксквемелин, - путем всяческих козней Моргану удалось получить пятьсот голов скота и засолить впрок мяса и сала. Он взял с собой шесть знатнейших жителей в качестве заложников, прихватив также рабов, и отправился на побережье (по испанским данным, флибустьеры покинули Пуэрто-Принсипе 1 апреля – в день Воскресения Иисуса Христа. – В.Г.). Днем на то место, где стоял Морган со своей флотилией, пришли испанцы, привели последних коров и потребовали заложников. Но Морган… отказался выдать заложников, пока мясо не будет перенесено на корабль. Чтобы освободить своих сограждан и главу города, испанцам пришлось вместе с пиратами разделывать туши и засаливать мясо».
Когда флибустьеры были заняты на берегу заготовкой мяса, между французами с Тортуги и их английскими коллегами вспыхнула ссора; по словам Эксквемелина, «они едва не пропороли друг другу животы во время драки, которая завязалась, когда один англичанин убил француза, поспорив с ним из-за какой-то мозговой кости. А дело было так: когда разделывают мясо, высасывают мозг... Француз разделывал тушу. Пришел англичанин и высосал мозговую кость. Началась ссора, которая кончилась стрельбой из пистолетов. При этом, когда они стали стреляться, англичанин хитростью одолел француза: он выстрелил противнику в спину. Французы собрали приятелей и решили схватить англичанина. Морган встал между спорщиками и сказал французам, что уж если они так заботятся о правосудии, то пусть подождут, пока все не вернутся на Ямайку – там они и повесят англичанина. На его жизнь не посягали бы, если бы он стрелял не по-предательски… Итак, Морган приказал связать преступника по рукам и ногам, чтобы доставить на Ямайку. Тем временем все мясо было засолено и доставлено на корабли. Морган освободил заложников и вышел со своей флотилией в море; в качестве сборного пункта для дележа добычи он наметил один из островков близ берега Кубы. Там пираты разделили добычу…»
Выручка составила не менее 50 тыс. пиастров золотом, серебром и различными товарами, хотя флибустьеры надеялись на более солидный барыш.
В британских архивах хранится «Информация адмирала Генри Моргана и его офицеров, капитанов Эдварда Коллира, Джона Морриса-старшего, Томаса Солтера, Джона Анселла, Томаса Кларка и Джона Морриса-младшего об их последней экспедиции на испанское побережье… данная генерал-лейтенанту Порт-Ройяла [Джеймсу Модифорду] по распоряжению его превосходительства» (датирована сентябрем 1668 года). В этом документе Морган и его компаньоны пытались оправдать свои действия на Кубе необходимостью запастись провиантом и найти доказательства того, что испанцы формируют вооруженные отряды для вторжения на Ямайку. Краткое изложение указанного документа приводится в английском «Календаре государственных бумаг»: «Капитан Генри Морган, получив около восьми месяцев назад полномочия от его превосходительства собрать английских приватиров и захватывать пленных испанской нации, посредством чего он мог бы узнать о намерениях неприятеля вторгнуться на Ямайку, о чем сэр Томас [Модифорд] имел частые и настойчивые сообщения, собрал 10 парусных судов и около 500 человек. Они отправились к южным островкам Кубы, где почти умирали от голода, и, обнаружив некоторое число французов в таком же [бедственном] состоянии, они высадили своих людей на берег; видя, что весь скот был угнан в глубь страны, а жители бежали, они прошли 20 лиг к Порт-Принсипе на севере острова и после небольшого сопротивления сделались хозяевами оного. Здесь они узнали, что 70 человек были собраны, дабы идти против Ямайки; что такие же сборы были осуществлены на всем том острове, и значительные силы ожидались из Веракруса и Кампече вместе с военным снаряжением, отправлявшимся в Гавану, а из Порто-Белло и Картахены – в Сантьяго-де-Кубу, о чем он [Морган] немедленно послал сообщение губернатору Модифорду. По просьбе испанцев они воздержались от сожжения города или увода пленных, но за 1000 быков отпустили всех».
8 апреля 1668 года, спустя неделю после ухода флибустьеров из Пуэрто-Принсипе, дон Педро де Байона Вильянуэва в письме королеве-регентше дал свою оценку случившемуся:
«Корабли англичан и французов продолжают оставаться у этого побережья, изучая его порты, источники пополнения запасов пресной воды и места охоты, предполагая, что, захватив в Пуэрто-Принсипе огромное количество солонины, они достаточно обеспечили себя для более крупных предприятий; об этом я предоставил отчет губернатору Гаваны… Госпожа, когда я поразмыслил над случившемся в Пуэрто-Принсипе и о том, что тамошние жители всегда проявляли интерес к такого рода торговле с пиратами, мне показалось уместным вызвать к себе сержант-майора и ординарного алькальда, чтобы выслушать их после того, как им было предъявлено обвинение в преступлении, которое они совершили, и посмотреть, какое же опровержение они могут предложить, учитывая, что в том поселении имеется весьма значительное количество людей, и что при тех возможностях, которые предоставляют местность и скалистые горы на протяжении четырнадцати лиг, местные жители, столь практичные и опытные в горах, даже имея на две трети меньше народа, могли бы разбить врага. Если потребуется, они понесут суровое наказание, дабы послужить уроком другим местам, для которых стало уже привычным уступать любому числу врагов, не рискуя людьми даже по такому серьезному поводу, как защита своей родины и своего короля».
Это горькое признание губернатора Сантьяго-де-Кубы свидетельствовало не только о бездарности испанских военачальников и городских властей, но также о трагической неспособности Испании эффективно защищать свои колониальные владения от набегов иностранных корсаров.

 

 

В. К. Губарев. Деятельность шевалье де Фонтенэ в контексте франко-испанской колониальной борьбы за Америку (50-е годы XVII в.) // Наукові праці Донецького національного технічного університету. Серія: Гуманітарні науки. Вип. 4/115. – Донецьк: ДонНТУ, 2006. – С. 66 – 73.

Виктор Губарев


Деятельность шевалье де Фонтенэ
в контексте франко-испанской колониальной борьбы
за Америку (50-е годы XVII в.)


В период франко-испанской войны 1635-1659 гг., в которую Франция была втянута стараниями кардинала Ришелье с целью сокрушения империй испанских и австрийских Габсбургов, наблюдалось дальнейшее усиление французской заморской экспансии. В Америке, помимо колонизованных ранее Канады, части Гвианы и части острова Сент-Кристофер (в группе Малых Антильских островов), между 1635 и 1648 гг. французам удалось утвердиться на островах Гваделупа, Мартиника, Тортуга, Сен-Бартельми, Сен-Мартен и побережье Сен-Доменг (в западной части Гаити). Хотя Испания формально не признала права Франции на эти территории, de facto они стали составной частью французской колониальной системы.
В авангарде французской заморской экспансии шли предприниматели из приморских провинций – купцы, судовладельцы и представители нового дворянства, вкладывавшие деньги в снаряжение колонизационных, торговых и корсарских экспедиций. При этом в Вест-Индии, где Испания упорно боролась за сохранение монополии севильских купцов на навигацию и торговлю, французам (наряду с англичанами и голландцами) приходилось постоянно прибегать к пиратским методам колониального грабежа – флибустьерству и каперству (корсарству).
Данная статья посвящена деятельности шевалье де Фонтенэ на островах Вест-Индии и в Южной Америке в 50-е годы XVII в., т.е. в разгар франко-испанской войны 1635-1659 гг. На примере его деятельности мы попытаемся понять, кто и какими методами закладывал основы французской колониальной империи в эпоху ранних колониальных и торговых войн Нового времени, насколько эффективной была роль корсаров и флибустьеров в этом процессе.
Источниками для написания статьи послужили различные французские, испанские и голландские документы XVII в., среди которых особо следует отметить книги французского миссионера аббата Ж.-Б. дю Тертра [1] и голландского флибустьера А. О. Эксквемелина. Поскольку в первом (голландском) издании книги Эксквемелина сведений о шевалье де Фонтенэ нет, нам пришлось воспользоваться расширенным (двухтомным) французским изданием этой книги [2]. В отечественной историографии работы по избранной нами теме исследования отсутствуют.
О происхождении Тимолеона Отмана де Фонтенэ известно лишь то, что он был выходцем из знатной дворянской семьи, сыном казначея Франции. Вступив в ряды Мальтийского ордена, он некоторое время служил корсаром на Средиземном море и 28 сентября 1644 г. отличился в битве с турецким флотом близ острова Родос [3, р. 145]. В 1651 г., в разгар Английской революции, он имел какие-то дела с английскими роялистами.
Весной 1652 г. шевалье де Фонтенэ появился в Вест-Индии на 22-пушечном фрегате, который он привел во французскую колонию на острове Сент-Кристофер. Шевалье рассчитывал, что сможет найти здесь людей для пополнения своего экипажа, сильно поредевшего после сражения с двумя испанскими кораблями у островов Гомера и Санта-Крус. Местный управляющий, генерал-губернатор Французских Антильских островов Филипп Лонвийе де Пуанси (1584-1660), тоже был рыцарем Мальтийского ордена. Появление собрата по ордену Пуанси решил использовать для сведения счетов со своим давним противником – губернатором острова Тортуга Ле Вассёром; последний был гугенотом, покровительствовал местным пиратам, преследовал католиков и не желал подчиняться приказам генерал-губернатора. 29 мая того же года между губернатором Сент-Кристофера и шевалье де Фонтенэ было заключено соглашение следующего содержания:
«Господин шевалье де Лувийе Пуанси из ордена Святого Иоанна Иерусалимского, советник короля в его Советах, генерал его величества на островах Америки, синьор и собственник Сент-Кристофера и прочих из этих [островов], находящихся в подветренной стороне, и шевалье де Фонтенэ пожелали заключить союз ради служения королю и увеличения французских колоний, а также для укрощения дерзостей, происходящих от господина Ле Вассёра, назначившего себя губернатором острова Тортуга без официального признания как его самого, так и капитанов кораблей, которым он выдал каперские поручения от своего имени без санкции какой-либо власти.
Мы сообща решили, что призы тех судов, которые находятся в море, следует описать… равно как и тех, что находятся на рейде названного острова Тортуга, когда господин шевалье де Фонтенэ вступит там в полное владение, затем оценить пошлины, которые обычно взимаются за корсарское поручение; из тех пошлин синьор генерал-губернатор передаст и вручит половину дохода господину шевалье, а другую половину господин шевалье отдаст в пользу господина генерала.
Что касается земли, господин генерал согласен, чтобы господин шевалье взял во владение место, именуемое Ла-Рош или, иначе – убежище Тортуги, жилище Ле Вассёра, и чтобы он сделал все необходимое, что пойдет на пользу службе королю и на укрепление власти господина генерала.
Что касается распоряжения и пользования землями острова Тортуга, названный шевалье будет владельцем половины их столь долго, сколь Господь отпустит ему жизни, проявляя заботу о продлении ее ради службы королю, ордену Святого Иоанна Иерусалимского и наших добрых отношений; он будет распоряжаться на месте всем, отдавая господину генерал-губернатору половину доходов, а также налогами, которые обычно платят жители острова и которые равняются ста фунтам табака с человека, и эти налоги мы отдаем в распоряжение господина шевалье…
Что касается артиллерии, равно как и всех видов военного снаряжения, следует сделать тщательную и надлежащим образом оформленную опись, чтобы одну копию вручить господину де Тревалю для передачи господину генералу, а другую оставить у господина шевалье; также [сделать опись] всего того, что находится на их складах, а также на судах и кораблях, принадлежащих господину Ле Вассёру, и вообще всего движимого и недвижимого имущества, которое ему принадлежит.
Что касается захваченного у Ле Вассёра, то мы согласны, чтобы всё его добро - серебро в любом виде, в брусках ли, в монете ли, драгоценные камни, сокровища, земли, сахарные машины, аппарат по изготовлению водки, мебель, принадлежащая лично ему или его семье, рабы и вообще всё, что у него есть и чем он владеет, - было разделено на две части, а именно: одну – для господина генерала, другую – для шевалье де Фонтенэ, за исключением того, что необходимо для работ и мануфактуры, уже имеющихся на острове.
Наконец, решено, что после захвата самого Ле Вассёра господин шевалье соберет информацию обо всех преступлениях, совершенных господином Ле Вассёром, и что сия подробная информация будет точно скопирована и надлежащим образом оформлена, а копия также отправлена господину генерал-губернатору.
В том случае, если господин шевалье умрет, управление островом перейдет к господину генералу или к тому, кто наследует ему в качестве собственника острова… Составлено в поселении Бастер на острове Сент-Кристофер двадцать девятого мая 1652 г.» [1, p. 591; 4, p. 90]
За выполнением договора, текст которого хранился в глубочайшем секрете, должен был следить один из племянников Пуанси – господин де Треваль, назначенный инспектором 20 июля 1652 г.
Фонтенэ отплыл с Сент-Кристофера летом того же года, отправившись сначала к побережью Новой Гранады (совр. Колумбия). Ограбив там несколько испанских судов, он повернул к Эспаньоле (совр. Гаити), где, объединившись с фрегатом де Треваля, пошел к острову Тортуга. Но еще до его прибытия Ле Вассёр был убит двумя своими ближайшими помощниками – Тибо и Мартэном [2, p. 40]. Получив известие о смерти Ле Вассера, шевалье де Фонтенэ поспешил к Тортуге и высадил в ее Кайонской гавани многочисленный десант; он решил сделать с двумя узурпаторами то, что планировал сделать с Ле Вассёром. Когда убийцы поняли, что население острова – плантаторы, флибустьеры и буканьеры – не собирается защищать их от нападения Фонтенэ, они договарились с ним о сдаче форта Ла-Рош при условии, что следствия по делу об убийстве губернатора вестись не будет и им позволят владеть их имуществом.
Вступив во владение островом, Фонтенэ объявил себя «королевским губернатором Тортуги и Берега Сен-Доменг», восстановил права католиков и отстроил католическую церковь, в которой впервые после долгого перерыва прошла торжественная месса. Позаботился он и о возведении новых фортификационных сооружений, благодаря которым Кайон превратился в одну из самых защищенных французских гаваней в Америке. Это позволило, во-первых, привлечь на остров новые отряды буканьеров и пиратов, а во-вторых, обеспечить регулярную контрабандную торговлю с заезжими негоциантами. Как и положено настоящему рыцарю, Фонтенэ считал грабеж почетным занятием и по этой причине проявлял несравненно более высокий интерес к снаряжению разбойничьих экспедиций, чем его предшественник.
Из депеш, регулярно поступавших в адрес губернатора Кубы дона Диего де Вильяльба-и-Толедо в 1652 г., вырисовывалась весьма удручающая для испанцев картина разбойничьих акций: два галеона, направлявшиеся из Пуэрто-Бельо в Гавану, были атакованы и ограблены французскими флибустьерами; «серебряный флот», транспортировавший американские сокровища в метрополию, подвергся нападению на траверзе Пуэрто-Платы к северу от Эспаньолы, при этом три галеона были захвачены, один подожжен; отряд флибустьеров, высадившийся на мысе Исабела на северном побережье Эспаньолы, разорил поселение Ла-Вега; другой отряд пиратов захватил все товары, выставленные на рынке в Барранкилье (близ Картахены); два разбойничьих судна, экипажи которых состояли из негров под командованием белых, ограбили галеон на пути между Картахеной и Пуэрто-Бельо; неизвестная шайка разорила Пуэрто-де-Грасьяс [5, p. 50].
В августе того же года флибустьеры захватили кубинский город Сан-Хуан де-лос-Ремедьос, ограбили сокровищницу в местной церкви, подвергли горожан пыткам и всех, кто не смог убежать, отвезли на Тортугу, чтобы позже получить за них выкуп. В том же году флибустьеры под командованием Робера Мартэна опустошили индейские деревни на побережье залива Кампече (пленные были вывезены на Тортугу в качестве рабов) и разграбили ряд кубинских портов, включая Баракоа. Наконец, в самой гавани Тортуги некий капитан Больё из Руана (возможно, известный корсар Жером Огюстен де Больё) перехватил у своих соотечественников английский приз, взятый ими несколько ранее возле острова Гренада; при этом, оправдывая свои действия перед губернатором Фонтенэ, Больё заявил, что у «бандитов» с Гренады не было каперского свидетельства и, следовательно, они действовали как пираты [6, pp. 88-89].
Президент аудиенсии Санто-Доминго дон Хуан Франсиско Монтемайор Кордова де Куэнка писал королю, что французские и английские пираты, не довольствуясь поставками мяса, шкур и фруктов с северного побережья Эспаньолы, «ходят грабить имения и торговые корабли» [3, p. 165]. По его данным, в 1653 г. Тортугу покинули в общей сложности 23 пиратских судна, отправившиеся на промысел к берегам Эспаньолы, Кубы, Ямайки, Новой Испании, Панамы и Новой Гранады (среди них был и мулат Диего, который командовал бригантиной и получил на Тортуге в упомянутом году французское каперское свидетельство). Одна из пиратских шаек тогда же проникла во внутренние районы Никарагуа, ограбила и сожгла город Нуэва-Сеговия [7, p. 61].
Встревоженные активизацией флибустьерства в Карибском бассейне, власти Санто-Доминго осенью того же года собрали военный совет, на котором было решено предпринять карательную экспедицию против Тортуги. 5 ноября городской совет взял на себя все расходы по снаряжению пяти кораблей и формированию батальона пехоты. Во главе экспедиции был поставлен дон Габриэль де Рохас Валье-и-Фигероа; его заместителем стал кавалер ордена Сантьяго дон Хуан Морфа Херальдино. Подробный отчет о нападении испанцев на Тортугу впервые был издан в Мадриде в 1654 г. Хулианом Паредесом, а его копия, сделанная монахом Киприано Утрерой, опубликована в книге М. А. Пенья-Батлье [3, pp. 166-172].
4 декабря 1653 г. испанские корабли подняли паруса и взяли курс на северное побережье Эспаньолы, к Пуэрто-Плате, но в открытом море на них обрушился шторм: два судна были выброшены на мель, одно пропало без вести; к месту назначения 20 декабря смогли добраться лишь два потрепанных парусника – «капитана» и «альмиранта». Когда Монтемайор узнал об этом несчастье, он отправил в Пуэрто-Плату депешу, в которой приказывал капитанам двух уцелевших судов – Педро Гарсия де Моралесу и Алонсо де Куэвасу – принять на борт пехотинцев и идти в гавань Байяха на соединение с основными силами экспедиции. Однако Моралес и Куэвас не смогли выполнить приказ губернатора и вернулись в Санто-Доминго. Здесь корабли были отремонтированы и снабжены свежим провиантом; вечером 30 декабря они снова вышли в море и взяли курс на северное побережье острова.
В районе гавани Монте-Кристо испанцы заметили три французских барки, на захват которых был послан самый быстроходный фрегат. Разбойники не стали ввязываться в драку и, высадившись на берег, скрылись в лесной чаще. Присоединив к экспедиции трофейные суда, Габриэль де Рохас велел идти к Тортуге.
6 января 1654 г. они вошли в Кайонскую бухту, и тотчас попали под сильный артиллерийский огонь со стороны форта и береговых батарей. Переместившись из опасной зоны в подветренную сторону на расстояние одной лиги, испанцы под прикрытием корабельных орудий высадились на берег и захватили Кайон, большинство жителей которого бежало в лес. Укрепившись в поселке, Рохас и Морфа разбили лагерь на склоне ближайшей горы, на вершине которой было решено установить батарею. Пятнадцать разведчиков поднялись на самый верх и обнаружили там усадьбу, в которой укрылся небольшой отряд французских мушкетеров. Чтобы выкурить их с этой стратегически удобной позиции, испанцы подожгли несколько домов и хозяйственных построек и, дождавшись подкреплений, овладели усадьбой.
Шевалье де Фонтенэ, находившийся со своими людьми в осажденном форте, решил получить точные сведения о силе неприятеля и пообещал дать тысячу песо тому, кто рискнет отправиться на разведку. Вечером 13 января четыре смельчака, прикрываемые отрядом из тридцати аркебузиров под командованием брата губернатора, выскользнули за ворота форта и попытались скрытно проникнуть в испанский лагерь, но были замечены часовыми. Один из французов был убит ударом копья, другой тяжело ранен, а двое оставшихся взяты в плен. На допросе, опасаясь за свои жизни, они выложили Рохасу все, что знали о системе укреплений на острове и боеспособности защитников форта. Испанский военачальник отправил к губернатору Тортуги барабанщика с письмом, в котором предложил ему сдаться на почетных условиях. Он пообещал французам отпустить их на родину, а англичан пригласил перейти на испанскую службу. Фонтенэ ответил, что не может изменить своему долгу и, «имея приказ своего короля о защите этого форта, будет решительно сражаться до самой смерти».
Военные действия возобновились. На следующую ночь Габриэль де Рохас велел Хуану де Морфе взять 150 копьеносцев и аркебузиров, вернуться в гавань и проверить состояние дел на кораблях. В этот момент на рейде появился неизвестный пиратский фрегат, и две испанские ланчи, посланные Морфой, без труда овладели им. Утром 17 января сильный испанский отряд двинулся по пляжу в сторону форта. Одновременно на вершинах близлежащих холмов были установлены батареи, с которых начался систематический обстрел башни и четырех бастионов пиратской цитадели. 18 января в 10 часов утра шевалье де Фонтенэ прислал в испанский лагерь парлементера, который сообщил о готовности французов сдаться. Для обсуждения условий капитуляции в форт был отправлен капитан Томас де Кастро. В воскресенье 19 января между Рохасом и Фонтенэ было подписано соглашение, по которому французы обязались навсегда покинуть форт и остров, а испанцы - предоставить в их распоряжение 2 фрегата, 30 рабов и двухмесячный запас провизии [2, p. 52].
В понедельник 20 января Хуан де Морфа и Бальтасар Кальдерон во главе 200 солдат прибыли к воротам форта и торжественно вошли внутрь, неся знамена его католического величества. Фонтенэ сдал форт, после чего с 330 колонистами, их семьями и 25 солдатами гарнизона, которым разрешили взять с собой заряженное оружие, проследовал на берег. Ему вручили паспорт, действительный в течение трех месяцев; имея на руках этот документ, он мог в случае непогоды или недостатка провизии зайти в любой испанский порт в Вест-Индии и получить необходимую помощь, после чего, естественно, идти во Францию. Дон Габриэль де Рохас оставил заложниками 18-летнего брата губернатора, Томаса де Фонтенэ, и одного капитана, разрешив всем прочим французам и англичанам - а их насчитывалось более пятисот человек - покинуть остров.
Тортуга досталась испанцам малой кровью: они потеряли всего двух людей, в то время как французы - от 25 до 30 человек. В руки победителей попала вся артиллерия Тортуги: 44 пушки в форте и около 70 пушек - на двух редутах, много пороха и военного снаряжения, запас продовольствия, несколько индейцев-рабов, похищенных шайкой Мартэна в Кампече в 1652 г., а также три корабля и восемь барок. Кроме того, на службу к испанцам перешло сто солдат гарнизона Тортуги и несколько ирландских католиков. Чистая прибыль от этого предприятия составила 20 тыс. дукатов [3, p. 171-172]. Очевидно, добыча могла быть более солидной, если бы в самом начале операции испанцы не упустили несколько голландских торговых судов, поспешно бежавших из Кайонской бухты. С другой стороны, испанцам повезло, что за двенадцать дней до их прибытия Тортугу покинули два фрегата с 200 флибустьерами на борту; их уход существенно ослабил оборону острова.
Для удержания острова губернатор Санто-Доминго решил оставить там гарнизон из 150 пехотинцев под командованием капитана Бальтасара Кальдерона-и-Эспиносы. Хуан де Морфа, управлявший Тортугой после изгнания Фонтенэ, не внушал испанцам доверия и был отозван с острова.
Поскольку не все пираты и контрабандисты знали о захвате Тортуги испанцами, последние менее чем за восемь месяцев своего пребывания там захватили в Кайонской бухте около десяти французских, английских и голландских судов.
Мальтийский рыцарь не смирился с потерей острова. Дождавшись освобождения брата, Фонтенэ начал собирать в Пор-Марго (на северном побережье Эспаньолы) силы для реванша. Вскоре к 130 французам, оставшимся под его командованием, присоединились голландские контрабандисты, направлявшиеся с товарами в Кайон. Посадив своих людей на борт трех судов, Фонтенэ 15 августа 1654 г. появился у Тортуги и, блокировав вход в гавань, решил уморить испанский гарнизон голодом. Хуан Франсиско Монтемайор, узнав о замыслах мальтийского рыцаря, срочно отправил на помощь Кальдерону три военных фрегата.
24 августа Фонтенэ высадил на берег десант, но выбить испанский гарнизон из форта ему не удалось. Спустя восемь дней, убедившись в тщетности своей затеи, мальтийский рыцарь отступил [8, p. 84].
Тем временем фрегаты, посланные Монтемайором, зашли в Монте-Кристи и застали там один из трех кораблей, участвовавших в осаде Тортуги. Его хозяином был голландец. Экипаж насчитывал около пятидесяти человек и наполовину состоял из французов. Выяснив, кто из пленных принимал участие в штурме форта Ла-Рош, испанский командир велел вздернуть виновных на рее, а остальных доставил в Санто-Доминго вместе с девятью рабами, небольшим количеством шкур и другими товарами меньшей ценности, переданными в пользу короля.
Что касается шевалье де Фонтенэ, то ему не оставалось ничего иного, как, проклиная свою несчастную судьбу, отплыть в Европу. С ним отправились лишь тридцать соратников. Во время тяжелого трансатлантического перехода их судно попало в шторм и потерпело крушение у Азорских островов, откуда шевалье с большим трудом добрался до Франции. Почти во всех книгах по истории флибустьерства утверждается, что Фонтенэ умер вскоре после возвращения на родину. На самом деле мальтийскому рыцарю удалось совершить еще одну экспедицию в Америку – правда, не в Вест-Индию, а к берегам Аргентины.
По данным Р. Бараццутти, еще в то время, когда Фонтенэ был губернатором Тортуги, он мог услышать от пиратов рассказ об экспедиции английского корсара Фрэнсиса Дрейка в Тихий океан. Эта (или аналогичная ей) информация подтолкнула его к идее предпринять вояж к тихоокеанским берегам Южной Америки, где можно было поживиться за счет грабежа испанских торговых судов и прибрежных поселений. Арматоры снарядили три судна - фрегаты «Ле Гаспар» и «Ла Реноме» (более чем по 20 пушек на каждом) и флейт «Ла Мотрис», недавно вернувшийся из корсарского похода в Индийский океан. Всего на борту судов разместилось от 200 до 300 моряков, солдат и добровольцев. Среди пайщиков экспедиции значились парижский дворянин Гейен, выделивший «на дело» 2 тыс. ливров, генеральный секретарь флота Сесар Шаппелен, бывший генерал-лейтенант судов и галер, а позже губернатор Нанта Шарль Арман де Ла Порт де Ла Мейере (двоюродный брат покойного кардинала де Ришелье) и некоторые другие. Капитанами кораблей были Даниэль (из Нормандии), Жоб Форан (уроженец Пуату) и шевалье де Фонтенэ. О Даниэле сведений почти не сохранилось. Жоб Форан был сыном известного корсара Жака Форана, служившего офицером в голландском флоте. Жоб пошел по стопам отца, служил капитаном в эскадре голландского флотоводца Витта де Витта, в 1646-1648 гг. плавал в Бразилию, а в начале 50-х годов, обосновавшись в Дюнкерке, занимался корсарским промыслом. В экспедицию шевалье де Фонтенэ его наняли как человека, знакомого с берегами Южной Америки [9].
Корабли вышли в море в конце 1657 г. По пути французы захватили фламандское судно, оставленное экипажем, потом встретили большой корабль из Сен-Мало под командованием капитана Ла Гарделя. Последнего приглашали присоединиться к флотилии, но он не пожелал этого сделать. Остановки в португальских колониях на островах Зеленого Мыса и в Бразилии позволили участникам экспедиции запастись провизией и найти лоцмана, знакомого с аргентинским побережьем; в то же время некоторые члены экипажа воспользовались этими стоянками, чтобы дезертировать или осесть на суше.
6 января 1658 г. флотилия прибыла к Буэнос-Айресу: корабли остановились возле острова у входа в реку Ла-Плата. В порту Буэнос-Айреса тогда стояли на якоре от 20 до 22 голландских судов и 2 английских. Шевалье де Фонтенэ намеревался атаковать город и ограбить его, но операция не удалась. Во время посадки солдат в шлюпки последние опрокинулись, а пилот – недавно захваченный английский моряк – допустил ошибку. Десант высадился в болотистом месте и вынужден был ни с чем вернуться на суда. Фонтенэ не слишком расстроился из-за этого провала, так как основная его цель заключалась в том, чтобы выйти через Магелланов пролив в Тихий океан. Об этом он сообщил своим лейтенантам в ходе военного совета. Чтобы пополнить запасы продовольствия, Фонтенэ посылал команды грабить имения и поселки на побережье. Однако продолжить путешествие хотели далеко не все: Даниэль, капитан «Ла Мотрис», отказался следовать за Фонтенэ и дезертировал, решив вернуться во Францию. Форан последовал примеру капитана Даниэля. Фонтенэ вынужден был продолжить плавание в одиночку. После долгих блужданий он появился у входа в Магелланов пролив, но плохая погода и предчувствие, что выполнить замысел в одиночку будет крайне трудно, вынудили его повернуть назад.
Обратный путь проходил в отвратительных условиях: мешали противные ветры, часто налетали бури. В устье Ла-Платы Фонтенэ вновь встретил судно капитана Форана. Последний оправдывал свой уход тем, что был «принужден экипажем». Возможно, однако, что он просто хотел заняться грабежом испанских судов на реке. Фонтенэ тоже готов был заняться пиратством, понимая, что вернуться домой без добычи означало понести убытки (он вложил в это предприятие часть своих средств). Тем временем испанский губернатор, предупрежденный о появлении французских корсаров, позаботился об усилении береговой обороны. В течение трех недель французы тщетно ожидали выхода из гавани какого-нибудь судна. Наконец однажды утром они заметили три голландских корабля, которые направлялись из порта в открытое море. Фонтенэ тут же вступил в бой с самым крупным из них (грузоподъемностью 1400 тонн). Форан, однако, не поддержал его, побоявшись напасть на два других голландских судна (грузоподъемностью от 500 до 600 тонн каждый). В разгар сражения шевалье де Фонтенэ погиб, сраженный ядром, но голландское судно все же было взято на абордаж.
Капитан Форан, прибыв на борт флагмана и убедившись в гибели своего начальника, заявил, что все, кто хотел вернуться на родину, должны немедленно следовать за ним. Некоторые солдаты и моряки перешли на его судно, оставив остальных биться с численно превосходящими их голландскими моряками. В это время два других голландских судна, заметив, что Форан уходит на всех парусах, бросились на помощь своему адмиралу. В итоге корабль Фонтенэ был захвачен. Голландский адмирал хотел казнить всех уцелевших во время боя французов, но, испытывая недостаток в людях (погибло более шестидесяти голландских моряков), одумался и решил с помощью пленных пополнить свой экипаж [10].
Гибель шевалье де Фонтенэ, бывшего губернатора Тортуги, оказалась настолько заурядным событием, что во Франции ее просто не заметили. В то же время, подводя итог, следует признать: благодаря именно таким людям - предприимчивым и дерзким «рыцарям удачи», посвятившим всю свою жизнь борьбе за утверждение французского могущества на морях и в колониях, - Франция смогла войти в число передовых морских держав мира и создать собственную колониальную империю.

1. Du Tertre J.-B. Histoire gйnйrale des Antilles de l’Amйrique habitйes par les Franзais. – P., 1667-1671. – T. 1.
2. Oexmelin A. O. Histoire des avanturiers flibustiers qui se sont signalez dans les Indes. – P., 1699. – T. 1.
3. Peсa Batlle M. A. La isla de la Tortuga. – Madrid, 1977.
4. Crouse N. M. French Pioneers in the West Indies, 1624-1664. – N. Y., 1940.
5. Blond J. Histoire de la Flibuste. – P., 1969.
6. Histoire de l'Isle de Grenade en Amйrique (1649-1659) / Manuscrit anomyme prйsentй par Jacques PetitJean Roget. – Montrйal: Les Presses de l'Universitй de Montrйal, 1975.
7. Burney J. History of the Buccaneers of America. – L., 1949.
8. Haring C. H. The Buccaneers in the West Indies in the XVIIth Century. – Hamden, Conn., 1966.
9. Barazzutti R. Le capitaine Mathurin Gabaret et le chevalier Timolйon Hotman de Fontenay // www.geocities.com/trebutor/Livre/3F/0311barazzutti.html
10. Cahingt H. Expйdition du Rio de la Plata de 1658 // Les Amis du Vieux Dieppe. – Dieppe, 1937. – fascicule XXXIX.



V. K. Gubarev.
The activity of chevalier de Fontenay in context the French-Spanish colonial struggle for America (1652-1658).

The article contains the analysis of Timoleon Hotman de Fontenay activity. He was an active participant of the French colonial expansion. The author researches the activity chevalier de Fontenay on post of the governor of Tortuga Island (1652-1654) and as the leader privateering expedition to South America (1657-1658). We show on example of the biography of chevalier de Fontenay, who and what methods promoted the rise of the French power on seas and in colonies in the XVIIth Century.





 

Губарев В.К. Флибустьерский кодекс: образ жизни и обычаи пиратов Карибского моря (60-90-е годы XVII в.) // Наука. Релігія. Суспільство. – Донецк, 2005. - № 3. – С. 39-49.

В. К. Губарев

Флибустьерский кодекс:

образ жизни и обычаи пиратов Карибского моря (60-90-е годы XVII в.)


Вольтер утверждал: явись между флибустьерами человек гениальный, способный объединить их разрозненные силы, они захватили бы Америку от Северного полюса до Южного и произвели бы совершенный переворот в политике Европы и Америки. «Предыдущее поколение только что рассказало нам о чудесах, которые творились этими флибустьерами, и мы говорим о них постоянно, они нас трогают», - писал он в статье «Флибустьеры». И далее: «Если бы они могли иметь политику, равную их неукротимой отваге, они бы основали великую империю в Америке... Ни римляне, и никакой другой разбойничий народ никогда не осуществляли столь удивительных завоеваний» [1].
За последние триста лет в странах Западной Европы и Америки издано множество работ, посвященных истории вест-индских флибустьеров, но значительная часть их лишена строгой научности, некритична и носит преимущественно описательный характер. В отечественной историографии серьезные исследования по данной проблеме вообще отсутствуют. В то же время богатый фактический материал, собранный историками в течение нескольких столетий, позволяет перейти от занимательных описаний походов «вольных добытчиков» к изучению их социальной организации, нравов, обычаев и иных аспектов повседневной жизни.
Целью данной статьи является исследование специфики внутреннего устройства, обычаев и правил поведения флибустьеров как представителей уникального типа «пограничного сообщества», сформировавшегося на островах Карибского моря в эпоху колониальной экспансии. Источниками для написания статьи послужили документальные свидетельства самих участников пиратских экспедиций [2, 3, 4, 5], сочинения французских миссионеров, побывавших на Антиллах в середине и второй половине XVII в. [6, 7], письма и отчеты губернаторов английских и французских колоний, а также командиров военно-морских и корсарских экспедиций [8, 9, 10].
Флибустьер (flibustier) – слово французского происхождения. Французы называли флибустьерами морских разбойников Карибского моря, которые, базируясь на островах Тортуга, Эспаньола (Гаити), Ямайка и пр., совершали нападения на испанские корабли и поселения в Америке. Bпервые этот термин появился во французском языке в 30-е годы XVII в. в результате контактов французских пиратов с их голландскими и английскими «коллегами» по ремеслу. В нидерландском языке слово vrijbuiter означает «вольный добытчик»; в XVI – XVII вв. его применяли не только по отношению к пиратам, но и к корсарам, сухопутным разбойникам, солдатам-наемникам. Такое же значение имело английское слово freebooter [11, с. 49-50; 12, с. 6]. Заметим, что в английских документах 60-90-х годов XVII в. флибустьеры Ямайки именовались «приватирами» (privateers – «частники»; так называли корсаров) или «буканирами» (buccaneers, от французского boucaniers – «буканьеры»; так называли вольных охотников на островах Французской Вест-Индии). Со временем в английском языке словом buccaneers стали обозначать как флибустьеров Карибского моря, так и пиратов вообще.
Обосновавшись в первой трети ХVII в. на «ничейных» землях Антильского архипелага, флибустьеры промышляли пиратством, никому не подчиняясь и руководствуясь своими собственными законами и обычаями. Их ряды постоянно пополнялись за счет лиц, участвовавших в заморской экспансии и колонизации Вест-Индии: матросов с торговых, военных и корсарских кораблей, контрабандистов, уволенных или бежавших со службы солдат, разорившихся мелких дворян, фермеров, лесорубов, ремесленников и крестьян, беглых или отслуживших свой срок кабальных слуг (engages, indentured servants), несостоятельных должников, буканьеров, беглых каторжников, а также индейцев ряда племен Центральной Америки, враждовавших с испанцами. Известно, что пиратские «летописцы» голландец А. О. Эксквемелин (врач по профессии) и француз Р. де Люссан попали на острова Вест-Индии в качестве кабальных слуг. «Обретя свободу, - писал Эксквемелин, - я оказался гол, как Адам. У меня не было ничего, и поэтому я остался среди пиратов, или разбойников, вплоть до 1672 года» [2, с. 29]. Подобная судьба постигла и Люссана [5]. Вожак французских флибустьеров Ж.-Д. Но, известный под псевдонимом Франсуа Олоне, попал на Антиллы «не то солдатом, не то рабом – вполне обычное начало» [2, с. 81]. В отчете комиссаров Сен-Лорана и М. Бегона французскому правительству (1684 г.) указывалось, что флибустьеры «с радостью берут на борт вольных бандитов, иногда бежавших с галер» [13, с. 217]. Большинство среди пиратов Карибского моря всегда составляли англичане и французы, однако немало было также голландцев, ирландцев, шотландцев, португальцев, индейцев, африканцев, мулатов и метисов; встречались также немцы, датчане, шведы и евреи. Таким образом, флибустьерские общины (отряды, команды, «братства») представляли собой независимые многонациональные самоуправляющиеся объединения изгоев (выходцев из разных социальных слоев), для которых пиратство в водах Испанской Америки стало образом жизни и единственным источником существования.
До середины ХVII в., когда флибустьерство еще не достигло своего расцвета, пираты плавали на небольших судах и каноэ, редко объединяясь во флотилии. Хотя на отдельных островах количество разбойников исчислялось сотнями, но сами флибустьерские братства обычно состояли из нескольких десятков человек. В 60-х годах, после утверждения французов в западной части Эспаньолы, а англичан на Ямайке, начинается рост флибустьерских сил, происходит укрупнение отдельных отрядов, которые все чаще объединяются для проведения крупномасштабных операций. Например, в 1662 г. не менее 600 флибустьеров Ямайки и Тортуги приняли участие в экспедиции К. Мингса против Сантьяго-де-Кубы. Пиратскому «адмиралу» Г. Моргану в 1669 г. удалось собрать у о. Ла-Вака 960 флибустьеров, а в 1670 г. – ок. 2 тыс. человек [2, с. 135, 163]. По сообщению испанского губернатора Х. Ф. Саэнса, летом 1676 г. в Коста-Рику вторгся отряд флибустьеров, насчитывавший более 800 человек; в 1683 г. в набеге на мексиканский город Веракрус участвовало от 1000 до 1200 пиратов [14, с. 125; 15, с. 399].
По мнению Я. М. Света, во второй половине ХVII в. в пиратских «республиках» на Антиллах обитало в общей сложности 20-30 тыс. разбойников [16, с. 110]. Р. Керз более осторожен в своих подсчетах. По его данным, в 1660-х годах силы пиратов Вест-Индии в максимуме не превышали 10 тыс. человек [17, с. 260]. Однако даже эта цифра представляется завышенной. Обратимся к некоторым свидетельствам тех лет. По сообщению полковника Т. Линча, в 1663-1664 гг. на Ямайке базировалось от 1000 до 1500 флибустьеров [18, с. 546]. Примерно в это же время (1665 г.) губернатор Тортуги Б. д’Ожерон писал во Францию, что на берегах Эспаньолы обитало до 1000 разбойников [19, с. 239]. Следовательно, объединенные силы пиратов Ямайки и Эспаньолы в середине 60-х годов ХVII в. насчитывали ок. 2500 человек. В 1666 г. Олоне собрал на Тортуге и Эспаньоле 440 человек; год спустя у южного побережья Кубы под командованием Моргана находилось 700 пиратов. Итого – 1140 человек. Комиссары Сен-Лоран и Бегон в 1684 г. сообщали морскому министру де Сеньелэ о пиратах Тортуги и Эспаньолы: «Флибустьеры сейчас более сильны и более могущественны, чем когда-либо в прошлом. Они имеют на море четырнадцать кораблей, три большие барки, пятьдесят четыре пушки и около двух тысяч человек» [20, с. 246]. В это же время у тихоокеанских берегов Центральной и Южной Америки пиратствовало ок. 1000 французских и английских флибустьеров, явившихся туда из Карибского моря [21, с. 283]. Итого – ок. 3000 человек. Таким образом, в рассматриваемую эпоху в водах Испанской Америки ежегодно могли активно действовать от 1000 до 3000 флибустьеров, но не более.
Ж. и Ф. Галлы, У. А. Робертc, П. Прингл и некоторые другие историки, касаясь вопроса о социальной организации флибустьеров, заявляют, что в 1640 г. пираты Тортуги создали «Конфедерацию береговых братьев» со своим дисциплинарным уставом и своей политикой [22, с. 86; 23, с. 138; 24, с. 53]. Подобная точка зрения наталкивает ряд других авторов на мысль, что флибустьеры жили «республикой». Так, А. Томази говорит, что «они основали своего рода коммунистическую республику» [25, с. 181]. В действительности у флибустьеров не было ни своей «конфедерации», ни «республики» (тем более – коммунистической). Придерживаясъ одинаковых правил, обычаев и целей, они не имели единства в планах и не стремились к общему союзу. Каждый отряд формировался для проведения какой-либо авантюры и в дальнейшем действовал обособленно. Иногда с целью проведения какой-либо крупномасштабной операции разрозненные отряды объединялись в более крупные соединения, но они никогда не были стабильными и после завершения экспедиции неизбежно распадались. Поэтому флибустьерскую эпопею можно представить себе в виде цепи отдельных предприятий, осуществлявшихся независимо и ради добычи.
Не являясь производителями материальных благ, флибустьеры могли добыть их только путем открытого грабежа чужой собственности. Грабеж был их главной социальной деятельностью, и в нем участвовали все члены пиратской общины. Действовал старый принцип пиратов, корсаров и наемных солдат «no prey no pay» - «нет добычи – нет платы». Только удачный захват добычи являлся источником существования и основных радостей этих людей; наоборот, отсутствие добычи ставило их на грань голодной смерти.
В повседневной практике флибустьеры руководствовались «обычным правом» (правом обычая). Когда у них спрашивали, почему они поступают так, а не иначе, пираты неизменно отвечали: «Таков береговой обычай». В 1666 г. губернатор Барбадоса лорд Уиллоуби, рассказывая государственному секретарю Англии о захвате о. Тобаго флибустьерами с Ямайки, отмечал: «Все они - сами себе хозяева и сами выбирают такой образ жизни и такой путь, какой хотят, полагая, что всё, захватываемое ими, будь то остров или что-либо на нем, должно быть полностью в их собственности, себя же считают вольными господами распоряжаться этим по своему усмотрению» [26, с. 55]. В 1677 г. примерно так же характеризовал флибустьеров губернатор Тортуги и Берега Сен-Доменг Ж. Н. де Пуансэ:
«Здесь всё еще находится более тысячи этих людей, которых называют флибустьерами… Они разъезжают всюду, где им хочется; при этом они плохо подчиняются тому, что касается службы на судне, так как все считают себя начальниками, но очень хороши в предприятии и действиях против врага. Каждый имеет свое оружие, свой порох и свои пули. Их суда обычно не очень сильны и плохо экипированы, и у них нет иной собственности, кроме той, что они захватывают у испанцев» [27].
Перед походом флибустьеры заключали между собой особое соглашение, которое по-французски называлось шасс-парти (la chasse-partie – «охотничье жалованье»; происходит от une charte-partie – чартер, или договор о фрахтовании судна, который у корсаров был также договором о порядке раздела добычи). В нем указывалось, какую долю добычи должны были получить капитан и команда корабля. Прежде всего, из общей суммы награбленного выделяли вознаграждение егерю (200 «осьмушек», или песо), корабельному плотнику (100-150 песо) и хирургу (200-250 песо «на медикаменты»). Из оставшейся суммы отсчитывались страховые деньги для возмещения ущерба раненым. Обычно полагалось: за потерю правой руки - 600 песо или 6 рабов, за потерю левой - 500 песо или 5 рабов; за потерю правой ноги - 500 песо или 5 рабов, за потерю левой - 400 песо или 4 рабов; за потерю глаза - 100 песо или одного раба, столько же - за потерю пальца [2, с. 62-63, 163-164]. За огнестрельную рану полагалась компенсация в размере 500 песо или 5 рабов. Впрочем, возможны были и иные варианты. Все оставшееся делилось между командой поровну, но капитан получал от 4 до 5 долей (иногда 6 и даже 8), его помощник - 2 доли, юнги - половинную долю. Новичкам выделяли совсем небольшую часть, а остаток шел в общую кассу.
Статьи договора, подписанного 30 июня 1683 г. командой судна «Камильон», предусматривали несколько иной порядок распределения добычи: каждый матрос получал одну долю, командир - две с половиной доли, его помощник (штурман) полторы доли, столько же – доктор [24, с. 110-111].
Специальные денежные вознаграждения (премии) получали пираты, особо отличившиеся в бою. Так, перед походом на Панаму в 1670 г. разбойники договорились, что тому, кто первым водрузит флаг на укреплении врага, следует добавить 50 песо к его доле. Тот, кто сознательно пойдет на риск ради общего дела, должен был получить сверх своей доли еще 200 песо. Гренадерам платили по 5 песо за каждую брошенную ими гранату. Команде корабля, которая первой захватит в море испанское судно, из общей суммы выделялась премия в 1000 песо. Все эти факты подтверждают слова очевидца о том, что флибустьеры «готовы были сражаться только ради денег» [2, с. 136] .
Демократичность социальной организации флибустьеров заключалась в том, что все должности в их среде были выборными. Любое важное решение принималось после обсуждения на совете (сходке) большинством голосов. Вожак избирался из числа наиболее храбрых и удачливых моряков, но, в отличие от капитана военного или корсарского судна, власть его была ограничена: флибустьеры беспрекословно подчинялись ему только во время боя. Обратимся к свидетельству анонимного автора, участвовавшего в 1680 г. в походе флибустьеров в Южное море. Он пишет, что когда капитан Э. Кук повстречал испанский галиот из Картахены, среди команды возникли разногласия – «одни хотели взять его на абордаж, другие нет, так что в итоге они упустили его» [9, с. 87]. Как видим, мнение капитана в данном случае не сыграло решающего значения. Другой пример: когда флибустьеры решили идти к Панаме и захватить ее, капитан Дж. Коксон высказался против, но большинство принудило его идти со всеми [9, с. 97] .
Капитан ел за общим столом ту же пищу, что и вся его команда до юнги включительно. Только вожаку, обладавшему авторитетом среди флибустьеров, могли в знак уважения приготовить и подать особое блюдо. Какими же качествами должен был обладать пиратский капитан? Судя по отзывам современников, в нем хотели видеть бесстрашного и удачливого командира, искусного моряка и опытного стратега. Флибустьер Б. Рингроуз описывал капитана Р. Саукинса «таким доблестным и храбрым, каким только может быть мужчина» [3, с. 207]. По его словам, «этот благородной души человек» осуждал игру в кости на борту судна. Пиратский хирург Л. Уофер описывал капитана Б. Шарпа как человека, «в котором мы не обнаружили ни храбрости, ни умения вести за собой». По этой причине на островах Хуан-Фернандес в Южном море матросы «решили сообща сместить его с капитанской должности, что они и сделали, а на его место поставили капитаном человека решительного и сурового» [9, с. 112].
Захваченная в походе добыча сначала поступала в общую собственность флибустьерского братства, а после дележа переходила в собственность и распоряжение отдельных лиц. Чтобы при дележе не было обмана, каждый, от капитана до юнги, должен был поклясться на Библии, что не возьмет ни на грош больше того, что ему причитается. Если кто-то был уличен в ложной клятве, то его лишали его доли добычи в пользу остальной команды «или ее отдавали в виде дара какой-нибудь часовне» [28, с. 128]. Часть добычи, которая при-ходилась на долю павших в бою, передавалась их товарищам (матлотам) или родственникам.
Флибустеры, как правило, производили дележ награбленного на островках южнее Кубы и на острове Ла-Вака. Бедные или плохого качества трофейные суда либо отпускали, либо сжигали, а богатые и добротные суда забирали себе и отводили на свои базы - в Порт-Ройял, на Тортугу или в Пти-Гоав на Эспаньоле. Пленных, за которых не надеялись получить выкуп, высаживали на берег при первой возможности (чтобы не кормить), но двух-трех оставляли, рассчитывая в последствии продать или использовать в качестве слуг. После нескольких лет добросовестной службы их иногда отпускали. Любопытно, что примерно также поступали и запорожские казаки, оперировавшие на Черном море.
Придерживаясь собственных законов, флибустьеры сами вершили суд над провинившимися собратьями. Того, кто при дележе добычи давал ложную клятву, изгоняли с корабля и впредь никогда не принимали. Его могли «маронировать» или «осудить на высадку», то есть оставить на необитаемом острове с ружьем, небольшим запасом пороха, свинца и воды. В некоторых экипажах за изнасилование, пьянство, неповиновение командиру, самовольную отлучку с поста провинившихся наказывали: вдали от неприятеля - лишением доли в добыче, вблизи его - смертью. Виновного в вероломном убийстве привязывали к дереву, и он сам выбирал человека, который должен был его умертвить. Когда в 1697 г. во время грабежа французскими флибустьерами испанского города Картахена двое из них нарушили приказ о прекращении беспорядков и изнасиловали несколько горожанок, преступников схватили и приговорили к расстрелу. И хотя сами пострадавшие просили простить провинившихся, последние были расстреляны на глазах у всех жителей [21, с. 270].
В отличие от военных моряков, флибустьеры не были жестко привязаны к какому-либо кораблю и могли сойти на берег, где хотели, либо перейти на другое судно, команда которого соглашалась принять их. Они неохотно подчинялись капитану и квартирмейстеру во всем, что касалось работ на борту судна, так как каждый считал себя свободным человеком. У. Дампир, описывая трехмесячное бесплодное крейсерство флибустьеров у берегов Панамского перешейка, отмечал: «Это были унылейшие создания... И хотя погода была плохой, что требовало многих рук наверху, большая часть из них слезала с гамаков только для того, чтобы поесть или справить нужду» [4, с. 30]. Каждый делал, что хотел, не спрашивая, приятно ли это его товарищу. Иные из них пели и плясали, в то время как другие тщетно пытались уснуть, однако такого рода неудобства нужно было переносить без ропота. Перед боем флибустъеры обычно обнимались в знак братского согласия или, взявшись за руки, клялись стоять друг за друга до самой смерти.
Поскольку всю жизнь эти люди находились лицом к лицу с враждебным им миром, существование в котором постоянно грозило то голодом, то болезнью, то смертью, каждый член разбойничьего братства должен был найти себе компаньона, отношения с которым строились на основе взаимопомощи. Этот обычай у французов назывался «матлотажем» (le matelotage - морская практика). В его основе – голландский морской термин «mattenoot», означающий «совместное владение постелью». Поскольку команда судна делилась на две посменные вахты, каждый второй матрос всегда был на дежурстве, что позволяло иметь на борту одну постель на двоих [28, с. 125]. Флибустьеры под «матлотажем» понимали практику взаимопомощи, которая охватывала всех членов команды. Помощь оказывалась в виде займа. На человеке, получившем заем, после возврата лежала обязанность помочь бывшему кредитору, а именно - дать последнему, в свою очередь, заем, когда у него возникала нужда в этом. Компаньоны нередко совместно владели имуществом и должны были заботиться друг о друге в случае ранения или болезни одного из них. Понятно, что подобного рода отношения взаимопомощи были возможны только между людьми, равными по своему социальному и экономическому положению, а также одинаково рисковавшими жизнью.
Эксквемелин свидетельствует: «Пираты очень дружны и во всем друг другу помогают. Тому, у кого ничего нет, сразу же выделяется какое-либо имущество, причем с уплатой ждут до тех пор, пока у неимущего не заведутся деньги». И далее: «Друг к другу пираты относились заботливо. Кто ничего не имеет, может рассчитывать на поддержку товарищей» [2, с. 64, 76].
Конфликты между членами братства улаживались с помощью дуэлей. Так как на борту судна дуэли были запрещены, соперники сходили на берег, имея при себе ружья или пистолеты и ножи. Роль секунданта исполнял квартирмейстер. Дрались обычно до первой крови.
После удачного похода, вернувшись на Тортугу, в Порт-Ройял или Пти-Гоав, флибустьеры устраивали грандиозные кутежи. На упреки отвечали однозначно: «Поскольку опасности подстерегают нас постоянно, судьба наша очень отличается от судеб других людей. Сегодня мы живы, завтра убиты - какой же смысл нам накапливать и беречь что-либо? Мы никогда не заботимся о том, сколько проживем. Главное - это как можно лучше провести жизнь, не думая о ее сохранении» [29, с. 194]. Естественно, вся система развлечений на Тортуге, в Пти-Гоаве и в Порт-Ройяле была рассчитана на то, чтобы в кратчайшие сроки выудить из пиратских кошельков награбленные деньги и драгоценности. Этой цели служили многочисленные питейные заведения, игорные и публичные дома. Среди трактирщиков у пиратов был кредит, однако тех, кто не мог расплатиться с долгами, на несколько лет продавали в рабство или сажали в долговую тюрьму. Поэтому после неудачных походов флибустьеры предпочитали не возвращаться на старую базу, а искали для себя новое убежище.
Некоторые исследователи считают, что флибустьерам не были свойственны религиозные предрассудки. Это неверно. Среди них, конечно, встречались безбожники, но большинство всегда составляли люди верующие: здесь были и французские гугеноты, и английские пуритане, и голландские кальвинисты, подчас рассматривавшие антииспанские экспедиции не только как военные и «коммерческие» предприятия, но и как акты религиозной войны с папистами. В 70-80-х годах XVII в. увеличилось число французских флибустьеров, воспитанных в католической вере. По свидетельству Р. де Люссана, овладев испанским поселением, французские пираты сначала отправлялись в местный католический собор, где пели Те Deum, а уж потом приступали к грабежу. Город Никоя, который не смог заплатить пиратам выкуп, был подожжен ими, однако при этом французы зорко следили за тем, чтобы ни одна церковь не пострадала, и даже спасли образы святых в частных домах, перетащив их в собор [21, с. 288-289].
Примечательный случай имел место на закате флибустьерского промысла. Французский капитан Даниэль, обнаружив среди пленных католического священника, просил его отслужить обедню на борту судна. Воздвигли алтарь. Священник начал богослужение, но в это время один из матросов дурно повел себя. Даниэль сделал ему замечание и услышал в ответ богохульное ругательство. Тогда капитан вытащил пистолет и прострелил богохульнику голову, поклявшись сделать то же самое со всяким, кто проявит неуважение к святому обряду. Труп убитого выбросили за борт, а перепуганному священнику подарили несколько ворованных вещей и негра-раба [24, с. 87-88].
Флибустьеры молились, когда садились за стол, и перед сражением. При дележе добычи каждый давал клятву на Библии. Большое значение придавали святому провидению, а также разного рода предсказаниям и суевериям. Известно, что на корабле капитана Ч. Свана плавал астролог, который предупреждал его о грядущих опасностях. Другой пример: когда корабельный хирург Л. Уофер взял на борт судна мумию индейского мальчика, чтобы привезти ее в Англию для исследований, пираты решили, что «компас не может правильно показывать, пока на борту находится труп, и по этой причине выбросили его за борт» [11, с. 227, 273].
Встав на путь грабежей и убийств, флибустъеры не могли соблюдать такие библейские заповеди, как «не укради» и «не убей». Отдавая дань отваге и свободолюбию этих отверженных от мира бродяг, следует отметить, что омерзительные жестокости, совершенные ими в Америке, не дают оснований считать их «рыцарями без страха и упрека». Испанцы всегда изображали флибустьеров нелюдями и канни¬балами, пираты, в свою очередь, оправдывали свои зверства тем, что испанцы тоже не щадили их, когда одерживали верх. «Самое неприятное то, - писал испанский путешественник Ф. Кореал, побывавший в плену у ямайских флибустьеров, - что в подобных случаях невиновные почти всегда расплачиваются за виновного» [30, с. 16]. Подтверждение этому можно найти и в дневнике французского капитана Массерти (1688 г.). Когда он и его команда предложили испанскому губернатору обменять пленных на продовольствие, тот отказался вступить с ними в сделку. «Мы удовлетворились тем, что отрубили головы двоим, а остальных отправили с письмом к губернатору, сообщив ему, что не мы, а он повинен в том, что пришлось убить этих людей, - ведь ему ничего не стоило спасти им жизнь» [29, с. 208].
Дж. Стайл, современник Г. Моргана, в письме государственному секретарю Англии откровенно признавался: «Обычным делом среди приватиров, помимо прижигания запальным фитилем, было рассечение человека на части; сначала [рубили] тело, потом одну руку, другую руку, ногу; иногда обвязывали веревку вокруг его головы и палкой закручивали до тех пор, пока у него не вылазили глаза, - это называлось “вулдинг”. Так поступали перед взятием Пуэрто-Бельо, поскольку они [пленные. - В.Г.] отказывались показать дорогу в город, которой не существовало, и много раз в самом городе, поскольку они не хотели показать богатства, о которых не ведали. Женщину посадили там голой на камень и поджарили, так как она не призналась, где деньги, которыми она владела лишь в их воображении; об этом, как он слышал, кое-кто заявлял с хвастовством, а один больной признался с сожалением» [31, с. 153].
Пыткам и издевательствам подвергались не только испанские колонисты. Губернатор У. Бистон в отчете о набеге французских корсаров и флибустьеров на Ямайку (1694 г.) сообщает, что часть английских колонистов они замучили, «некоторых женщин позволили неграм изнасиловать, некоторым они отрезали груди, так что больших антигуманных жестокостей никогда не совершали даже турки или язычники» [32, с. 383].
Своеобразно строились отношения флибустьеров с коренными жителями американского континента. Наиболее терпимо и дружелюбно к пиратам были настроены индейцы, обитавшие в районе мыса Грасьяс-а-Дьос и на Москитовом берегу в Никарагуа, а также ряд племен Коста-Рики, Дарьена и Новой Гранады. Ненавидя испанцев, туземцы тех мест охотно торговали с заезжими разбойниками, приобретая у них старые ножи, топоры и разного рода инструменты. Некоторые флибустьеры (например, голландец Блауфелт) подолгу жили среди индейцев, тогда как последние часто уходили с разбойниками в море. Основной их обязанностью была ловля рыбы, черепах и ламантинов. Считалось, что один опытный индеец способен обеспечить едой целую команду [4, с. 2, 7; 2, с. 207-212].
Рассказывая о связях индейцев с флибустьерами, испанский губернатор Коста-Рики Х. Ф. Саэнс 25 декабря 1676 г. писал королю: «На берегах Северного [Карибского] и Южного морей имеется бесчисленное множество воинственных индейцев... с которыми, по достоверным сведениям, англичане и французы водят дружбу» [14, с. 124].
Дампир, рассказывая о дружбе флибустьеров с индейцами Москитового берега, отмечал: «У них чрезвычайно зоркие глаза, и они замечают парус в море раньше, чем мы. Из-за этих качеств их ценят и стараются взять с собой все приватиры... Когда они находятся среди приватиров, то узнают, как пользоваться ружьями, и оказываются очень меткими стрелками. Они ведут себя дерзко в сражении и никогда не отступают и не отстают... Люди москито вообще очень любезны с англичанами, которые их весьма уважают, будь то на борту кораблей или на берегу, на Ямайке или в любом другом месте. Мы всегда считались с их мнением, позволяя идти туда, куда они хотели» [4, с. 7-12]. Плавая с флибустьерами, индейцы не только одевались по европейской моде, но и просили англичан дать им какие-нибудь европейские имена.
Обосновавшись вблизи английских, французских и голландских колоний, а подчас проживая и в самих этих колониях, пираты старались обеспечить себе надежный тыл, т. е. заручиться поддержкой официальных властей, чтобы иметь возможность открыто доставлять в дружественные гавани захваченную добычу, свободно сбывать ее, а также отдыхать, развлекаться, снаряжать свои суда, приобретать провизию, оружие и боеприпасы. Так как Англия и Франция часто воевали с Испанией, английские и французские губернаторы выдавали флибустьерам каперские и репрессальные лицензии (commissions, lettres de marque, lettres de represailles), превращая их, по существу, в наемников. За это пираты отдавали властям часть награбленного, а также поставляли им ценную разведывательную информацию о состоянии тех или иных колоний в Карибском регионе и о движении неприятельских флотов [8, с. 401, 456; 10, с. 39, 41-45, 67, 104-105].
Добыв каперские свидетельства, флибустъеры придавали им самое широкое значение, не обращая уже никакого внимания на заключавшиеся в Европе мирные договоры. Когда губернатор Сен-Доменга Т. де Кюсси в 1685 г. отменил каперские поручения против испанцев, возмущенные флибустьеры заявили: «Если губернатор не даст нам корсарские грамоты против испанцев, мы обойдемся теми, что получили для охоты и рыбной ловли» [33, с. 219]. Иногда с помощью различных уловок они продлевали срок действия своих поручений. Например, купив за 10 песо свидетельство, действительное в течение трех месяцев, они подделывали его таким образом, чтобы оно могло служить им три года.
О сексуальных отношениях в среде флибустьеров имеются лишь отрывочные сведения. Захватив красивую женщину, флибустьеры обычно бросали жребий, и выигравший имел на нее право, как на жену [34, с. 91]. Эксквемелин, рассказывая о жестоком обращении французских флибустьеров с жителями захваченного ими города Гибралтар (1666 г.), замечает: «Чуть лучше было женщинам, которые попали к пиратам в любовницы; одних они взяли силой, другие пошли по своей охоте» [2, с. 94]. Такая же участь постигла женщин, захваченных флибустьерами Моргана в Пуэрто-Бельо (1668 г.), Маракайбо (1669 г.) и Панаме (1671 г.). Описывая бесчинства пиратов в Панаме, тот же автор сообщает: «Женщин тоже не щадили, кроме тех, с кем им хотелось позабавиться; разумеется, если те упирались, их заставляли. Пираты вытаскивали женщин из церкви, где они находились, чтобы якобы дать им возможность умыться, а потом делали, что хотели: их истязали, били, морили голодом, подвергали различным пыткам. Морган, как генерал, должен, казалось бы, дать пример достойного обращения с пленницами, однако он сам был не лучше других, и, если привозили хорошенькую женщину, он сразу же творил с ней всяческие бесчинства» [2, с. 192].
На Тортуге и Эспаньоле флибустьеры селились отдельно от прочих колонистов. Последние снабжали их продовольствием и необходимым снаряжением, тогда как на самих пиратов вплоть до конца ХVII в. возлагалась обязанность защищать колонию от вражеских вторжений. Пока часть разбойников уходила на промысел в море, их компаньоны присматривали за жилищами на берегу [35; 36, с. 49]. Постепенно некоторые флибустьеры, скопив достаточную сумму денег, прочно оседали на суше и превращались в колонистов. Если один из пиратов обзаводился семьей, он также покидал своих компаньонов и переходил в разряд колонистов. Иммигрантки из Франции начали селиться на Тортуге и Эспаньоле в годы правления губернатора Б. д’Ожерона (1664-1675). Как правило, это были проститутки и нищенки, от которых метрополия стремилась избавиться и которых на островах Вест-Индии продавали с молотка на аукционах [37, с. 222].
Корабли флибустьеров не имели определенного флага. Утверждение Я. Маховского, что они поднимали черный стяг с изображением скелета, далеко от истины [38, с. 107]. Флибустьеры, которые приобретали у властей каперские грамоты, как правило, поднимали на мачте флаг той страны, от имени которой они выступали. Капитан Э. Дэвис держал на мачте белый флаг, на котором были изображены рука и сабля. Капитан Б. Шарп имел красный стяг с белыми и зелеными полосами, а в отряде П. Харриса, состоявшем из экипажей двух кораблей, были два зеленых флага. Капитан Р. Саукинс имел красный флаг с желтыми полосами, капитан Э. Кук – красный флаг с желтыми полосами и изображением руки и сабли [3, с. 183]. Черный флаг с черепом и перекрещенными костями впервые был зафиксирован в 1700 г. на корабле французского пирата Э. Винна, крейсировавшего в Атлантике [24, с. 123].
Становление английской, французской и голландской колониальных империй, развитие международной торговли, укрепление испанской береговой обороны в Америке и заметное усиление присутствия военных эскадр в американских водах неумолимо вело к постепенной ликвидации независимых флибустьерских сообществ на островах Вест-Индии. Часть из них была поглощена колониальными системами, часть уничтожена в ходе торговых и морских войн конца ХVII в., а остальные - те, кто не по¬желал оставить вольную, но рискованную жизнь морских раз¬бойников, - подняли на мачтах черные флаги, сделавшись врагами всего человечества. Хотя многие пиратские шайки конца ХVII – начала ХVIII вв. унаследовали часть обычаев флибустьеров, их деятельность имела уже свои особенности и поэтому принадлежит другой странице истории пиратства.


1. Collection complete des oeuvres de Voltaire. – Geneve, 1775. – t. 23. – III partie. – Р. 248–249.
2. Эксквемелин А. О. Пираты Америки. – М., 1968.
3. The Buccaneers of America… by John Esquemeling… Containing also Basil Ringrose’s account of the dangerous voyage and bold assaults of Captain Bartholomew Sharp and others. – L., 1685.
4. Dampier W. A New Voyage round the World. – L., 1697.
5. Ravenau de Lussan. Journal du voyage fait à la mer du Sud avec les flibustiers de l’Amérique en 1684 et années suivantes. – P., 1707.
6. Du Tertre J.-B. Histoire générale des Antilles de l’Amérique habitées par les Français. – P., 1667-1671. – Vol. 1-4.
7. Labat J.-B. Viajes a las Islas de la America.- La Habana, 1979.
8. Lettres, instructions et memoires de Colbert / Par P. Clement. – P., 1864-1865. – T. III.
9. Privateering and Piracy in the Colonial Period : Illustrative Documents / Ed. by J. F. Jameson. – N. Y., 1923.
10. Documents relating to law and custom of the sea / Ed. by R. G. Marsden. – L., 1916. – Vol. II.
11. Burney J. History of the Buccaneers of America. – L., 1949.
12. Deschamps H. Pirates et flibustiers. – P., 1962.
13. Цит. по: Blond G. Histoire de la Flibuste. – P., 1969.
14. Fernandez L. Historia de Costa Rica durante la dominacion española 1502-1821. – San Jose, 1975.
15. Weddle R. S. Spanish sea: The Gulf of Mexico in North American Discovery 1500-1685. – College Station: Texas A and M Univ. Press, 1985.
16. Свет Я. М. Пираты Антильских морей // Новая и новейшая история. – 1966. - № 2.
17. Carse R. The Age of Piracy; a History. - N. Y.; Toronto, 1957.
18. Barbour V. Privateers and Pirates of the West Indies // The American Historical Review. – April 1911. – Vol. XVI. - № 3.
19. Newton A. P. The European nations in the West Indies, 1493-1688. – L., 1933.
20. Peña Batlle M. A. La isla de la Tortuga. – Madrid, 1977.
21. Архенгольц И. В. История морских разбойников Средиземного моря и океана. Ч. I. История флибустьеров, морских разбойников, опустошавших Испанскую Америку в XVII столетии. – СПб., 1848.
22. Gall J. y F. El Filibusterismo. – Mexico; Buenos Aires, 1957.
23. Roberts W. A. The Carribbean. The story of our Sea of Destiny. – N. Y., 1969.
24. Pringle P. Jolly Roger. The Story of the Great Age of Piracy. – N. Y., 1953.
25. Thomazi A. Les Flottes de l’Or. Histoire des galions d’Espagne. – P., 1956.
26. Williams E. History of the people of Trinidad and Tobago. – Port-of-Spain, 1962.
27. Archives nationales, Colonies, C9 B rec. 1 (Memoire de Jacques Nepveu sgr de Pouancey).
28. Мерьен Ж. Энциклопедия пиратства. – М., 1999.
29. Merrien J. Histoire mondiale des pirates, flibustiers et negriers. – P., 1959.
30. Voyages de François Coreal aux Indes Occidentales… depuis 1666 jusqu`en 1697. - Amsterdam, 1722. - T. I.
31. Haring C. H. The Buccaneers in the West Indies in the XVII Century. – Hamden, Conn., 1966.
32. Burns A. History of the British West Indies. – L., 1954.
33. Blond G. Histoire de la Flibuste. – P., 1969.
34. Butel P. Les Caraïbes au temps des flibustiers, XVIe – XVIIe siecles. - P., 1982.
35. Archives nationales, Colonies, C9 A rec. 1 (le sieur de Cussy pour le marquis de Seigneley, 24 août 1684).
36. Frostin Ch. Les revoltes blanches á Saint-Domingue aux XVIIe et XVIIIe siecles. – P., 1975.
37. Губарев В. К. Бертран д’Ожерон и колониальная политика Франции в Вест-Индии (60-70-е годы XVII в.) // Французский ежегодник. 1983. – М., 1985.
38. Маховский Я. История морского пиратства. - М., 1972.


В. К. Губарев
Флібустьєрський кодекс: спосіб життя і звичаї піратів Карибського моря (60-90-ті роки XVII ст.)
Статтю присвячено дослідженню особливостей соціальної організації флібустьєрів Вест-Індії, а також аналізу побуту, правил поведінки і звичаїв цих людей. Автор підкреслює, що стосунки між флібустьєрами грунтувалися на демократичних принципах свободи, рівності, братерської солідарності та взаємодопомоги незалежно від їхнього етнічного і соціального походження.

V. K. Gubarev
The code of the buccaneers: lifestyle and custom of the pirates of the Caribbean (1660-1690)
The given article contains the analysis of lifestyle and custom of the buccaneers of the West Indies. The author emphasizes that relations between buccaneers were founded on democratic principles of the liberty, equality, fraternal solidarity and mutual aid. This relations were not dependent from their national or social origin.

15 августа 1689 года генерал-капитан Британских Подветренных островов полковник Кристофер Кодрингтон в письме, адресованном лордам министерства торговли и плантаций, впервые официально упомянул о капитане Уильяме Кидде, прибывшем на остров Невис с соседнего Сент-Кристофера: «7-го числа текущего [месяца] я прибыл сюда и застал французский корабль с шестнадцатью пушками, который был неожиданно захвачен англичанами. Он оказался бывшим приватиром , имевшим на борту сто тридцать англичан и французов, но главным образом – французов. Все, кроме двадцати человек, высадились на Сент-Кристофере, оставив корабль на якоре в Бастере под присмотром двенадцати французов и восьми англичан. Они (англичане. – В.Г.) напали [на французов], убив некоторых и ранив других, быстро одолели их, не потеряв при этом ни одного англичанина, и привели корабль сюда. Теперь он снаряжен для службы Их Величествам; имя капитана – Уильям Кид, судно коего и два моих шлюпа составляют все наши силы на море – очень мало по сравнению с их (т.е. французов. – В.Г.) флотом».