В чем магия больших парусников, понять трудно. То есть попытаться я могу - память о детском чтении: Джон Сильвер и капитан Блад, «Дети капитана Гранта» и «Корабли в Лиссе». Но всё же только этим не объяснить, отчего я, сильно немолодой дядька скептического умоустройства, замираю на месте, когда вижу наяву такую вот картину:

Это пока не мое фото. Мои хуже

Будто попадаешь и в другой возраст, и в другую эпоху, всё сразу. Не знаю, так же ли сильно настоящие фрегаты, барки и шхуны действуют на женщин, но на мужчин - безотказно. Мы юнеем, глупеем, начинаем трогать руками перила фальшборта, медную оковку штурвала, смолистые ванты. Несколько человек на моих глазах (а потом и я) присели на корточки и погладили палубу – невозможно было удержаться. В общем, налицо все признаки интоксикации.
Черт подери, какие же они красивые, парусные корабли! Видно, что их делали руками, а не станками. И с большой любовью. Потому что на кой они сегодня кому-то сдались, если не по очень большой любви?
В общем так.
В славном корсарском городе Сен-Мало, где я сейчас нахожусь,

Вот он. И опять фотографировал не я

раз в шесть лет проходит морской праздник под названием «Самые красивые парусники мира». Приплывают трех- и четырехмачтовые суда со всего света, встают в гавани. На них можно подняться, погулять, пофотографировать.
Как не могли не заметить читатели моего блога, фотограф из меня хреновый, несмотря на аппарат «Leica». Так что не судите строго.

В этот раз пришли сорок два корабля, целый лес мачт.

Он сыграл главную роль в моем любимом телесериале «Хорнблауэр».



Зеленый немец «Александр фон Гумбольдт» входил в порт с зелеными парусами.
Вряд ли это романтика. Скорее что-то похвально-экологическое.

Самым зачуханным выглядел маленький англичанин с гордым именем.
Бедный Нельсон от стыда в гробу переворачивался.



Это не похоже на похищение Европы быком. Скорее Европа схватила бедное животное и не отпускает.



Красивый испанец любуется дерьером нашего «Мира».

На «Мире» вывешено флажками какое-то мудреное послание.



Головорезы с датского барка. Таким только попадись в открытом море.



Буксир выводит на рейд красивого поляка с дурацким названием «Dar Mlodziezy». Видимо, польский комсомол когда-то подарил парусник родному социалистическому флоту. Польский комсомол давно потоп, а корабль всё плавает.

Смотрел я на парусные корабли и, вздыхая, думал, что люди, для кого этакая красота была обыденным транспортным средством, выглядели совсем не так, как мы:

На головах у них были цилиндры и фуражки с лаковыми козырьками, на шеях – галстухи, из карманов свисали массивные цепочки хронометров, отмеривавших время, которое двигалось гораздо медленней, чем сегодня: путешествие, занимающее у нас десять часов, для них продолжалось полгода.
Пройдет сто лет, и потомки с точно таким же умилением будут разглядывать старинную фотографию из нашего времени – а там запечатлен, допустим я. И один потомок скажет другому: «Ты только погляди, в какой очаровательной металлической коробке сидит этот человек. Ах, она называлась «ав-то-мобиль»! А в руке у него знаешь что? У них было такое переносное устройство для голосового общения, называлось «теле-фон». Но больше всего я люблю эти очаровательные штучки, которые они надевали на нос, чтобы лучше видеть своими неоткорректированными глазами».