“Люди обедают, только обедают…А в это время слагается их счастье и разбиваются их жизни”: что Антон Чехов изменил в мировой драматургии? Как англичане, американцы, немцы, японцы, корейцы смогли узнать в русских героях себя? Почему без “Трех сестер” непонятен Ингмар Бергман? А без “Дяди Вани” – Вуди Аллен? О влиянии чеховской драмы на театр, литературу, кинематограф Америки, Европы и Азии – в программе Валерии Лабузной “Русский след”.

 

ЛАБУЗНАЯ: Здравствуйте. Это Валерия Лабузная и программа "Русский след" (который мы ищем и, разумеется, находим) – влияние наших художников, писателей и артистов на культуру и искусство всего мира. И сегодня в центре внимания драматургия Антона Павловича Чехова. Поразительно, но когда мы говорим о Чехове как о драматурге, мы главным образом имеем в виду всего лишь пять пьес: "Иванов", "Чайка", "Дядя Ваня", "Три сестры" и "Вишневый сад". И такое, казалось бы, небольшое число произведений смогло изменить ход развития и драматургии, и театра, и кинематографа на столетие вперед. Почему англичане, американцы, немцы, японцы, корейцы смогли увидеть в героях Чехова, прекраснодушных, трогательных, в чем-то наивных и беспомощных русских людях, себя? Чему у Чехова научились другие гении – от Томаса Манна и Эрнеста Хемингуэя до Ингмара Бергмана и Вуди Аллена? Какими смыслами наполнится чеховская драма в 21-м веке? Об этом нам сегодня рассказывают председатель Чеховской комиссии РАН Владимир Борисович Катаев и заведующий отделом "Дом-музей Чехова" Государственного музея истории российской литературы имени Даля Эрнест Дмитриевич Орлов.

 

Владимир Борисович, начнем с актуального вопроса. Этой весной во Франции стартовал большой Чеховский фестиваль, огромное количество постановок. Вместе с тем мы видели, что сейчас такие звучат призывы к отмене российской культуры. Как вам кажется, эти призывы вообще могут принести результат в случае с таким автором, как Чехов?

 

 

КАТАЕВ: В каких-то странах – да. Я вот читаю в газете высказывание польского министра культуры о том, что сейчас не время для российского балета, не сезон для Чехова и даже для Пушкина. В каких-то странах – там, где вот эта культура отмены пресловутая набрала такую силу, может быть, да. Но действительно, во Франции в Авиньоне Всемирный театральный фестиваль этим летом открывается спектаклем по Чехову. В Германии в Баденвайлере прошла Чеховская неделя. Так что в целом, я думаю, Чехов, конечно, выше всех этих так называемых культур отмены стоит.

 

ЛАБУЗНАЯ: Эрнест Дмитриевич, мы в целом понимаем, в чем отличие Чехова от Грибоедова или Островского. А вот в чем его новаторство именно для мировой драматургии? Что он сделал нового по сравнению, например, с Ибсеном – с "Кукольным домом", с "Привидениями"?

 

ОРЛОВ: Ну, связь с Ибсеном не случайная и очень любопытная, потому что, наверное, Ибсен все-таки первым сформулировал то, что мы будем называть отчасти новаторством чеховской драматургии, а именно отсутствие такого внешнего действия. То есть отсутствие сосредоточенности на том, что происходит на сцене, а все-таки интерес к тому, что происходит в душах героев. Он это написал, Ибсен, еще за три года до рождения Чехова. Но по-настоящему именно Чехову принадлежит разработка этих идей. И то, за что его ругали в самом начале наши соотечественники, то мы теперь называем новаторством драматургии...

 

Полностью слушайте в аудиоверсии.