Эпитафия собаке
Боже мой... никогда так не плакала.
Такой удар, как рельсой по вискам.
Сегодня казнили - и кого? Собаку!
Сначала ловили, она металась в тисках.
Потом щипцами острыми, железными
Скручивали, хватали, тянули вдоль стены...
И перед варварами - как перед бездною,
Бессовестные стояли мы.
Никто в тот час не шелохнулся, не сдвинулся,
Не крикнул: "Остановитесь, хватит!"
Каждый маску надел, кто как прикинулся:
Кто-то сказал, что пришел забавы ради,
Кто-то шепнул мне на ухо: "А что тут сделаешь?
Сейчас у кого деньги - у того и власть".
Кто-то мычал: "Спасен будь кто веруешь,
Да поможе тебе сила в Боге не упасть".
Кто-то просто молчал и лишь крутил головой,
Когда раздавался человеческий рык,
Когда до уха долетал животный вой,
Не просто вой, нет! - Настоящий крик:
Его силы, его слез не объять, не измерить -
Такого свет веками не слышал...
А как быть, если собаке больше не в кого верить?
Если человек - защитник! - из списка таковых вышел?
А как быть, если тот, на кого были надежды,
Сейчас стоит, зевая, разинув рот,
Сытый, умытый, в дорогой одежде,
Радостный, что варвар не его силками ведет?
Боже мой... слезы по щекам.
А сама стою, ни слова сказать не в силах.
Кто теперь ответит за мать ее щенкам,
Что всего неделю их молоком поила?
Кто теперь расскажет переходу метро,
Что лохматая уже никогда не вернется?
Кто, скажите, ответит природе за то,
Что ее дитя больше не увидит солнца?..
А палач все дальше и дальше идет.
Гордо вышагивает, словно монарх перед рабами.
Мученицу, грязную, плачущую ведет,
А она ползет по асфальту молочными грудями.
И за ней тянется, как временной поток,
Красно-белый след, красивый и страшный,
Знал бы ты, собачье-человечий бог,
как сейчас твое понимание важно...
А шаги все дальше и изгибаются криво,
Звучат к растоптанному плацу, удаляются,
Толпа двинулась, повинуясь порыву,
Толпа идет на запах смерти, не пугается.
Толпа знает: сегодня жертва - не народ,
Нынче он - в победителях боя. Прелестно!..
А собака стоит и больше никого не зовет -
Знает: призывать к совести врагов бесполезно.
Боже мой, сердце так и трепещется,
И слезами, и кровью обливается,
И в невиданной боли за ближнего плещется,
А слова все никак из горла не вырываются!
А варвар стоит и звенит цепями,
Укорачивает пленнице путь к отступлению.
А люди стоят и трясут кулаками:
Им уже все равно, на кого тратить рвение.
Кто-то из уже откровенно за человека победу,
Кто-то по-прежнему в безмолвии созерцает,
Кто-то кому-то рассказывает о планах на среду,
Кто-то ушел: скучно, что никто никого не убивает.
Вдруг! Щипцы и оковы опущены.
Беги, собака, спасайся, время уходит!
Но что такое?! Жертва, хотя на мгновение отпущена,
Стоит - ни с места, лишь ухом плешивым водит.
Смотрит по сторонам, вздыхает,
На зрителей горько посмотрит, глаза опустит...
Я знаю: она понимает,
Что теперь они ее не отпустят.
И так плотным кольцом сгустились,
Сделали из куска асфальта арену...
Люди! Да чтоб вы сейчас провалились!
Неужели так сложно остановить эту сцену?!
Горько смотрит собака, не старается шевелиться.
Бежать не думает, хочет дать людям урок.
Бедная! Такое нынче лишь только снится.
Какой от твоей жертвы теперь прок?
А варвар не дремлет, уже схватил за загривок,
К веревке из провода последние метры тянет,
Молю: собака, не повторяй ошибок,
От твоей смерти лучше не станет.
Укуси, убеги, все обойдется,
А с людьми от побега ничего не станется...
Нет, собака упирается, но не рвется.
А за разорванными в мясо лапами след все тянется...
Человек руками боязливыми, кожей защищенными,
Вывернул конечности, завязал узлами,
Тянет к петле роковой шею обреченную.
Рыдает собака последними кровавыми слезами.
Тошнит собаку последними дикими стонами,
Из сломанной шеи рвущимися со слюной и кровью,
Килограммами, нет, целыми тоннами,
Вперемешку со всей невысказанной болью...
Боже мой... никогда так не плакала.
Такой удар, как рельсой по вискам.
Сегодня вешали - и кого? Собаку!
Не дали шанса хотя бы сказать "прощайте" щенкам...
