Мы долго шли по территории завода – и упёрлись в плиту леса. Глубоко. Заблудились. Помню, давно хотелось ко всему приложить руку - гражданин мира, участник ударной супергруппы по озолачиванию ртути, который брал и по неопытности наивно делил на ноль. И получалось! Энтропию видели? Уставшие души сами, не силком хотели вселяться в вещи, слова без смысла, невыразимый человеком толк всем известных ощущений, да и теперь вон они.. Где? Вон… Там… Не знаю.

            Очень странное время мы пережили. Наверное, на несколько лет рай опустился на землю для Великой Посевной. Иначе как объяснить, что сейчас все вдруг, как помешанные на весне деревья, коренятся и почкуются, разрастаясь на глазах, вытягиваясь сплочая кроны у самого неба и сковываясь замками рукопожатий? Видишь, вся эта зелёная стена – те, кто ещё совсем-совсем недавно были свои в поистине плотную доску, и казалось, что так будет если не очень долго, то, как минимум, всегда… Да, действительно, очень необычное время было, как? хорошо? что? мы? его пережили… Чёрт, как всё же жаль, что!..

            Впрочем, если бы у меня всё получилось, как хотел, я давно бы уже висел в петле и хныкал без стыда, будучи при этом подростком в Австрии, может быть, даже серой кошкой. Природа от таких парадоксов спилась бы, правда, но… да заткнись, не мешай мечтать, всё равно все самолеты, которыми я летал, падали.

            Мы долго шли по территории завода – и упёрлись глубоко в лес. Потерялись. Надо было слушаться? Может. Говорили взять спутницу – взял, говорили взять себя в руки – да я просто заковал себя в них(!), но всё равно аукаю…

            - Иваааанушкаааа!!

            - Алёёёнушкаааа!!

            Я вот. Мозг резонирует с постоянной Планта и разрывается по коробке: с тех пор, как я люблю тебя, порционно люблю тебя, с тех пор, как я мучитель поневоле в этом подпоясанном жиром теле. С тех самых пор… Мне ужасно стыдно. Since I’ve been shame on me… Это укоренилось в характере, приспособилось, даже стало частью внутреннего уюта – теперь где-то между горящим камином и креслом с прохладным виски на подлокотнике… А в домике для гостей – совсем рядом – спивается, сблёвывая, искромсанное виной еще одно моё чучело. То, родом из детства и нежных слов отца. Оно тоже, к несчастью, выросло /не циником/…

            Да, в этой внутренней организации чёрт ногу сломит. Не один уже ломал. Ничего. Не важно. Зато у меня еще и морда страшная…

            Я упёрся в лес и упорот им. Мысли крошатся, звуки отсекаются по частоте, отличной от нуля герц, предложения этого текста на середине…, может, и не было этого в календаре совсем, в будущем меньше всего хочется видеть себя. Через пять лет. Именно потому каждое моё собеседование вежливо улыбается в финале на входную дверь с той стороны.… В доме с недавних пор осталась лишь одна гитара.  Она треснувшая, она топорная, она три четверти, она всё больше расстраивается с каждым касанием, она очень похожа на окончание несмешной шутки в пустом зале; брынчу на ней на грани сумасшествия, выдавливаю по недосостоявшемуся разнокалиберные слёзы и развешиваю мириадами сушиться на балконе. В понедельник утром натяну их свежие, как педик, короной, выйду из дома – надеюсь, будет дождь, - и лучше бы мне не возвращаться...