Три лета подряд Бетховен снимал тут дачку. И какие три лета!
Это время сочинения последних сонат, Вариаций на вальс Диабелли, Торжественной мессы и Девятой симфонии.




С датами - всё точно, никаких легенд.
В Австрийской империи были строгие правила регистрации приезжих.
Мало было договориться с хозяином и снять жилье на лето - надо зарегистрироваться в полиции. Кто, откуда, где остановился.
Такие книги приезжих не просто велись вручную, а издавались. В музее лежит, например, книга регистрации гостей Бадена, изданная в 1824 году - за 1823 год. Под № 1951 тут значится наш классик. Адрес - Ратхаусгассе, 94, приехал 17 августа 1823. Домер дома не тот, что ныне, поскольку тогда была другая нумерация.





(Фарфоровый бюст 1924 года, автор не указан, красуется в вестибюле; дар музею от почитателей классика)

Покупаем билет - и вперёд. В принципе, экскурсовод собирает группку и всё им рассказывает, довольно живо и интересно, хотя, конечно, это рассчитано не на специалистов. Но никто не мешает оторваться от табунка и поснимать интерьеры, когда там никого нет.
Лесенка ведёт на второй этаж. В Вене предпочитали винтовые лестницы, с них скатываться, вероятно, было интереснее. Этаким глиссандо.



Экскурсовод объясняет, что знаменитый композитор довольствовался самым малым. Он снимал... две с половиной комнатки. Вот эту прихожую, где стоит сундук (но могли стоять и дорожные баулы), а в углу примостилась печечка - и закуток для спанья, который не назовёшь даже спальней.



Каким-то чудом в закутке помещается кровать (очень низкая, но массивная), стул и комодик.
Мало того, что бельишко стилизовано под ту самую эпоху, так на простынях и полотенца х - цитаты из писем Бетховена соответствующего периода.
Например, на полотенце, что лежит поближе, цитата из письма к племяннику с просьбой переодеваться дома в старое платье, экономии ради, и с каламбуром: "...дорогой сын, ты становишься уж слишком дорогим!"... (О боги, до чего ж это по-человечески понятно)...



До милого натурализма гайдновского музея, где под кроваткой стоит ночной горшочек, баденцы не дошли. Видимо, персонаж не тот, чтобы шутки шутить. Тут всё сурово, почти по-монашески.

На вешалке - шляпа и пальто.
Мужская мода посленаполеоновских времен становится более скромной и демократичной. Хотя засилия черного цвета в ней ещё не было, это пришло позже, где-то в 1830-х - 40-х.




Печка в уголке. Не знаю, хорошо ли грела. Весной 1825 года Бетховен сорвался в Баден уже в мае и жаловался на страшный холод. Но это было не здесь, не в Доме Медника.




Вот это стул. На нём сидят. Вот это стол... На нём пишут шедевры.
Стол похож на нынешние компьютерные, однако  такие модели были в ходу в начале 19 века.
Для полного правдоподобия следовало бы поставить на стол какой-нибудь светильник.



А то люстра, хоть и красивая, висит слишком высоко. Сейчас тут электричество, а в 1820-х годах приходилось зажигать свечи. Намаешься. И шесть свечей - это дороговато. Если человек один, хватило бы и одной свечи на столе. Ну, двух. Зачем больше?..
(Я-то знаю, у нас на даче свет вырубают регулярно, поэтому свечи - наша реальность и в конце 20 века, и в начале 21-го).




Помещаемая тут для сравнения вещица слишком роскошна для нашего аскета - это подсвечник с экраном из Музея истории Вены (пейзажная роспись по перламутру). Но конструкция в любом случае была бы примерно такая.



Шкафчик для разной утвари. Вещи, подчеркиваю, не аутентичные, но - той самой эпохи. Метроном Мельцеля, чашки, блюдца...
Книжки, правда, явно не старинные.




Декор над дверью и над окном. Неназойливый ампир с уклоном в бидермайер.




Из окна, кстати, ничего толкового не видно. Соседний дом и улочка.
Уж на что Бетховен любил в Вене снимать квартиры на верхотуре, чтобы любоваться видами вдаль, а здесь - и жильё как келья, и обзора никакого.




Более чем скромно.
В этой комнатке и протекала вся жизнь Бетховена, когда он сидел дома. Тут он работал, принимал гостей, вкушал пищу - если только не ходил питаться в трактир. Ума не приложу, где размещалась экономка, когда она у него была.







Собственно, мемориальная часть - всё. Прихожая, закуток с кроватью и эта комната. В общем, в Гейлигенштадте оно ещё скромнее, там комнатки меньше, теснее и темнее (другой вопрос, действительно ли Бетховен писал "Гейлигенштадтское завещание" в том доме на Пробусгассе). Так что за 20 лет каторжного труда на хоромы наш классик себе не заработал.

Но сам музей гораздо больше. В остальных комнатах развернуты другие части экспозиции.
И тут можно лишь восхититься изобретательностью авторов.

Некоторые картинки и экспонаты рассказывют о Бадене тех времен.
Вот ездили люди сюда принимать ванны. А как это делалось? Они что, заходили в отдельные кабинеты и садились в ванну с минеральной водой, как Марат в ожидании визита Шарлотты Корде?.. Или упихивались голенькими валетиком в лоханку, как на гербе Бадена?..



Ни то, ни другое.
Снаружи заведение могло выглядеть примерно так...
Это Франценсбад - построено, правда, в 1827 году, уже после Бетховена, но в тех же традициях.



Внутри же - смотрим музейную инсталляцию.



Все в рубашечках, всё пристойно. Коллектив смешанный, но группки раздельные.
Плавать и нырять в таких местах строго запрещалось. На то были отдельные заведения, которые работали даже круглогодично, с подогревом воды (например, Дианабад в Вене).




Наверное, и без плавания было не скучно. Ля-ля, сплетни, анекдоты, новости, обсуждение соседских фигур, опять же.
Но некоторым мизантропам хотелось одиночества. Бетховен предпочитал ходить купаться пораньше, пока никого нет, или, по крайней мере, пока народу мало. Да и вода почище, чего уж.
На инсталляции из бочки "льются" бумажки с цитатами из его писем по поводу баденских купаний. Разобрать текст на фото трудновато, но я и так знаю, примерно о чем там. Какие ванны, сколько раз, по скольку часов...
В одной из разговорных тетрадей записан диалог Бетховена с его врачом, где тот ему... не велит принимать ванны. Дескать, помыться раз в неделю для чистоплотности - это норм, а каждый день - ни к чему.


В музее, помимо инталляции про воду, есть и другая, про огонь.
В 1812 году горела не только матушка-Москва, горел и Баден. Очень сильно. И Наполеон тут был не виноват.
Пожар уничтожил многие здание в центре Бадена.



Помощь собирали всем миром.
Бетховен тогда находился на других водах, в Карлсбаде. И там вместе со скрипачом Пьером Родом (котором бычно именуют Роде, что неправильно) дал концерт в пользу баденских погорельцев - как он сам писал, "бедняцкий концерт в пользу бедных".
Эта парочка изображена в правом углу инсталляции.
У Бетховена в руке его последняя скрипичная соната, ор.96, которую он тогда играл с Родом.

На первом плане - расписка, что заработанные 1000 гульденов пошли в благотворительный фонд.
И монетки - для наглядности.




Кроме ванн и пожаров, в Бадене были и другие развлечения.
Они продемонстрированы в следующей инсталляции.
Можно просто гулять по улицам, можно ездить верхом, а можно зайти в какое-нибудь весёлое местечко.





Трактир. Внутри - выпивают (в меру), болтают, читают газеты...
Наш герой стоит на пороге в раздумьях. Вообще он сам был не прочь всё это, но - в своей компании, не с чужими. В это время он уже практически ничего не слышал.




А ну их... Лучше - в монастырь...
Монастырь Хайлигенкройц не так уж близко от Бадена, но дойти пешком в принципе можно.





А наш герой был неутомимым пешестранником.

Картина Густава Вильгельма Лаутеншлегера (1927) изображает легендарный марш-бросок Бетховена из Бадена в Винер-Нойштадт, расположенный примерно в 30 км от Бадена. По преданию, классик в задумчивости пилил и пилил вдоль Винер-Нойштадтского канала, не очень представляя себе, куда идёт.  А когда пришёл, не понял, где он, и начал стучать в дома, чтобы спросить дорогу. Поскольку одежда на нём была грязной, а сам он выглядел чудаковато, то его приняли за бомжа и спровадили в околоток. Уверениям в том, что он - Бетховен, не поверили, пока местный капельмейстер, срочно поднятый с постели, не пришёл и не удостоверил его личность. Бургомистр, которого известили об инциденте, извинился перед знаменитостью и дал денег на фиакр до Бадена (а стоило это флоринов 15).




Прогулки в Хелененталь под Баденом заканчивались обычно без участия полиции. Бетховен очень любил эти места, где речка Швехат течет между обрывистых скал, а наверху красуются руины средневекового замка Раухенштайн.
На очередной инсталляции он стоит на мостике над Швехат. В самом Бадене эта речка мутная, грязненькая и вонючая. Но в 1820-е годы за городом, наверное, она была куда симпатичее.
Вообще, чтобы пройтись всеми прибаденскими бетховенскими маршрутами, там надо жить...
В музее висит такая карта, где эти стёжки-дорожки вышиты зеленым и красным по серому.
Красное - это путь из Бадена (от Дома Медника) в Вену. А зелёное - это то, где гулял Бетховен.
Хелененталь - это Дома Медника налево, по течению Швехат, туда, где надписи St.Helena и Rauchenstein.







И - вновь креатив: воды Швехат изображены в виде нотных цитат.
Тут плавает канон Бетховена, написанный в 1825 году для доктора Антона Браунхофера: "Доктор, смерть гоните прочь! Ноты могут нам помочь!"



Добрались и до нот...
Экспозицию украшает инструмент первой трети 19 века работы венского мастера Конрада Графа. У Бетховена примерно такой рояль появился в 1824 году.







Но этот инструмент не совсем "посторонний".
В соседней комнате висит портрет Йозефа Пергера (ок. 1820) - это был баденский торговец и управляющий пансионатом с купальнями - Гутенбрунн, где Бетховен также отдыхал. По заверению сына Пергера, Эдуарда, этот рояль стоял у них, и Бетховен, останавливаясь в Гутенбрунне, на нем играл. Семья передала рояль в музей, за что им всем большое спасибо.




Собственно - Гутенбрунн, где Бетховен мог играть на этом рояле.









Хоть на стенку вешай.
Наверное, я всё-таки покраше баденских обывателей начала 19 века?..
Портреты - того времени, но знал ли этих людей Бетховен - бог весть.
Некая супружеская чета. Мирные бюргеры. Могли сдавать комнатки курортникам.




А вот этого дяденьку наш герой должен был знать.
Это Иоганн Георг Вильгельм (да, фамилия такая!), с 1785-1811 - руководитель Баденского театра.
Портрет работы Маттеуса Мутца.




А держит он в руках либретто "Пальмиры" Антонио Сальери, "свободно переработанной с итальянского".
Видимо, давать "Пальмиру" в оригинале в Бадене было тяжело. Адаптировали. Но всё же, всё же!.. Не какой-нибудь зингшпиль "Рохус Пумперникель", а благородная вещь.



Баденский театр в 1818 году - уже после пожара.



А сейчас театр выглядит так.




Переходим в столовую. Нам опять напоминают, что у Бетховена тут никакой столовой не было.

На светильниках - цитаты из писем Бетховена к соответствующим людям или их писем, связанных с ним.





Куверты на столе рассказывают о тех, с кем Бетховен был тесно связан в последние годы жизни.
Не все эти люди навещали его в этом доме, но некоторые бывали в Бадене сами, а другим он отсюда писал.

Крайний прибор справа - Карла Марии фон Вебера. На светильнике - фраза о том, что Бетховен сердечно его принимал и "обхаживал, словно даму". Другая цитата - на салфетке, о том, как Бетховен его сердечно обнял при встрече, и т.д. Это было в 1823 году.





Антон Шиндлер, секретарь и будущий биограф. При нём - чернильница и очки. Всё, как и было.




Наннетта Штрейхер, фортепианный мастер и помощница Бетховена в бытовых делах, включая найм служанок и разборки с прачками.




Игнац Шуппанциг, глава знаменитого квартета. В 1823 году он вернулся из России и стал исполнителем поздних квартетов Бетховена.
На тарелке и сбоку - канон Бетховена в честь возвращения толстяка Шуппанцига: "Фальстафушка, дозволь тебя увидеть"...
Вообще-то они общались не на "ты", а даже в третьем лице (Er), что по-русски трудно передать адекватно.
Но считались друзьями.



Князь Франц Йозеф Максимилиан Лобковиц. Вообще-то он умер в 1816 году, и к Дому Медника точно никакого отношения не имел. Но в Баден ездил. Сценка на веере иллюстрирует маскарад, - развлечение аристократии на водах.





Эрцгерцог Рудольф, самый стойкй меценат Бетховена (поэтому - денежные мешочки). В гости к учителю в его каморку он явно не ходил, но в Бадене они часто встречались - оба тут отдыхали и лечились, иногда одновременно.




Издатель Тобиас Хаслингер. Пластинка представляет собой награвированный на меди, как тогда печатали ноты, канон Бетховена для Хаслингера - "О, Тобиас!"



Карл Черни с изданием его этюдов.



И - племянник Карл, который 6 августа 1826 года пытался застрелиться в той самой дивной долине Хелененталь.
Надпись на светильнике - "О, не заставляй меня больше испытывать страх и беспокойство" (из письма Бетховена 1825 года).



Вид на столовую с торца.



Ещё кое-какие портреты...
Неизвестная юная дама (или, я думаю, скорее девушка). Просто для красоты. Портрет датируют около 1820, но, по-моему, это позже - мода не та. В 1820-х талия была всё ещё высокой.
Экскурсовод вещал про многочисленные увлечения Бетховена аристократками, а мне вспомнилось трогательное из разговорных тетрадей. Один из друзей пытался ему "сосватать" некую девушку 16 лет в качестве спутницы для прогулок. Дескать, эту девушки приучил к длинным прогулкам ее отец, но он умер, она тоскует, и как было бы хорошо, если бы Бетховен ее с собой иногда брал...
Естественно, он отказался.




Франц Вайншенк, баденский финансовый "менеджер" в 1820-х годах. Человек энергичный и безупречно честный.




И ещё один... энергичный и безупречно честный. Портрет 19 века, автор неизвестен, герой вполне узнаваем.



Ну, как тут без селфи?..



В следующем зальчике - факсимиле произведений, созданных в Бадене или имевших какое-то касательство к чему-нибудь такому...
"Элегическая песня" памяти Элеоноры Пасквалати, жены приятеля Бетховена, барона Пасквалати, в доме которого он в Вене квартировал лет 10, и где сейчас музей. Элеонора умерла в 1813 году родами, а песня была написана в 1815, ко второй годовщине ее кончины.



Рядом - картинка "осмотра" врачом больной дамы. Видимо, гинекология. При таком уровне медицины помереть дейтвительно нетрудно.




Финал Квартета ор.130. Почему он тут, бог ведает. Этот финал писался осеью 1826 года в Гнейксендорфе, хотя сам квартет - да, в Бадене, летом и осенью 1825 года.



Ой, какие люди! Николай Борисович Голицын, заказчик трех поздних квартетов. И издательство Артариа на Грабене, где вышел в свет ор.130.



А это - да, в тему. Начало Квартета ор.132. Он писался в Бадене, хотя и не в этом доме.




Идём вниз.



В музее есть комнатка, где можно сесть и послушать через наушники Девятую симфонию, следя по нотам видеопроекции.
А если спуститься в подвал, то можно посидеть в тишине или поэкспериментировать с интересным аппаратом, наглядно показывающим процесс наступления глухоты Бетховена. Нажимая разные кнопки, можно услышать, как для него в разные годы звучали (или уже не звучали) речь, хоровое пение, фортепиано, колокола, звуки взрывающегося фейерверка, аплодисменты.
Впечатляет.
И, конечно, нужно учитывать, что это было не просто угасание слуха - в ушах ещё что-то звенело, шумело, а порой и болело.
Этого аппарат, естественно, не воспроизводит.








Да, и ещё...
Экскурсовод говорил, что, кроме тех комнатушек, Бетховен мог пользоваться балконом и садиком.






Сразу вспомнилось - Wir arme Leut! ("Мы - бедный люд!") из "Воццека".
Или из бетховенских писем - "я бедный австрийский музыкант"...

Дух веет, где хочет.



cleofide.livejournal.com/902073.html