Кампания по десталинизации началась в 1956 году известным докладом на XX съезде КПСС. Политические оппозиционеры вроде Зиновьева, Каменева, Бухарина на роль невинных жертв принципиально не годились: это поставило бы под сомнение линию правительства, где далеко не последним человеком был сам докладчик. Хрущевская аксиома «курс партии верен всегда» подразумевала, что в деле массового оправдания-реабилитации требовались иные знаковые персоны, и ими стали военные во главе с Тухачевским. Тогда же средствами пропаганды был создан «рыцарский» портрет красного маршала, отмечались его выдающиеся заслуги, военные таланты, строились умозрительные предположения: мол, если бы он возглавил армию в 1941 году, то война пошла бы совсем иначе. Как бы там ни было, многие вопросы относительно этой фигуры до сих пор остаются открытыми.
В первую мировую, будучи подпоручиком Семеновского полка, он действительно геройствовал: пять орденов получил за полгода! Доблесть для лейб-гвардии была нормой, однажды струсивший офицер стал бы навсегда изгоем. Сражаясь на виду у высокого начальства, гвардейцы удостаивались наград куда чаще, нежели «серые» армейцы. И тем не менее повышения в должности и чине Михаил Тухачевский не добился. В феврале 1915-го под Ломжей позиции семеновцев замело снегом (офицеры сторожевую службу явно запустили), чем и воспользовались немцы. Подкравшись к окопам 6-й роты, они перебили тех, кто продолжал спать или начал метаться спросонья. Командир, капитан Феодосий Веселаго, дрался до конца (на его трупе позже насчитали более 20 ран), Тухачевский сдался в плен без единой царапины.
Не однажды пытался бежать, но за подобное в Первую мировую нигде не казнили. Пятая попытка оказалась удачной, бывший фронтовик вернулся в Россию — уже большевистскую. Революционными увлечениями не страдал, но быстро сориентировался, смекнув, какая ставка окажется выигрышной. В марте 1918-го одним из первых среди офицеров пошел в Красную армию (Троцкий еще только начал ее создавать; молодой, но уже довольно опытный военный профессионал на глаза ему, конечно же, попался), даже в партию вступил. Вскоре стал командующим 1-й армией. Владимир Каппель его отряды разгромил, однако кое в чем Тухачевский все-таки «преуспел» — ввел заградотряды, дабы расстреливать тех, кто бежал с поля боя.
Француз Реми Рур, знавший его в плену, отметил: он не был жестоким, «просто не имел жалости», не садист, но жизни других для него ничего не значили. Его методы Троцкий оценил и распространил на все войска, а Тухачевский, ставший любимцем наркома, не блистал полководческими талантами и дальше. К примеру, командуя 8-й армией, провалил наступление на Дон, зато поучаствовал в кровавом «расказачивании» (начальником политотдела у него служила небезызвестная Розалия Землячка).
Воевавший на Восточном фронте Чапаев считал его «мальчишкой», сносился напрямую с Фрунзе и побеждал вопреки приказам Тухачевского. Руководимая последним 5-я армия попала в ловушку белых под Челябинском, но ее выручили соседи, а лавры достались всем поровну. Даже при отступлении Колчак разбил последним контрударом его войска, от полного уничтожения их спасли грубые ошибки противника.
Возглавляя Южный фронт, Михаил Тухачевский потерпел поражение от армий Деникина. Командуя Западным, полтора месяца не мог прорвать оборону поляков, а перешел в наступление лишь тогда, когда противника разгромил соседний Юго-Западный фронт. И уж тут разошелся не на шутку, стал издавать приказы наподобие следующего: «На штыках мы принесем трудящемуся человечеству счастье и мир! Вперед на Запад! На Варшаву! На Берлин!». Все это вылилось в катастрофу: 15–25 тысяч убитых и раненых, 65 тысяч пленных, 30 тысяч интернированных (укрывшихся в Германии), 200 потерянных орудий. Но поскольку сторонниками «бешеного» наступления являлись Ленин и Троцкий, требования Сталина о расследовании и наказании виновных были спущены на тормозах.
В марте 1921-го восстал Кронштадт, и вот тут способность Тухачевского «не иметь жалости» пригодилась. В атаках на открытом льду он положил 3 тысячи подчиненных, тысячу повстанцев и мятежный город таки взял. Те же таланты оказались востребованы при подавлении Тамбовского восстания. Широко известен изданный безжалостным командующим приказ (№0116 от 12 июня 1921-го): залить леса «ядовитыми газами», «уничтожая все».
Несколькими днями позже они с председателем спецкомиссии ВЦИК Владимиром Антоновым-Овсеенко решили брать в волостях по 60–100 заложников из мирных жителей, и если спустя два часа население не соглашалось выдать оружие и повстанцев, то красноармейцы должны были расстреливать захваченных и набирать новых...
В январе 1924-го, когда умер Ленин, вовсю закипела борьба за власть. Агитацию в пользу Троцкого развернул начальник политуправления РККА Антонов-Овсеенко, угрожавший тем, что армия «призовет к порядку зарвавшихся вождей». Прикативший в Москву командующий Западным фронтом Михаил Тухачевский начал вести переговоры и с противниками Льва Давидовича, и с троцкистами (Антоновым-Овсеенко, Пятаковым, Радеком), прикидывая, кого выгоднее поддержать. Сталин с помощью кадровых перестановок спутал оппонентам все карты: популярного в войсках Михаила Фрунзе выдвинул как по партийной, так и по военной линии. Западный фронт через некоторое время был расформирован, а Тухачевский стал у Михаила Васильевича (нового наркомвоенмора) заместителем. После смерти Фрунзе генсек поставил на его пост Ворошилова.
В 1930-м вскрылись оппозиционные, связанные с зарубежными структурами меньшевиков и эсеров, кружки военспецов. Активных действий те не предпринимали, однако «авторитетные мнения» относительно того, какую позицию следует занять в случае «кровавой каши», государственного переворота, интервенции, высказывали вполне недвусмысленно (для военных уже это граничило с изменой). Один из оппозиционеров полковник Николай Какурин своей родственнице, осведомительнице ОГПУ, однажды проболтался: «В Москве временами собирались у Тухачевского, временами у Гая... Лидером всех этих собраний являлся Тухачевский». Участники посиделок сходились на том, что нужно «выжидать, организуясь в кадрах», а общей целью виделась «военная диктатура, приходящая к власти через правый уклон».
Показания Какурина чуть позже подтвердил другой арестованный, Иван Троицкий. В тот раз на очных ставках «лидер собраний» все отрицал, а смысл бесед с коллегами толковал по-своему. И Сталин ему поверил. «Что касается дела Тухачевского, то последний оказался чист на все 100%. Это очень хорошо», — писал генсек Молотову.
Как бы подтверждая личную лояльность, Михаил Николаевич самолично подключился к чисткам военспецов, опубликовал статью «Контрреволюция на военно-научном фронте», подал командованию докладную записку, обрушившись на крупного военного теоретика генерала Александра Свечина.
Позже стало известно, что в 1932 году, находясь за границей, Михаил Тухачевский вел беседы с троцкистом Владимиром Роммом, который, в частности, рассказывал: Лев Давидович «надеется на приход к власти Гитлера, а также на то, что Гитлер поддержит его, Троцкого, в борьбе с советской властью».
Что же касается профессиональных достижений Тухачевского, то он увлеченно разрабатывал планы «упреждающих ударов» против Польши, Румынии, Латвии, по реорганизации Красной армии. Анализируя эти прожекты, современные исследователи, хватаются за головы. «Новаторские» теории включали в себя предложения об увеличении выпуска танков до 100 тысяч (!!!) в год, а массовое производство самолетов предлагалось осуществлять с использованием бамбука, обтянутого перкалью. Тухачевский лоббировал полюбившиеся ему безоткатные пушки Курчевского (они так и не были созданы), похоронив разработки минометов, автоматических зениток, пистолет-пулеметов (автоматов). Душил, как мог, и развитие флота, утверждая, что тот не может иметь самостоятельных задач и должен быть придатком армии.
Откровенно копал под наркома Ворошилова, пытаясь настроить против него Сталина. За постоянные интриги Михаила Николаевича не любили и многие другие военачальники. Борьба «прогерманской» и «профранцузской» партий в верхушке РККА — также вымысел. До 1933 года Михаил Тухачевский являлся сторонником прямого союза с Германией, но затем легко переключился на Францию. Со своим знанием языков, эрудицией и гвардейским лоском он выступал как главная представительская фигура на переговорах с любыми военными-иностранцами, умел (и любил) блистать на дипломатическом поприще, что и стало одной из причин присвоения ему маршальского звания.
После убийства Кирова Сталин направил в «святая святых» НКВД особо доверенных лиц, после чего начали выявляться тайные оппозиционные структуры, которые это ведомство до сих пор покрывало. В августе 1936-го состоялся показательный процесс над Зиновьевым и Каменевым со товарищи. В январе 1937-го — второй, над Пятаковым, Радеком и прочими. Уже звучали имена Бухарина, Рыкова, Ягоды. Все говорило о том, что Сталин нацелился на перетряску партийных органов и Наркомата внутренних дел, но «направление главного удара» вдруг резко изменилось. Доктор исторических наук Александр Шубин полагает: «События апреля–июня 1937 г. наводят на мысль, что Сталин наносил не превентивный удар, а парировал внезапно обнаруженную смертельную опасность».
Есть ли свидетельства тому, что готовился переворот? Лиля Брик вспоминала о том, как в 1936 году «чем дальше, тем больше, замечала, что по вечерам к Примакову приходили военные, запирались в его кабинете и сидели там допоздна».
Невозвращенца Александра Орлова еще в феврале 1937-го посетил в Испании его родственник, заместитель наркома внутренних дел Украины Зиновий Кацнельсон, который сообщил, что военные собрались арестовать Сталина. О раскрытом заговоре в армии высокопоставленный деятель госбезопасности Михаил Фриновский говорил уезжавшему за границу Вальтеру Кривицкому. А позже арестованный Ягода подтвердил, что был в курсе готовившегося путча, в 1936 году он будто бы перебрасывался с Тухачевским репликами: «Ну, как дела, главный из борцов?» — «В случае надобности военные должны уметь подбросить силы к Москве».
Что же касается нашумевшей истории с «красной папкой» — состряпанным германской разведкой и переданным в СССР через чешского президента Бенеша компроматом, то в обвинениях против Тухачевского содержащиеся там «сведения» вообще не использовались! Как сказал потом Молотов: «Не мог Сталин поверить письму буржуазного лидера, когда он не всегда своим доверял. Дело в том, что мы и без Бенеша знали о заговоре, нам даже была известна дата переворота». Судя по всему, самым удобным моментом для этого сочли время проведения июньского пленума ЦК...
Однако Тухачевского еще в мае перевели из Москвы в Куйбышев и там арестовали, после чего он не подписывал «подсунутые ему следствием» показания, а сам написал ровным почерком более 100 страниц, подтвердив, что заговор существовал с 1932-го, перечислив очередность вовлечения в него военачальников. Признал контакты с троцкистами, указал, что с 1935 года единственно реальным представлялся «переворот, подготовляемый правыми совместно с работниками НКВД».
Кстати, оппозиционеры-военные обсуждали возможный путч несколько лет. Почему же дело сдвинулось с мертвой точки лишь весной 1937-го? По-видимому, не спешили рисковать, получая от Сталина чины и награды. И когда уже арестовали (в рамках прошлых расследований) связанных с главными заговорщиками Михаила Медведева, Витовта Путну, Бориса Фельдмана, Виталия Примакова, оставалось только решительно действовать. Но не успели. Факты показывают, что «физические методы» применялись не ко всем обвиняемым. В отличие от оклеветанных впоследствии Константина Рокоссовского, Александра Горбатова и других, так и не признавших под пытками свою «вину», Тухачевский с соратниками не упорствовали. Ознакомившись с показаниями подельников, сразу же сознавались (разумеется, не во всем, что им инкриминировали).
11 июня состоялся суд над Тухачевским, Якиром, Уборевичем, Примаковым, Корком, Эйдеманом, Фельдманом, Путной, Медведевым. Вердикт члены суда приняли единогласно. Сразу же после оглашения приговора его привели в исполнение в подвале суда.
Вячеслав Молотов в 1978 году о Тухачевском вспоминал: «Он не мог стать изменником, он был изменником, гнуснейшим, опаснейшим». Лгать доживавшему свой век сталинскому соратнику было совершенно незачем. Но самое красноречивое подтверждение тому, что заговор существовал, оставил... Хрущев. В том громком довоенном деле в качестве доказательств имелись расшифровки телефонных переговоров Михаила Тухачевского с единомышленниками. Так вот по распоряжению первого секретаря ЦК КПСС данные улики были уничтожены. Зачем и кому это было нужно, если «безобидные» разговоры могли бы послужить не чем иным, как еще одним свидетельством невиновности?..
Материал опубликован в майском номере журнала Никиты Михалкова «Свой».
