Революционная песня, в которой одна нелепость сменяет другую, была самым популярным задушевным гимном времен Гражданской войны. Свою версию пели большевики, махновцы и белые. Позже ее переделывали даже в Израиле. Но откуда и куда на самом деле «бесстрашно отряд поскакал»?

Комсомольское сердце и каторжанские кандалы

Порою меня спрашивают: вот вы часто пишете об истории блатных и лагерных песен. Это, конечно, интересно. А как житель Тихого Дона вы никогда не занимались, скажем, песнями казачьими? Разве не любопытно, не занимательно?

Ну что сказать… Понимаете, в мире существует много любопытного и занимательного. На все одного человека не хватит. Но можно поговорить и о казачьих. Как говорят в Одессе: «Вы хочете песен? Их есть у меня!». Тем более одна из таких песен в свое время перебаламутила честной народ и стала поводом для горячих споров, чуть ли не переходящих в рукопашную. И корнями она связана с каторжанским песенным фольклором.

Но начну я не с казачьих напевов, а с известной песни первых лет Советской власти. Большинство из вас ее знает – «Там, вдали, за рекой». Однако я все-таки напомню текст:

Там вдали, за рекой
Зажигались огни,
В небе ярком заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из буденовских войск
На разведку в поля поскакала.  

Они ехали долго
В ночной тишине
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки –
Это белогвардейские цепи.

И без страха отряд
Поскакал на врага.
Завязалась кровавая битва.
И боец молодой
Вдруг поник головой —
Комсомольское сердце пробито.

Он упал возле ног
Вороного коня
И закрыл свои карие очи.
«Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за рабочих!».

Там вдали, за рекой,
Уж погасли огни,
В небе ясном заря загоралась.
Капли крови густой
Из груди молодой
На зеленые травы сбегала.

Автор этого текста – эстонец Николай Мартынович Кооль, родился в Боровичском уезде Новгородской губернии, в семье эстонского арендатора небольшого поместья. В 16 лет активно включился в строительство новой жизни: в 1919-м вступил в ряды ЧОН (Частей Особого Назначения – военно-партийных отрядов по борьбе с контрреволюцией) и отказался от «отца-кулака», яростно ниспровергал всех и всяческих богов, сочиняя сценарии, как сейчас бы сказали, «богоборческих перфомансов». Например, «Красной пасхи», где звучали его незатейливые стишки: «Долой монахов, раввинов, попов! На небо мы залезем, разгоним всех богов!»

.

А в 1924 году в газете «Курская правда» опубликовано его стихотворение «Смерть комсомольца», которое позже стало песней. Она довольно быстро приобрела огромную популярность. Ее как строевую исполняли красноармейцы, маршируя на Ходынском поле Москвы, причем долго она считалась «народной», пока Кооль не доказал свое авторство. Мелодию автор, по его признанию, заимствовал у старой каторжанской песни второй половины XIX века, известной в разных вариантах:

Лишь только в Сибири займется заря,
По деревне народ просыпается.
На этапном дворе слышен звон кандалов –
Это ссыльные в путь собираются…

Или:

Когда на Сибири займется заря
И туман по тайге расстилается,
На этапном дворе слышен звон кандалов –
Это партия в путь собирается.

Впрочем, некоторые в качестве одного из источников называют также предположительно, цыганский романс «Андалузянка» на стихотворение Всеволода Крестовского, написанное в 1862 году. Там, кстати, встречается перекличка с первыми строками «Смерти комсомольца»:

Расскажу я ему, как была эта ночь
Горяча, как луна загоралась.

Позднее, в конце 1920-х, мелодия песни «Там вдали, за рекой» была «отшлифована» известным композитором Александром Александровым.

Казалось бы, вот и сказочке конец. Да не тут-то было.

Японские красноармейцы в степях Украины

История об отважном комсомольце получила неожиданное продолжение в 2000 году: 16 июня есаул Забайкальского казачьего войска Виталий Апрелков опубликовал в «Парламентской газете» статью «За рекой Ляохэ загорались огни». Автор задался вопросом по поводу текста «Смерти комсомольца»: что это за река и что это за огни?  Для начала он процитировал стихи поэта И. Смирнова:

Я все ждал, что расскажут,
За какою такою?
Вдруг она мне встречалась
По случайности странной?
Только так и осталась
Та река безымянной…

Вот тут есаул и ошарашивает неподготовленного читателя:

«И все-таки не была та река безымянной! Еще в школьные годы мой дед невольно заронил в душу сомнения, рассказав как-то, что еще при царе эту песню пели «маленько по-другому». Однако отец велел «петь так, как учат в школе, чтобы не разжиться неприятностями». Долгое время не удавалось что-либо выяснить о родословной песни, но буквально по крупицам был восстановлен первоначальный текст. А началось все с сомнений.

Про огни и реку уже сказано: географической привязки никакой, и что за огни – костры, окна домов и т.д. – непонятно. Насторожило меня слово «сотня». Вообще-то в буденновских войсках были только эскадроны, а равные по численности подразделенья – казачьи сотни – были только у противника. Да и потом, в разведку назначают самых опытных, потому что это задание особой сложности, так что никаких «юных бойцов» быть не могло.

В годы Гражданской войны разведку обе стороны вели кавалерийскими разъездами во главе с опытным офицером или краскомом. Разведка боем, в которой участвовали сто и более человек сразу, была впервые применена не от хорошей жизни, а в силу исключительно трагических обстоятельств только в Великую Отечественную войну. Тогда все разведчики сознательно подставлялись под огонь вражеской артиллерии и пулеметов. Пока их прицельно убивали, наблюдатели фиксировали огневые позиции гитлеровцев, чтобы подавить их при наступлении. В данном случае, по-моему, количество разведчиков – «сотня» – нереально.

Они ехали долго в ночной тишине
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки
засверкали штыки:
Это белогвардейские цепи.

Почему ночью в своем глубоком тылу белые передвигались атакующими цепями, а не походными колоннами? В чем задача разведчиков? В том, чтобы скрытно выявить количество солдат противника, направление их перемещения, потихоньку взять «языка», чтобы точно установить номер части и командира и, опять же, по-тихому уйти с добытыми сведениями к своим. В случае обнаружения разведки противник наверняка внесет коррективы в свои планы. Но вместо этого:

И без страха отряд
поскакал на врага,
Завязалась кровавая битва.
И боец молодой вдруг поник головой:
Комсомольское сердце пробито.

Позвольте, откуда взялся отряд, ведь была же сотня, к тому же регулярных, а не партизанских войск? Да и «головой поникают», а затем падают «возле ног вороного коня», скорее всего, в спокойной обстановке, а не на полном скаку.

Вопросов и несоответствий много, но несуразности перестают быть таковыми, если задать встречный вопрос: а может, это была не разведка, а что-либо другое? И не в Гражданскую войну на Украине, а раньше и в другом месте?».

Согласитесь, замечания эти не лишены оснований. Нестыковки в песне имеются, хотя, конечно, их можно отнести на счет неопытности эстонского сочинителя: все-таки он не конник Буденного, а чоновец. У тех, мягко говоря, стратегия и тактика были иными: захватить «кулаков» или им сочувствующих, «растрясти» и в случае необходимости «расшлепать». Необходимость определяли сами отважные  бойцы ЧОН 

  .

Однако звучит как-то не очень убедительно. И Апрелков предлагает свое объяснение. Оказывается, реальные события, которые легли в основу известной песни, на самом деле произошли в другое время и в другом месте – не в украинских степях, а на далеких китайских просторах:

«1904 год. Декабрь. Маньчжурия. В разгаре русско-японская война. Военное счастье на стороне врага. У русских ни одной победы с начала боев. Только что пришла весть, надломившая дух нашей Маньчжурской армии, – пал Порт-Артур. Причем не взятый врагом штурмом, а капитулировавший! Японцы начали немедленную переброску своей высвободившейся армии на север, чтобы разгромить русских окончательно.

Именно в те трагические дни командир отдельной Забайкальской казачьей бригады генерал-майор Павел Мищенко получил приказ возглавить кавалерийский рейд в тыл врага и захватить приморскую станцию Инкоу и вывести из строя железную дорогу на участке Ляохэ – Порт-Артур. Выбор Мищенко был не случаен – его казаки были признаны героями и любимцами всей Маньчжурской армии. Генералу было предоставлено право сформировать особый сборный отряд

.

Мищенко вызвал добровольцев, честно предупредив: «раненые и больные, в отступление от обычного правила, будут брошены, дабы не обременять отряд и не замедлять скорость его движения»… Добровольцев вызвалось больше, чем требовалось, и 26 декабря (по старому стилю) 75 сотен и эскадронов при 22 орудиях, прорвав левый фланг японских позиций, ушли за реку Ляохэ.

В канун Нового, 1905 года части Мищенко вышли к сильно укрепленным позициям Инкоу, стоящему у впадения реки Ляохэ в морской залив. Кавалеристам противостояли японские пехотинцы, уже поджидавшие их в окопах: внезапного удара не получилось. Чтобы не сбиться ночью при эвакуации раненых, командование отряда приказало зажечь костры – ориентиры у окрестных деревень. После артподготовки вспыхнули огни и в самом городе Инкоу – там начались пожары. Вот эти-то самые огни и сыграли свою роковую роль в ту новогоднюю ночь. Не зная местности, путаясь в чехарде костров и пожаров, войска сбились с пути, не зная, на какие огни выходить.

Японцы, засевшие за каменными укреплениями, хладнокровно расстреливали атакующих с расстояния в сто шагов. Казаки, находящиеся в первых рядах, попадали в волчьи ямы, запутывались в колючей проволоке, их винтовки и шашки были бессильны против артиллерийской картечи и ружейно-пулеметного огня. Трижды они яростно шли на приступ, и трижды остатки сотен откатывались назад. Жгучий мороз добивал раненых, которых не было возможности подобрать сразу…

Инкоу не был взят, но и планируемое японским командованием наступление в начале 1905 года не состоялось. На память от того набега в забайкальских, уральских и донских станицах остались не только Георгиевские кресты, похоронки и рассказы участников, но и песни. Текст одной из них, на мой взгляд, и попал Н. Коолю, решившему создать новую песню для новой армии»

.

И, наконец, забайкальский есаул приводит «первоначальный вариант» знаменитой песни, воссозданный им «по крупицам»:

За рекой Ляохэ загорались огни,
Грозно пушки в ночи грохотали,
Сотни храбрых орлов
Из казачьих полков
На Инкоу в набег поскакали.

Пробиралися там день и ночь казаки,
Одолели и горы, и степи.
Вдруг вдали, у реки,
Засверкали штыки,
Это были японские цепи.

И без страха отряд поскакал на врага,
На кровавую страшную битву,
И урядник из рук
Пику выронил вдруг –
Удалецкое сердце пробито.

Он упал под копыта в атаке лихой,
Кровью снег заливая горячей,
Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Пусть не ждет понапрасну казачка.

За рекой Ляохэ угасали огни.
Там Инкоу в ночи догорало,
Из набега назад
Возвратился отряд.
Только в нём казаков было мало…

Ну, было бы рассказано. Как версия любопытно, а так ли, нет ли – каждый сам волен решать. Во всяком случае, оригинально.

Как я оправдал атамана Краснова

Итак, что мы узнали из откровений атамана Апрелкова? Он якобы слышал от дедушки, что раньше песни о бойцах из буденновских войск существовала точно такая же, но с перламутровыми пуговицами… то есть прощенья просим – с другими словами, про реку Ляохэ. И атаман, скребучи по сусекам и метучи по амбарам, по крупицам эту песню восстановил.

Казалось бы, ну вот на этом-то точно можно поставить точку.

Да ничего подобного! Как раз с публикации Апрелкова все только и завертелось. Если до нее вы не найдете ни одного упоминания, даже полунамека о песне про рейд за реку Ляохэ, то после июня 2000 года самопальных «исследователей» вдруг прорывает. Подхватывая «казачью» версию, они тут же начинают ее творчески развивать и искать новые аргументы в ее пользу. А потому что, видите ли, нашлись коварные злодеи, которые заподозрили атамана Апрелкова в банальной подделке – стилизации песни эстонца Кооля под казачью. И тогда защитники фольклора «степных рыцарей» выдвигают железобетонный (на их взгляд) факт. Оказывается, эту самую песню приводит в своих записях еще в 1909 году печально известный атаман Петр Краснов, позже ставший гитлеровским холуем.

А вот это уже серьезно. Против Краснова с вилами не попрешь, это источник авторитетный. Но только существовал ли он на самом деле, этот источник?

Да вроде должен был существовать, раз на него по всему интернету лапотные «спецы» ссылаются. Но когда я начал реально докапытваться до истины, то пришлось схлестнуться с этими чудаками не на шутку. Вот, например, что писал один из них, некий olmer_tragg:

«…Видим мы «Картины былого Тихого Дона», Петра Николаевича Краснова, год издания 1909 год: «…Так, в постоянных стычках и набегах маленькими партиями проводили казаки зиму 1904 года. 24 декабря генерал-адъютант Мищенко получил приказание произвести набег в тыл японцам по направлению к городу Инкоо, откуда японцы получали продовольствие… Казаки подбирали раненых и убитых и выносили их с поля битвы. Всего за этот кровавый ночной штурм мы потеряли убитыми 4 офицеров и 57 казаков и драгун, ранеными 20 офицеров и 171 казака и драгуна, без вести пропало - вероятно, убитыми - 26 казаков…

А дальше перед нами уже виданный текст (автор приводит текст песни из публикации Апрелкова. – Ф. Ж.). Другое название книги - «Всевеликое войско Донское» (Архив Русской Революции. Т. V. С. 191—321). Главы, в том числе и с этим отрывком, публиковались в журналах «Часовой» и «Русский инвалид». Номеров не помню.

Так что преимущество и приоритет тут за «белой» версией».

Вот вам пожалуйста. И цитаты в тему, и текст один в один с апрелковским. Но почему меня это не убедило, а напрягло?

Для начала – о том, что не вызывает ни малейших сомнений. В «Картинах былого Дона» в самом деле описана история рейда на Инкоу. Краснов в то время был корреспондентом газеты «Русский инвалид», это тоже соответствует истине. Но вот никакой песни о реке Ляохэ и в помине нет! То есть абсолютно. Рассказ о рейде есть, а песня отсутствует.

Когда я обратил на это внимание пользователя olmer_tragg, снисходительно ответил: «Рекомендую пользоваться ОРИГИНАЛОМ книги, а не комиксом 1992 года. Тогда издатель (из-во «Граница») даже автора не озаботился указать»

.

Я, однако, выразил сомнение в том, что мой собеседник сам читал этот самый оригинал:

«Если бы вы цитировали издание 1909 года, то должны были заметить, что в оригинальном издании стоит ИНКОО, а не ИНКОУ. Именно так в 1909 году писалось название этого города. У вас же при цитировании песни идет Инкоу, а в остальном тексте Краснова – Инкоо. То есть я должен предположить, что Петр Николаевич писал название города то так, то сяк? Причем в транскрипции, которую приняли только спустя десятилетия? Приходится констатировать: поучая других, вы сами кривите душой. Оригинала вы не читали.

К тому же совершенно непонятно, для чего публикаторам надо было «сокращать» именно песню про Ляохэ. Ведь они ни буквы не сократили в описании всего рейда. Кроме того, в современном издании Краснова (если вы бы его удосужились прочесть) постоянно полностью приводятся казачьи песни, никто их не вымарывал. С чего вдруг это делать с песней о Ляохэ? В ней нет ничего криминального.

Забавно, что вы сами невольно выдаете себя, когда пишете: «Главы, в том числе и с этим отрывком, публиковались в журналах «Часовой» и «Русский инвалид». Номеров не помню».  То есть вы «цитируете» текст, не помня номеров? Позвольте вам заметить: вы никогда этих номеров в глаза не видели. По крайней мере, «Русского Инвалида» – точно. Потому что это не журнал, а газета».

Но и это еще не все. Если читатель обратил внимание, olmer_tragg утверждает, что книга Краснова «Всевеликое Войско Донское» – просто другое название «Картин былого Тихого Дона». Явная нелепость. «Всевеликое Войско Донское» Краснова действительно существует, но повествование в нем ведется от начала русской смуты 1917 года! Так что ни о какой Ляохэ там речи быть не может. А ошибка связана с тем, что в 2007 году издательство «Вече» выпустило «Картины…» Краснова под заглавием «История войска Донского». Вот откуда ноги растут.

И, наконец, совсем забойный факт. И мой оппонент, и десятки других «знатоков», приводят буква в букву текст Апрелкова, приписывая его Краснову. На что я своему визави не преминул указать:

«Вы буквально цитируете вариант песни, которую Апрелков собирал «буквально по крупицам». Цитируете до последней запятой и говорите, что то же самое вы читали в книге Краснова. Прошу пардона, но этого быть не может. Потому что не может быть никогда.

Как филолог объясняю вам, что такое «восстановить по крупицам». Это значит – собирать отдельные куплеты или даже строки песни, стыковать их, а в случае нестыковок или пробелов досочинять, домысливать логически.

При таком «восстановлении по крупицам» совершенно исключено буквальное совпадение с каким-либо конкретным вариантом, который опубликован отдельным автором. Обязательно хоть строка, хоть слово будут отличаться. Иного не дано. А в вашем случае апрелковский вариант буквально совпадает с красновским. Но текст Краснова и «собранный по крупицам» текст Апрелкова не могли совпасть ни при каких условиях. Это я тебе, голуба, говорю как краевед.

 Так что вы, молодой человек, элементарно сели в лужу. Хотя и продолжаете строить из себя архивариуса».

После этого оскорбленный в лучших чувствах господин меня забанил.

Впрочем, остававался еще один вариант: Апрелков не восстанавливал текст, а тупо содрал его из красновской книги. Пришлось искать номера «Русского инвалида». Как и следовало ожидать, рассказ о рейде на Инкоо там присутствовал, а песня о Ляохэ отсутствовала. Кто бы сомневался.

Рабиновича ранило в спину…

Так что же выходит? Значит, песня «За рекой Ляохэ» как первооснова песни «Там вдали, за рекой» – обычная подделка, стилизация? Или, говоря современным языком интернета, фейк? Честно скажу – не знаю. Абсолютно точного ответа на этот вопрос у меня нет. С одной стороны, смущает то, что до публикации Виталия Апрелкова ни единая душа о такой казачьей песне не упоминала. А после вдруг покатила лавина публикаций, но все как одна цитировали текст забайкальского атамана. Да еще со ссылками на Краснова, которые уж точно являются ложными.

С другой стороны, в переписке с разными пользователями один из них написал мне: «Я точно знаю одно: прототип был. У меня его дед знал. Правда, он его спел только моей тете и запретил записывать. Но у него не спросишь, а тетя помнит только то, что он его исполнял (а то и не помнит, у нее память вроде ослабла). За неимением альтернативы, я считаю казачий вариант истинным».

Увы, «за неимением альтернативы» – слабый аргумент. Да и «пел моей тетке, а та может и не помнить» – еще слабее. То есть сам пишущий не слышал, а имеет сведения из третьих рук. Что-то дедушка исполнил, а бабушка надвое пересказала…

Тем более, положа руку на сердце, всевозможных вариантов можно налепить много. Что, собственно, и сделали десятки сочинителей – «бойцов невидимого фронта».

Впрочем, автор «деникинской» версии, например, известен – его зовут Юрий Максимов:

Там, вдали за рекой,
Засверкали огни,
В небе ясном заря догорала.
Сотня юных бойцов
Из деникинских войск
На разведку в поля поскакала.

Они ехали долго
В ночной тишине
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки:
Это красноармейские цепи.

И без страха отряд
Поскакал на врага,
Завязалась кровавая битва.
И казак молодой
Вдруг поник головой –
Это русское сердце пробито.

Он упал возле ног
Вороного коня
Смежил очи казак от бессилья –
Ты, конек вороной,
Передай, дорогой,
Что я честно погиб за Россию…

Есть и фольклорный «махновский» текст:

Там вдали, за Днепром
Загорались огни,
В небе ясном заря догорала.
Сотня храбрых бойцов
Из повстанческих войск
На разведку в Бердянск поскакала.

Они ехали долго
От батьки Махно
По широкой украинской степи.
Вдруг вдали у реки
Засверкали штыки –
Там Дыбенко растягивал цепи…

Не осталось в стороне и «еврейское казачество» – в его варианте сотня юных бойцов из израильских войск на разведку в Каир поскакала:

И бесплатно отряд
Поскакал на врага,
Завязалась кровавая драка,
И аид молодой
Вдруг поник головой —
Рабиновича ранило в сра… (сразу не выговоришь)

Не остался в стороне и профессор Лебединский:

Там вдали, у метро,
Загорались огни,
За ларьками братки суетились.
В темноте опрокинулись чьи-то лотки:
Пацаны, как всегда, торопились.

Они ехали молча
В ночной тишине,
Поправляя кожаные кепи,
И при полной луне
Отражались в стекле
Золотые браслеты и цепи.

Ровно в полночь
На стрелку слетелась братва,
Продинамить никто не решился.
Перетерли вопрос про четыре ларька,
Но консенсус пока не сложился.

Вдруг у Васьки в руке
Запищал телефон,
Из роддома жена позвонила:
– Ты, Васек дорогой,
Возвращайся домой,
Я тебе крошку-сына родила!

От восторга Василий
Шмальнул из ружья –
Это ж надо таким быть уродом!
Тут один деловой
Вдруг поник головой
И запахло летальным исходом.

У мордатых волыны мгновенно нашлись,
Завязалась кровавая битва.
И в запарке Васек
Не заметил, кажись,
Как сверкнула опасная бритва…

Короче, печально все завершилось.

Наконец, Мурзилки International подкинули свою интернет-версию:

Там вдали не умеет никто управлять,
Барахлит экономика, стерва,
Сотню юных бойцов-управленцев-дельцов
С президентского взяли резерва.

Они ехали долго в ночной тишине
По чужим города да селеньям,
Чтобы местным бойцам настучать по лицам
И забрать на местах управленье.

И устало боец расчехлил свой iPad,
Пот ладонью натруженной вытер.
Президент, дорогой… Все в порядке, родной —
Написал он, естественно в Twitter…
 

Так что не одной Ляохэ жива российская поэзия. Кому не лень, можете подключаться.

___________________________________________________
 

Фима Жиганец