Пока они были сосредоточены друг на друге, я скользнул за свободно развивающуюся занавеску, скрывающую достаточно для меня места. Отсюда я мог видеть весь зал и даже балкон, где они сейчас стояли: Александр, покоривший Вавилон, и Гефестион, покоривший Александра.
В гареме не выжить, не имея особенных талантов. У меня такие таланты были, включая знание каждого угла в этом дворце и способность становиться незаметным, когда это было нужно.
Сегодня они обо мне больше не вспомнят. Гефестион не приходил к Александру сюда, в их личные покои с тех пор, как они вошли в Вавилон. И мне хотелось увидеть их вместе, увидеть – какие они вместе, какие они друг с другом, вне окружения генералов Александра.
Когда я стоял там, где сейчас они, я едва мог дышать от красоты предо мной… Вавилон – это чудо, настоящий оазис, пышный и зеленый. Звук воды и музыка женских голосов делали дворец похожим на царствие небесное, далекое от грязи и злобы, что кишат за его пределами. Но вид, который покорил меня, привлек Александра лишь на мгновение, а затем он повернулся к Гефестиону.
Они стояли на балконе совсем рядом, склонив друг к другу головы, говоря почти шёпотом. Меж ними не осталось воздуха. Я почувствовал силу их близости, она прошлась дрожью по мне, поднявшись по рукам и груди. Я слышал, как Александр сказал о Гефестионе: «Он тоже Александр», - но раньше я никогда не видел с такой ясностью, как сильно они подходят друг другу, насколько Гефестион кажется дополнением Александра.
Александр поднял руки, запустил пальцы в волосы Гефестиона. Он сказал что-то, что заставило Гефестиона потянуться к нему, и царь обнял его, зарывшись лицом в его шею. Когда Александр поднял голову, Гефестион уже ждал его, чтобы накрыть рот царя своим, заставив его застонать. Он был более грубым, его рот был куда более агрессивным, чем я когда-нибудь позволил бы себе, но Александр встретил его силу своей силой, доверие и голод делали совершенно не нужной всякую утонченность.
Я выяснил за несколько сумасшедших недель, когда Александр выбрал меня, что он не практикует искусство любви; что бы он ни делал, это выглядело как продолжение его военной стратегии в постели, где его упорство, бесстрашие и полное отсутствие скованности оставляли меня полностью переполненным и побежденным. Я не мог постичь его науку, но неизменно отвечал ему, покорная жертва его тактик, будь то лобовая атака, атака с тыла или фланга.
Это было больно; в конце концов, я увидел то, чего так боялся, но я не смог воспротивиться себе и не смотреть. А затем боль от ревности, которую я питал к Гефестиону, сменилась желанием. Словно я сам мог чувствовать за него этот поцелуй царя. Какой неожиданный дар. Когда их люди, обсуждая их, говорят, что они любят друг друга – это одно, но совершенно другое - видеть их головы соприкасающимися, их рты – крепко слитыми вместе, крепкие руки прижимают их друг к другу все сильнее.
Во мне вздымается все то, что осталось от мужчины – в моем теле и в душе. Не смотря на плату, отданную мной в детстве, я все еще чувствую то же что и они, и я хорошо знаю жар рта Александра и его вторгающийся язык.
Присвист откуда-то снизу разорвал их объятия, хотя Гефестион оторвался ото рта Александра явно нехотя. Александр свесился с балкона и изобразил грубый жест, затем улыбнулся Гефестиону и повел его в покои, и далее в купальню.
- - Омойся со мной, - сказал Александр, сбрасывая одежду, выбранную для него мной
сегодня утром, и оставляя на полу разноцветный ворох. Как бы я хотел подобрать его накидку, закутаться в нее, пока она еще хранит тепло его тела.
Он вступает в купальню, подготовленную мной для него и умащенную благовонным маслом и лепестками роз, весь словно изваянный из золота – золотые волосы, золотая кожа. Порой, когда я мыл его, я представлял, что вода вбирает золото его кожи.
Гефестион не спускал глаз с Александра, даже когда раздевался в след. Когда он остался обнаженным, я отметил, что он более мускулист, чем Александр и шире в груди. У него были узкие крепкие бедра с толстым тяжелым фаллосом, поднявшимся под взглядом царя. Он выглядел словно статуя, совершенная, отстраненная. Но глаза его не были холодными, они горели ярко-голубым огнем.
Боевые шрамы украшали их тела подобно не снимающимся украшениям, скорее подчеркивая их красоту, чем вызывая отвращение. Я посмотрел вниз на гладкую чистую кожу своего торса; мой единственный шрам был надежно скрыт.
Каково это, носить свои раны с такой легкостью? Чтобы знать, что когда люди видят доказательство твоей боли, твоей… отваги, они восхищаются тобой?
Я не пытался обманывать себя; если бы не сила обстоятельств, я не был бы здесь. Скорее всего, я сейчас был бы прахом на поле боя, еще один безымянный солдат, принесенный на жертвенный алтарь Дария.
Мои шрамы привели меня сюда, к нему.
Гефестион вступил в купальню вместе с Александром и остался стоять, когда царь опустился на колени перед ним. Лишь долгие годы опыта помогли мне не выдать свое присутствие от вида того, как мой царь унижает себя, опускаясь на колени перед солдатом. Гефестион не протестовал, хоть и должен был; напротив, он подбодрил Александра, коснувшись ладонью его подбородка, провожая его к твердому доказательству своего желания.
- - Как много времени прошло, - произнес Александр охрипшим голосом. Он положил
ладони на бедра Гефестиона, глядя в небесные яркие глаза. И как следя за их поцелуем, я чувствовал желание Гефестиона, так сейчас я почувствовал желание Александра.
Руки Александра легли на мускулистые ноги, пальцы сильно сжались, лицо царя горело, его глаза вспыхивали их собственным темным пламенем, когда он смотрел на Гефестиона. Острые когти ревности прошлись внутри меня, когда губы Александра прикоснулись к нему, вобрали большую часть его ствола в рот, сильно посасывая. Хоть он и требовал меня к себе, клал меня в свою постель, давал мне такое грубое и бурное наслаждение, что, казалось, душа покидает тело, Александр никогда не делал со мной такого, никогда не держал часть меня внутри, как сейчас с Гефестионом. Я напомнил себе, что, не смотря на мое прославленное искусство, я в его глазах никогда не был ровней Гефестиону и никогда не буду.
Свет в зале словно бы поблек, когда глаза Гефестиона закрылись, он закусил нижнюю губу, когда Александр открыл рот шире, чтобы вобрать еще больше его. Я не мог отвернуться, даже когда бедра Гефестиона задрожали, когда он наклонился, чтобы схватиться за плечи Александра, укрыв голову царя длинными волосами, а нетерпеливые звуки вырвались из его горла. Его руки жестоко сжали Александра, когда он достиг пика, и Александр выпил его струю, откинув голову назад, так, как хотел Гефестион.
Гефестион не смог устоять на ногах. Он вытащил опустошенный пенис изо рта Александра и плюхнулся в купальню. Александр улыбнулся, довольный делом рук своих. Гефестион зарычал, когда царь лизнул уголок его губ.
- - Ты прав, - сказал Гефестион несколько ворчливым тоном. – Прошло много
времени. Я тоже соскучился по тебе, даже больше, чем ты думаешь.
Александр улыбнулся уже по-другому, меньше лицом и больше – сердцем, и поднялся. Вода стекала по его коже. Его собственный пенис стоял высоко и гордо лишь от того, что он смог доставить удовольствие Гефестиону – говорящий жест. Когда я лежал с ним, я должен был уговорить его оружие превратиться в сталь с помощью рук или рта, или поглаживая между своих бедер. Но никогда раньше я не видел его настолько готовым без единого прикосновения.
Теперь их позиции изменились: Гефестион наклонился над Александром открыв рот, но тот удержал его голову, погладил по щеке.
- - Я хочу больше, чем это. Ты согласен?
Судя по выражению на лице Гефестиона и по тому, с какой готовностью он вскочил на мгновение назад дрожащие ноги, думаю, ответ был «да».
Они были похожи на детей, когда выпрыгнули из купальни, разбрызгивая воду по всем покоям. Александр встряхнулся по-собачьи, а потом остановился перед Гефестионом и стал слизывать воду с его широких плеч, вычерчивая на его позвоночнике линии стекающих капель. Я увидел, как пальцы Александра исчезли позади ягодиц Гефестиона. Тот содрогнулся, подставляя свои бедра под руки Александра, раздвигая ноги пошире.
Его дыхание застряло в горле, когда Александр подошел к нему со спины:
- Здесь, мой сладкий Гефестион?
Гефестион тряхнул головой. Он потянулся, обвивая царя руками и притягивая его к себе на мгновение, а затем он сказал:
- - Я предпочитаю кровать. Я хочу видеть тебя.
Александр прикусил плечо Гефестиона, вырывая из груди любовника дрожащий вздох, а затем отстранился и направился к кровати. Его член покачивался в такт походке. Гефестион последовал за ним, его собственный член уже вновь поднялся, но когда Александр попытался заставить его лечь, он мотнул головой.
- - Ложись на спину, Александр. Я буду твоим наездником.
Александр рассмеялся, следуя инструкциям Гефестиона.
- - Я – лучший наездник, - произнес он.
Лицо Гефестиона растаяло в восторге под пристальным взором Александра.
- - В другой раз, - ответил он.
- - Это справедливо, - сказал Александр, притягивая Гефестиона для поцелуя прежде
чем расположить его на своих бедрах.
- - Там, - указал Александр на флакон со смазкой рядом с кроватью. Гефестион
погрузил в вещество свои пальцы и извлек внушительную порцию, чтобы предложить ее Александру.
Когда они начали двигаться вместе, рука Александра скрылась меж бедер Гефестиона, их дыхание становилось все прерывистее. Гефестион промурлыкал царю что-то благодарное, подбадривая Александра голосом и быстрым ритмом бедер.
Затем Гефестион откинулся назад, точно так, как он сидел бы в седле. Его рука двигалась между ног, в голове родился эпитет: Александр взял его штурмом.
Александр откинул голову в блаженстве, его светлые волосы были как солнце посреди ночи. Он резко выдыхал, когда Гефестион двигался на нем, падал на него. Выражение на лице Гефестиона менялось, становилось то напряженнее, словно он подводил себя к рубежу, то расслаблялось. Александр закричал что-то, что я не разобрал. Его слова спровоцировали Гефестиона на более сильное движение, глубокое, в противоположном с Александром направлении, так что он полностью сел на бедра царя. Он прыгал верхом на теле Александра, опускаясь на него с такой силой и так глубоко, как я никогда не смогу.
Может быть, он и мог бы быть Александром, но я никогда не смогу быть Гефестионом.
Удовольствие внезапно расслабило лицо Гефестиона, словно внутри порвалась натянутая струна, и Александр последовал за ним.
Гефестион упал, растянувшись рядом с телом царя, а тот обнял его, крепко обхватив руками ребра.
Гефестион выполз из-под него, пыхтя. Александр немедленно потянул его назад к себе, прижав голову Гефестиона к своему плечу, запустив руку ему в волосы. Он засмеялся над чем-то, что прошептал ему Гефестион. Они лежали вместе, Гефестион рядом с Александром, где было его место, пока царь не уснул.
Только тогда Гефестион поднялся, аккуратно вытащив волосы из яростных пальцев Александра. Он вернулся в купальню, слегка поморщился, когда опустился в воду, которая уже, должно быть, остыла.
Я понял, что испытываю вместе с негодованием уважение к его чувственности и его желанию открыть себя всего для удовольствия Александра.
У Гефестиона было достаточно смелости. Не легко выдержать мужчину с таким размером как у Александра. Я знаю – я уже получил свою порцию ночных купаний за последнюю неделю.
Он пробыл в купальне не долго. После омовения он выступил из воды, вытерся насухо и, взглянув на спящего Александра, он развернулся и мягкой походкой босых ног направился к моему убежищу.
- - Я знаю, что ты там, - тихо сказал он. – Выходи, Багоас.
Я отпустил занавеску и оказался прямо перед ним.
Он знал, что я остался, с самого начала. Он хотел, чтобы я увидел, знал, что он занимает место, с которого никто, ни грек, ни перс, не смогут его свергнуть. Он знал.
Я заставил себя смотреть на него. Я ожидал увидеть в его глазах триумф или жалость. Но когда наши взгляды встретились, я увидел… понимание. В его глазах я увидел его прошлую жизнь и будущую, и глубокую и крепкую связь, которая была между ним и Александром. Он мог завидовать тому времени, что я проводил с царем, но если кто и смог понять мои чувства, то это был Гефестион.
Мы были немногими благословленными вниманием Александра, и ради этого мы готовы были отдавать всех себя, чего бы это ни стоило.
Без битвы, едва произнеся несколько слов, Гефестион и я достигли своеобразного перемирия. Мы можем ненавидеть друг друга за то, что Александр делится собой с нами обоими, но мы также разделим горечь от того, что найдется кто-то, способный отвратить от нас лик нашего возлюбленного. В этом, по крайней мере, мы были заодно: мы предложим Александру все, что ему может быть нужно и столько, сколько ему понадобиться.
- - Я присмотрю за ним, - мягко сказал мне Гефестион.
Здесь Александр в такой же безопасности, как и в любом другом месте, но я понимаю смысл слов Гефестиона и киваю, прежде чем бесшумно уйти.
Нам не нужно нравиться друг другу, нам нужно испытывать друг к другу страх – и только весь мир позади нас.
(c) 
