«Ну знаешь, Катя, это даже некрасиво с твоей стороны. Да кому вообще мы нужны-то? Тут бы радоваться надо что хоть кто-то что-то о тебе сказал, хотя бы в какой-то связи упомянули. Благодарить надо, а ты недовольна». – «Да... Но люди вот прочитают и скажут, что я  так вот и жила все эти годы... рядом с бездомными».  –  «А разве ты как-то иначе жила? Ну, как знаешь... Тебе виднее.  Одни и те же, казалось бы вещи можно увидеть по-разному... Знаешь, сколько нюансов между беззлобным любительством посудачить и нездоровым интересом к личной жизни окружающих? Оттенков – море. Да и написать об этом можно по-разному», – с вызовом отметил я. Но упрямую Катерину невозможно  было урезонить. Вместе с тем моё замечание её явно насторожило. «А что, интересно, обо мне можно написать такого... кроме хорошего? – неискренне удивилась она. – Я человек кристальный. На моей репутации нет ни единого пятнышка». –  «Ну да... – начал было иронизировать я,  да вовремя замкнул роток на замок. Того и гляди, разменяемся на ханжество, на наивную прямолинейность (сродни поклёпу), и получим две копейки сдачи... Однако молчать уже не получалось.  –   Вот и выходит, что если по доброму да по хорошему, то и сказать о тебе, Катя, нечего. Впрочем и ни о ком  ничего и не скажешь. Проще уж вести речь о придуманных людях».

Творческая натура во мне взыграла ещё сильнее, она вовсе не желала отмалчиваться. «А знаешь что? Отдавай-ка ты мне мою книгу назад. Нечего. Я за свои деньги делаю тираж, сшиваю, переплетаю, выскабливаю ошибки и потом на подносе тебе приношу. Между прочим, всё это я  делаю не для того, чтобы получать щелчки по носу. И терпеть щелчков не буду. Так что отдавай книгу, и будем считать вопрос закрытым».  Но Катя вцепилась в книжку, и возвращать её явно не хотела. Тогда я, сославшись на занятость, срочно откланялся. А проходя мимо катиного почтового ящика, я не удержался, и забросил в него рекламу мужского стриптиза, подобранную накануне на улице. Пусть охает да ахает, созерцая татуированные чресла.