история

Бавария — на редкость везучая земля: даже правление психически больного короля обернулось для нее выгодой. Благодаря ему в Баварию съезжаются миллионы туристов со всех концов света.

Вот и я с супругой и дочкой пользуюсь малейшей возможностью, чтобы снова и снова приехать в Швангау и полюбоваться на Нойешванштайн, построенный горемычным Людвигом II. На мой вкус, из всех его замков этот самый завораживающий.

 

1. Замок Нойешванштайн, с одной стороны, красив до какого-то нереального, сказочного совершенства. С другой стороны, именно нереалистичность красоты невольно отталкивает от этого архитектурного шедевра, заставляя сомневаться – наяву ли ты видишь этот замок или же это обман, компьютерный спецэффект, фантом.

2. В данном случае противоречия, на самом деле, нет. Нойешванштайн, несомненно, реален. Но столь же несомненно, что он суть ничто иное, как порождение аутичных фантазмов.

Людвиг Баварский был скорбен главою. Точнее, он страдал шизофренией. Но он был не простым шизофреником – он был королем.

3. Если шизофреник станет королем, здоровее и разумнее он не сделается. Однако его возможность влиять на окружающий мир существенно изменится. «Простой» шизофреник обречен на страдания и гибель под жесткими ударами объективной реальности. Венценосный шизофреник, так же будучи обреченным, способен, однако же, до определенных пределов и до поры до времени подстраиваться окружающий мир под свои аутичные фантазмы.

Людвиг происходил из старинного могущественного рода Виттельсбахов, представители которого когда-то тягались с Габсбургами и Гогенштауфенами за императорский титул и состояли в родстве с византийской династией Комнинов (это позволило одному из Виттельсбахов трудоустроиться в освободившийся от турок Греции королем,

от него грекам досталась баварская цветовая платира на национальном флаге). Прадед Людвига, Максимилиан I, успел вовремя подлизаться к Наполеону и получить награду в виде королевского титула (до этого Бавария была курфюршеством) и территориальных приобретений.

И он же успел вовремя Наполеона предать, чтобы союзники не отобрали у него земли и титулы за службу «корсиканскому чудовищу». В общем, на редкость беспринципная сволочь.

Впрочем, сволочизм уже не сильно помогал: Виттельсбахи разжились королевской короной в то время, когда их дом с внешней стороны неуклонно подтачивался революциями, а изнутри – психическими недугами.

Тетка Людвига с отцовской стороны, принцесса Александра, страдала тяжелыми навязчивостями, боялась тактильных контактов и озадачивала окружающих рассказами о том, что в детстве она проглотила стеклянное пианино. Трехлетнее пребывание в элитарной психиатрической клинике не принесло ей облегчения.

Родной брат Людвига, принц Отто, с юношеского возраста демонстрировал прогрессирующие шизофренические симптомы и закончил жизнь совершенно слабоумным, так что, по свидетельствам окружающих, едва ли понял, что по смерти брата сделался номинальным королем Баварии.

Помимо явных психически больных, в роду у Людвига хватало и просто чудаков с чертами акцентуации личности. Дед его, король Людвиг I, отошел от дел и отрекся от престола из-за связи с некой Элизой Гильберт. Эта ирландская шалава выдавала себя для пущего романтизма за испанскую танцовщицу Лолу Монтес, и король ей верил – айкью у него наверняка был невысок.

Умер Людвиг в 1868 году, уже после того как в Мюнхене воцарился его тезка-внук, которого дед просто обожал. За красивые глаза. Буквально. «Это глаза Адониса», — говорил он. «Это глаза, в которых светится сумасшествие», — сказал о Людвиге II видевший его мимоходом классик французской психиатрии Морель, вдоволь насмотревшийся таких горящих взоров в отделениях для буйных.

4. Впрочем, когда в 1864 году молодой и рослый прекрасный принц Людвиг вступил на баварский престол, его болезнь отнюдь не бросалась глаза, тем более что в тогдашней Европе никто из правителей не блистал интеллектом, да и их министры, как выразился Гашек в винварном рассказе «Дело государственной важности», отнюдь не были титанами ума

. К тому же Бавария изначально была монархией конституционной, а всеевропейский встрях 1848 года еще больше обкорнал королевскую власть, так что от монарха не требовалось железного здоровья, ни физического, ни психического: не падает в обморок на парадах, не ругает соседского правителя матерно, не ходит под себя на людях – ну, значит, для королевской работы годен.

Словом, возникла уникальная ситуация. Людвиг был достаточно болен, чтобы погрузиться в свой аутичный мир, но достаточно здоров, чтобы все-таки считаться с реальностью. Он имел достаточно власти и средств, чтобы баловаться игрушечными замками в натуральную величину, но его власть была достаточно ограничена для того, чтобы он не напортачил чего-нибудь в серьезных государственных делах. Юный король мог предаваться грезам, не парясь заботами о благе подданных и прочей хренью.

В результате и возник тот уникальный феномен, который сейчас в туристских путеводителях известен как «замки Людвига»

А ведь время, когда он сел на трон, отнюдь не было спокойным. В Берлине мрачный Бисмарк покуривал трубку и думал о том, что пора кончать с этим немецкий разгильдяйством: вон уже даже макаронники худо-бедно запилили себе единое национальное королевство, а в Германии еще конь не валялся – десятки самостийных держав, короли в каждом селе

средневековье какое-то, перед соседями стыдно! Старушка-Австрия оспаривала у Пруссии роль собирателя земель дойчландских, предполагая контрабандой протащить в единую Неметчину весь свой вековой динамитный запас из славян и венгров, — ну, чтобы, когда жахнет, то расхерачило бы не одну Австро-Венгрию, а всю Гермашку от устья Вислы до верховьев Рейна.

Бавария сделала ставку на австрийских соседей и просчиталась – Австрия была раскатана в блин, Бавария отгребла от пруссаков за компанию.

А что делал во время войны красивый рыцарственный баварский король? Отдыхал в Швейцарии.

Известия относительно того, как принял Людвиг II торжество Бисмарка, франко-прусскую войну и провозглашение Германской империи, противоречивы. По одним, он был в восторге, по другим – негодовал на тупых пруссаков, осквернивших Версаль. Весьма вероятно, что Бисмарка, Пруссию и новоявленную империю Людвиг любил и ненавидел одновременно.

Одной из примечательных особенностей мышления при шизофрении является т.н. амбивалентность – пламенная любовь и жуткая ненависть к одному и тому же человеку (событию, предмету) сосуществуют во времени, или же сменяют друг друга часто, быстро и непредсказуемо.

Так же у Людвига имело место то самое аутическое мышление, о котором впоследствии писал знаменитый Блейлер: субъективный, внутренний мир, аффекты, фантазии, влечения получают приоритет над требованиями объективной реальности. Мне, в силу своей специальности, нередко приходилось наблюдать подобные случаи: один такой товарищ был совершенно уверен,

что он владеет старинным замком в городке неподалеку; тот факт, что никаких документов на владение этим замком у него не было и быть не могло, его ничуть не смущал; более того, даже выходя из больницы, он не предпринимал никаких попыток вселиться в свое средневековое жилище. Но если ты не просто шизофреник, а шизофреник-король, то у тебя таки могут быть замки, а если тебе они не нравятся, то ты можешь построить себе новые!

5. Вообще-то аутическое мышление не является специфичным шизофреническим симптомом, оно встречается и при других психических расстройствах, а порою и у здоровых людей. Но при шизофрении оно выражено наиболее ярко. Аутичный мир Людвига слагался из двух основных тем.

Во-первых, он балдел на своем французском тезке Людовике XIV и его эпохе. Два из построенных Людвигом замков – Линдерхоф и Херренкимзе – полностью посвещены Королю-Солнцу и всему, что с ним связано: фонтаны, скульптуры, сады, террасы, алебарды у гвардейцев. Ни о самом Людвиге, ни о Баварии в этих замках нет ни намека.

Впрочем, кое-где в Линдерхофе можно найти изображения Луны – это и есть Людвиг Баварский, именовавший себя Королем-Луной. То ли потому, что любил полуношничать, то ли намекая на свой «лунатизм», под которым в те времена понимали любой психический недуг. Во-вторых, Людвиг сходил с ума (и не только в переносном смысле) на тогдашнем варианте фэнтези – Парцифале с Лоэнгрином, Зигфридом с Брунгильдой и прочими кольцами Всевластия Нибелунгов.

6. На этой почве Людвиг увлекся музыкой Вагнера, а потом сошелся поближе и с самим маэстро – тем еще психопатом, хоть и гениальным. Вагнера расприрало от идей, которые он воплощал в свои мега-опреры. Чтобы их поставить, требовались, соответственно, мега-оркестры, для которых просто не было во всей Европе подходящих оркестровых ям.

Когда Вагнеру мягко указывали на это обстоятельство, он отвечал: так постройте новые залы, в чем проблема-то, — за что немедленно был посылаем в пешее эротическое путешествие. Тут-то ему и подвернулся Людвиг, готовый отгрохать ему подходящие театры и декорации. В замке Нойешванштайн целый этаж отведен под зал, где ставились вагнеровские оперы.

Стены зала украшены изображениями персонажей из вагнеровских опер. Само название замка – «Новый Лебединый Замок» — отсылает к известному вагнеровскому сюжету.

Вагнер в то время отошел от революционных убеждений молодости и все настойчиво призывал поститься, молиться и слушать папские энциклики. За это его ласкали власть имущие и поливали дерьмом вчерашние друзья, вроде Ницше, который увидел в вагнеровской музыке проявления болезненного упадничества. Не без основания, наверно

. Тем более что мало кто разбирался в упадках и болезнях лучше самого Ницше, всю жизнь маявшегося головой и желудком, а под конец поехавшего мозгами из-за прогрессивного паралича – следствия не леченного сифилиса – и выдающего на-гора классический для этого расстройства мегаломанический бред: названия глав его последнего опуса («Почему я так мудр», «Почему я так умен», «Почему я пишу такие хорошие книги») говорят сами за себя. Все-таки хорошее было тогда время для психически больных…

7. Людвиг позже с Вагнером тоже разругался, однако продолжал присылать ему востороженные письма – сказывалась все та же шизофреническая амбивалетность. Из других знаменитостей Король-Луна переписывался с набирающим популярность Захер-Мазохом. И даже вроде бы лично встречался с певцом мехов, кнутов и наручников.

Неизвестно, просветил ли Захер короля в сексуальном плане, внес ли Людвиг разнообразие в свою интимную жизнь или же остался, как и прежде, угрюмым девственником. Судя по отрывочным сведениям, Людвиг был, говоря словами филатовского героя, не сильный спец в деле обесчещиванья женщин (ходит даже версия о его гомосексуализме, но доказательная база довольно хлипкая). Хотя в скандал он однажды влипнул.

Еще будучи наследным принцем, Людвиг был помолвлен с принцессой Софьей-Шарлоттой-Августой, представительницей другой ветви Виттельсбахов, сестрой распиаренной Сиси. Все вроде было договорено, молодые, хоть и брачующиеся по расчету, друг другу понравились и даже нашли общий интерес (оба фанатели на Вагнере).

И вдруг, уже ставши королем, Людвиг расторг помолвку. Отец Софьи писал удивленно-негодующие письма, сестрица Сиси намекала, что в приличных королевских домах за такие дела бьют морду. Людвигу пришлось давать объяснения.

Оказалось, он как-то решил устроить своей невесте романтический сюрприз, приехал без предупреждения с толпой менестрелей (спеть серенаду) и застал принцессу в объятиях не то конюха, не то аббата… София отвечала, что Людвиг галлюцинировал, и право же, ее версия не выглядит совсем уж неправдоподобной.

Хотя правда и то, что молодая герцогиня Баварская не отличалась моральной устойчивостью. Уже выйдя замуж за отпрыска Орлеанской династии герцога Фердинанда Алансонского, она продолжала начатые еще до замужества шашни с фотографом, а позже сошлась с гинекологом. Потеряв терпение, супруг отправил ее на излечение в лечебницу Крафта-Эббинга, классика мировой психиатрии, автора бессмертного труда «Половая психопатия».

Среди прочих патологических сексуальных отклонений, там фигурировало и «болезненно повышенное половое влечение» — то, от чего следовало лечить принцессу-шлюху. Лечили Софию самоновейшими, по тогдашним меркам, методами, вроде обливания холодной водой, втирания каких-то мазей в кожу головы (бритой – видимо, чтобы до мозгов лучше доходило) и внезапной пальбой под ухом из пистолета – чтобы пациент поправился в уме от шока.

Что интересно – это таки помогло! Невероятно, но близкие отмечали, что София после пяти месяцев пребывания в клинике стала спокойной и сдержанной, вместо адюльтера она занялась благотворительностью. Во время пожара на одной благотворительной ярмарке она и сгорела.

8. Ну, а как же все-таки с галлюцинациями Людвига? Галлюцинации были. Согласно показаниям придворных, его величество во время прогулок, как днем, так и ночью слышал какие-то шумы и слова, злился на окружающих, которые ничего не слышали, ругал их за тугоухость; что именно слышал – он не сказал, но можно с уверенностью предположить, что галлюцинации имели устрашающее содержание, поскольку король становился очень боязливым,

прятался от всех в дальних комнатах, вздрагивал и вскрикивал от малейшего шума. Нередко, находясь в покоях, он посылал слуг в соседние помещения и на улицу – проверить, нет ли там кого (каждый раз тревога короля оказывалась ложной); часто из-за двери было слышно, как король, находясь в полном одиночестве, громко с кем-то разговаривает, спорит, ругается и хохочет. С годами Людвиг становился все более замкнутым, недоверчивым и сводил на нет любые контакты с людьми:

во время званных обедов садился так, чтобы цветы в вазах закрывали его от чужих взглядов, при приемах разговаривал из-за ширм; в Линдерхофе для был сооружен столик-лифт, по которому еду поднимали из кухни прямо в королевскую комнату, дабы его величеству не приходилось тяготиться присутствием лакеев; добиться от него приема с каждым годом становилось все не реальнее. Окружающие видели в этом чудаковатость, нелюдимость (пусть и утрированную),

но с точки зрения психиатра это больше похоже на внешние проявления бреда преследования: Людвиг не просто стеснялся и не любил людей – он их очень сильно боялся. Если уж публичный выход был неизбежен, Людвиг выпивал для храбрости пару стаканов вина; с течением времени он выпивал все больше и чаще, что, понятное дело, здоровья не прибавляло

9. Помимо галлюцинаторно-параноидных, у Людвига имели место и психомоторные нарушения: временами он скакал, плясал, прыгал, рвал на себе бороду, а иногда, наоборот, часами неподвижно застывал в разнообразных позах. Почти в те же самые дни, когда баварский король озадачивал придворных подобными представлениями, в немецком Герлице психиатр Карл Кальбаум дал подробное клиническое описание этих феноменов, объединив их под названием кататонии.

Позже ученик Кальбаума Геккер обратил внимание на другой психотический симптомокомплекс, названный им гебефренией. При этом синдроме на первый план выходят эмоциональная тупость, черствовость, грубость, внезапные резкие неадекватные действия, в том числе и насильственного характера

Если не все, то некоторые гебоидные черты имелись и Лунного короля: ему ничего не стоило без малейшего повода и причины грязно оскорбить и ударить придворных, слуг или вообще всякого, кто попадался под руку. Один раз, велев камердинеру пониже поклониться, рыцарственный король дал ему сапожищем в морду

По официальным только данным, не менее трех десятков придворных были его королевским величеством биты, оскорблены, получили толчки и т.п. В принципе, еще за каких-то полсотни лет до этих событий подобные королевские выходки были бы еще в порядке вещей; но во второй половине просвещенного и прогрессивного девятнадцатого века, в образцовой конституционной монархии, с кучей священых прав человека и гражданина…. моветон, что ни говори.

Лишь впоследствии великий Эмиль Крепелин на основе многолетних катамнестических наблюдений сумел установить, что все эти синдромы – и галлюцинаторно-бредовый, и кататонический, и гебефренический – представляют собой разновидности одной и той же болезни, которую он – неудачно – назвал Dementia praecox (ранее слабоумие).

Немного позже швейцарский эскулап Блейлер доработал и углубил нозологическую концепцию Крепелина, добавил парочку более или менее адекватных фрейдовских идей (да, как ни странно, у Фрейда такие есть) и переименовал болезнь в шизофрению. Название снова оказалось неудачным, но оно укрепилось и проникло в массы, а удачного названия тут уж и не придумаешь.

10. Но во времена правления Людвига психиатрическая диагностика и классификация находились в зачаточном, хаотичном состоянии; дело осложнялось широким распространением прогрессивного паралича (при том что о его причинной связи с сифилисом еще не было известно), генерирующего все возможные неспецифические психиатрические и неврологические симптомы (во многом благодаря этой болезни сложилась тесная сопряженность психиатрии с неврологией, так что до сих пор даже врачи их между собой путают, на голубом глазу назначая психиатрическую консультацию при инсульте и неврологическую при депрессии).

И потому комиссия из четырех психиатров, выносящая вердикт о здоровье Людвига Второго в 1886 году, поставила ему диагноз столь же бесспорный, сколь и, по нынешним меркам, чрезмерно обобщенный – «паранойя (помешательство)».

Среди четырех экспертов был Бернхардт фон Гудден, ученик Гризингера и наставник Эмиля Крепелина. От своего учителя он усвоил формулу «психические болезни – это болезни мозга». Трюизм? Сейчас – да. А в те времена это отнюдь не казалось бесспорным. Гризингер и его последователи принадлежали к школе «соматиков» (от «сома» — тело), отстаивающих материальный, биологический базис психических болезней. Им противостояла влиятельная школа «психиков»

, трактующих психические недуги как следствия безнравственных, греховных помыслов и поступков. Именно романтически-религиозные «психики» ввели в психиатрические лечебницы инквизиторский арсенал – с целью перевоспитания пациентов, в то время как прагматичные «соматики» медленно, но неуклонно проводили в своих клиниках режим «нестеснения» (хотя окончательно его удалось ввести только с началом нейролептической эры).

Что касается экспертизы, на основании которой Людвиг был признан недееспособным, то она не раз попадала под огонь критики и даже стала предметом эпического срача полемики в одном из недавних номеров «Nervenarzt». Главной претензией к экспертам является то, что они так и не осмотрели Людвига лично и строили выводы на основе показаний окружающих.

Это, конечно, недостаток существенный, но отнюдь не фатальный. В психиатрии нередко возникают ситуации, когда осмотр (беседа) по каким-то причинам невозможны, но это не избавляет психиатра от необходимости выставить диагноз и дать дальнейшие рекомендации. Вряд ли бы мнительный и подозрительный Людвиг допустил бы к себе комиссию, а допустив, вряд ли бы стал отвечать на ее вопросы. В лучшем случае он запустил бы в профессоров чем-нибудь тяжелым – но эта деталь мало бы что добавило к тому, что уже было известно о короле со слов окружающих людей.

11. Другой вопрос – почему баварские министры так долго спокойно относились к тому, что трон занимает душевнобольной человек, а вот в 1886 году им вдруг стало невтерпеж и они инициировали отстранение короля при помощи психиатров? Душевное здоровье короля резко ухудшилось? Возможно и такое.

Но еще вероятнее, что министры, пользуясь манией короля строить дорогущие помпезные замки, хорошо нагрели руки на их строительстве, а когда государственная казна окончательно опустела и доить ее стало нерентабельно, решили избавиться от беспокойного венценосца, заодно спихнув на его дурость все бюджетные недостачи.

В конце концов, тягу короля к возведению бесполезных сказочных замков можно было бы при желании затормозить и раньше – рамки конституционной монархии вполне это позволяли.

Но министры и придворные предпочитали потакать бедному лунному королю, пока в его казне водились деньги. Неспроста придворный лейб-медик так сказал о королевском окружении: «Эти продажные, мелкие, лживые, рабские натуры только поджигали его и вталкивали его в безумные затраты».

12. Общеизвестно, что дискутировать с психически больным, оспаривать его бредовые убеждения — является делом не только бессмысленным, но и опасным. Однако и потакание психотическим переживаниям и убеждениям пациентов не менее контрпродуктивно. В одном доме престарелых некая бабушка заболела дерматозойным бредом Экбома

– ей мерещилось, что в коже у нее завелись жучки. Чтобы успокоить бабушку, сердобольные, но недалекие медсестрички начали посыпать углы комнаты порошком – мол, не волнуйтесь, милая фрау, вот мы сейчас всех этих гадов потравим. В результате к дерматозойному бреду присоединился бред преследования – бабушка кричала во всю глотку, что медсестры хотят ее отравить и ее посыпают комнату ядом.

Можно себе представить, какой удар по психике бедного Людвига нанесло потакание его аутичным рыцарско-версальским фантазиям. Грань между воображаемым и реальным становилась все более призрачной, временами исчезая совсем. Воображая себя Лоэнгрином, король плавал по озеру в лодочке, сопровождаемый лебедем.

Потом он, чтобы далеко не ходить, велел устроить резервуар с водой и лебедем прямо на плоской крыше дворца. Вроде все хорошо, но вода в импровизированном пруду бесцветна, а должна быть лазуревой – так говориться в легенде! Воду окрашивают медным купоросом, желаемый цвет был найден, только вот купорос разъел металлическую основу резервуара, и лазурная вода ушла с крыши прямо в королевский кабинет. Верные подданные придумали новый способ окраски воды с помощью сложной системы подсветок и зеркал. Король был доволен, но недолго: в легенде на озере есть бурные волны, так подайте их мне сюда!

Были сделаны приспособления для взбаламучивания воды, они работали настолько хорошо, что в один прекрасный день лодку с королем перевернуло. После ледяной ванны ночные прогулки с лебедем прекратились – недаром в психиатрических лечебницах когда-то применяли обливания.

13. Король обожал Париж, однако не мог в нем бывать из-за своего затворничества и боязни людей. Но ведь мечтать не запретишь! Король шел в манеж, садился на коня и часок-другой катался по кругу

. Потом являлся переодетый кондуктором конюх и громко объявлял – остановка Париж, приехали! Но еще проще никуда не ехать, а пригласить желанных гостей к себе. Людвиг приглашал в свои «версальские» замки министров, маршалов, писателей и архитеркоторов эпохи Людовика XIV. Места за столом, предназначенные для гостей, обозначались билетами, туда ставились приборы, и на протяжении обеда король вел с воображаемыми гостями беседы, ностальгируя по старому доброму абсолютизму

14. Он не был бы против собственного, баварского, абсолютизма. Нередко, впадая в гнев на кого-то из министров или придворных, Людвиг громовым голосом отдавал приказ схватить, бросить в тюрьму, заковать в цепи, казнить и т.п.

Чтобы успокоить буйного монарха, ему докладывали, что задание выполнено; к счастью, он никогда не утруждал себя проверками. Какое-то время король на полном серьезе обдумывал возможность ультрароялистского переворота в Баварии. Поняв, что это не пройдет, он посылал доверенных лиц в Гималаи, в Канаду, на Крит, на Кипр и в Крым, дабы отыскать там местечко, которое Людвиг мог бы приобрести в собственность и править там лично, без вмешательства надоедливых министров; оплатить сделку он рассчитывал ИЗ ДЕНЕГ, полученных за продажу баварского королевского титула. Дело не выгорело.

По мере того, как казна истощалась и вообще уходила в минуса под тяжестью долгов, Людвиг стал отыскивать новые способы отъема денег, странные для короля-рыцаря – например, составить из дворцовой прислуги экпроприационные команды и потрясти банки Берлина, Вены и Штутгарта.

15. В повести «Пять экспонатов из музея уголовного розыска» Юрий Кларов ненастойчиво намекает на причастность агентов Людвига к похищению из Москвы кулибинских часов. Обвинение более чем натянутое, основанное на слухах о том, что к пропаже часов были причастные какие-то немцы, а так же на невнятном сообщении сына фон Гуддена, о том, что после трагической гибели короля у него в руках нашли не то часы, не то птичку от часов, вроде бы похожих на кулибинскую работу…

В общем, высосано из пальца достоверность вызывает сомнения. Более достоверна другая легенда – о том, как король подарил золотые часы лакею, которого накануне разругал за неправильно сервированную рыбу.

Вообще, судя по фольклору, характер Людвига, хоть и искаженный патологическим процессом, оставался добрым и великодушным, народ любил лунного короля. На почтовой станции Зеехаупт, где останавливался кортеж, везущий уже низложенного Людвига на заточение в замок Берг, смотрительница фрау Фогль еще долго показывала стакан, из которого пил несчастный король. Сердобольная фрау Фогль положила рядом со стаканом листок со стихами собственного сочинения:

«Ich schätze dieses Glas sehr hoch,
Ein Schatz ist es für mein Haus.
Ein Schatz bleibt es den Enkeln noch,
Mein König trank es aus.
Er nahm daraus den letzten Trank,
Und sagte dreimal Dank.
Und eine Träne fiel hinein
Wie eine Perle fein“

«Я дорого ценю этот стакан,
Это сокровище моего дома.
Оно останется моим внукам.
Мой король пил из него.
Из него он сделал последний глоток
И трижды сказал «Спасибо».
И слеза скатилась вниз,
Как мелкая жемчужина»

16. Хотя глоток, сделанный королем, вовсе не был, как уверяла сентиментальная смотрительница, «последним», однако жить ему и впрямь оставалось недолго. В 18.00 13 июня 1886 года Людвиг в сопровождении фон Гуддена и двух санитаров отправился на прогулку на берег Штарнбергского озера

Обманувшись внешне спокойным поведением своего пациента, фон Гудден отослал санитаров, дальнейшую прогулку они совершали вдвоем. В 23.00 того же дня тела Людвига и фон Гуддена были найдены на дне озера.

По-видимому, Людвиг решил свести счеты с жизнью, доктор пытался ему помешать, в результате завязавшейся борьбы и врач и пациент погибли. Король пал жертвой своего недуга (по статистике, каждый третий шизофреник хотя бы раз в жизни пытается наложить на себя руки), а доктор – своей врачебной ошибки (неверно оценил степень опасности пациента). Увы, от подобных ошибок не застрахованы даже светила.

Внезапная смерть Людвига породила множество конспирологических теорий, разбирать которые можно до бесконечности. Скажу лишь, что, с психиатрической точки зрения, версия самоубийства выглядит если не наиболее убедительной, то, по крайней мере, наименее противоречивой.

Престол был отдан младшему брату Людвига под регентством его дяди Луитпольда. Регентство наследовал сын Луитпольда Людвиг, который в 1913 году добился от парламента низложения слабоумного Отто и короновался Людвигом III. В 1918 его вкупе с другими германскими монархами смела Ноябрьская революция. А в 1919 году над Мюнхеном взвились красные флаги Баварской Советской Республики…

И началось такое, что все забыли о несчастном душевнобольном короле. Возможно, последнем настоящем королем Европы…

А замки, построенные прихотью венценосного больного, по-прежнему радуют глаз и привлекают в Баварию орды туристов. Наверняка те суммы, которые король «выбросил» на их постройку, давно окупились за счет посетителей.

Хотя определенная червоточинка в этих замках все же ощущается. Нет, с архитерктурной, эстетической точки зрения они безупречны. Но им недостает главного – функциональности.

Возводя Нойешванштайн, Людвиг подражал средневековым рыцарским замкам. Эти замки красивы. Но чем? В первую очередь, своей мощью, неприступностью.

Глядя на них, нетрудно представить себе, сколько трупов нужно было бы положить у их стен в случае штурма. Ничего подобного нет в гламурненькой изысканности Нойшванштайна. Оно и понятно – строился он не для защиты. А замок, построенный не для защиты – все равно что блюдо, приготовленное не для еды.

Линдерхоф и Херренкимзее строились в подражание Версалю. Но при строительстве Версаля Людовик XIV стремился провести идею абсолютизма, могущества Франции, неограниченной королевской власти. «Я – король-солнце, а вы все говно», — вещали миру роскошные версальские постройки. И те, кто подражал Версалю в Петергофе и Сан-Суси, делали это не от блажи, а потому что проводили ту же политику, что и Людовик XIV – укрепляли абсолютизм.

Людвиг же Баварский абсолютным монархом не был и быть не мог – у мировой истории на повестке дня стояли совсем другие вопросы. Что до увлечения рыцарской тематикой, то еще за каких-то полстолетия до Людвига оно вполне могло бы иметь практический смысл: наш романтический император Павел, давая приют мальтийским рыцарям и принимая титул их магистра, мог бы при благоприятном стечении обстоятельств приобрести для России первоклассную военно-морскую базу в Средиземном море.

А вот рыцарские увлечения Людвига по практичности и осмысленности не превосходили современные сходки ролевиков.

Впрочем, от короля-луны остались красивые постройки и целые тома красивых и печальных легенд. За это он, безусловно, заслужил благодарность от потомства.
Источник